***
Прынцесса скрылась за поворотом кирпичной стены, и я, машинально достав сигарету, задумчиво замерла с зажигалкой в руке.
Что же делать?
Ответа на этот вопрос не было, и, вздохнув, я прикурила. На колокольне в этот момент раздались удары колокола, и, подняв голову, я увидела, что петропавловские куранты показывают половину первого.
Нужно было идти в ОВИР, но разговор с Прынцессой совершенно выбил меня из колеи, и я решила просто пойти домой, чтобы спокойно обдумать, что же такое произошло в моей жизни. Я не понимала, какое из правил жизненной игры я нарушила, и почему на меня, как картошка из мешка, посыпались несчастья и проблемы.
Может быть, просто на смену белой полосе пришла черная? А может быть, все это просто цена счастья и любви, которые были со мною целый бесконечный и одновременно мимолетный год? Или кто-то на небесах решил посмотреть - а как я буду вести себя в такой ситуации? Красивая, умная, счастливая…
А давай-ка покувыркайся теперь по-другому!
И я кувыркаюсь.
Ну что же… Кувыркаться так кувыркаться.
Судьба решила направить меня по дороге, вдоль которой лежат мертвые, - ладно. Конечно, в этом нет ничего хорошего, но я постараюсь пройти по этой дороге достойно, и, возможно, тот, кто распоряжается моей судьбой, передумает. Решит, что с меня достаточно, и мир снова засияет для меня радостными красками жизни.
Мертвецы окружают меня молчаливой толпой…
Сексуальный маньяк-физкультурник, мой любимый человек Максим, бандитская подстилка Бастинда, трое бандитов в моей собственной квартире и, наконец, - мама, которую - и это попросту не умещалось в голове - убили американские гангстеры.
Мамочка… Наверное, это и хорошо, что я не увижу тебя мертвой. Когда я прилечу в Штаты, все будет закончено, и о тебе будет напоминать только аккуратный могильный холмик. У них там, в Штатах, кладбища аккуратные, я видела в фильмах…
И я всегда буду видеть тебя веселой и жизнерадостной.
А мой Макс…
Я снова представила себе последние секунды его жизни. Вот он стоит на сцене, весь еще наполненный той прекрасной музыкой, которую они играли весь вечер. Вот к сцене подходит пьяный бандит, который хочет, чтобы ему сыграли какую-то там бандитскую "Мурку" или что-то подобное. Вот Максим раздраженно отвечает ему, что музыки не будет, а в это время…
А в это время в небесных песочных часах, которые отмеряют его жизнь, падает последняя одинокая песчинка. Бандит вынимает пистолет, выстрел - и Максим, наверное, так и не поняв, что случилось, падает мертвым. Пуля попала прямо в сердце, патологоанатом сказал мне потом, что смерть наступила мгновенно, и Максим даже не почувствовал боли…
И все.
И теперь я осталась совсем одна, и у меня есть дело.
Дело, которое совершенно не подходит женщине, а тем более - такой женщине, как я, но, кроме меня, сделать это некому…
Месть.
Я должна найти и убить Червонца.
И сделать это так, чтобы он понял, за что я забираю его жизнь.
Я должна видеть его лицо, и я скажу ему, что он умрет за то, что походя убил хорошего человека.
Моего любимого человека.
Я убью его.
Как - пока не знаю, но жить ему осталось недолго.
За такими невеселыми мыслями я незаметно добрела до дома и, шаркая по ступеням, как столетняя старуха, начала подниматься на свой этаж. Открыв дверь, я почувствовала в квартире запах незнакомого табака, а кроме того, еще какой-то едва уловимый сладковатый аромат.
Та-ак…
Снова-здорово!
Опять, что ли, гости пожаловали?
Я распахнула дверь, но войти в квартиру не спешила. Вдруг меня ждет ловушка? Замерев на пороге, я внимательно прислушивалась. В квартире было тихо, но это ничего не значило.
