Ужин стражей порядка был скромным - две бутылки водки, полбуханки хлеба и селедка холодного копчения. Все это было успешно конфисковано Животом в ближайшем "Гастрономе". Прием пищи проходил в благоговейной тишине, изредка прерываемой необходимыми служебными репликами:
- Подставляй стаканы, мужики!
- Рыбку-то, рыбку ешь, хороша рыбка!
- Ну что, еще по одной?
- Да, - вставлял время от времени Сивомеринов.
Сидевшая в "обезьяннике" задержанная Акулина Голубицкая слушала эти разговоры и думала о том, что сейчас мужики выпьют, подобреют и отпустят ее восвояси, потому что держать ее здесь абсолютно не за что. Сплошное неприятное недоразумение, еще пять - десять минут - и она свободна. А порошок, найденный в ее сумке, оказался там совершенно случайно, скорее всего, это просто тальк… Зачем-то сунула его в сумку… После похорон Максима у нее такое случается - делает что-то абсолютно бездумно, механически, а потом не помнит… Это все потому, что все ее мысли сосредоточены на одном - мести. Мести подонку Червонцу… Уже несколько месяцев прошло, а боль не утихает… Она знает, что если убьет Червонца, ей станет легче… Но как к нему подобраться? Ей известно, где он живет, в каких местах бывает, но толку-то? Охрана у него работает на совесть. Она знает, где взять пистолет, и стрелять она умеет, не зря много лет ходила в тир. Что же делать?.. Мысли Лины, как всегда, крутились вокруг планов мести…
- Так, выпили, покурили, теперь - за дело, - Самцов потер большие, жирные от селедки ладони и заговорщицки подмигнул собутыльникам.
Сержант Камень распахнул решетку "обезьянника", и Лина, стараясь не зацепиться за грязный железный косяк, вышла в коридор.
- Дайте-ка вашу ручку, мадемуазель! - настроение у Самцова было прекрасным и хотелось растянуть удовольствие. - Я, мадемуазель, немножко хиромант и могу читать судьбу по линиям руки. Дайте вашу ладонь и я расскажу все, что было, что будет, что звезды говорят.
Лина неуверенно подала правую руку.
- Тэк-с… Ой-ой-ой, - притворно запричитал Самцов, - как нехорошо жизнь-то складывается! Больше скажу, хреново! Никому бы такой судьбы не пожелал! Гляди, Камень, что линии говорят!
Камень тоже склонился над рукой девушки и провел по ней грязным ногтем.
- Ты видишь ведь, видишь!
- Ой, хреново!
- Да, - на всякий случай сказал Сивомеринов, сидевший за столом.
- Даже и не знаю, как вам это сказать, девушка, - с трогательным сочувствием в голосе произнес Самцов, - много чего вас ждет впереди - и дорога дальняя, и дом казенный, и большая любовь в этом самом казенном доме. Вам же не приходилось пока срок тянуть, или, как мы, юристы, говорим - отбывать наказание? Нет? Тогда вы не знаете, что это такое - женская колония! Даже я этого не знаю, но слышал, и видел девушек, которые оттуда вернулись. Сидели-то всего года два, или три, как и вы будете сидеть, а вернулись - смотреть страшно…
Самцов задумался, прикурил от услужливо поданной зажигалки.
- Простите, вы сказали - мне грозит два или три года, - удивилась Лина, - но за что?
- За что? - поразился Самцов и от возмущения даже выронил сигарету. - За что! У вас же обнаружены наркотики, девушка, вы не забыли? Вон, сержант Сивомеринов "Акт изъятия" пишет!
- Да, - подтвердил Сивомеринов и взялся за ручку.
- Ноя…
- Понимаю, девушка, очень хорошо понимаю, - прервал ее Самцов, - я не первый год служу в органах внутренних дел и занимал, между нами, гораздо более высокие посты. Но, знаете, я мягкий человек, уступчивый, легко вхожу в положение нечаянно оступившихся людей. Если бы вы знали, сколько человек благодаря мне избежали жестокой тюремной школы! Скольким я помог встать на путь исправления! Люди до сих пор пишут письма, благодарят… Но - злопыхатели, завистники - они есть везде… Донос, поклеп, подметное письмо - и вот я сержант. Но, - Самцов поднял все еще дымившуюся сигарету, - но дух мой не сломлен! Я продолжаю, по мере сил, помогать людям, особенно таким, как вы, впервые вставшим на стезю порока. Поэтому, скажу прямо, у вас есть шанс избежать наказания, пусть справедливого, но, как бы сказать, несвоевременного!
