Удар был профессионально точным и сильным, поэтому Лина тут же потеряла дыхание, ее руки и ноги стали совершенно ватными, и единственное, на что у нее хватило сил, - отвернуться от Вадима. При этом она низко нагнулась, не в силах выпрямиться, и перед Вадимом появилась соблазнительнейшая картинка - узкая талия, плавно переходившая в небольшие, но выпуклые ягодицы.
- Сама рачком встала, - пробормотал Вадим и задрал на Лине белое бальное платье.
Под ним оказались узенькие трусики, которые Вадим порвал одним резким движением, быстро расстегнул брюки и с силой вошел в Лину. Девушка, вскрикнув от боли, попыталась вырваться, но Вадим крепко держал ее за талию и делал тазом резкие движения вперед, вперед, дальше, еще дальше, глубже…
Он зарычал и, сжимая бедра девушки, выгнулся так, чтобы целиком войти в нее. Лина плакала навзрыд и уже не пыталась вырваться. Вадим повалил Лину лицом вниз на полусгнивший самодельный теннисный стол, стоявший за скамейкой…
К этому времени Лина была почти без сознания от боли и шока.
Наконец Вадим удовлетворился и, оставив девушку, застегнул брюки.
Лина - просто класс, приручить бы ее еще… Все они первый раз ломаются, а потом сами пристают. И сделать ее своей любовницей, а эти школьные шлюшки… А куда они денутся!
Лина, уперевшись в стол слабыми руками, встала на ноги и повернулась к Вадиму заплаканным лицом.
- Ну что ты, зайчонок, - приторно произнес он и протянул руку, чтобы отработанным жестом нежно погладить ее по щеке.
Но Лина, собрав все силы, резко оттолкнула его, и, шагнув назад, Вадим попал ногой как раз на валявшуюся на земле бутылку из-под шампанского. Она катнулась под его ступней, и, потеряв равновесие, Вадим начал падать на спину. Темно-синее звездное небо мотнулось перед его глазами, и в голове кто-то оглушительно и протяжно прокричал слово "никогда". В следующий момент его затылок с хрустом ударился об угол валявшегося на земле кирпича, звездное небо погасло, и Вадим отправился в черную бесконечность.
Лина, прижав руки к лицу, смотрела на лежавшего перед ней учителя физкультуры и вдруг заметила, как на его светлых брюках появилось быстро увеличивавшееся темное пятно. Глаза физкультурника были открыты и неподвижно направлены в ночное небо. Она с необычайной ясностью поняла, что произошло.
Физкультурник был мертв, а она… А она - только что изнасилована им.
Он изнасиловал ее…
Изнасиловал…
Лина много раз мечтала о том, как первый раз сделает это… И каждый раз это было с каким-то абстрактным, но любимым человеком, бережным и нежным…
А тут…
Она вытерла слезы, подобрала с земли белые разорванные трусики, купленные специально к выпускному вечеру. Нельзя, чтобы ее тут обнаружили. Что скажут родители, какой удар для них…
Девушка внимательно огляделась, убедилась в том, что вокруг никого нет, и, потихоньку направилась к дому, чтобы привести себя в порядок. Идти ей нужно было всего полтора маленьких квартала, родителей, к счастью, дома не было, так что через двадцать минут Лина уже вернулась в школу.
Никто не знал, чего ей стоило выглядеть так, будто ничего не произошло…
Никто ничего не узнал, труп физкультурника нашли только на следующее утро, Лина осталась вне подозрений, и то, что произошло на школьной баскетбольной площадке, вот уже одиннадцать лет было мрачной тайной ее жизни.
Потом, вспоминая об этом, Лина много раз задавала себе вопрос - убийца ли она? По факту - да. Она толкнула его - он упал и разбил себе голову. Но это ведь можно было рассматривать и как несчастный случай. Однако она осознавала, что в тот момент желала ему именно смерти, и смерти страшной, позорной, поучительной…
Получалось, что она исполнила свое желание.
