- Проверь на всякий случай, отследи этого мужичка как следует. Поручи своим ребятам, пусть им займутся, пусть походят за ним, посмотрят, с кем встречается, куда ездит, с кем пьет, каких баб трахает. В общем, мы о нем должны знать все, даже больше, чем он знает о себе сам.
Понял, Чекан?
- Ясное дело, - говорил тот, чувствуя, что власть понемногу от него уходит.
Но в общем-то этому Чекан был рад. Ему давно уже хотелось переложить груз ответственности и разных забот на чьи-то надежные плечи, а самому заняться тем, чем он и любил заниматься: играть в карты, ездить по бабам, участвовать в разборках. Вот такая жизнь Чекану была по душе.
Единственная мысль, которая ему не давала покоя все эти дни, будь он за столом, в дружеской компании, или слушая разудалые блатные песни в каком-нибудь роскошном ресторане, или в гостиной загородного дома, или даже в парилке с длинноногими девицами, которые ласкались и лезли, как пиявки лезут к коже в теплой грязной воде, была мысль о странном телефонном звонке. Да, звонок выбил Чекана из колеи - того, кто смотрел на стволы автоматов в руках конвойных, кто смотрел в желтые глаза разъяренных псов, несущихся по глубокому снегу за беглым зеком в серой рваной телогрейке; того, кто не боялся ни ментов, ни конвойных, ни конкурентов.
Произошло что-то странное, почти невероятное, что-то надломилось в душе Чекана. Иногда бывает так, что одна-единственная капля, капля дождя или даже слеза, случайно выкатившаяся из глаза, переполняет огромную чашу, и ее содержимое переливается через край. Так случилось и с Чеканом. Этот звонок выбил его из привычной колеи, разрушил спокойствие, сломал равновесие, царившее в жизни вора.
И без наркотиков Чекан уже не мог заснуть, не мог сомкнуть глаз. Ему все время было не по себе, казалось, кто-то невидимый в белой длинной одежде стоит в углу комнаты или прячется за колонной в ресторане, или за деревом в саду, или за столбом, когда машина несется по дороге, или смотрит на него из толпы. И когда Чекан вдруг резко оглядывался, тот человек, то существо мгновенно исчезал, словно растворялся в воздухе.
Михара заметил, что с его другом, с его верным корешем происходит что-то неладное. И вечером, когда они вернулись с дружеского застолья, где собрались весьма почтенные и уважаемые в воровском мире люди, на квартиру к Чекану, тот, открыв дверь, вздохнул.
- Что дышишь через раз, сынок? - положив руку на плечо приостановившегося, боящегося шагнуть в темный коридор Чекана, спросил Михара.
- Чего…
- Что дышишь через раз? Иди, иди, ее там нет, поверь.
- Кого нет? - резко обернувшись, спросил Чекан и затем шагнул в теплую темноту квартиры.
- Нет той, которую ты боишься.
- Кого это я боюсь, Михара? - в темноте спросил Михара.
- Ну, я не знаю, наверное, смерти своей.
- Смерти… - пробормотал Чекан.
И в это время сквозняк, открыв форточку, хлопнул ею.
Чекан вздрогнул, прижался к стене и выхватил пистолет, с которым в последнее время не расставался.
Михара расхохотался, и его смех в этих теплых потемках прозвучал зловеще.
- Зажигай свет, сынок.
- Да уж…
Чекан перевел дыхание, чувствуя, что лицо, все тело покрылись липким холодным потом. Так, как сейчас, он не боялся никогда, вернее, так сильно никогда еще не пугался. Пошатываясь, он вошел в кухню, включил холодную воду и принялся жадно ее пить прямо из-под крана, как набегавшийся пес.
Михара стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и смотрел на своего кореша, на своего, можно сказать, сына или младшего брата.
- Худо тебе, Чекан, худо?
- Худо, - признался тот.
Михара покачал головой:
- Бывает. И со мной такое случалось. Пройдет, не волнуйся.
- Надеюсь, - с хрипом произнес Чекан и не торопясь направился в спальню.
Он вошел, не включая свет, и тут же одним прыжком выскочил из нее.
