- Уже двинули, - сказал Аверин, получивший вчера информацию о прибытии очередной бригады из Татарии.
По закону сохранения вещества, если кого-то откуда-то выдавливают, то эта же биомасса должна переползти в другое место. Братва из всей эсэнговии предпочитала устраиваться в России - эдаком громадном заповеднике для бандитов. Во многих странах СНГ тамошние царьки начинали предпринимать какие-то меры по борьбе с преступностью. В Грузии ввели наказание за угон автомобилей - пятнадцать лет. Куда двинули профессиональные автоворы? Конечно, в Москву. Там легко затеряться, можно откупиться от милиции и суда. Там можно жить припеваючи. За угон машины в России вообще проблематично получить реальный срок. А ведь можно сколотить бригаду из малолеток, которых вообще не привлечешь по статье, и заставить их заниматься угонами. В Москве преступный автобизнес безопасен. Результат налицо - до сотни угоняемых машин в сутки только в столице. То же касается и головорезов всех мастей, тоже обожающих российские города. Ведь закон наш больше озабочен защитой бандюг, чьи права все якобы мечтают нарушить, а не защитой прав потерпевшего, которому на роду написано стать потерпевшим, ибо с детства он занимался не тем, чем надо, - получал образование в институтах, а не в тюрьмах, качал мозги, а не мышцы, соблюдал законы, вместо того чтобы их нарушать, в результате стал никчемной, слабой фигурой, созданной для того, чтобы ее грабили, убивали.
- Пойдут жестокие разборки. Казанцы начнут отхватывать все новые куски, - закончил Ремизов, - действуя с привычной жестокостью.
Казанский феномен. Еще в семидесятые годы в Казани сложилось положение, когда значительная часть городской молодежи оказалась втянута в так называемые моталки - банды, живущие по волчьим законам, списанным с взрослых блатных законов. Даже в тихие застойные времена в Казани творилось нечто невообразимое. При попустительстве казанской милиции, прославившейся чудовищными укрывательствами преступлений (иногда умудрялись не регистрировать даже убийства), молодежные банды набирали силу. Огромное влияние на подрастающее поколение оказывали воровские авторитеты. Моталки были первой ступенью в бандитском образовании. Казань стала одним из самых страшных рассадников организованной преступности. И в постперестроечное время лидерами татарских преступных группировок, боевиками и профессиональными киллерами стали по большей части воспитанники моталок - они привыкли к бандитской дисциплине и насилию, умели бороться за место под солнцем. Они прекрасно вписались в воцаряющийся в стране хаос и заняли почетное место в структуре российской оргпреступности.
В Москве казанские организованные преступные группировки действовали где-то с восемьдесят восьмого года. По оперативным данным, число только активных участников составляло около двухсот человек. Впрочем, речь о единой казанской преступной структуре в Москве не шла. В столице существовало несколько таких формирований. Самая крупная из этих группировок была борисковская. Под ее контролем находился ряд малых предприятий, ресторан "Золотой дракон" на Плющихе. Кировско-тукаевская группировка контролировала малое предприятие "Земля", кооперативный банк "Восток-Запад". Группировка "Теплоконтроль", преемница знаменитой молодежной группировки "Тяп-ляп", прославившейся лет пятнадцать назад массовыми беспорядками и убийствами в Казани, контролировала в столице несколько малых предприятий и имела некоторое влияние на станцию техобслуживания "АвтоВАЗ" в Балашихе. Кроме того, казанская мафия держала в своих руках часть поставок автомашин "КамАЗ" и поставки нефти из Альметьевска. Обеспечивала крышу многим коммерческим палаткам, контролировала гостиницу "Узкая" на Новоясненской улице, охранную фирму на улице Гиляровского, казино "Арбат" и многие другие объекты. Кроме того, казанцы хорошо зарекомендовали себя в роли ландскнехтов - участвовали за плату в разборках между московскими преступными группировками. Казанцы имели своего вора в законе - недавно вышедшего из зоны авторитетнейшего преступника по кличке Антип, - он