- Напрасно. Я провожу Степана Никифоровича, а вы пока подумайте, почему финансирование науки отменили вместе с шестой статьей конституции?
Участковый покинул сцену с явным облегчением. На пороге он хотел что-то сказать Максимову, но ограничился многозначительным покрякиванием.
"Майора" Максимов застал разглядывающим корешки книг. Осмотрел узкоплечую фигуру с характерной сутулостью кабинетного работника, плешь на макушке и заведенные за спину руки с удлиненными узловатыми пальцами. Пришел к выводу, что если "майор" и склонен к насилию, то в его моральном варианте.
- Ну как, ответили на мой вопрос?
"Майор" оглянулся.
- Да, причем легко. Вся наука как отрасль была партийной. Даже такие абстракции, далекие от идеологии, как ядерная физика и высшая математика, так или иначе работали на оборону, значит, обслуживали государство. Наука ищет истину, а монополия на истину принадлежала партии. Как только это фундаментальное положение поставили под вопрос, прекратилось финансирование. Согласитесь, глупо финансировать то, что не контролируешь?
- Браво. Для опера с Петровки неплохо.
Намек был достаточно прозрачным, но, как выяснилось, "майор" умел контролировать лицо. Вытянутое книзу, со скошенным подбородком и впалыми щеками, оно не выразило ничего, кроме безысходности, появляющейся у человека, с раннего утра занимающегося бессмысленной рутиной.
Максимов встал рядом, бросил в сейф коробку с пистолетом, захлопнул дверцу, провернул колесико шифратора.
"Смени код, когда он уйдет", - приказал он себе.
- А это, наверное, самая ценная вещь. - Майор взял с полки китайский веер. С треском раскрыл, обмахнул себя. На фиолетовом шелке плясали два журавля.
- Просто старая.
- Редкая, - уточнил "майор", разглядывая инкрустацию на полированной ручке. - Эпоха династии Цинн, я прав?
- Для опера с Петровки… - с иронической улыбкой начал Максимов.
- Да бросьте. По одному делу проходил синолог, от него и набрался.
- И какой срок впаяли китаисту? - поинтересовался Максимов.
- Никакой. Умер дед в Бутырке от сердечной недостаточности. В камерах вонь ужасная, дышать нечем, вот и мрут подследственные, как мухи.
"Да, я прав. Моральный садист", - подумал Максимов, глядя в тусклые глаза "майора".
Он чуть потянул носом, принюхиваясь. От "майора" пахло одеколоном с дешевым мыльным запахом, салоном автомобиля и только что выглаженной рубашкой. Максимов дал себе команду запомнить ауру "майора". Теперь, уловил этот букет запахов рядом с собой, тело само собой включится на отражение угрозы.
- Купили или по наследству досталась? - задал "майор" милицейский вопрос, поигрывая веером.
- Подарили.
- Ого! Познакомьте, я тоже такие подарки хочу.
Максимов взял у него веер, отступил назад, устало плюхнулся в кресло.
- Слушайте, слуга закона. Вы меня из постели вытащили, а голова после вчерашнего еще бо-бо. Давайте без ментовских штучек. - Он, поморщившись, потер висок. - Если вам так уж понравился веер, то поясню. Один известный коллекционер подарил его в знак благодарности за консультацию.
- И сей факт, надеюсь, отражен в вашей налоговой декларации? - не унимался "майор".
- Видите ли, в чем дело. Коллекционер по совместительству является олигархом. Одна его коллекция старинного оружия потянет миллиона на четыре. Только казус в том, что половина его империи, по документам, принадлежит какому-то бомжу из Малаховки. А движимое и недвижимое имущество оформлено на бабушку, жертву репрессий и почетного пенсионера. Бабушка давно в маразме и даже не подозревает, что живет в полном коммунизме. Вот когда мой знакомый заплатит налоги, как полагается, тогда и я поднатужусь, продам что можно и заплачу государству за веер. Разумно?
- Ха! Если ваш клиент все заплатит, то, думаю, ваши копейки уже не потребуются.
"Майор" растянул губы в улыбке, но по глазам было видно, что упоминание о могущественных покровителях не прошло бесследно.
Он сел в кресло напротив и принялся сверлить Максимова милицейским взглядом. Через минуту закинул голову и задумчиво произнес:
- Смотрю на вас, Максим Владимирович, и не понимаю… Человек вы вольного нрава и свободного образа жизни. Умны и самостоятельны. Эстет. Даже беспорядок в комнате выглядит живописно. Вхожи в серьезные дома. Что вы делаете здесь, среди этих Колянов и их доберманов?
- Чтобы это выяснить, вы и подняли меня с постели?
- Нет, разбудил я вас, чтобы спросить, во сколько вы вчера приехали с работы, - пошел в атаку "майор".