- Да что с тобой? - воскликнул Михара, отшатываясь от двери и доставая из кармана выкидной нож.
- Там… - пробормотал Чекан, показывая на приоткрытую дверь. - Он там, там… - почти шепотом, едва шевеля губами, смертельно бледный, с вытаращенными от ужаса глазами бормотал Чекан, снимая пистолет с предохранителя.
Михара приложил указательный палец к губам и показал рукой, что должен делать Чекан. Затем, осторожно ступая, подкрался к двери и резко открыл ее.
- Вон он!
- Стой! - закричал Михара.
Но Чекан дважды выстрелил. И лишь после того, как брызнуло разбитое стекло, как смолк раскат двух выстрелов, Чекан расхохотался, расхохотался истерично, как сумасшедший.
Михара заглянул в спальню, но смеяться не стал, лишь его тонкие губы скривились, и из горла вырвался надсадный звук:
- Лечиться тебе надо, Чекан, лечиться, пока не поздно! Ты же в зеркало стрелял, в свое отражение, ты что, спятил?
И действительно, Чекан всадил две пули в большое зеркало, висевшее на стене прямо напротив двери.
- Не знаю, что со мной…
- На душе погано, все от этого.
Через некоторое время авторитет пришел в себя. Они сидели с Михарой за столом, и Чекан, сжимая в руках стакан с крепким чаем, говорил, глядя в глаза Михаре:
- Знаешь, что я думаю?
- Попробую скумекать.
- Я думаю, у меня нервы расшатались после того, как Данилина порешили долбанные азербы и потом еще моего Митяя грохнули. Я сколько ни пытался разобраться, так и не могу понять, кто бы это мог быть? Кто уложил Митяя и за что? Он же в последнее время вообще ни во что не встревал, возил меня, и все.
- А ты? - спросил Михара.
- Да и я вроде бы ни во что такое…
- А может, кто пошутил?
- Пошутил.., хороши себе шутки. Я ночами не сплю, корчусь, смотрю в потолок, глаз сомкнуть не могу. Ты говоришь, пошутил… Я бы этому шутнику яйца вырвал да кишки выпустил, даже рука не дрогнула бы. А ты говоришь, пошутил…
- Так и не выяснили, кто Митяя грохнул?
- Да нет, не выяснили. И менты с этим делом разбираются, и я через наших пытался. Никто ничего не знает, глухо как в танке.
- У-гу, - промычал Михара, отхлебывая крепкий, чай. - Значит, ты не знаешь и не догадываешься? Или, может, сказать не хочешь?
- Сказал бы, если бы знал, а так - ни ухом, ни рылом.
- Верю, верю тебе, Чекан, знаю, что ты не робкого десятка, и если уж тебя так напугали, то дело заварено круто.
- Не то, все не то.
Чекан подошел к окну и поправил плотно задернутые шторы. Он сделал это движение так, словно боялся, опасался, что за шторами может прятаться кто-то неизвестный, кто замыслил его извести. Ему казалось, что кто-то наблюдает за ним даже сейчас, в комнате с плотно закрытыми шторами, где, кроме него и Михары, никого нет и быть не может.
- Забудь, - сказал Михара, - садись к столу. Знаешь, лучшее средство от страха…
- Какое? - спросил Чекан, пристально взглянув на своего наставника.
- Да уж не таблетки, не водка с бабами и не наркотики. Смотрю я на тебя, диву даюсь! Потребляешь ты эту гадость без меры, здоровье совсем не бережешь. Голову свою губишь.
- А на хрена мне здоровье! - в сердцах воскликнул Чекан, хотя понимал, что Михара абсолютно прав.
- Шерудить надо, друг мой, за дело браться. Давай сядем, потолкуем, я тебе расскажу свои планы, а ты состыкуешь их со своими. Самим нам в это дело лезть не стоит, надо найти тех, кто им займется. На хрена голову в петлю совать, ведь петля может задернуться, и тогда маши руками, а из петли не вырвешься. И чем больше машешь, тем сильнее она затягивается.
- Ты, Михара, как всегда, прав, - уже успокоившись, Сказал Чекан, - пусть лучше веревка на чужой шее сойдется, а не на нашей с тобой.
