Агитационный автобус оставили в лощине на подходах к высоте, на которой затаились немцы. Первая рота автоматчиков была отведена туда же для завтрака. Бойцы, укрывшись плащ-палаткой, сидели на косогоре, гремели ложками о котельси, грелись чаем. Приятный запах горячей пищи наполнил лощину.
- А там, наверху, голодные, - посочувствовал Фессель.
- Пусть спускаются с поднятыми руками, накормим. Настраивайте технику и приступайте к работе.
Подготовка устройства усиления звука заняла несколько минут, и вскоре громоподобный голос Фесселя витал в окрестности.
В своем выступлении по-немецки он говорил, что в данный район под руководством опытных офицеров прибыл отряд специального назначения, который сумел за две ночи захватить три опорных пункта при соотношении потерь один к тридцати.
- Вы остались одни, - грохотал голос капитана, - участь ваша предрешена. Командир отряда рядом. Он обещает всем сохранить жизнь и накормить, как только выйдете с поднятыми вверх руками и без оружия. Если есть сомнения, пришлите парламентеров для переговоров. - Рассказал Фессель о своих сомнениях по поводу целей войны. В заключение он задал вопрос:
- Есть ли среди вас хотя бы один, кому русские сделали что-то плохое? А теперь подумайте, сколько зла причинили мы им за два с половиной года войны. Наступило время, когда надо посмотреть вперед, а не оглядываться назад.
- Не призывает этот немец атаковать нас? - спросил курносый красноармеец с обозначившимися на верхней губе усиками. - Мы тут пока кимарим после завтрака…
- Не должен, - заверил сосед. - Рядом наш командир!
Неожиданно на вершине холма появилась группа немцев из трех человек. Они потоптались какое-то время на месте, потом несмело двинулись вниз. Впереди шел крепкого сложения солдат, держал черенок от лопаты, с привязанными к нему серого цвета полотенцем.
- Их надо обыскать? - обратился командир роты к Бодрову.
- Парламентер и сопровождающие его лица, в том числе переводчик, пользуются неприкосновенностью, - ответил за Сергея Фессель. - Нарушение неприкосновенности парламентеров является военным преступлением. О чем бы ни говорил представитель противника, он не может быть арестован, ему гарантируется возможность вернуться к своим.
- Спасибо за науку, - ответил Бодров, - надо и этой премудрости учиться.
- Ни при каких условиях парламентера нельзя задерживать? - спросил командир роты.
Гордый своим знанием законов войны, пленный капитан ответил, что это может произойти, если будет очевидным и доказано, что он воспользовался своим положением для целей разведки, диверсии, подстрекательства солдат противника к измене, при попытке нападения с применением оружия или физической силы. Такое правило существует с 1907 года. Оно определено на Гаагской конференции нормами о законах и обычаях войны.
Подошли парламентеры. Изможденные, небритые лица, испуганно бегают глаза. Старший группы представился фельдфебелем, хотя знаков различия на погонах не было.
- Зачем вызывали? - неприветливо спросил он по-русски.
- Явно не для того, чтобы услышать ваше брюзжание, - столь же ласково ответил Сергей. - Если вы пришли, чтобы показать свое недовольство, можете возвращаться назад. У нас тем более нет причин говорить с вами ласково.
Резкие слова русского офицера встревожили солдат, стоявших по обе стороны от старшего парламентера. Они начали беспокойно оглядываться на красноармейцев.
- Вас не тронут, - по-немецки успокоил Фессель соотечественников.
- Что вам велено передать? - спросил Бодров, обращаясь к фельдфебелю.
- Мы готовы сдаться, - ответил тот, - но у нас есть ряд условий.
- Сдача без оговора условий! Хенде хох, и приходите. Никого не расстреляем.
- Как с питанием? - сникшим голосом спросил старший из парламентеров.
- У нас кто не работает, тот не ест.
- Офицеры не привлекаются к работам, - заметил Фессель.