- Вам нужны деньги? - прямо спросила Лина.
- Боже мой! Как люди вульгарны и… - Самцов замолк, пытаясь подобрать слово.
- Да, - на всякий случай сказал Сивомеринов.
- Да и еще раз - да! Мы, девушка, не мздоимцы, мы слуги закона и стоим на его страже!
- Тогда чего же вы хотите? - Немножко любви, участия, нежности! Каждому!..
Когда до Лины дошел смысл сказанного, она содрогнулась, оглядела милицейские лица с жадно блестящими сальными глазами, и приступ тошноты подкатил к горлу. Она несколько раз глубоко вздохнула.
- Могу вас огорчить, господа милиционеры, у меня… - она замялась, - обычное женское.
- Месячные, что ли? - уточнил Самцов. Она кивнула.
- Да-а, - разочарованно протянул Сивомеринов.
- Ну, это не беда, - первым нашелся Самцов, - мы же знаем, что секс разнообразен и прекрасен именно своим разнообразием. Не так ли, дорогая?
Лина поморщилась, ее начала трясти неприятная, злая лихорадка.
Она не знала, что сказать, и промолчала.
- Молчание - знак согласия, - резюмировал Самцов. - Тогда не будем терять времени. Надеюсь, голубушка, что слово "минет" вам знакомо не только по словарю. Я, как старший по званию, обладаю правом первой ночи, а потом - все остальные, спокойно, не спеша, с расстановкой. Двух раз нам хватит, господа сержанты?
- Да, - ответил за всех Сивомеринов.
- Вот видите, девушка, всего-то по два раза каждому, и вы свободны, меч правосудия больше не висит над вашей очаровательной рыжей головкой! Согласитесь, мизерная плата за волшебное слово "свобода"!
- Да вы с ума сошли! - воскликнула Лина, все еще не веря, что это происходит с ней на самом деле.
- Ничего подобного, - с достоинством ответил Самцов, - мы в полном умственном здравии. Иначе не работали бы в органах внутренних дел. Так что - пройдемте в опочивальню.
И он начал подталкивать Лину к раскрытой двери в соседнее помещение.
Никакой опочивальни там, понятное дело, не было, но поскольку сексуальное обслуживание милиционеров происходило обычно именно в этой маленькой и грязной комнате без окон, ее называли опочивальней.
Лина слабо сопротивлялась, но Самцов уверенно теснил ее корпусом, по опыту зная, что все они вот так сопротивляются поначалу, а потом раскидывают ноги за милую душу или делают минет, ничем не уступая профессиональным уличным проституткам, которых милиционеры тоже не обделяли своим вниманием.
Но проститутки частенько бывали заняты, да и не очень-то интересно трахать равнодушную, готовую ко всему потасканную девку. То ли дело - ошарашенная неожиданной ситуацией чистенькая, хорошо одетая девушка…
Затолкав Лину в соседнюю комнату, Самцов не стал закрывать дверь, потому что знал, что звуковое сопровождение было подчас не менее занимательным и сильно возбуждало дожидающихся своей очереди ментов.
Все притихли, приготовившись послушать завлекательный саундтрек, и тут из опочивальни, где Самцов уединился с задержанной, раздался дикий мужской вопль.
- Эко его пробрало! - позавидовал сержант Камень.
- Да-а, - протяжно, с оттенком грусти, сказал Сивомеринов, и неожиданно для всех добавил: -уж…
- А-а-а! - продолжал выражать страсть Самцов. - А-а-а, су-у-ка!
- Ругается, - заметил Живот.
- Хорошо, должно быть! - продолжал завидовать Камень.
- О-о-о, бля! - простонал Самцов, и в его голосе прозвучала настоящая боль.