- Слушай…
И Михара на этот раз почти шепотом, спокойным и бесстрастным голосом принялся втолковывать своему корешу о поселке Мирный, где есть завод, куда поступают алмазы с местных рудников.
- Так вот, - говорил Михара, - там этих алмазов видимо-невидимо. Их не стаканами мерят, как семечки, а кастрюлями эмалированными. Мне это верный мужик рассказывал, он сам там и работал.
- За кражу сел?
- Не за кражу он сел, а своей жене ногу прострелил, застав ее с инженером, когда с охоты вернулся. Вот за это он и схлопотал срок. Но по работе у него все чисто.
Отсидел срок и снова назад уехал. Но я-то его уму-разуму научил, на истинный путь наставил. Его бы без меня в лагере пидаром сделали, а так он был при мне, можно сказать, жизнью мне обязан.
- Верю, - произнес Чекан. - Так ты говоришь, целыми кастрюлями…
- Не я говорю, а он мне рассказывал. Он сам их в эти кастрюли ссыпал, а кастрюли ставил в сейф.
Чекану, конечно, слабо верилось, он с трудом мог себе представить горы алмазов, которые, как фасоль или горох, хранят в эмалированных кастрюлях. Но Михара, если что рассказывал, за свои слова отвечал, и верить ему было просто необходимо, иначе какое же дело можно затеять, если не веришь своему подельнику, который и за тебя часть срока оттрубил?
- Так вот, этот мужичок говорил, что пару кастрюль можно прихватить, и с концами. Естественно, туда придется съездить.
- В Якутию? - воскликнул Чекан. - Так там же холод лютый!
- Такой же, как и в Магадане, ну, может, на пару градусов холоднее. Ты же морозов не боишься?
- Боюсь, - сказал Чекан. - Холода не люблю, по мне уж лучше жара.
- Не побыв в холоде, не почувствуешь и тепла. Так что съездить тебе придется. Полетишь до Магадана, а оттуда доберешься до Мирного. Можно, конечно, сразу из Москвы до Мирного, но лучше не светиться.
- А ты? - спросил Чекан.
- Мне там показываться не стоит, я же только что откинулся. Начнут вопросы возникать: кто, откуда, зачем приехал. - А с моим прошлым все люди моего уровня на учете, ты это прекрасно знаешь. Я же, как-никак, медвежатник, мое призвание - шкафы бомбить. А шкафов там хватает. И если я там появлюсь, сразу же на заметку возьмут, догадаются, что Михара приехал сейф брать. Так что мне там лучше не появляться. А ты возьмешь с собой денег.
- Сколько? - спросил Чекан.
- Столько, сколько будет нужно.
- А сколько нужно?
- Думаю, надо будет брать сразу много, никак не меньше миллиона. И на всю эту сумму по дешевке купить краденых алмазов через моего приятеля. Он, конечно, мужик глуповатый, думаю, что, получив куш, он сразу же смоется. На него все и повесят.
- Слушай, Михара, может, не давать ему денег? Пообещать.., или дать, а затем грохнуть? Это же такие деньги, если что, уплывут.
- Плюнь и забудь, - грозно прошептал Михара, - в этом деле жалеть не стоит, деньги сторицей вернутся.
Жаба тебя душит?
- Нет. Я же не денег жалею, а вдруг как его прихватят? Их же там пасут небось не хуже, чем в лагере.
- На каждую хитрую задницу ты знаешь, что есть.
- Знаю, - сказал Чекан, - хер с винтом.
- Вот именно, - ответил Михара. - Так что надо будет денег достать. Никому, кроме тебя, Чекан, я об этом не говорил и не хочу говорить. Ты возьмешь деньги под это дело, но так, чтобы ни одна собака не догадалась. Потому что пасти начнут, свои же станут следить и в случае чего сдадут. А сделать все надо тихо.
- Послушай, Михара, возьмем алмазов кастрюлю, - ухмыльнулся Чекан, - а что с ней потом делать?
- Я и это продумал, - сказал Михара и принялся, вникая во все детали, объяснять, как он и Чекан обойдутся с сырыми алмазами и сколько денег они поднимут по завершении всей этой операции.
- Там ФСБ пасет всех, - не унимался Чекан.