Парламентеры начали говорить между собою, жестикулировать. К ним присоединился Фессель. Сначала репликами, а затем все более и более он брал инициативу в разговоре, пока наконец все разом не замолкли.
- Мы согласны, - сказал фельдфебель. - Разрешите уйти?
- Сколько времени понадобится для исполнения договоренности? Погода начинает портиться.
Заморосил дождь вперемежку с редкими снежинками, и без того сырой лес начал заволакиваться туманом.
Фельдфебель посмотрел на низкие, наполненные дождем тучи.
- Один час, - ответил он.
Глядя вслед быстро удаляющимся парламентерам, поеживаясь на ветру, командир роты сказал:
- Дождь со снегом как нельзя кстати. Фрицы вон как заторопились.
Поглядывая с любопытным одобрением на укрывшихся в плащ-палатки бойцов, Фессель нарушил молчание.
- Мы, немцы, любим роптать на природу, будто она причастна к нашим поражениям… А такую вот простую, крайне необходимую вещь для солдата сделать не смогли.
Педантичные немцы выдержали ровно один час, ни секунды меньше, ни минуты больше. Потом одновременно во весь рост в колонне по три с поднятыми воротниками шинелей и натянутыми на уши пилотками, не вынимая рук из карманов, двинулись вниз.
Когда колонна подошла на полсотню шагов к залегшей цепи автоматчиков, Фессель протрубил во всеуслышание:
- Стой! По трое с поднятыми руками подойти для обыска.
- Этих-то обыскивать можно?
- Обязательно.
- Что надо оставлять?
- Личные вещи, за исключением бумаг.
Пока один взвод проводил обыск, два других наверху собрали оружие и боеприпасы, другое имущество. Такую же работу проделали во втором опорном пункте, напрасно покинутом немцами вечером.
Утром следующего дня на совещании у командира отряда Шалевич доложил о собранных трофеях. Их список едва умещался на странице, исписанной мелким почерком. В нем значилось: автоматов IIIIITT 39 единиц, немецких МП 38/40 - 207, винтовок - 198, четыре крупнокалиберных отечественных пулемета ДШК, десять немецких пулеметов МГ-42, шесть немецких противотанковых ружей, четыре 25-мм отечественные зенитные пушки, большое количество боеприпасов, шанцевого инструмента.
Когда автор записки закончил чтение, он тут же задал вопрос:
- Что со всем этим богатством будем делать?
- Разрешите немецкими автоматами вооружить роту, - застолбил тему командир восьмой роты.
- Все трофейное оружие передадим во фронтовой склад. Оставить у себя не имеем права, - ответил Бодров. - Мне уже приходилось сталкиваться с этим вопросом. Автоматы получит восьмая рота для вооружения одного взвода, девять в качестве личного оружия выдадим командирам рот. Крупнокалиберные пулеметы и зенитные пушки передаются в распоряжение начальника артиллерии для создания зенитной батареи в отряде.
Далее Шалевич сообщил, что найдено несколько добротных топографических карт, пара дневников, другие бумаги, которые переводятся в настоящее время Фесселем. Одно важное распоряжение Фогста уже переведено.
- Вы только послушайте, - говорил докладчик, - что в нем сообщается. Будто местными жителями где-то в окружающих лесах спрятана "тридцатьчетверка", два миномета, пара десятков автоматов. Командирам рот предписывалось организовать поиск боевой техники и оружия для усиления огневых возможностей опорных пунктов. Распоряжение подписано несколькими днями раньше, чем мы прибыли сюда. Похоже, наше появление помешало немцам выполнить задачу.
- Теперь она автоматически перешла к нам, - сказал Бодров.
- Еще есть важный документ - фотография, на которой запечатлен момент расстрела двух молоденьких девушек. Одна из них голая, даже на снимке видно, как они дрожали. Три немца перед ними с автоматами видны со спины. Не исключено, эти палачи находятся среди пленных.
- Что говорит Фессель по поводу фотографии?
- Поясняет, что трудно найти, но попробовать можно.