нередко выступал в роли судьи и примиренца в возникающих между различными казанскими бригадами склоках. А склок таких возникало немало - эти преступные группы не только не взаимодействовали между собой, но и нередко становились на путь открытой конфронтации. Часто причинами разлада были еще казанские обиды. Как и на родине, эти конфликты нередко заканчивались кровью. Только за последнее время погиб ряд казанских лидеров. Среди павших - двадцативосьмилетний лидер группировки "Борисово" Француз, авторитет по кличке Гитлер, лидер группировки "Теплоконтроль" Кондрашин. Ко всему прочему Казань радовала Москву и некоторые иные города молодежными десантами - они занимались преимущественно уличными разбоями и грабежами, а также просто битьем местных жителей интереса ради…
Лето входило в свои права. Июнь жарил африканским солнцем. Жарко было и в политике, и в криминальном мире. Продолжались взрывы, расстрелы. Сотрудники милиции несли потери в войне с преступниками. Преступный мир привычно уничтожал сам себя в разборках, но на место выбывших бандитов приходили новые и новые - еще более злые, отвязные, агрессивные. Продолжала рваться наверх молодежь, требуя старых воров подвинуться и дать им место под солнцем.
А Аверин ощущал, что им овладевает тягучая усталость. Мучили обострившийся радикулит, мигрень и безденежье. Зарплата за такую работу больше выглядела насмешкой. Не хватало на бензин и на цветы Маргарите.
С Маргаритой у него начали складываться постоянные, но какие-то немного странные отношения. Они встречались раз в три-четыре дня. Ходили по городу - в музеи и на выставки, сидели в ресторанчиках и кафе, от чего бюджет Аверина пищал предсмертным писком. Несколько раз оставался ночевать у нее, и это было безумие. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Маргарита признавалась, что и она испытывала схожие чувства. Но на каком-то этапе, когда, казалось, достигнуто полное единение тел и душ, она как бы отстранялась от него, прикрывала распахнувшуюся дверь в своем сердце. Она боялась окончательного сближения. Как между двумя кораблями опасная близость может окончиться столкновением, помятым корпусом и поцарапанной обшивкой.
- Не любишь ты меня, - как бы для смеха сказал однажды Аверин, прижимая ее голову к своему плечу.
- Почему. Иногда люблю.
- Нет, ты меня уважаешь.
- А ты?
- А я тебя обожаю… Как рифма.
- Ты у меня поэт, - она впилась своими губам и в его губы…
С деньгами становилось совсем туго. Аверин как-то договорился посидеть в пивной со старым приятелем Сережей Палицыным.
- Как бы заколотить деньги? - спросил Аверин, отставляя полупустую кружку.
- Продавай информацию в газеты, - ответил Палицын, разделывая воблу.
- Да ты что?
- А ничего! На Петровке многие так поступают. Лучше всего "Московский комсомолец" платит. "Коммерсантъ" неплохо.
- Нет, так не пойдет.
- Тогда пиши сам.
- Не умею.
- А ты попробуй. Буду твоим творческим консультантом. И литературным агентом.
Аверину этот разговор запал в память. Однажды он подобрал справки, посидел вечер. И обнаружил, что слова ложатся на бумагу необычно легко. Когда он прочитал свое творение, то убедился, что получилось, в общем-то, неплохо. Статья рассказывала о разоблачении банды, занимавшейся нападениями на водителей-дальнобойщиков, - на ее счету было четверо убитых.
На следующий день Аверин встретился с Палицыным, показал написанное. Журналист вычитал, пожал плечами.
- Для первого опыта ничего. Текст изобилует канцеляризмами, специфическими оборотами, милицейским и уголовным жаргоном. Но в принципе годится. Главное, есть проблема. Есть некоторые эмоции. Впредь побольше размазывай в статьях соплей и причитаний - народ это любит. Подбавь чуток крови, размешай со щепоткой страха, намекни, что преступность стучится в каждый дом, поругай власти за бездействие, попеняй на народ за падение моральных устоев, распиши парочку эпизодов пострашнее - и статья готова… И еще - ты привык в школе сочинения писать: вводная часть, основная, вывод. Уходи ты от этого. Статья - это нечто другое и выстраивается она совсем по-иному.