Значит - все-таки убийца…
А может - и нет…
***
Это воспоминание промелькнуло в мозгу Лины за несколько секунд и, удивляясь сама себе, она улыбнулась и сказала:
- Выпускной вечер… Разве забудешь такое? Посмотрев на Прынцессу, она увидела, что та с совершенно серьезным лицом пристально смотрит на нее.
- А ты помнишь? - спросила Лина, чувствуя, что-то неладное.
- Да, я помню, - Прынцесса криво улыбнулась, - я, между прочим, все помню. Например - как ты танцевала с физкультурником.
- Да, я в тот вечер много танцевала с ним, - кивнула Лина, - но и с другими тоже.
- Но особенно - с ним. А потом вы пошли во двор. В темный школьный двор.
Лина смотрела на Прынцессу, как кролик на удава. Неужели… Не могла же она догадаться, что произошло с Линой много лет назад… или она все видела? Видела и не помогла? Не может быть… Подруга… Эти мысли пронеслись в голове Лины за один миг, пока Прынцесса закуривала новую сигарету.
Прынцесса глубоко затянулась, выпустила дым и продолжила голосом следователя, прижавшего подозреваемого к стене:
- В темный школьный двор. Темнота - друг молодежи, не так ли? Ну, может быть, ты расскажешь мне, как тебе понравился Вадик? Мне он говорил, что не встречал девушки лучше, чем я. А тебе? Ты часто с ним трахалась? А ведь корчила из себя недотрогу! Что скажешь?
- Ну, - у Лины в груди образовался тугой ком, - если ты действительно все видела, то должна знать, что он меня изнасиловал.
- Откуда мне знать? - Прынцесса равнодушно пожала плечами. - Может быть, в этот день у тебя просто не было настроения, и он решил вразумить тебя по-свойски. А?
У Лины упало сердце. Она все видела… видела - и не спасла подругу… Стоило ей хотя бы крикнуть, и Вадим отпустил бы Лину… Но нет…
- Нет, Екатерина, - Лина специально назвала Прынцессу по имени, - он меня изнасиловал.
- Возможно. Но это не оправдывает того, что ты его убила.
- Я не убивала его, - с ненавистью прошептала Лина.
- Докажи!
- То есть как? - удивилась Лина. - Зачем? Она вдруг успокоилась.
- Да и вообще - я не понимаю, о чем ты говоришь, - Лина с трудом взяла себя в руки и даже нашла силы изобразить улыбку, - какой учитель? Какое убийство? Ты, Прынцесса, видать, совсем спятила со своими богатыми мужичками. К доктору пора.
- К доктору, говоришь? Зачем к доктору? Я к следователю пойду.
- И что ты ему скажешь?
- А я не говорить буду, а показывать. Прынцесса подалась вперед и тихо сказала:
- Бутылка. Бутылка из-под полусладкого шампанского. Липкое полусладкое шампанское. И на ней прекрасные отпечатки пальцев. Твои и Вадима. Я тогда видела все и знаю, что он действительно тебя изнасиловал. Но я скажу, что это ты совратила его, а потом специально толкнула. Тебе нужно было выбросить бутылку или вымыть ее, а ты этого не сделала. И вот уже одиннадцать лет эта прекрасная бутылочка хранится у меня, запакованная так, как не пакуют исторические ценности. Все отпечатки на месте, так что будь уверена - ты на крюке. И хрен с него сорвешься.
- Хрен сорвешься… - задумчиво повторила Лина, - да, твой лексикончик сильно изменился за последние десять лет. Хорошо. И что дальше?
- А дальше все просто, - Прынцесса постучала пальцами по столу, - я тут слышала, что твои предки отвалили в Штаты, а квартиру оставили тебе. Так что - если я получу твою квартиру, то сочту это достаточной компенсацией за молчание. И не думай, что я бессердечная кровожадная тварь. Ты не останешься без жилья. У меня есть прекрасная комнатка на Лиговке. Небольшая, четырнадцать метров, но зато на восьмом этаже - потрясающий вид из окна. Правда, без лифта… Но это ничего. Мы же с тобой девушки молодые, что нам восьмой этаж? Так что - совершаем обмен и живем дальше. Спокойно и без проблем.