"По тактике ведения допроса у тебя, брат, была троечка", - констатировал Максимов, никак не реагируя на сверлящий взгляд "майора".
- Около семи.
"Майор", не снижая темпа допроса, сразу же задал следующий вопрос:
- А точнее?
- Ну, не знаю… - Максимов пожал плечами. - Спросите у Арины Михайловны, может, она запомнила. Квартира шестьдесят два, на седьмом этаже. - Он указал веером на потолок. - Я сразу к ней поднялся. Думал, попугая и кота надо покормить. Оказалось, хозяйка дома. Выпили кофе, поболтали. Потом подбросил ее до метро. У Арины Михайловны печальные хлопоты, кто-то из знакомых умер…
"Майор" кивнул.
- Получается, домой вы не заходили?
- Нет. В гараж приехала знакомая. С ней провели всю ночь.
- Свидетели? - "Майор" спохватился, осознав несуразность вопроса. - В смысле, кто-то это может подтвердить?
- Ну, если согласны признать накачанных пивом байкеров в качестве свидетелей… Думаю, полсотни я вам приведу.
- Хорошо, поверю на слово. - Желания общаться с отмороженным кожаным воинством у опера явно не было. - И домой вы прибыли?..
- Опять же - около семи. Но уже - утра. - Максимов зевнул, прикрывшись веером. - Майор, давай заканчивать. Еще вопросы есть?
- Странно, что вы мне не задаете вопросы. Или к вам каждое утро МУР приходит?
- Нет, только когда труп в подъезде найдет, а меня дома не застанет, - огрызнулся Максимов. Указал веером на телевизор. - Я перед сном "Дорожный патруль" посмотрел. Не поленился, вышел на лестничную клетку. Там до сих пор контур тела, мелом обведенный, остался. И пятно крови.
- И спокойно легли спать? - "Майор" бдительно прищурился.
- Да как вам сказать… - Максимов повернул голову, чутко уловив движение в спальне.
Если бы и хотел сразить надоедливого "майора" наповал, лучше бы не получилось. И главное - заранее не готовил.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла Карина во всей красе хорошо выспавшихся восемнадцати лет. Рубашка Максимова ей доходила до середины бедра и была застегнута на две нижние пуговицы. Волосы цвета темной меди торчали во все стороны. От сна губы припухли и потемнели. Карина по-кошачьи потянулась, в распахнувшейся рубашке сверкнула бриллиантовая искорка на пупке. "Майор" онемел, но глаз оторвать не смог.
- Атас, менты, - тихо проворковала Карина, скорчив презрительную гримаску. - Ты извини, что нарушаю ваш тет-а-тет, - обратилась она к Максимову, - но сил терпеть больше нет. Потребуюсь для очной ставки, я в ванной.
Она прошлепала босыми ногами по коридору.
- Еще вопросы будут? - Максимов повернулся к "майору".
Опер справился с шоком, но досады скрыть не удалось: как не крути, а купился на примитивный трюк, попытавшись по обуви в прихожей определить, есть ли в квартире посторонние или нет. Откуда ему было знать, что Карина уснула еще в лифте (как перед этим выразилась: "Все, батарейки сели"), и в постель ее пришлось нести на руках.
"Майор" на несколько секунд ушел в себя, даже глаза прикрыл. Если и существовал заранее разработанный сценарий, то из-за поведения Максимова он трещал по швам. "Майору" приходилось импровизировать на ходу, и теперь, очевидно, творческие способности оказались исчерпанными. И он допустил еще одну ошибку.
- Красивая девочка. Молоденькая. Школьница еще?
- Восемнадцать три дня назад исполнилось. Как вчера выяснил.
- Давно знакомы? - "Майор" придвинулся и перешел на тот тон, каким мужики говорят о бабах.
- Почти месяц, - не включаясь в игру, холодно ответил Максимов.
- Значит, познакомились в Калининграде. Вы же в начале августа были в командировке в Калининграде, да? - Он ждал, какое впечатление произведет на противника его осведомленность.
Максимов раскрыл и закрыл веер, снисходительно улыбнулся.
- Да.
- И как, понравилось в бывшем Кенигсберге?
- Город красивый. А с погодой не повезло. Зарядили дожди. Стало скучно, пришлось уехать раньше.
Ретроспектива
Странник
Калининград, август 1998 года
Белая ночь пахла болотом и гнилой корой. По светлому небу ветер гнал клочья серых туч. Холодная морось засыпала траву, припорошила одежду, липла к лицам. Под ногами чавкала земля, размокшая от вечерней грозы. Одинокая чайка, одуревшая от битвы с ветром, отчаянно вскрикивала, болтаясь над верхушками сосен. Но приземляться боялась, встревоженная появлением у леса трех человек в столь ранний, не подходящий для приятной прогулки час. Люди с добром не пришли, это чайка поняла даже своим птичьим умком. Поэтому вопила отчаянно, предупреждая всех, кто мог оказаться поблизости.