Сержанты, как по команде, разом вскочили и бросились к распахнутой двери, за которой происходило таинство мимолетной любви.
Самцов стоял посреди комнаты, прижимая руки к лицу, между пальцами сочилась кровь, а рыжая красотка, оскалившись, прижалась спиной к стене, выставив перед собой, как шпагу, окровавленную шариковую ручку.
- Мудаки, врача, больно же! - простонал Самцов сквозь пальцы. - Живот, аптечку! Мерин, врача быстро, 03!
- Да-да-да, - затараторил Сивомеринов и схватился за телефонную трубку.
Примчался Живот с аптечкой и высыпал ее содержимое на стол.
Сивомеринов нашел, что надо, и ловко сделал противошоковый укол. До прихода в милицию он был прапорщиком-контрактником, прошел "горячие точки" и немало сделанных им уколов облегчили страдания бойцов.
- Она, сука, ручкой мне в глаз ткнула, - хрипло простонал Самцов, - глаз выколола, падла!
Живот, не размахиваясь, двинул Лину в живот, а потом ловко затолкал ее в "обезьянник".
- Ну, сучара, - прошипел он, - подожди. Сейчас мы заняты, а потом разберемся с тобой как следует. Мало не покажется.
Через некоторое время за окном надрывно завыла сирена, скрипнули тормоза и в дежурную часть 685-го отделения милиции вошли люди в белых халатах.
- Где больной? - поинтересовался мужчина с саквояжем в руках.
Самцов протяжно застонал.
- Где больной? - повторил врач, не глядя на Самцова.
- Доктор, вот же он, - Камень показал на стонущего Самцова.
- Так-так, - врач прошел в помещение дежурки и уселся за стол. - За лицо держится… его ударили?
- У него травма, доктор, ему срочно в больницу надо!
- Я понимаю, - врач разложил чистые бланки и приготовился записывать. - Какие-нибудь лекарства давали больному? Обильное питье? Клизму ставили?
- У него травма, - почти крикнул Камень, - истечет же кровью.
- Обильное кровотечение, - записал доктор на бланке. - Фельдшер, займитесь!
Фельдшер нагнулся над стонущим Самцовым и с трудом разжал его руки.
- Глаза как не было, - сказал он, осмотрев окровавленное лицо Самцова.
- Вот как! - Доктор выбрался из-за стола и подошел ближе. - Действительно! И как же вас угораздило?
- Производственная травма, - коротко объяснил Камень.
- Понимаю, "наша служба и опасна и трудна"! Хорошо…
- Да что хорошего-то! - завопил Самцов. - Человек глаза лишился, а он говорит - хорошо!
- Вы не беспокойтесь, - сказал доктор, - сейчас в больничку поедем, а там уже видно будет.
- Видно будет… - пробормотал Самцов, прикладывая к ране большой марлевый тампон, выданный ему фельдшером, - одним глазом, бля, будет, пожалуй, видно…
- А с этой-то что делать? - тихо спросил Камень, нагнувшись к Самцову.
- Оставьте ее, она моя, - сквозь зубы прошептал Самцов.
Старший сержант Сивомеринов взял со стола связку ключей и незаметно убрал ее в карман.
В это время в дверях показался водитель и спросил:
- Ну что, поехали?
- Поехали, - согласился доктор и закрыл саквояж.
- Хреново, да? - участливо спросил у Самцова Живот.
Тот зло выматерился и ответил:
- Не, бля, хорошо, бля! Бабу не трожьте, пусть меня дожидается, я ей устрою…
Он громко застонал и вышел вслед за доктором.
Фельдшер заботливо поддерживал его под локоток.
- Куда Живот подевался? - спросил сержант Камень у Сивомеринова, когда все ушли.
- За водкой пошел, - хмуро сказал тот и заботливо потрогал ключи в кармане.
- Разговорился ты сегодня, Мерин! - пошутил Камень.
- Я тебе не Мерин, - недобро ответил Сивомеринов, - меня Степан Петрович зовут, я по званию и годами постарше тебя буду, а сейчас я исполняю обязанности дежурного и по должностной инструкции - старший человек в отделении. Ты, Камень, это имей в виду и слова при мне аккуратно произноси, а то я и пасть порвать могу!