- Как?
- Статья начинается с убойной фразы. Типа - оторванная голова закатилась за плиту. На голове виднелись следы зубов неведомого существа.
- Ага. На кухне лежал труп и еще дышал.
- Можно и так… Давай, попытаюсь пристроить.
Через неделю статья вышла в "Криминальной хронике". Аверин ее почти не узнал. Вымученные, пережитые фразы и выражения были выкинуты или переделаны, взамен них вписано несколько совершенно ненужных сентенций. В одном месте переврали факты - слава Богу, не слишком сильно. Но в целом, как ни странно, произведение получилось вполне достойным. Вынесенный на первую полосу анонс свидетельствовал - материал номера.
- Давай еще, - сказал Палицын, - редактору понравилось. А то все думают - менты не только писать, но и читать не умеют.
- Ладно тебе издеваться.
- Напиши про маньяков. Горячая тема.
Про маньяков Аверин написал уже с учетом рекомендаций. И Палицын с уважением произнес:
- Старик, растешь на глазах.
Вторая статья вышла через две недели в "Очной ставке", Аверину позвонил редактор этой новой забойной газеты и призвал сотрудничать впредь, пообещав платить больше, чем в других местах. Там Аверин получил гонорар, приостановивший его падение в финансовую пропасть.
- Теперь надо тиражировать статьи в других изданиях. Мелькать почаще, - сказал Палицын. - Попытаюсь пристроить еще в два места.
Обещание он свое выполнил. Статьи приняли еще в двух газетах. Пообещали рассмотреть и в "Огоньке" - они только что начали издаваться вновь и платили по два - два с половиной доллара за машинописную страницу, так что средняя статья тянула на полторы-две сотни - половина ежемесячной зарплаты сотрудника центрального аппарата МВД.
- Пиши больше, - посоветовал Палицын.
Но Аверину вскоре стало не до всего. Небольшая передышка закончилась, и опять обрушился шквал событий.
Аверин приехал в ГУВД к Савельеву подбивать итоги по совместным делам. Пролистал сводки и ткнул пальцем в раздел "без вести пропавшие".
- Так. Пропал без вести Георгий Отариевич Паридзе, 19441 года рождения… Гоги Колотый? - обернулся он к Савельеву.
- Он, родимый.
- Как исчез?
- Позавчера утром вышел из своей квартиры. Спустился своим скромненьким "Жигулям". Тут к нему подошли люди в милицейской форме, усадили в машину с мигалкой. Поднялись к жене, отдали ключи от "Жигулей". Больше Гоги никто не видел. Никаких известий.
- А может, милиция прихватила?
- Я посылал людей - проверили все. Обзвонил МБ, прокуратуру. Никто Гоги не задерживал.
- И что все это значит?
- Тайна сия велика есть.
- Крутой авторитет.
- Личность известная. Поговаривают, наставник Отари Квадраташвили.
Аверин задумался. Исчез Гоги Колотый. Что этому предшествовало? Не разговор ли с Лехой Ледоколом? Аверин прекрасно помнил, как обмолвился ему, что так интересующий его Калач вел из Тель-Авива какие-то переговоры с Гоги. Что творится? Какой обвал вызвал звук этих слов?
- Что делать будете? - спросил Аверин.
- Я - ничего, - сказал Савельев. - Пусть окружной оперативно-розыскной отдел объявляет Гоги в розыск как без вести пропавшего. Своих дел полно.
- Что по ОД "Жильцы"?
- После того как месяц назад у них сорвалось очередное дело, они легли на дно. До недавнего времени.