- Тебе нравится моя квартира? - Лина улыбнулась, и от этой улыбки повеяло холодом. Она внезапно успокоилась и мобилизовалась. - А может быть, тебе понравится могилка где-нибудь на Южном?
- Даже не думай, - ответная улыбка Прынцессы была не менее холодной и ядовитой, - у меня все схвачено. К делу подключены конкретные люди, так что - не рыпайся. Сроку тебе на раздумья - три дня. Люблю, знаешь ли, круглые числа. Например - сто сорок квадратных метров в бельэтаже на Малой Монетной.
Прынцесса встала и сделала несколько шагов от столика, не поворачиваясь к Лине спиной.
- А ведь ты меня боишься, - медленно произнесла Лина, рассматривая Прынцессу так, будто видела ее впервые. - Правильно, бойся.
- Ну и боюсь, - согласилась Прынцесса, медленно отходя от Лины, - те, кто ничего не боится, глупо умирают. Вот и твой Максим…
- Ты знала об этом? - Лина почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.
- Я много чего знаю, - Прынцесса отошла уже метров на десять, - Червонец рассказал. Но я ему пока не рассказала ничего. Учти это.
Она наконец повернулась к Лине спиной и быстро пошла к мосту, перекинутому через канал, отделяющий Крепость от Петроградской.
Лина смотрела ей вслед и не верила, что этот разговор произошел на самом деле. Ей показалось, что Прынцесса сейчас растает в воздухе, а потом появится снова, но уже наяву, и они будут болтать о разном и приятном, и никаких разговоров о квартире, никакого вымогательства не будет, оно только пригрезилось Лине, и все будет хорошо… Если только про то, что произошло в последнее время, допускало такое определение.
Но все было по-настоящему.
Она увидела, как Прынцесса, наступив на камешек, покачнулась, и до Лины донеслось грязное ругательство, привычно произнесенное ее бывшей школьной приятельницей, красавицей и грозой мужчин.
Глава пятнадцатая
НАТЮРМОРТ С МОЗГАМИ
Аркадий сидел на заднем сиденье видавшей виды белой "пятерки" и глазел по сторонам, как колхозник, приехавший в столицу полюбоваться на блага цивилизации. Он всматривался в знакомые виды города, в котором родился и вырос, пытаясь разглядеть в них что-то новое, но нового не было, и Аркадий почувствовал себя обманутым.
Конечно, год, на протяжении которого он жил в Америке, - не срок. Наивно было рассчитывать на очевидные изменения в облике Города, но Аркадий хотел этого, он ждал, что вернется в другую страну, к другим людям, что все изменится каким-то волшебным образом…
Увы, этого не произошло.
***
Там, в Кливленде, застав отца, висевшего посреди комнаты на брючном ремне, Аркадий решил, что с него хватит. Сняв трубку, он позвонил вовсе не в полицию, как намеревался сначала, а в офис такси. Через десять минут перед восьмиэтажным домом, похожим на российские новостройки сразу, остановился потрепанный желтый "Бьюик". Аркадий уселся рядом с водителем и сказал ему по-русски:
- В аэропорт.
Водитель кивнул и ответил с гомельским акцентом:
- Шо, родичей встречать?
- Нет, провожать, - ответил Аркадий и хрипло рассмеялся.
Водитель пожал плечами, и "Бьюик" плавно тронулся с места.
При себе у Аркадия была только небольшая сумка и документы, подтверждавшие его статус, в соответствии с которым он мог в любой момент купить билет и покинуть Соединенные Штаты без всяких формальностей.
