На востоке затеплилось небо в предвкушении восхода, Предутренний воздух был холоден и колюч. У меня начался озноб, но думаю, не от прохлады. Я достала из сумочки пачку сигарет, хотела вынуть зажигалку, но в это время ощутила на своем плече тяжелую мужскую руку, а буквально под носом возникла зажженная спичка - это был шеф полиции Роберте.
- Я вам сочувствую, Джери-Ли, - сказал он, и я безошибочно различила в его голосе
искреннюю симпатию и заботу.
- Спасибо, я знаю...
- Я бы не хотел тревожить вас такими вопросами именно сейчас, но что делать - кое-что надо выяснить.
- Я понимаю. Спрашивайте, шеф.
- Машина зарегистрирована и застрахована на ваше имя?
- Да.
- Вам необходимо уведомить.страховую компанию. Я приказал оттащить обломки машины в гараж, что на Главной улице.
Я уставилась на него.
- Я сказал обломки, потому что она разбита вдребезги.
Отремонтировать невозможно. Я молча смотрела на него.
- Я могу зайти к вам домой попозже, - продолжил он, помявшись. - Вам не придется приезжать в участок, вы просто подпишете сообщение об аварии дома.
- Спасибо.
Он потоптался и пошел прочь.
- Шеф Роберте! - наконец нашла я в себе силы продолжить разговор.
- Да?
- Эта девушка... ее зовут Энн? Он кивнул.
- Бели вам нетрудно, скажите, чтобы она позвонила мне. Может быть, я смогу что-нибудь сделать для нее, как-то помочь.
- Конечно, я передам, Джери-Ли, - сказал он. - Я знаю ее столько же лет, сколько и вас, Джери-Ли. С тех пор, как она стала ходить. Она правильная, хорошая девочка.
- Она и не могла быть иной, если мой брат любил ее. Он опять кивнул, потом посмотрел на небо.
- День собирается быть ясным.
Я долго смотрела, как он тяжело уходил, полный, грузный, в своей смешной по-детски голубой форме.
Да, он был прав, подумала я, взглянув на небо. День обещает быть ясным. В небе не было ни облачка.
Похороны состоялись во вторник. Уолтер прислал из Лондона цветы, Гай приехал и пожал мне руку, задержав ее в своей.
Когда мы вернулись домой после похорон, мать поднялась наверх в свою комнату и заперла дверь.
- Пожалуй, я пойду складывать вещи, - сказала я отцу. - Гай обещал подбросить меня в город.
- Да, наверное, так будет лучше, - вздохнул он, Как он осунулся, как устал за несколько дней. Он тоже очень любил Бобби. И я сказала:
- Если ты хочешь, чтобы я осталась, па, я останусь.
- Езжай. Мы справимся. Наверное, самое правильное - уехать.
- Но с тобой все будет в порядке? - спросила я, вкладывая в эти слова особое значение.
Он понял меня и ответил на этот раз почти твердо:
- Я справлюсь. - Поколебавшись, он добавил:
- Не сердись на мать.
Она пережила страшные дни.
- Я не сержусь, - уточнила я. - Я просто ее не понимаю.
- А если так, то постарайся быть милосердной.
Снисходительной. Не отталкивай ее, не воздвигай между вами барьера - ты все, что у нее теперь осталось.
- Но я не могу пробиться к ней, к ее сердцу, папа! - воскликнула я.
- Ты же знаешь, сколько раз я пыталась. Но что я могу сделать, если мы с ней совершенно по-разному чувствуем и думаем практически обо всем.
- И все равно, не прекращай попыток, - сказал он. - В этом и заключается истинная любовь. Я подошла к нему и обняла, прижалась щекой.
- Ты никогда не прекращаешь попыток, па... Да? Ты ее очень любишь, па.
- Очень. При том, что ясно вижу все ее недостатки. Но они для меня ни в счет. Потому что я так же ясно вижу и все то хорошее, что есть в ней.
Сила и смелость, например, понадобившиеся ей для того, чтобы вырастить вас двоих после гибели мужа, вашего отца. Или - ты знаешь, что она ответила мне, когда я сделал ей предложение? Что не выйдет за меня, если вы не одобрите ее замужество. Наконец, ты же знаешь, что она не сделает ничего, что могло бы причинить тебе боль.
- Вот этого я не знала.
- Твои тетя и дядя предложили взять тебя, чтобы облегчить ей жизнь, когда она осталась одна, и еще чтобы она смогла бы создать для себя новую жизнь, новую семью. Она отказалась. Она сказала, что вы ее дети, ее ответственность, и что она никому не уступит радость нести груз ответственности за вас и заботы о вас. И первое, о чем она спросила меня, когда я сделал предложение, - как я отношусь к вам обоим.
Я поцеловала его в щеку. Он был таким хорошим, таким любимым и таким наивным.
Но он ее любил.
