Кстати, говорят, что самый дурной "Плейбой" в Бразилии выпускается, там текста вообще нет, одни картинки с голыми бразильянскими красотками разных оттенков коричневого. Там, в Бразилии, где много футболистов, "мачо" и диких обезьян, главным достоинством женской красоты считается задница, и чем задницы больше, тем девушка красивее, наиболее задастые красотки именуются почему-то "раймунды", и за обладание ими идет между "мачо" страшная борьба, и достается "раймунда", конечно, самому мачастому "мачо" из всех, что рассекают пляжи Капакабаны по белому, словно сотворенному из сахара-рафинада, песку…
Тут я вздохнул невольно и подумал, что если удастся мне отодрать себя от присосок Системы и подышать еще чистым воздухом воли, то непременно полечу в славный город Рио-де-Жанейро, чтобы полежать на сахарном песочке да поглазеть на темнокожих задастых "раймунд" и, может быть, узнать наконец, что это слово обозначает…
Девушки…
Видал я этих девушек и в журналах, и на порносайтах, и в стрип-клубах.
Отличные девушки – стройные, упругие, длинноногие, да вот только брезгую я ими. Вроде как чужой мочалкой или зубной щеткой. Они ведь, девушки эти, общего пользования. Как писсуары.
Ведь те прелести, которые они с застенчивым или, наоборот, с подчеркнуто развратным видом демонстрируют объективу, должны принадлежать одному. Как в фильме "Свой среди чужих" – это нужно одному, одному, понимаешь!
А еще вошло у них, у американцев, стало быть, в моду восстанавливать девственность перед свадьбой.
Ха!
Это значит: она до свадьбы, в колледже, пропустила через себя четыре километра мужских членов, а потом заштопалась и скромно опускает глазки перед католическим священником. Дескать, вот какая я скромная и непорочная.
Да-а-а, подумал я, это, должно быть, от накрепко замкнутых наручников во мне разлилась такая чистота и непорочность. Уж я-то, конечно, образец нравственности и добропорядочного образа жизни, кому, как не мне, блюсти этот самый образ и стоять на его страже. Мужик – он существо полигамное, ему хочется всех женщин – высоких и низких, толстых и тонких, умных и не очень, и даже, может быть, под настроение, со взглядом устрицы. Есть в нем что-то загадочное и манящее, в этом самом взгляде устрицы…
Я поднял глаза и увидел, что передо мной остановилась стюардесса, державшая на подносе стограммовую бутылочку коньяка и рюмку. А еще там было блюдечко с лимоном.
Поблагодарив ее, я выпростал из-под пледа руки в наручниках и, взяв у нее поднос, поставил его себе на колени. Увидев наручники, которые я до того скрывал от ее непорочных американских глаз, стюардесса удивленно подняла брови и новым взглядом посмотрела на моих внушительных соседей.
Я, сокрушенно поджав губы, кивнул и сказал ей:
– Да, девушка, такова жизнь. Четыре расчлененных трупа, убийство начальника полиции и развратные действия в младшей группе детского сада – сами понимаете, не шутка.
Девушка ахнула и, попятившись, наткнулась на спинку кресла.
– А еще – каннибализм и нелегальные аборты в гараже.
Стюардесса нахмурилась и, видимо, поняв, что я так шучу, дернула подбородком и удалилась.
– Ты не очень-то резвись, – сказал, ухмыляясь, сидевший слева от меня любитель журнальных красоток, – небось не на курорт едешь.
– А почему бы и не порезвиться? – удивился я, – лететь нам долго, сбежать мне некуда… Кстати, а не снял бы ты с меня наручники? Я же тут, в самолете, никуда не денусь.
– Конечно, не денешься, – кивнул федерал, – но рисковать не стоит.
Видно было, что он не прочь поболтать.
– Чем рисковать-то?
– Ну, скажем… Скажем, ты крутой боец. Вырубаешь меня, даешь бутылкой по башке моему товарищу и захватываешь самолет. Как в кино.
– В общем, да, – согласился я, – но только если этой бутылкой дать ему по башке, он даже не проснется.