- Ты чего, Me… Степан Петрович?..
Но тут вовремя вернулся Живот и мрачно поставил на стол две бутылки водки.
- В магазине уже знают! Сволочи! Теперь по округе пойдет!
Он открыл бутылку и сделал большой жадный глоток из горлышка.
- Помянем Сэма, мужики!
- Ты чего говоришь, про живого-то человека?!
- Сейчас живой, а что завтра будет? Гангрена, общее заражение, смерть! Крови потерял - море, глаза - нет… Из-за этой сучки мужик половины зрения лишился, а она что - сидит блох гоняет, как ни при чем? Давай ключи, Мерин…
- Степан Петрович, - вполголоса поправил тот.
- Что?.. Ну да, Степан Петрович! Ключи дайте, пожалуйста! Я из суки сучий фарш делать буду!
- Не дам, - спокойно сказал Сивомеринов, - и ключей не дам, и до утра мы ее пальцем не тронем.
- Почему? - в один голос возмущенно спросили милиционеры.
- Потому! Подумайте, сами поймете! И давайте-ка с водкой в раздевалку, не ровен час зайдет кто.
Камень и Живот послушно ушли, а Степан Петрович Сивомеринов достал из кармана пачку "Беломора" и начал рассматривать географическую карту на ней.
***
Лина сидела на краешке деревянной скамьи, которая называлась, кажется, нары, и мучительно пыталась думать о том, что ее ждет.
Усатый спокойный милиционер сказал, что до утра она просидит в камере, похоже, ему можно верить - он большой и спокойный, в нем нет той звериной страсти, как в глазах остальных. Но почти каждую неделю сообщают об очередной жертве распоясавшихся милиционеров - два дня назад, например, по телевизору рассказали, что в метро сержант транспортной милиции забил насмерть студента. Ни за что забил, за кривой взгляд или неловкое слово.
А она… Стало страшно.
Что она может сделать против четырех здоровенных мужиков? А если их больше, и там, в молчаливых этажах милицейского дома прячутся еще крепкие вооруженные люди… Но усатый обещал продержать ее до утра, а утром придет милицейское начальство, она все расскажет, объяснит, и ее отпустят, она в конце концов вызовет адвоката, в Америке отпускают под залог, может быть, им нужны деньги, у нее есть, можно занять, в конце концов…
Лина вздрогнула - к решетке "обезьянника" неслышно, как зверь, подошел милиционер. Маленький, в мятой сержантской форме, он подошел к решетке и сразу же уцепился за нее, чтобы было легче стоять.
- Ну что? - спросил Камень, поудобнее взявшись за прутья решетки. - Сидишь, балдеешь? Сиди пока, привыкай к нарам, теперь долго не слезешь!
Он ловко, не вынимая папиросы, сплюнул на каменный пол камеры.
- Мерину, Степану Петровичу, спасибо скажи, а когда выйдешь - свечку поставь! Если бы не он - тебя бы сейчас собаки бездомные жрали, и был бы им, собакам, праздник. А так получается, что праздник у тебя, у суки! Не позволил нам Мерин, Степан Петрович, привести приговор в исполнение. Или ты, сука, думаешь, что тебе все с рук сойдет? Ты молодая, красивая, образованная - тебе все можно. А мы, значит - менты, быдло, скотина двуногая; выколола им глаза и пошла гулять дальше, цветочки, бля, нюхать? Хрен тебе!
Камень просунул руку сквозь прутья решетки и резко согнул ее в локте.
- Хрен тебе в грызло! - продолжил он свою декларацию. - Надо было тебя замочить и на помойку к собакам выбросить, потому что там твое место - среди собак, а не среди людей. Но мы сделаем по-другому.
Камень оторвался от решетки, покачнулся, полез в карман за спичками.