Возможно, тот, кто дожидается меня, услышал звук открывающейся двери и тоже замер, готовясь наброситься на слабую женщину.
Наверное, все живые существа, которые есть на земле, связаны общими инстинктами и способностями. Я поняла это, когда заметила, что медленно вхожу в квартиру, продвигаясь по несколько сантиметров за одно медленное и плавное движение. Я видела однажды в зоопарке, как здоровенная змея так же осторожно и незаметно приближалась к ничего не подозревавшему кролику, а потом, когда растояние между ней и жертвой сократилось до минимума, сделала молниеносный бросок, и кролик оказался плотно запакован в мускулистые кольца.
Понятное дело, если я увижу того, кто меня ждет, я брошусь не на него, а вовсе даже в другую сторону - на лестницу, откуда пришла. Мои мышцы были напряжены, сердце стучало часто и сильно, и я была готова дать деру в любую секунду.
В прихожей стояла импортная веревочная швабра, и я осторожно и бесшумно отвинтила от нее легкую пластмассовую ручку длиною метра полтора. Протянув эту палку перед собой, я толкнула ею дверь кухни, и она медленно открылась.
В кухне было пусто.
В туалете и ванной - тоже никого.
Осмелев, я осторожно открыла дверь в спальню - пусто.
В гостиной и папином кабинете - тоже.
Оставалась только мамина комната. Собравшись с духом, я сильно толкнула дверь, она распахнулась, и я с облегчением перевела дух. В квартире, кроме меня, не было никогошеньки.
Громко и смело топая, я вышла в прихожую и заперла дверь на лестницу.
Пройдя в кухню, я зажгла газ, поставила на него полный чайник, и только теперь заметила в пепельнице несколько чужих окурков.
Во мне проснулся дух Шерлока Холмса, и я внимательно осмотрела кухню.
Первое, что бросились мне в глаза, - старая сумка Аркадия, которая валялась на стуле, стоявшем за столом у окна.
Я почувствовала такое облегчение, будто только что закатила в гору сизифов камушек и отпустила его катиться вниз ко всем чертям.
Аркашка!
Вот ведь скотина скотская!
Мог бы и записку в прихожей оставить - дескать, я приехал и пошел гулять. И тогда я не изображала бы из себя суперагента из второсортного американского боевика, не кралась бы на цыпочках, затаив дыхание, не развинчивала бы швабру.
Аркашка приехал…
Может быть, его вылечили, подумала я, и тут мой взгляд упал на мусорное ведро. Там лежали скомканные и измазанные чем-то масляным полиэтиленовые пакеты, и из одного из них торчала какая-то знакомая пластиковая штучка.
Нагнувшись, я осторожно, чтобы не запачкаться, вытащила из смятого пакета эту штучку, и моя радость по поводу неожиданного возвращения брата угасла, как костер, в который вылили полное ведро воды.
Это был одноразовый шприц.
А тот едва заметный специфический запах, который я почувствовала, войдя в квартиру - теперь я узнала его. Однажды на студенческой вечеринке ребята кололись героином, и там пахло точно так же. Я, понятное дело, отказалась составить им компанию, но запах запомнился, и теперь я поняла, что Аркадий делал на кухне, прежде чем уйти.
Вот тебе и вылечился…
Я вздохнула и выключила начавший свистеть чайник.
Налив себе полную чашку кипятка, я положила туда чайную ложку "Нескафе Голд", подумала и положила еще одну. Взяв пепельницу и чашку с кофе, я прошла в гостиную, поставила все это на журнальный столик, включила телевизор и упала на диван.
Мне нужно было подумать, и подумать хорошо.
Я должна была сделать свое дело. Месть…
***
Аркадий шел по Каменноостровскому проспекту и чувствовал себя американским миллионером, приехавшим посмотреть на убогую жизнь русских дикарей, хлебающих щи лаптем и не знающих ничего слаще морковки.