Начальник управления военной контрразведки Калининградского особого района контр-адмирал Черкасов пребывал в состоянии тихой истерики и на окружающую действительность никак не реагировал.
И не мудрено, если на старости лет, за год до выхода на заслуженный отдых, узнаёшь, что твой подчиненный, обласканный доверием, десять лет шпионил в пользу БНД. Есть повод соскочить с катушек, когда среди ночи к тебе заявляются незнакомые люди с непроницаемыми лицами и холодными глазами, вытаскивают из теплой постели и ставят в видеомагнитофон кассету. А на ней такое кино! Сидит твой любимец, тобой же вытащенный из забайкальской грязи, глупо ухмыляется, потому что под гипнозом, и… В мельчайших подробностях: как, кто, кому, какие сведения. И вдобавок, потому что загипнотизированный язык болтается, как помело, про то, что сколотил банду из бывших спецназовцев из белорусской бригады и пять лет подрабатывал киллерством. Даже счет, сука, назвал, на который деньги за "заказы" переводили.
Черкасов едва не удержался, чтобы не плюнуть в экран, на котором растекалась морда Елисеева. Конечно, от стыда и позора полагалось пустить себе пулю в лоб. Но у генералов из-за возраста или от сытой жизни со стрельбой на близкой дистанции в последнее время появились проблемы. Не стреляются, хоть плюй в глаза. А вот в продавшего подчиненного - это святое.
Максимов посмотрел на налившееся кровью лицо Черкасова и с тревогой подумал, что старик чересчур расчувствовался, как бы удар не хватил. Отвернулся.
Стояли они на опушке леса. Дорогу, уходящую в сосновый бор, перегораживал шлагбаум. Ветер болтал жестянку с корявой надписью "Спецобъект. Проход запрещен. Стрелять буду".
- Это точно, - пробормотал себе под нос Максимов. Прошло не больше двух часов, как Навигатор и Смотритель оставили его рядом со спящей мертвым сном Кариной в особнячке на окраине Калининграда. И неожиданно Навигатор вновь потребовал его к себе.
Как оказалось, необходимо срочно решить проблему Евсеева. Максимов посчитал экстренную встречу пустой формальностью. По традиции, идущей от ордена Георгия Победоносца, три кавалера Ордена в полевых условиях имели право самостоятельно судить и выносить приговор. Мнения Максимова можно было не спрашивать. Только смерть. Ее варианты - на усмотрение Смотрителя, отвечающего за силовые акции. Но у Навигатора были свои планы, в частности - по отношению к Черкасову. И потребовался Максимов, потому что, кроме Странника, никто из оперативников Смотрителя нужных навыков не имел.
- Почему именно здесь? - спросил Максимов. Навигатор, конечно же, знал ответ, но промолчал, предоставив возможность высказаться Черкасову.
Контр-адмирал, на котором из военной формы сейчас был лишь пятнистый бушлат, зашипел и забулькал горлом, как закипающий самовар. Потом, процедив ругательство, выдавил:
- Я его, гниду, предупреждал: продашь - брошу вниз башкой в котлован. Без суда и следствия.
- Символично, - обронил Максимов и стал следить за изломанными линиями, что выписывала в небе чайка.
В сосновом бору на огромной поляне военные строили дачный поселок. Днем на каторжные работы пригоняли штрафбат, и тогда по периметру выставляли охрану. Ночью, кроме спящих в вагончике дембелей, вокруг не было ни души. Подходящая обстановочка для замуровывания в фундамент свежего трупа. Традиция древняя, еще от жрецов идущая. Опять же, приятно, греясь у камина, тешить себя сладкими воспоминаниями о свершившемся по твоей воле возмездии.
Переживания обделовавшегося контрразведчика Максимова не волновали. Какие слова подобрал Навигатор и какие использовал аргументы, неизвестно, но воля Черкасова была полностью подавлена, осталась только злоба. Время от времени багровый румянец сменялся стариковской бледностью, и Черкасов сникал. Очевидно, в эти мгновенья он задавал себе вопрос: откуда взялись эти столь уверенные в своей непогрешимости люди и почему невозможно противиться холодной воле, исходящей от них.
На дороге показалась машина, остановилась у поворота на грунтовку. Наружу вышел крепкий приземистый мужчина в армейском камуфляже - Смотритель. Он вел под руку второго, в распахнутой светлой куртке. Полковник Елисеев шел, странно высоко вскидывая колени, пьяно покачиваясь. Последним шел сухопарый молодой человек. Мутный блик света то и дело вспыхивал на стеклах его очков.
Навигатор сделал последнюю затяжку, сбил тлеющий уголек с сигареты в траву, растер ногой, окурок сунул в карман плаща.