В сумке лежали несколько рубашек и старая видеокамера формата "VHS". В кассетном отсеке камеры находился плотно упакованный в несколько слоев полиэтилена героин. Между слоями полиэтилена было обыкновенное подсолнечное масло, и, как выяснилось чуть позже, Аркадий не ошибся в способе маскировки.
Казалось, все способствовало тому, чтобы он беспрепятственно покинул Штаты и приблизился к цели. А целью был, понятное дело, медальон, который сейчас должен был лежать в прихожей под старинным потемневшим зеркалом.
И действительно, оказавшись в просторном зале аэропорта, Аркадий неторопливо подошел к кассам и купил билет на прямой рейс Кливленд - Санкт-Петербург. Посадка уже началась, и, небрежно швырнув сумку на транспортер, потащивший ее в темное чрево сканера, он выложил документы перед негром в темно-синей униформе аэрофлота.
В этот момент с нервным американским мальчиком лет пяти, проходившим через соседнюю стойку, случилась истерика, и он оглушительно завизжал. Негр, державший в руках бумаги Аркадия, вздрогнул и оглянулся. На мониторе в это время проплывала сумка с видеокамерой.
Когда негр снова повернулся к клиенту, раздраженно морщась, сумка уже прошла зону контроля, и, стукнув по паспорту Аркадия печатью, он привычно улыбнулся и пожелал мистеру… э-э-э… Голубицкому счастливого полета.
Мистер Голубицкий кивнул и, закинув сумку на плечо, проследовал на посадку.
"Если бы я был террористом, - подумал он, - вам бы всем кирдык настал".
И стал подниматься по трапу.
***
- Откуда прилетел? - поинтересовался водитель "пятерки", опуская стекло и закуривая вонючую "Яву".
- Из Штатов, - рассеянно отозвался Аркадий.
- И долго там был? - Год.
- А чего вернулся?
- А надоело.
- Во, - кивнул водитель, - все так говорят. Эти американцы - они же отмороженные, правда?
- Правда.
Когда Аркадий вышел из зала прибытия, держа на плече небольшую спортивную сумку, к нему резво подскочил разбитной тип в камуфляжной форме, вертевший в руке автомобильные ключи с брелоком и спросил:
- Куда едем?
- На Петроградскую, - ответил Аркадий.
- Сколько платим?
- Двадцатник долларов. Русских денег нет.
- Двадцатник… Маловато будет, - с сомнением покрутил головой водила.
- Маловато? Прокурор добавит, - ответил Аркадий, подражая герою какого-то советского фильма.
- Ладно, поехали, - сказал водитель, видя, что попытка выжать из клиента побольше провалилась, - только деньги сразу.
- Держи, - усмехнулся Аркадий и протянул водиле мятую двадцатку.
- Слышь, - спросил водитель, объезжая аникушинское долото, торчавшее на въезде в Город, - а правда, негритянки ништяк в постели?
- Ну, я бы не сказал, - Аркадий пожал плечами, - обычные бабы. Не знаю, почему это их так превозносят. Все, что были у меня, - ничем не отличаются от русских баб. Только кожа черная.
- Да-а-а… - разочарованно протянул водила. Он, конечно же, не знал, что Аркадий беспардонным образом врет.
За все то время, которое Аркадий провел в Америке, у него не было ни одной женщины. А все его сексуальные ощущения сводились к мастурбации в ванной после очередной инъекции героина.
- Говоришь, на Малую Монетную? - спросил водила.
- Ага.
- Понятно, - водила посмотрел на часы, - я заеду на заправку?
- Давай.
"Пятерка" резко свернула направо и, бренча подвеской, помчалась по улице Орджоникидзе.
Пока извозчик заправлялся, Аркадий думал о том, как он входит в свою, именно свою, просторную квартиру в старом доме, совсем не похожую на полуказенное жилье, которое американское правительство предоставляет эмигрантам из России.