Сделка, на которой рассчитывали взять шефа фирмы "Милосердие" и его подручных киллеров, сорвалась. Решили группу пока не трогать, подождать, когда они проявятся. Савельеву удалось подвести в фирму "Милосердие" своего агента, который сошелся достаточно близко с Новицким. Так что теперь держали руку на пульсе этой бригады. Но как назло Новицкий временно свернул деятельность. Савельев даже предложил подставить для сделки своего человека, но вариант отвергли как слишком сложный и опасный. Было решено начинать реализацию исходя из имеющихся данных, если бандиты не затеют новой акции в ближайшие дни.
- Что с нашим человечком в "Милосердии"?
- Говорит, на послезавтра намечается отработка очередного клиента. Новицкий его пас три месяца. Большая квартира у метро "Семеновская".
- Думаешь, хозяина после договора будут глушить?
- Семьдесят тысяч долларов. Еще как будут, Слава… На, читай.
Савельев протянул распечатку телефонных переговоров. Опять Новицкий обещал Каратисту новое денежное дело и списание всех долгов.
- Надо им снова навешивать "наружку", - предложил Аверин.
- С завтрашнего дня…
Аверин открыл дверь, прошел в прихожую, включил свет. Пушинка висела, вцепившись когтями в плащ на вешалке. Что она там делала - никому не известно.
- Мой новый плащ, - укоризненно произнес Аверин, снимая кошечку. Пушинка мяукнула, беззлобно укусила его за руку и замурлыкала.
Пушинка испытывала в последнее время какое-то нездоровое стремление к акробатическим номерам. Она то карабкалась на шкафы, то лазила по шторам, от чего те лохматились, а теперь решила взяться за плащ.
Аверин прошел на кухню. Пушинка рванула следом и начала тереться мордой о брюки. Это означало, что она канючит свою порцию.
- Не получишь. Нечего по плащам дорогим лазить, - произнес он.
Пушинка на миг растерянно посмотрела на него, а потом тяпнула за ногу. Аверину порой казалось, что она понимает русский язык так же свободно, как он сам.
- А это уже уголовщина, - погрозил он пальцем котенку. - Ладно, что с тобой поделаешь.
Вытащил из холодильника кусок колбасы и кинул на блюдце, поставил варить рыбу. Прошел в комнату. Набрал номер квартиры Маргариты. Она подняла трубку.
- Здравствуй, дорогая моя, - произнес он.
- Привет, - в голосе звучал холодок.
- Ты не хочешь встретиться?
- Я на этой неделе не могу. Извини.
Судя по тону, извинение подразумевалось чисто формальное. Обменявшись еще несколькими ничего не значащими фразами, Аверин закруглил разговор. Держа трубку в руке и слушая гудки, он вздохнул. Он привык к переменам настроения у Маргариты. Кто поймет этих женщин? Перебрал в памяти - может, сделал что-то не так? Вроде все нормально. Возможно, он просто наскучил ей. Девушка привыкла с детства играть с разными игрушками, выбрасывая их, когда они надоедают. На миг он почувствовал себя несчастным, заброшенным.
- Мяу, - донесся с кухни требовательный зов. Пушинка намекала, что рыбе уже пора бы и свариться…
- Первый, ответь Бархану-один, - донеслось шуршание из рации.
- Первый слушает, - произнес Артемьев.
- Объект вышел из ресторана. Сел в контейнер. С ним - его секретарша.
- Где терпила?
- Вышел из ресторана. Хорошо поднабрался. Идет к троллейбусу.
- Провожайте "Мерседес". Бархан-четвертый - провожает терпилу.
- Бархан-четыре понял.
- Бархан-один принял.
Аверин посмотрел на часы на панели "Жигулей". Они показывали двадцать два пятнадцать.
- Скоро будут, - сказал Савельев. Зашуршал эфир.
- Бархан-восемь на связи. Первый, ответь, - послышалось из рации.
Третья группа "наружки" вошла в зону радиослышимости.
- Первый, слушаю.
- Ведем клиента вдоль бульвара.