Хорошая доза героина сделала его уверенным и благодушным, доллары, лежавшие в кармане джинсов, обещали исполнить любое мимолетное желание, а кредитная карта "Виза" в бумажнике наполняла его чувством собственного достоинства.
Снисходительно глазея по сторонам и с каждым шагом убеждаясь, что в этой стране ровным счетом ничего не изменилось, Аркадий, сам того не замечая, дошел до "Петроградской". Справа открылся сквер, в котором обычно тусовались наркоманы, продавая друг другу сомнительные снадобья, способные раскрасить их убогую жизнь фальшивыми, но яркими красками.
Ноги сами повернули с проспекта, и через полминуты Аркадий подошел к скамейке, на которой, как и год назад, будто и не сходил с места, сидел Андрюха Афанасьев по кликухе Сектант.
Сектанту было плохо.
Увидев подошедшего Аркадия, он слабо улыбнулся и сказал:
- Привет… Вмазаться есть?
Аркадий внимательно посмотрел на него и спросил:
- А что?
- Ломает… Ноги от земли отрываются. Кивнув, Аркадий с пониманием заметил:
- Знакомое ощущение. И еще кажется, что вот-вот язык проглотишь.
- Ага…
Аркадию стало жалко страдающего братка, и он, подумав, что вполне может поделиться с Сектантом тем героином, который лежал в носке, спросил:
- Деньги есть?
- Как раз на дозу и есть, - тоскливо ответил Сектант, - вот сижу уже второй час, а Шнифт все не идет. Обещал в одиннадцать принести, а уже почти час, и его все нету. Ой, блин, как мне херово…
- Ладно, - Аркадий почувствовал себя благодетелем, - у меня тут есть малехо…
- Правда? - обрадовался Сектант.
- Правда. Из самой Америки привез.
Аркадий присел на скамейку рядом с Сектантом и, оглядевшись, достал из носка сверточек с героином. Развернув его, он показал порошок Сектанту и сказал:
- Настоящий, не то что наше фуфло. Сектант зыркнул по сторонам и зашипел:
- Убери, а то увидит кто-нибудь! Сейчас с этим знаешь как строго стало - повяжут, и все дела.
- Да ладно тебе, - засмеялся Аркадий, - прямо кто-то ждет, чтобы повязать бедного Сектанта на ломках!
Однако пакетик свернул и убрал в носок.
- Кто тут тебя повяжет? - спросил он. - Кому ты нужен? Вот в Америке - другое дело. Там, если берутся за что-то…
Как происходят дела в Америке, Аркадий рассказать не успел.
Из соседней аллеи неожиданно выскочила ментовская "шестерка" с работающей мигалкой, а с другой стороны - микроавтобус "Форд".
Подняв тучу пыли, обе машины резко остановились в нескольких метрах от скамейки, на которой сидели дружки-наркоты, их двери распахнулись, и из "шестерки" полезли омоновцы в касках и камуфляже, а из "Форда" выскочил шустрый телеоператор, который сразу же направил объектив на Аркадия и Сектанта.
Сектант оцепенел и не двинулся с места, а Аркадий, действия которого подстегивала хорошая доза героина, сорвался со скамьи и бросился бежать в сторону Карповки. Один из омоновцев подскочил к Сектанту и, повалив его на землю лицом вниз, наступил ногой на худую спину наркомана. Остальные трое погнались за Аркадием, подбадривая себя криками "стоять", "лежать", "руки за голову" и прочими категоричными командами.
Аркадию стало смешно и весело.
Они хотят поймать его - пусть попробуют.
Он упорхнет от них, как птичка. Он знает все проходняки, все секреты, а главное - сквозной подъезд, дверь которого закрывается на щеколду с той стороны, где он скроется от этих тупых догоняльщиков в масках.
Мельком оглянувшись, он увидел, что трое спецназовцев уверенно скачут за ним, выкрикивая грозные слова, а в нескольких метрах позади них, не переставая снимать, несется телеоператор. Отлично, подумал Аркадий, пусть он снимет их позорное фиаско. А если его даже поймают, у него есть деньги, и он откупится.