Он сам так сказал. Поэтому - как я могла надеяться, что он поймет: все те изумительные, замечательные слова, что она сказала, все те изумительно правильные вещи, что она сделала, все это не потому, что она любила, а потому, что считала - именно так следует поступать? Я поцеловала его в щеку снова и шепнула:
- Я постараюсь запомнить все, что ты сказал мне, па.
Зазвонил телефон. Он снял трубку и, послушав, протянул мне.
- Тебя.
Я взяла трубку и сказала отцу:
- Предложи Гаю что-нибудь выпить. У меня такое ощущение, что он умирает от жажды.
Из соседней комнаты показалась голова Гая.
- Я в полном порядке, - сказал он.
- А я чувствую, что мне не помешает глоток доброго вески, - сказал мой отец и вышел в соседнюю комнату, к Гаю, закрыв за собой дверь.
- Алло! - наконец сказала я в трубку. Голос в ней был усталым, тихим, вялым.
- Говорит Энн Лэрен. Шеф Роберте передал мне, что вы бы хотели... что вы ему сказали... Я звоню, чтобы поблагодарить вас.
- Я действительно хочу вам помочь, если это в моих силах. Если я что-то могу сделать для вас...
- Нет, - сказала она торопливо, - нет, ничего... - Она умолкла на мгновение, не решаясь продолжать, но потом все же спросила:
- Все было как надо? Мои цветы - вы получили их?
- Да, получили. Чудесные цветы... Я вспомнила огромный венок из черных роз с маленькой карточкой.
- Я хотела поехать, но врач не разрешил мне встать.
- Вы поправляетесь?
- Я уже прилично себя чувствую... Энн умолкла, и я почувствовала, что она не уверена, стоит ли ей говорить или нет. Но она решилась:
- Вы знаете, что я потеряла ребенка? Я поняла, что она плачет.
- Да, ужасно! Я так сочувствую вам!
- Думаю, что все к лучшему, - сказала Энн. - Во. всяком случае, все мне так говорят.
- Может быть, оно и так, - сказала я. Она перестала плакать. Видимо, она взяла себя в руки и теперь контролирует свой голос:
- Простите, Джери-Ли, я знаю, что вы тоже ужасно переживаете и вам хватает своего горя. Я не хотела бы увеличивать его, я только хотела поблагодарить вас за внимание.
- Энн! - вырвалось у меня. - Когда вы поправитесь окончательно, позвоните мне и приезжайте в город - я бы очень хотела посидеть с вами за ленчем, поговорить.
- Я была бы рада. Я обязательно позвоню. Когда я клала трубку, я заметила, что мать стоит на последней ступеньке лестницы и слушает.
- С кем это ты разговаривала? - спросила она.
- С Энн.
Она поджала губы и спросила:
- Ты поблагодарила ее за цветы?
- Я думала, что это уже сделала ты.
- Если она его так любила, как говорит, почему она не пришла на похороны?
- Почему ты ее об этом не спросила сама? Мать, наконец, посмотрела мне в глаза.
- Я звонила ей. Но она не захотела разговаривать со мной. Видимо, ей было слишком стыдно за то, что она сделала.
- Мать, ты ошибаешься. Причина совершенно в ином.
- Тогда скажи мне, в чем она заключается.
- Она слишком плохо себя чувствовала. Она потеряла ребенка.
Лицо матери внезапно побелело, она зашаталась. Я протянула руку, чтобы поддержать ее.
- Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль, Джери-Ли, - проговорила она.
Я ничего не сказала, только смотрела, как нормальный цвет лица постепенно возвращается и щеки матери чуть-чуть начинают розоветь. Моя мать - очень сильная женщина. Очень!
- Теперь ты действительно ушел от нас, - сказала она.
Мы долго смотрели друг на друга, потом она сделала неуверенный шаг навстречу мне и моей протянутой руке. Я раскрыла объятия, и мы обнялись.
Она прижалась ко мне так, как будто она была ребенком, и, наконец, к ней пришли слезы.
Глава 6
Была среда, день, когда шли утренники, и ресторан Сарди был уже переполнен дамами из пригородов.
В баре тоже было полным-полно, но тут в основном сидели и стояли завсегдатаи. Я вошла, поздоровалась с некоторыми знакомыми и увидела, что ко мне спешит метрдотель. Он поклонился:
- Миссис Торнтон, рад снова приветствовать вас в нашем ресторане! - и улыбнулся, - Мистер Фэннон ожидает вас.
Я последовала за ним к столику, который всегда занимал Фэннон. Он стоял у самой стены, отделяющей ресторан от Малого бара - очень удобное командное место в зале. Все входящие или выходящие так или иначе оказывались в поле зрения тех, кто сидел за этим столиком. Говорили, что Фэннон за последние пятнадцать лет не пропустил ни одного ленча, за исключением тех дней, которые он провел в больнице, да и то они отправляли ему туда его обычные заказы.