Спец посмотрел на коньячный шкалик и снова усмехнулся.
Его товарищ, сидевший справа от меня, пошевелился и, не открывая глаз, сонным голосом поинтересовался:
– Это кому вы там собрались бутылкой по башке давать?
– Тебе, тебе, успокойся, – ответил ему спец и нажал на кнопку вызова стюардессы.
Когда она пришла, спец заказал еще два шкалика и, потянувшись, сказал:
– Гулять так гулять!
Открыв бутылочку, я вылил коньяк в рюмку и молча выпил.
Не хватало еще чокаться со своими конвоирами.
Высосав лимон, я бросил корочку на блюдце и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Мне было о чем подумать, и, конечно же, не об американских девушках, а о том, что произошло со мной в течение последних трех часов.
Когда я вышел из ворот "Лунного света" и ко мне подлетели шустрые агенты ФБР, мне и в голову не пришло, откуда ветер дует. Но когда через пятнадцать минут офицер предъявил мне заявление Генпрокуратуры России, в котором говорилось, что чрезвычайно опасный преступник Константин Разин позарез нужен российскому правосудию, и это заявление было снабжено всеми нужными бумагами, говорящими о том, что американская сторона полностью согласна с таким заявлением, все встало на свои места.
А уж когда меня, не снижая общего темпа, передали двум русским федералам и привезли в аэропорт, я понял, что все эти события были умело спланированы Игроками, с которыми я имел увлекательную беседу за столиком в кустах.
И наверняка, если бы я дал свое согласие на сотрудничество с ними, никто бы меня не арестовывал и не летел бы я сейчас в ночном атлантическом небе над черным пустым океаном. Не знаю, как там они договариваются между собой, но, судя по всему, спецы всего мира чувствуют себя одной компанией, и у них имеются давно отлаженные способы в любую минуту повернуть любое действие в любую сторону.
Споро это у них получилось, не по-американски споро. Я не хочу сказать, что американцы все делают медленно, нет, в данном случае я имею в виду американскую систему отправления правосудия. Япончик который год в штатовской тюрьме парится и что-то никто выдавать его или, как это… экстрадировать, не торопится. А меня в буквальном смысле с бала на корабль, настойчивое требование позвонить адвокату никто будто и не слышал, потому что приезд адвоката означал мое немедленное освобождение, для начала – под залог, ну а дальше…
В чем Америка точно обогнала весь мир, так это в умении судиться, адвокатов у них больше, чем дантистов и гинекологов вместе взятых, а на втором месте, с явным отрывом от прочих профессий, уверенно идут психоаналитики. Ну, с последователями герра Фрейда я потом как-нибудь познакомлюсь, а вот адвокат, хотя бы самый завалящий, пришелся бы очень кстати. Что за бумаги они мне в нос тыкали, я, может, неграмотный, пусть адвокат мне растолкует, что там написано и не во вред ли мне, может, там запятая где не так поставлена. Казнить нельзя помиловать, например. Да только из-за одной этой запятой пару лет можно по американским судам ходить, оставаясь при этом на свободе, что для меня, скажем, очень важно. Ан нет, не слышат они меня, когда я про адвоката толкую, типа, не понимают. Скоренько так с рук на руки российским спецам передали – и все, и нет уже фэбээровцев, как и не было, только запах "Ментоса" от них в воздухе висит, как запах серы после чертей остается.
Спасибо, хоть в гостиницу заехали и позволили переодеться, а то хорош бы я был на российских нарах во фрачной паре и с белой бабочкой на кадыке. Да и федералы эти, они вообще днюют и ночуют в американских аэропортах – вдруг да понадобится срочно какого преступника на Родину доставить, а они – вот, тут, ждут не дождутся этого радостного мгновения. Так что это не торжество правосудия, а та самая Большая Игра, о которой толковал господин академик Наринский, и он сделал очередной свой ход, передвинул козырную фишку – меня – в нужную себе сторону…
Игроки…
Что же это за люди?