Он открывает дверь большим, еще довоенным, ключом, входит в полутемную прохладную прихожую, а там…
А там, в хрустальной вазочке, под старинным темным зеркалом, лежит медальон, который скрывает в себе, как твердая желтая папка с ботиночными тесемками, принадлежавшая Остапу Ибрагимовичу Бендер-Бей - пальмы, девушек, голубые экспрессы, синее море, белый пароход…
Поднимаясь по гулкой широкой лестнице, Аркадий представил себе, как войдет в квартиру, и Лина, испугавшись неожиданных звуков в прихожей, завопит: кто там? А он скажет: это я, твой братик!
И они обнимутся и расцелуются, а потом сядут в кухне пить чай, Аркадий расскажет о смерти мамы, а про отца промолчит, будто ничего еще не знает об этом. Они немного погрустят, потом Аркадий спросит, как у нее с Максимом, а потом спокойно заберет медальон и навсегда исчезнет из жизни своей сестры.
Потом он вернется в Кливленд, к Шервуду, и постарается вытрясти из него как можно больше денег…
Аркадий шагнул в полутемную прихожую и, привычно протянув руку назад, закрыл за собой дверь. Потом он, не глядя, задвинул старинную щеколду и усмехнулся - год прошел, а ничего не забылось.
Включив свет, Аркадий прислушался, но в квартире было тихо. Совсем тихо, так, как бывает, когда дома никого нет. "Вот и хорошо, - подумал он, - может, оно и к лучшему". Шагнув к зеркалу, он пошарил в вазочке, но медальона там не было.
"Наверное, Лина нацепила его на себя, - с раздражением подумал Аркадий, - не знает, дура, чего на самом деле стоит эта вещица. А вдруг она продала медальон? Или потеряла его?"
От этой мысли Аркадия неожиданно пробил озноб, и он вспомнил о том, что давно настало время вмазаться. Он прошел в спальню и, открыв аптечку, так и стоявшую на старом комоде, нашел в ней купленные два года назад одноразовые шприцы. Тогда он делал уколы их собаке, она была больна. Уколы не помогли, дворняжка, которой было одиннадцать лет, благополучно околела, а шприцы остались.
Сев на иглу, Аркадий специально не трогал их, особенно после того, как увидел, что мать пересчитывает шприцы, пытаясь догадаться, наркоман Аркадий или нет. А теперь они пришлись весьма кстати.
Выйдя в кухню, Аркадий положил на стол видеокамеру и осторожно распаковал героин. Измазавшись подсолнечным маслом, он, однако, сумел уберечь от этой участи драгоценный белый порошок и переложил его в другой, сухой пакет.
Потом он быстро приготовил дозу и сделал себе укол. Посмотрев на часы, он увидел, что уже половина первого. В Кливленде в это время была половина пятого утра. Майкл Шервуд наверняка дрых, видя во сне медальон своего папаши, а Чарли Мясник… Он, наверное, еще даже не начал гнить.
Волна прихода, мощно прокатившись по всему телу, наполнила Аркадия ощущением благополучия и уверенности, и он подумал, что медальон наверняка никуда не делся, просто Линка переложила его в другое место. Устраивать в квартире обыск Аркадию не хотелось, и он решил просто пойти побродить по городу.
И то сказать - целый год дома не был!
Да и деньги сейчас имелись, можно было посмотреть на российскую жизнь глазами богатого человека.
Приготовив еще одну дозу и вытянув ее в шприц, Аркадий сделал трубочку из обложки старого журнала и, аккуратно засунув в нее полный шприц, спрятал его за пазуху. Теперь, если ему захочется, он сможет зайти в любой сортир и сделать себе укол. Еще один маленький сверточек с парой доз он засунул в носок, а основной пакет с героином убрал в свой старый тайник - за находившуюся под самым потолком чугунную дверцу дымохода, который давно не работал.
Выйдя на лестницу, Аркадий захлопнул за собой дверь, и по подъезду пронеслось знакомое эхо. Улыбнувшись, он стал неторопливо спускаться по стертым ступеням.
"Интересно, а где сейчас сестричка?" - подумалось ему…