- ФСБ, ФСБ., да хоть сам Господь Бог, нам-то все равно. Но просто оставить этот шанс и не воспользоваться им - грош мне цена, да и тебе тоже. Мы такие деньги упускаем! Я думаю, на этом можно миллионов пятнадцать поднять.
- Пятнадцать лимонов! - воскликнул Чекан.
- Не меньше. Может быть, больше. Алмазы все уже будут отсортированы, мы их купим за миллион, а продадим совсем по другим ценам.
- Что-то не узнаю я тебя, Михара. Я думал, ты вернешься, опять сейфы будешь бомбить, а ты вон как…
Бизнес - это не твое, потому и сомневаюсь.
- Сейфы бомбить, конечно, хорошо, но здесь, когда все само плывет в руки, повернуться спиной к удаче может только сумасшедший. Я об этом деле год думал.
Представляешь, целый год каждый день вставал и ложился с мыслями об алмазах. Они мне уже по ночам начали сниться, я вижу россыпи, вижу, как они сверкают. А ты говоришь, сейфы бомбить… Сейфы и дурак может ломать, слава Богу, инструмента сейчас полно, самого лучшего, любой ящик вспороть можно. А чтоб такое дело прокрутить и сухим выйти, мозги надо иметь.
- Ну, Михара, я тебя действительно не узнаю. Думал, мне тебе помогать придется, а ты вон как замахнулся!
- Трахать, так королеву, - спокойно сказал Михара, допивая чай из стакана.
- Так, значит, сейчас весь вопрос в деньгах? - спросил Чекан.
- Да, в деньгах, - Блин, найти бы общак, - воскликнул Чекан, - мы могли бы им попользоваться.
- Ты это брось, общак - святое! Его в оборот только последняя падла пустить может.
- Так мы бы потом отстегнули.
- Не говори ерунду, Чекан, я поболее тебя на этом свете пожил, не одни башмаки стоптал, не одну ходку сделал. На этапах меня как дорогого гостя встречают, каждая собака знает, и конвойники, и наши.., все, так что дело верное. Не ящики сейчас бомбить надо, время другое настало.
- Когда ты заметить это успел?
- У меня глаз свежий, незамыленный.
- Да, быстро ты разобрался, - восхищенно признался Чекан.
- Разобрался. А что мне еще оставалось, время подумать имелось в избытке.
- Да, зря ты его, смотрю, не тратил.
- И еще, Чекан, есть у меня на заметке пару дел, но это все мелочевка - сто, двести тысяч баксов можно , взять. Но все это с риском, а рисковать по дурости не хочется. Лучше уж алмазами заняться.
Время было уже далеко за полночь, а Чекан с Михарой и не думали ложиться спать. Они возбудились, обсуждая детали, тактику и стратегию будущей операции.
И чем больше Чекан размышлял, чем больше входил в детали, тем более реальным казалось ему осуществление этого грандиозного плана. Но как он ни старался, пока еще не мог представить себе эмалированную кастрюлю, полную алмазов.
- А ну-ка, Михара, еще разок покажи камень, - попросил Чекан.
- Держи.
Михара вытащил из внутреннего кармана нового дорогого пиджака бумажный сверток, развернул его и, держа двумя пальцами, положил на стол, прямо на блюдце крупный неограненный алмаз.
- И сколько эта стекляшка будет стоить? - спросил Чекан, взвешивая камень на ладони, пытаясь получше его рассмотреть.
- Я тебе что, старый еврей-ювелир? Не могу назвать точную цену.
- Насчет еврея это ты точно заметил, кто еще станет камнями заниматься? - рассмеялся Чекан.
И тут же сообразил, что на какое-то время, задумавшись о больших деньгах, забыл об угрозе, которая довлела над ним, и вновь сделался мрачным.
Глава 7
Геннадий Рычагов сегодня окончательно поверил в то, что его жизнь на родине подходит к логическому завершению. Если раньше он старался не замечать облезлых стен в больнице, пятен сырости на потолке, убогого горбатого линолеума, покрывавшего полы коридора, то теперь все эти изъяны прямо-таки бросались ему в глаза.