- Мы - люди правоохранительные, поэтому сделаем все по закону, но от этого тебе будет совсем плохо! - Камень хрипло рассмеялся. - Завтра утром придет начальник отделения и совершенно официально оформит твое задержание. А после мы оформим твой арест, тоже по всем правилам, с санкцией судьи. Комар носа не подточит! И заведут на тебя, сучка, уголовное дело по двум статьям Уголовного кодекса. Нанесение тяжких телесных повреждений сотруднику правоохранительных органов, находящемуся при исполнении им служебных обязанностей. Это, сучка, до пятнадцати лет. И хранение наркотических средств в количествах, предполагающих их распространение. Это, падаль ты драная, еще на червончик потянет. В общем, мало тебе не будет. И все - по закону, заметь, по закону! Ни один, этот, как его - гаагский суд не докопается. На тебе - ни синячка, ни царапинки, тебя пальцем никто не тронул, а ты, тварь, ни с того ни с сего на правоохранителя набросилась и выколола ему глаз! Европа содрогнется от твоей немыслимой жестокости. Я пойду, у меня водка греется, а ты прикинь - какие у тебя перспективы на ближние пятнадцать лет, и каково тебе будет среди ковырялок на зоне париться!
Камень выплюнул папироску и вразвалку, руки в карманах, отошел от камеры, оставив Лину наедине с ее страшными мыслями…
Глава девятая
РЫЦАРЬ НА БЕЛОМ "МЕРИНЕ"
Пятеро братков, не доверяя страшноватому маленькому лифту, висевшему в тесной сетчатой шахте, поднимались по широченной лестнице со стертыми ступенями, которые помнили еще легкую поступь графинь в парчовых башмачках, когда они спешили на вечерний променад со своими графами.
Пролеты лестницы располагались не впритирку, как в сегодняшних панельных каморках, а так же, как в "Крестах" - по четырем сторонам большого квадрата, образуя глубокую шахту. Они поднялись на третий этаж к нужной квартире, которых и было-то всего по две на каждой лестничной площадке. И замерли в недоумении.
- Ну, бля, лохи живут, - Червонец завистливо усмехнулся.
- Ага, - кивнул Мокрый. - Дверь дубовая, в натуре. Плечом не выбить. Зато замок пальцем открыть можно.
- Заходи, кто хочешь, - мечтательно протянул Бука, - бери, что хочешь…
- Вот мы эту мокрощелку и возьмем, - подытожил Червонец.
Червонец пробился тем, что каждое начатое дело доводил в жизни до конца. Понадобились деньги? Нужно просто пойти и взять. Если брать грамотно - не откажет никто. Сами все предложат, сами все дадут.
Поставив перед собой цель - взять эту бабу - Червонец вцепился в нее, словно форель в муху. Если она замочила Бастинду, царство ей небесное, то, значит, надо ее взять и порвать на клочки. Рыжая…Червонец смутно припоминал какую-то рыжую - в кабаке этом джазовом под ногами путалась… на суде… А вчера приснилась даже - руки к нему тянула.
Обнять хотела, не иначе.
Червонец проявил максимум усердия и через братков и ментов рыжую эту установил. И адресок пробил. Рыжая - бесстыжая… Акулиной зовут.
Червонец с размаху хлопнул по костлявой спине самого молчаливого из команды: - Работай, Бивень.
Хилый и неприметный тип извлек из многочисленных складок мешковатой одежи связку металлических штуковин, которые язык не поворачивался назвать ключами. Но и не отмычки в классическом виде. Инструменты по спецзаказу.
Бивень и впрямь чуть ли не палец в замочную скважину засунул. Пощупал отверстие подушечкой указательного, потыкал в него мизинцем, а потом погрузил в дыру какую-то из своих железных загогулин, предварительно развернув и зафиксировав на ней хитрый отросток - и дверь сама собой распахнулась.
Осторожно ступая на цыпочках, ударная бригада террористического труда втянулась в обширную прихожую и разбрелась по огромной квартире. Хозяйки не было.
Посмотрели под кроватью в спальне, открыли резные створки старинного шкапа, не боясь наткнуться на скелет любовника, забытого в позапрошлом веке прежней хозяйкой апартаментов…
Червонец, слушая доклады друганов, долетавшие из дальних закоулков квартиры, не сводил глаз со старинной картины, висевшей чуть левее напугавшего его трюмо. Она потемнела от времени, весь лак был покрыт тонкой паутинкой трещин, - но изображена на ней была та, которая приходила к Червонцу во сне.