Ну, я понимаю, были масоны. Они и сейчас есть. И я имею в виду не тех, кто строит масонские храмы. Наверное, они не храмами называются, но, в общем, я сам видел приличный дом в старинном стиле, на котором было написано, что это масонская ложа. Смех, да и только! Это вроде как крупная надпись во всю стену – "Тайное общество секретных замыслов".
Наверное, это организовали американские Игроки, чтобы отвлечь внимание своего тупого народа от настоящих масонов, о которых никто не знает и которые карают отступников и просто обладателей слишком длинных языков смертью.
Дескать, вы хотите знать о масонах? Пожалуйста! Вот вам масоны. Можете вступить. Будете перемигиваться, щелкать языком и вертеть на пальце масонский перстень с тайными знаками.
Это напоминает мне в изобилии продающиеся сейчас на всех лотках книги из серии "Эзотерика на кухне". По правде говоря, я не знаю, было когда-нибудь или не было тайное знание, которое не записывалось на бумаге или папирусе, а передавалось исключительно из уст в уста, от Учителя к ученику, думаю, что было.
Но оно было действительно тайным, или, говоря по-научному, эзотерическим, и прежде чем сказать своему ученику что-нибудь эдакое, Учитель его многократно проверял и испытывал, и никогда человек, несущий в себе подобное знание, им не хвалился, потому что это могло закончиться весьма печально и для него самого, и для тех, кто что-то у него выпытает…
А тайна, доступная всем, перестает быть тайной, эзотерика – эзотерикой, и тысячи людей, внезапно открывшие в себе дар целительства и ясновидения, не больше чем шарлатаны, имеющие одну простую и очевидную цель – деньги – и стремящиеся к этой цели доступными их уму и способностям средствами – ложью да обманом. А эти опереточные масоны, гордо шествующие в свои храмы, охотно поглощающие всех желающих, – что ж, если человеку в кайф быть масоном, почему бы и нет, главное, чтобы он масонил за свой счет, не ценой других людей…
Но Игроки ведь не масоны!
Академик Наринский – умный парень, и не похоже, чтобы он имел какие-то коварные планы по превращению Земли в концлагерь или по умерщвлению христианских младенцев. Деньги… На самом деле деньги – совершенно не такая уж и нужная вещь, как это кажется сначала. Если дать человеку все то, на что ему нужны деньги, то продолжать домогаться богатства станет только полный идиот, или жадина, или… Или – Игрок, но играющий в другую Игру. В ту, где деньги – просто показатель счета в этой игре, как, скажем, фишки в казино. На хрена этим мультимиллиардерам деньги? Я понимаю, если бы они строили на эти деньги города, поднимали искусства, так ведь нет! И получается, что их невероятные богатства ничему не служат, они аккумулируются в банках, вырастая до космических размеров, но так и не превращаются во что-то жизненно ощутимое. И если их сжечь, уничтожить, то ничто не должно измениться в этом мире. Но – изменяется.
А с другой стороны, предположим, я – игрок, нет, не Игрок из команды Наринского, а просто игрок, скажем, в рулетку. И проигрываю я свои несметные богатства где-нибудь в Лас-Вегасе или Монте-Карло. Получается, что я выбрасываю свои деньги на ветер? Так, да не так – благодаря мне живут и кормятся крупье и официанты, охранники и уборщицы – в общем, все те, кто это казино, а следовательно, и меня обслуживает. Главный куш достается, конечно, владельцу казино, но и он не закапывает деньги в землю или сжигает их в печке-буржуйке – нет, он покупает машины, яхты, самолеты и кучу других, в общем-то не нужных по жизни вещей, давая таким образом работу тысячам других людей – механикам, строителям и инженерам…
В общем, если начать рассуждать на эту тему, то можно и голову вывихнуть.
Однако Игроки эти, чтоб им сгореть, вроде не вывихивают. Но, может быть, именно потому, что она у них и так вывихнутая. Хотя, судя по всему, они знают что делают и оно у них получается.