Черкасов тяжело засопел и выпученными от злости глазами уставился на приближающегося Елисеева.
Навигатор покосился на Черкасова.
- Еще есть время. Я могу сделать так, что вы все забудете.
Максимов насторожился. Такого оборота он не ожидал. Знал, что молодой человек, конвоирующий Елисеева, - один из лучших гипнологов страны. Ему достаточно снять очки, чтобы опрокинуть человека в глубокий гипнотический сон и промыть память до стерильной чистоты. После этого в молчании свидетеля можно быть уверенным, Черкасову просто нечего будет вспомнить.
- Нет, хочу увидеть. И помнить до конца дней. - В голосе Черкасова отчетливо прозвучал металл.
- Вы знаете, что решение не имеет обратного действия, - ровным голосом предупредил Навигатор. - Если оно продиктовано местью, вам лучше все забыть. Повторяю, кроме беспамятства вам ничего не угрожает. Очнетесь У себя дома в постели, свеженьким, как огурчик, словно ничего и не было. Подумайте, время еще есть.
- Нет, я решений не меняю, - как мог твердо произнес Черкасов. И не выдержал, выпалил: - Да поймите вы! Пусть мне мало осталось, а позор смыть хватит.
Глаза Навигатора стали, как камешки на дне ледяного ручья. Под его долгим взглядом бордовые пятна исчезли с лица Черкасов. Максимову показалось, что понурые плечи старика выпрямились. На какое-то мгновенье под плотными отложениями, накопленными за годы жизни и службы, проступил тот, у кого обмерло сердце, когда в руки легла приятная тяжесть оружия. Кто даже не умом, а душой понял, что необратимо изменился, потому что вместе с оружием и формой в твою жизнь входят верность и честь. Навсегда. Даже если ты потом пытаешься об этом забыть.
Навигатор перевел взгляд на Максимова, призывая его в свидетели, и произнес установленную фразу:
- Решение принято. Самостоятельно, без давления, и взор его был направлен внутрь себя.
Максимов молча кивнул.
Конвой подвел к ним Елисеева. На его безжизненном лице плавала глупая улыбка.
- Он полностью отключен от реальности, - пояснил молодой человек, поправив на носу очки. - Сейчас он прогуливается в парке Цецилиенхоф.
- Вот сука, - процедил Черкасов, сплюнув под ноги Елисееву.
Черкасова не мог обрадовать факт, что предатель, пусть и в грезах, наслаждается видами красивейшего места в Германии, оскверняя своим нечистым присутствием место, где проходили заседания Потсдамской конференции стран-победительниц.
- Ничего, недолго осталось, - с армейской галантностью успокоил его Смотритель, цепко удерживая покачивающегося Елисеева за плечо. - Предсмертная записочка уже в кармане.
Максимов понял, что настает его черед. Гипнолог мог внушить все что угодно. Но только не то, против чего восстанет сама сущность человека. А Елисеев, как всякий трус, слишком любил жизнь. Он цеплялся бы за нее до последнего, вывалялся бы в любой грязи, продал бы все и всех по сотому разу, лишь бы дышать, есть и спать. Ни при каких условиях он бы не совершил того, что произойдет через пару минут.
Максимов наклонился, поднял хвоинку. Прикусил. Под языком защипало, слюна стала пряного смоляного вкуса. Закрыв глаза, он сосредоточился только на вкусовых ощущениях. Через мгновенье мир вокруг перестал для него существовать…
Странник втягивал сквозь сжатые губы воздух, выдыхал медленно, насколько хватало дыхания, носом выдувая протяжный долгий звук "у-уммммм". Низкая вибрация растекалась по всему телу, наполняя его зыбко дрожащей горячей массой. Постепенно в области солнечного сплетения разгорелся жаркий ком, потянул щупальца во все уголки тела. И сразу усе вокруг живота заклубилось серебристое свечение. Окутало с ног до головы искристым коконом.
Странник стал дышать чаще, резкими толчками выталкивая из себя воздух. Кокон стал вытягиваться, вьющийся дымчатый луч коснулся черного силуэта человеческой фигуры напротив. Пульсирующими ударами по тонкой ниточке луга к черному силуэту пошли светящиеся сгустки, растекаясь по его поверхности серебристой паутинкой. Странник задержал дыхание, и весь кокон устремился вперед, залив фигуру человека перламутровым туманом.
- Я готов, - Странник услышал откуда-то издалека собственный голос. И открыл глаза…
Максимов открыл глаза, сплюнул вязкую горечь.
Елисеев стоял напротив все с той же глупой ухмылкой на губах.
Максимов выровнял дыхание. Медленно подал тело влево. Елисеев покачнулся, заваливаясь вбок. Максимов поднял руку. Спустя мгновенье рука Елисеева поплыла вверх.