Аркадию не приходилось еще откупаться от ОМОНа, но он был уверен, что это происходит так же легко, как и прочие незаконные финансовые операции. Дал денег - и пошел себе.
Наконец впереди показалась знакомая подворотня.
Свернуть в нее, заскочить в дальний подъезд и закрыть за собой дверь на щеколду. А потом спокойно выйти на соседнюю улицу. Все это займет не более нескольких секунд, думал Аркадий, резко сворачивая в подворотню.
Но тут его везение неожиданно кончилось.
Въезд во двор оказался закрыт большим деревянным щитом, сколоченным из нестроганых досок. Забавное приключение обернулось опасной ловушкой. Оттолкнувшись руками от дощатой преграды и занозив при этом ладонь, Аркадий помчался дальше. За спиной слышались топот и тяжелое дыхание преследователей.
Надежда на легкий и быстрый выигрыш растаяла, и Аркадию стало страшно.
Сейчас эти грубые и сильные мужики повалят его на асфальт и начнут бить ногами. Они всегда делают так, если ловят беглеца. А потом - камера, зэки, допросы… А если не удастся откупиться?
Перед Аркадием вдруг мелькнул призрак благополучной Америки.
И зачем он сорвался оттуда… Скорее бы вернуться…
Из парикмахерской на набережной Карповки вышла пятидесятилетняя мамзель с только что сделанной "халой" на голове.
Аркадий налетел на нее и сбил с ног.
И тут же в его голове родился спасительный план.
Он рванулся в дверь парикмахерской и закричал:
- Где черный ход?
- Здесь нет никакого черного хода, - удивленно ответил пожилой лысый еврей, бривший шею клиенту, черноволосому мужчине кавказской национальности.
В дверях послышался грохот, и, оглянувшись, Аркадий увидел двоих омоновцев.
Подскочив к парикмахеру, Аркадий выхватил у него опасную бритву, развернул вертящееся кресло спинкой к себе и приставил бритву к горлу клиента. Тот только хрюкнул и напряженно замер.
Омоновцы, ворвавшиеся в парикмахерскую, остановились, и тут же в дверях показался телеоператор, который направил объектив на Аркадия. На лице оператора был написан восторг.
За его спиной образовался запыхавшийся помощник с сумкой на плече и микрофоном в руке. Посмотрев в сумку, он повернул в ней что-то, потом направил микрофон в сторону Аркадия и замер. Наступила тишина.
Реальность повернулась к Аркадию жестоким лицом, но он не увидел этого.
Героин исказил картину мира, и Аркадий, не понимая этого, решил поступить так же, как поступали до него многие другие, когда оказывались в безвыходном положении. Он не верил, что выхода нет, и твердо рассчитывал на то, что его требования будут удовлетворены.
- Слушать меня, - металлическим, как ему показалось, голосом, сказал он, - сейчас я буду говорить, а вы будете слушать. И если вы не сделаете того, о чем я скажу, я перережу ему горло.
И он прижал бритву к горлу брюнета. Тот пискнул, и под лезвием бритвы показалась капелька крови.
- Автобус с завешенными окнами, - начал уверенно диктовать Аркадий, - триста тысяч долларов и самолет "Ил-86". С полным баком.
- Адиет… - пробормотал лысый парикмахер, бочком отодвигаясь к выходу.
- А ты заткнись, - повернулся в нему Аркадий, - хочешь, я перережу ему глотку? Хочешь?
И, скорчив дикую гримасу, он прижал бритву к шее брюнета чуть сильнее.
Показалось еще несколько капель крови, и парикмахер, подняв руки, завопил:
- Я уже ничего не хочу! Я уже ухожу!
И выскочил на улицу.
Телеоператор нажал на кнопку, и Аркадий увидел, как в направленном на него объективе задвигались большие, отливавшие фиолетом линзы.
Телевизионщик дал крупный план, а репортер за его спиной тихо заговорил в микрофон.