- Лев Герасимович, возьмите под свой контроль поиск. Как только задержанных отправим во фронтовой пункт сбора военнопленных, преступники там затеряются, а нам этого допустить нельзя. В Горобцах потом тоже следует поискать людей, знающих девочек. Фесселю передайте, чтобы ускорил перевод собранных документов. Александр Алексеевич, совместно с командиром седьмой роты организуйте восстановление разрушенных блиндажей в нашей роще. В скором времени сюда прибудет штаб во главе с Николаем Михайловичем. Военнопленных отправим, когда выполним все эти работы, как и другие подготовительные к зиме.
- Можно вопрос? - поднял, как школьник, руку Шведов.
- Ну!
- Нам зачитали приказ замнаркома, будто после наступательных боев положены фронтовые сто граммов.
- Получите! - заверил Бодров.
XVII
Тревожные дни последней недели со сном урывками в кабине автомашины крайней усталостью давили на сознание и тело. Хотелось расслабиться, отвлечься от навалившихся забот, просто полежать с закрытыми глазами, ни о чем не думая и чтобы никто не докучал. Сегодня выдался такой вечер. Все распоряжения отданы, дежурный по отряду предупрежден: командира не тревожить без крайней нужды. Завтра надо готовить новую операцию. Но это уже следующий день. Сегодня - отдых.
Сергей вознамерился уснуть сразу, как это бывало в автомашине или даже за столом, стоило склонить голову. Сейчас он лежал с закрытыми глазами - сбылась многодневная мечта, - но сон не приходил. Будто накопившись за длительное время, одна за другой в голове появлялись мысли, далекие от служебных дел. В стремительно развивающихся событиях иногда возникали образы сына, Зины, матери, Лиды, Вадима, поочередно и все вместе проявлялись сквозь мрак ночи и пространство. Не было лишь личика Димки. Вместо него - розовое пятно да беззубая улыбка, которой одарил сын при самой первой встрече.
Будоражило душу письмо Зины. Она была у матери, жила долго с дедами в Горшовке, везде ее принимали. В качестве кого? Не просто же только как мать Димки? Не мог он представить, что Зина поехала к родным с другой целью, кроме как повидаться с сыном. Но не сделать этого она просто не могла. Ему не хотелось плохо думать о Зине. В конце концов он одобрил ее поездку. Сергею не хотелось признаться самому себе, но в груди теплело от сознания, что Зина была в их доме, ходила с Димкой в Горшовке по дедову саду, глядела с мосточка на Панику. Милые сердцу картинки! Как было бы здорово, если бы это была та его Зина! Он пытался представить себя вместе с ней, теперешней, на хуторе или дома у матери, но не совмещалось что-то. Но и мысль навсегда оставить Димку без отца или матери отвергалась тут же.
"О-хо-хо… - ворочался Сергей с боку на бок. - И так плохо, и эдак не получается".
Он вновь вспомнил последнюю встречу в Михайловке, радостные и одновременно печальные глаза, бледное, изменившееся лицо Зины. Но оно тут же как бы растворилось в устоявшемся образе из невозвратной юности. Чувство горечи вновь наполнило сердце. "А ведь по-другому могла сложиться жизнь! Тогда не было бы сейчас сына. Кто знает, какова моя судьба. Война… А у меня есть Димка! - улыбнулся он своей мысли. - Вот уж воистину - что бог ни сделает, все к лучшему".
Сергей понимал, следовало бы написать письмо Зине, но что именно?.. Плохое письмо убьет ее. Надо хорошее, чтобы поддержать больного человека, ведь это не кто иной, как мать его сына.
"Куда ни кинь, всюду клин", - пришла на память пословица. Всякое решение - дело трудное, если оно не глупое. Оперативное отделение существует в первую очередь для подготовки обоснованных замыслов. "Обоснованные" - значит, опираются на выводы из анализа обстановки. К выработке окончательного решения подключаются многие лица со своим видением способов выполнения задачи. Сейчас в темноте и в одиночку Сергей пытался сформулировать свой взгляд на личную жизнь. Случай, когда самый лучший друг или заклятый враг не могли подсказать нужной мысли, тем более, если анализ обстоятельств подсказывает одно, а душа противится этому.