Он пытался убедить себя:
"Будь у меня возможность вложить деньги в клинику здесь, в России, я бы обязательно это сделал. Какие чудеса я бы здесь творил! Но кому это надо? Бесплатных чудес не бывает. Да, жизнь здесь сделала рывок, но до нормальных условий в России еще очень далеко. Жизни не хватит дотянуть".
Он рассуждал так, будто бы деньги, которыми он располагал, были чистыми, легальными, будто бы его с распростертыми объятиями ждали в Швейцарии или в Германии.
Клаус Фишер исчез на короткое время, дав Рычагову возможность передохнуть и окончательно свыкнуться с тем, что ему в ближайшее время придется перебраться в Словакию, принять новое гражданство. Вернулся он довольный жизнью и самим собой.
- Вечером банкет, Геннадий, пойдешь?
- Нет, - покачал тот головой.
- Да брось ты, у тебя вид такой, будто бы тебя только что вытащили из холодной воды. Надо повеселиться, отдохнуть.
- Веселись, если надо, а я - пас.
- Забывай свои проблемы одну за другой. Я понимаю, конечно, Словакия - это не Цюрих и даже не Берлин, но, поверь, тоже неплохо. Если уж очень прижмет, лет пять поработаешь там и переберешься в Германию, откроешь филиал. С твоими-то руками, деньги потекут к тебе, можешь быть уверен.
- Мне надоело жить не в ладах с законом, - тихо проговорил Рычагов, - а ты мне предлагаешь, Клаус, продолжать начатое.
- Ну что ж поделаешь, - Фишер развел руками, - ко всему надо подходить философски. Ты думаешь, теряешь родину?
- Да.
- А если рассуждать конкретно, то это она теряет тебя.
А если еще углубиться во времени, то стран, где мы с тобой родились, уже нет - ни СССР, ни ГДР. И согласись, потерять то, чего уже не существует в природе, невозможно.
- Софистика сплошная.
- Без нее тоже нельзя, - вздохнул немец.
- Поехали ко мне, а? - предложил Рычагов, понимая, что сегодня он уже не способен к работе. Даже если бы сейчас привезли человека, нуждавшегося в срочной операции, он отказался бы брать в руки скальпель, передав ведение операции хирургам более низкой, чем он, квалификации.
- Да нет, спасибо, Геннадий, но я должен показаться на банкете и хотел бы, чтобы ты показался там вместе со мной.
- Почему?
- Незачем привлекать лишнее внимание, ты ведешь себя так, будто доживаешь здесь последние дни. Лучше всего сделать все неожиданно для других, чтобы опомниться не успели.
- Но меня же, в конце концов, спросят, почему я уезжаю, тайны из этого не сделать!
- Спросят.
- И как я объясню отъезд?
- Скажешь, решил жениться на словачке. Или нет, лучше скажи, на чешке. Уедешь - и с концами. Новую жизнь надо начинать в новом окружении.
Рычагову хотелось спросить, а как же Тамара, к которой он уже привык, но промолчал.
- Ладно, Клаус, иди на банкет, а я вскоре поеду домой.
- Что сказать, если о тебе спросят?
- Скажи, мол, заболела голова. Или передай, что у меня грипп, потому и боюсь появляться на людях, чтобы не заразить.
- А если захотят поехать к тебе?
- Кто? - усмехнулся Рычагов. - Меня здесь ценят, но друзей у меня нет. Все выпьют хоть понемногу, и никто не рискнет сесть за руль.
- Тоже логично. Я тебе позвоню, - пообещал Клаус и в предвкушении скорой выпивки потер руки, успевшие остыть в холодном кабинете доктора Рычагова. - Вот за что люблю Россию, так это за мороз.
- Странное чувство для немца…
- Ты о любви к России?
- О любви к морозу.
И тут же Рычагов вспомнил, как один из Новых годов, лет пять тому, встречал с Тамарой под проливным дождем, стоя возле городской елки под зонтиком.
"Наверное, так же будет и за границей, из года в год.
Хотя нет, дались мне эта Германия, Швейцария. В Словакии, наверное, такой же снег, как и у нас. Вот уж о какой стране не думал и не мечтал, она вроде бы для меня и не существовала".