- Контейнер?
- Зеленые "Жигули". Квитанция "а22-18мк".
- Понял. Присматривайте.
Через пять минут зеленые "Жигули" появились в зоне видимости. Машина была старая, потертая, битая-перебитая. Она остановилась в двух кварталах от дома.
- Объект два вышел из контейнера. Объект три остался в салоне, - сообщил оперативник из "наружки".
Ясно - Каратист отправился к дому, а Карась сидит за рулем и ждет возвращения подельника.
- Не упускайте. Пятый, по сигналу начнете брать. Союзники пусть подстрахуют.
Союзниками обычно называют сотрудников "семерки" - разведки. Они не имеют права участвовать в силовых мероприятиях. Их дело - наружное наблюдение. Они живут под чужими именами, имеют вымышленные места работы и документы прикрытия. Оперативник "наружки" - это тень. Он напоминает о своем присутствии лишь тихим шелестом и не должен никогда материализовываться ни в материалах уголовных дел, ни при задержаниях. Но в жизни часто происходит иначе. При мероприятиях часто просто не хватает оперативников для проведения захватов, и "семерка" занимается несвойственным делом - выламывает руки, защелкивает браслеты.
- Значит, все сработало, - сказал Савельев. - Они решили убрать клиента.
- Значит, решили, - произнес Аверин. На него обычно накатывало легкое возбуждение, когда операция входила в основную стадию.
- Смотри, вот он. С сумкой.
- В сумке - автомат Калашникова?
- Скорее всего. Привычный инструмент.
- Стрелки хреновы.
Каратист пристроился в сквере так, чтобы держать подъезд в поле зрения. Он нервничал. Вскакивал, суетливо прохаживался. Аверин рассматривал его в бинокль. Летом темнело поздно, на Улице было совсем светло.
- Четырнадцать трупов, - сказал Аверин. - Пора бы уж и перестать нервничать.
- Работа тяжелая. Боится еще.
- Может, зря не взяли спецназовцев?
- Обойдемся своими силами.
- Первый, ответь Бархану-один, - прозвучал голос опера "семерки".
- Первый на линии, - сказал Аверин.
- Терпила выходит из троллейбуса.
- Ну все, начинается. - Аверин сказал в рацию:
- Приготовиться.
По направлению к подъезду направился шатающейся походкой мужичок. Он шел прямиком к своей смерти. По планам Новицкого этому человеку надлежало через несколько минут умереть.
Каратист высмотрел клиента и заерзал на скамейке.
- Вперед, - сказал Аверин. Савельев тронул машину.
- Здесь притормози. Когда я сближусь с Каратистом, командуй захват. И подкатывай. Подстрахуешь.
- Понятно, - Савельев вынул "стечкина" и передернул затвор, положил пистолет между сиденьями.
- Если что не так пойдет и он выхватит автомат, сразу вали его, - велел Аверин, вылезая из салона.
- Сделаем.
Жертва зарулила к подъезду. Каратист встал со скамейки и быстрым шагом направился туда же. Аверин зашел за дом, бегом преодолел расстояние, перепрыгнул через газон, расстегнул рубаху на груди, приспустил ремень и нырнул за угол. Он рассчитал траекторию так, чтобы пересечься с Каратистом в нескольких метрах перед подъездом и столкнуться нос к носу.
Аверин рассеянно смотрел по сторонам, шатался, гнусавил под нос песню. Он вполне прилично научился изображать пьяных. Главное, не встретиться взглядом с глазами клиента. Это многих доводило до беды. У преступников существует какое-то шестое чувство. Некоторые чуют опасность и без видимых причин. Другие читают по глазам опера, если тот, дурак, пялится куда не следует.
Аверин смог теперь рассмотреть Каратиста получше. Высокий, симпатичный парень с длинными волосами, с набитыми по-каратистски руками. Ничего порочного в лице, во взоре.
Обычный молодой человек. Никто бы не подумал, что на его душе четырнадцать безвинных жертв.