Не придя окончательно к какому-либо соглашению с самим собою, Сергей незаметно уснул. И виделся ему родной дом. С Димкой они катались по Панике на лодке. Зина сидела на берегу в фуфайке и в валенках, варила кашу, аромат которой долетал до них. Димка водил носом и говорил: "Хочу каши". Сергей пробуждался, вновь уходил в забытье на Панику, к семье.
С этим и проснулся. На тумбочке возле земляного ложа стоял завтрак. Ординарец на сей раз расстарался. Каша гречневая пахла так же, как во сне на реке. Уходить оттуда не хотелось. Сергей вновь закрыл глаза, но видение исчезло окончательно. Остался лишь запах.
Бодров вышел на свежий воздух, пока ординарец делал уборку и проветривал землянку. Вокруг белым-бело. Пришла зима с первым свежим, ярким, пахнувшим озоном пушистым снегом. Утонуло в нем все черное, серое, корявое. Теперь будто выглаженная лежит земля, словно приготовленные к свадьбе невесты, стоят украшенные белой бахромой березки. Накануне всем подразделениям, кроме дежурного и караула, было разрешено отоспаться. Потому лагерь, получивший кодовое название "Роща", все еще медленно пробуждается. Красноармейцы выбегают из землянок, хватают пригоршнями снег, трут руки, шею, грудь, бросают друг в друга снежками.
Подошел Боткин, поулыбался, глядя на веселившихся бойцов.
- Мирная жизнь возвращается. Еще до войны видел, чтобы вот так играли люди.
- К сожалению, ненадолго удается расслабиться. Сегодня уже начнем решать новую задачу.
На совещании руководства отряда Бодров сообщил, что ночью получена радиограмма от Николая Михайловича, в которой приводится ориентировка СМЕРШ о появлении в Горобцах спецгруппы немцев с намерениями вывести полковника Фогста за линию фронта.
- Как всегда, - сказал командир отряда, - начальник штаба от имени руководства войск НКВД задачу формулирует кратко: провести чекистско-войсковую операцию поиском в населенном пункте. Спецгруппу вместе с полковником, сочувствующими и содействующими задержать, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Теперь перед нами вновь вопрос: каким образом решить задачу, да еще без потерь.
- Никто из нас не был в Горобцах, что представляет собою поселок? - включился в разговор Шведов.
- Есть хорошая трофейная крупномасштабная карта. Интересовался у задержанных: где, что и как расположено.
Поселок крестообразно разделен двумя широкими улицами на северо-восточную, северо-западную, юго-западную и юго-восточную. В юго-восточной пруд, к которому с севера и юга подходят глубокие балки; с запада, за холмами, лесной массив широкой полосой тянется на многие километры в сторону фронта. Школа, вблизи которой может находиться "Мыкола", в юго-западной части, там же дом старосты, где предположительно находится полковник Фогст. Само расположение Горобцов подсказывает: наиболее вероятным направлением ухода спецгруппы является юго-запад. На этом направлении следует сосредоточить основные усилия.
- Я не спрашиваю, кто какие задачи будет решать, - сказал Мухов.
- И правильно делаете. Вам, Валерий Александрович, сегодня же до обеда выставить заслон на опушке леса, перекрыть наиболее вероятные направления ухода из поселка. Службу нести круглосуточно. Операцию начнем завтра с утра. Ночью выполним другую задачу. Командирам групп принять решение и в двенадцать ноль-ноль прибыть для организации взаимодействия, - распорядился Бодров.
Когда офицеры покидали командирскую землянку, Сергей сказал Анатолию:
- Позови отца, пусть придет.
- Взял бы ты его к себе шофером.
- Оба окажемся в неудобном положении.
Николай Дмитриевич пришел быстро. Сказал часовому, что прибыл по вызову командира отряда.