Ладно, об этом можно будет подумать как-нибудь в другой раз. Сейчас у меня и без этого проблем хватает, да и подумать есть о чем. Хотя бы о том, что же такое интересное меня ждет на этот раз. Правда, о том, что ждет, догадаться нетрудно – будут меня всячески обхаживать да уговаривать, чтобы дал я свое согласие, потому что нужен я им, и позарез, видимо, нужен, иначе положили бы меня там же, на убогой терминаторской вечеринке. Или немного погодя Ритуля ненаглядная сотворила бы со мной что-нибудь в гостинице – скажем, затрахала до смерти, но я им живой нужен, и потому транспортируют меня добры молодцы через океан-море синее прямо в лапы Чудища, что "обло, озорно, стозевно и лаяй". Так вроде у Радищева сказано…
А насчет чудища, которое озорно и лаяй, так была у меня история с одним таким чудищем. Захожу я однажды в бар, "Over the top" называется, а по-нашему – "Изо всех сил". Устроился за стойкой, заказал стакан водки без тоника и без льда.
Рядом сидит громила метра под два, руки – как у меня ноги, рукава короткие и весь в татуировках. Молнии, черепа и прочее безобразие. Услышал, что я заказал, усмехнулся и говорит с акцентом:
– Русский курва!
Я удивился, поворачиваюсь к нему, смотрю на всю эту красоту его и спрашиваю, естественно, по-английски:
– А ты вообще знаешь, что это значит?
Он тоже повернулся ко мне, чтобы я лучше видел, какой он большой и широкий, и молчит. Видать, думалка у него не очень работает. Ну, я ему вкратце объяснил, что он сказал. Он все молчит и только ухмыляется.
– Скажи-ка мне, браток, ты вообще много русских знаешь, чтобы так рот открывать – спрашиваю.
А сам со стульчика слезаю и чувствую, что сейчас будет весело. Он, конечно, тоже слез, и видно, что радуется предстоящему удовольствию – он же такой большой! Остальные, кто в баре сидел, замолчали и смотрят, чем дело кончится.
А кончилось оно очень быстро.
Может быть, он по части на руках побороться или пива ящик выпить – мастер, но, когда я ему засадил от всей души в лоб, то повалился он, как трехстворчатый шкаф. А я ушел от греха, так и не выпив свою русскую водку.
Вот тебе и чудище.
Я открыл глаза и, чувствуя, как сто граммов коньяка согревают мой желудок, а заодно и душу, обратился к сидевшему слева федералу:
– Слушай, как тебя звать?
– Володя, – охотно отозвался он.
Видать, коньяк дошел куда надо, и теперь он не прочь был почесать языком.
– Очень приятно. А я – Костя.
– Я знаю, – усмехнулся он, – в сопроводиловке написано.
– Понятно. А может быть, там еще написано, по какому поводу вы меня везете в Россию, в жадные руки безжалостных костоломов из ФСБ?
– Не, не написано, – ответил он, – наше дело маленькое. Получить, расписаться, привезти, сдать, расписаться. Короче, – сдал, принял, протокол, опись… И все дела. Ну, знаем мы, что ты Знахарь, вор в законе… И все. Больше ничего.
– Не густо, – ответил я.
Но и без его комментариев было ясно, что в России продолжится разговор с Наринским, который не отпустит меня просто так. Он не скажет, ну ладно, Знахарь, не хочешь быть с нами – не надо. Можешь идти на все четыре стороны и заниматься чем угодно.
Так он точно не скажет. Потому что получается, что именно он, Наринский, со своими Игроками дал мне все, что я имею на сегодняшний день, все, включая красавицу Маргариту, и те сокровища, и ту власть, которые, казалось бы, я добыл своими руками и своей кровью, добыли на самом деле Игроки, пользуясь мною как инструментом-манипулятором, который применяют там, куда человеку так просто не добраться, или там, где находиться крайне опасно. Опасно для Игрока, а не для меня, со мной-то считались не больше, чем слесарь считается с мнением пассатижей. Но теперь все изменилось, я перестал быть пешкой на их шахматной доске, и если не ферзь, то фигура во всяком случае значимая, а фигур за просто так хороший шахматист не отдает.
А значит – или он меня укачает, или сидеть мне за все мои подвиги лет двести.
Хорошо еще, что у нас не приняты законы об официальном членовредительстве. А так было бы для властей удобно: раз – и оттяпали уголовнику ноги по колено, а то и по самую жопу! И отпустили. И будет он на тележке кататься, деревянными утюжками от асфальта отталкиваясь… Подайте пострадавшему от правосудия!
А можно еще глаза выкалывать вместо тридцати лет тюрьмы.
Тоже нормально.
Что-то меня на чернуху потянуло, нужно бы это дело коньячком переложить.
– Ну что, – сказал я Володе, – еще по одной?
– Можно! – с энтузиазмом ответил он и вызвал стюардессу.
– А знаешь что, – осенило вдруг меня, – давай сразу бутыль возьмем! Ну что эти шкалики – позор, да и только.
– Бутыль… – Володя посмотрел на часы, – вообще-то нам еще шесть часов лететь, так что… Давай!
– Но у меня при обыске все деньги забрали.
– Ладно, кандальник, успокойся! На бутыль-то и у меня есть.
Подошла стюардесса, и федерал заказал бутылку коньяка.
Она с сомнением посмотрела на меня, но Володя сказал:
– Вы меньше смотрите, а больше выполняйте заказы. А то я сейчас наручники с него сниму – знаете что начнется?
– Она не знает, – многообещающе сказал я, – ты сними, может, она как раз хочет узнать. Я таких девушек знаю. Вот с нее и начну.
Американская целомудреница побледнела и пошла за коньяком.
В динамиках раздалось шипение, потом мелодичный звук гонга, и приятный женский голос произнес на английском:
– Наш полет проходит на высоте тридцати тысяч футов над поверхностью океана со скоростью шестьсот пятьдесят миль в час.
После этого она начала молоть какую-то чепуху, потом повторила то же самое на русском и на немецком, и наконец трансляция заткнулась.
– Мы ведь в бизнес-классе летим? – поинтересовался я.
– Конечно, – ответил Володя, – у нас ведь важное дело, так что в бизнес-классе.
– Вот и хорошо, – сказал я, – возьми мне пачку сигарет, а то так курить хочется, что и переночевать негде.
Володя засмеялся и сказал:
– Вот уж не ври! Переночевать-то у тебя есть где, это точно.
– Это в том случае, если мы не рухнем где-нибудь на середине Атлантики.
– Типун тебе на язык, – нахмурился Володя, – я плохо плаваю.
– А ты думаешь, там будет чему плавать? После удара о воду мы все в голубцы превратимся. Вместо капусты – одежда, а внутри – фарш.
– Что-то ты, Константин Разин, чернуху гонишь.
Вот и он заметил, подумал я и ответил:
– А меня с тех пор, как около "Лунного света" повязали, только на чернуху и тянет. Если бы я тебе рассказал все, о чем думаю, ты бы из самолета выпрыгнул.
– Это ты следователю расказывай. А я – человек простой, силовик, так сказать. Ну, иногда – полевой агент.
Стюардесса принесла коньяк, и Володя, расплатившись, добавил два доллара и попросил принести пачку "Мальборо".
Она ушла за сигаретами, а я, глядя, как Володя ловко распечатывает бутылку, думал о том, что вот сидит рядом со мной нормальный парень, коньяк открывает, вроде не подлый, ну, работа у него такая…
– Слушай, Володя, – спросил я, – а если я тебе задам неприятный вопрос, ответишь?
– Ишь ты… Дознаватель, что ли? – отозвался Володя, разливая коньяк по рюмкам, стоявшим на столике, который он по такому случаю откинул от спинки кресла, стоявшего перед ним.
– Ты не увиливай. Ответишь?
– Посмотрим, – сказал он, – ну, будь!
– Эй! – раздался вдруг голос второго спеца, о котором я уже и думать забыл, – ну вы и животные, однако! Так в два рыла и будете коньяк трескать? Нехорошо. Даже Бог велел делиться.
– Серега, я думал, ты спишь, – ловко вывернулся Володя.