Сергей расцеловал растроганного отца. Вроде бы постоянно рядом, а видеться не удается. Рассказал о письме Зины, ее гостевании в Батурино и Горшовке. Достал бутылку коньяка.
- Ты коньяк пил когда-нибудь?
- Не приходилось. На финской войне видел однажды пустую бутылку с этикеткой.
- Мне заместитель по тылу принес. Французский. Хотелось с тобою попробовать.
Сергей плеснул по четвертинке стакана:
- Говорят, его помногу не наливают.
От повторной дозы отец отказался. Сергей закрыл бутылку, сунул коньяк в сейф.
Будешь приходить, помаленьку прикончим. Да! Что скажешь по поводу письма Зины?
- Рано или поздно, но это должно было случиться. А по-другому - как? Мать же. Но смелая! Я бы даже сказал - молодец!
- О Вадиме она не обмолвилась ни словом.
- Значит, не совсем ласково обошелся.
- Ну и зря! Не его это дело.
- Ты-то не обижайся на брата, - сказал Николай Дмитриевич, увидев насупившиеся брови сына.
- Какие у тебя мысли, па?
- Смотри, как тебе подсказывает совесть, так и поступай.
- А если угрызения совести - одно, а душа - другое?
- Тогда только время рассудит. Димку жалко и тебя тоже. Да и Зину.
- Хотел бы ты видеть ее в нашей семье?
- Не мне решать, - улыбнулся грустно отец. - Но вижу по глазам, какой ответ ты хотел бы услышать.
Вышли из землянки.
- По приметам, если появился снег рано, весна будет теплой, - сказал Николай Дмитриевич.
Полковник Фогст прибыл в Горобцы по распоряжению начальника штаба группы армий "Юг" генерала фон Зонденштерна для организации прочной обороны с использованием окружающих поселок высот. Фогст приложил немало усилий, чтобы выполнить поручение генерала. Однако советские войска не стали штурмовать высоты, ограничились лишь бомбардировкой и неоднократным обстрелом артиллерией, обошли их, оставив с хорошо подготовленными гарнизонами в тылу. Наступление противника было столь стремительным, что полковник с личной охраной не успели покинуть гостеприимного старосту Билячко. Наступающие войска в Горобцах не останавливались, новые, или, точнее, старые власти еще не прибыли, никто старосту от власти не отстранял, но и не почитал. Безвластие! Но рядом немецкий полковник с солидной охраной, потому односельчане выполняли распоряжение Билячко. Верил он полковнику, что немцы отступили от Днепра из стратегических соображений и в скором времени вновь возвратятся.
Староста был наслышан о судьбе таких же, как он, после прихода Красной Армии, в тайных мыслях планировал, как поступить, если немцы не появятся, а советская власть окажется восстановленной. Представлял, как с ним поступят после ареста, начал помаленьку готовиться к неприятному делу, рассчитывая, что удастся своевременно уйти в лес и влиться с ряды УПА, сумел убедить упрямого Фогста подключиться к этой работе.
Полковник считал, нельзя солдату оставлять времени на бездействие, мысли у того возникают нехорошие. Потому требовал от унтер-офицера, командира группы его личной охраны, проводить с подчиненными занятия по строевой подготовке, заниматься физическими упражнениями, стрельбой из автомата. И весьма обрадовался предложению Билячко прорыть туннель из подпола дома к кирпичному сараю, который примыкал дальним торцом к загустевшему саду. По нему в экстренном случае можно было бы из дома скрытно уйти в сарай, а оттуда в сад. От подворья старосты до леса несколько километров, но ночью дворами соседей можно было дойти до него за час-полтора. Лес в думах старосты был спасением от самого страшного. Если же уйти вместе с Фогстом и его хорошо вооруженной и подготовленной охраной, то вообще… Что дальше? Мысль не проникала в неизвестность. Там, в лесу, немцы станут обузой. В таком соседстве одинаково опасно встретиться со своими или красноармейцами. Над этим предстоит еще поразмыслить.