Он сидел на банкетке. Когда я приблизилась, он сделал попытку встать, но его могучий живот не позволил: вдавившись в край стола, он вынудил мистера Фэннона застыть в нелепой позе. Как только я села рядом с ним, он рухнул на банкетку, с облегчением вздохнул и поцеловал меня в щеку.
- Вы прелестно выглядите, моя дорогая, - сказал он своим резким голосом.
- Благодарю вас, мистер Фэннон.
- Адольф, моя дорогая, - сказал он все тем же голосом. - Зовите меня Адольф, ведь мы старые друзья. Я согласно кивнула - мы, действительно, были знакомы почти два года. Для Бродвея срок весьма значительный, даже если говорить о дружбе. И я ответила:
- Спасибо, Адольф.
- Коктейль с шампанским для миссис Торнтон, - сказал он официанту, и тот исчез. Фэннон посмотрел на меня, лучезарно улыбаясь. - Для тебя - все самое лучшее.
Шампанское я люблю, но коктейль с шампанским вызывает у меня легкую тошноту. Тем не менее, я мило улыбнулась и сказала:
- Спасибо, Адольф.
- Нет, ты попробуй, - стал настаивать он, когда официант принес коктейль, и я не сделала даже попытки взять бокал. - Попробуй!
Мне пришлось поднять бокал и поднести к губам.
- Нет, подожди минутку! Нужен тост. Он поднял стакан, в котором, как полагалось думать, была неразбавленная водка, но на самом деле - и все это отлично знали - чистейшая вода. Язва вместе с желудком съела у него и выданную ему при рождении лицензию на потребление спиртного.
- За твою пьесу!
Я кивнула и чуть пригубила. Отвратительная сладкая жижа прокатилась по пищеводу, вызывая тошнотворное чувство, но я выдавила из себя улыбку.
- Чудесно!
Лицо Фэннона приобрело торжественно-серьезное выражение.
- У меня очень важное сообщение, - сказал он и положил руку на мое колено.
- Я слушаю, Адольф, - сказала я, не спуская глаз с его лица.
- Я решил запускать твою пьесу! - его рука поползла вверх по моему бедру. - Мы начинаем репетировать в августе. И я бы хотел привезти спектакль в показать его в Нью-Йорке в октябре.
Я забыла о его руке на моем бедре.
- В самом деле? - воскликнула я. - Правда?
- Конечно. Новый вариант мне понравился. Больше того, я уже послал пьесу Энн Бэнкрофт.
- Неужели вы думаете, что она сможет сыграть?
- Уверен. Она просто не найдет лучшей для себя рези. И кроме того, она всегда предпочитает работать с Гаем как режиссером.
- А он согласен ставить?
- Да. Я позвонил ему в Калифорнию атим утром, и он дал согласие.
За время разговора его рука поднялась по моему бедру до самого паха.
- Адольф, я еще не встречала человека, который бы продвигался так стремительно, - сказала я со значением. Он откашлялся, его рука на мгновение замерла.
- Если мне что-то нравится, то нравится. Я не верю во всевозможные игры вокруг да около.
- И я не верю, - сказала я, глядя ему прямо ,в глаза. - Но я уже вся сочусь от желания, и если ты не уберешь руку сейчас же, я кончу прямо тут!
Он, как я и ожидала, покраснел и убрал руку, положил ее на стол.
- Прости... Просто я был так охвачен энтузиазмом, что забылся...
- Все о'кей - просто такая уж я по натуре, очень возбудимая. И я не встречала прежде таких мужчин, как ты.
- Не встречала? - спросил он с недоверием.
- Да, ты какой-то другой. В бизнесе, где полно людей, способных только на пустую болтовню, у тебя ескь огромная сила - твое убеждение.
- Да, я всегда принимаю решение, - сказал он, сияя от самодовольства. - Я уже сказал тебе; я всегда знаю, что я хочу.
- Именно этим твоим качеством я восхищаюсь.
- Мы будем очень часто встречаться. Я не из тех продюсеров, кто все отдает в руки режиссеру. Я обычно с головой погружаюсь в работу и в тот спектакль, который ставит мой режиссер.
- Знаю и именно поэтому я рада, что ты согласился быть продюсером.
- Но над рукописью еще придется поработать. И начинать нужно как можно скорое. Я бы хотел высказать тебе все свои пожелания до того, как Гай вернется с побережья.
- Как только ты скажешь, я буду готова и - в твоем распоряжении.
- Замечательно! - сказал он, и по его лицу было ясно, что он доволен тем, как развиваются события.
Я обдуманно и безо всякого смущения сказала ему все, что он хотел бы услышать. Его рука опять легла на мое колено.
- Мои люди подготовят контракт. Думаю, что получить аванс в десять тысяч долларов не так и плохо? В два раза больше того, что я обычно плачу за первую пьесу.
Вот тут я ему поверила. И мой литературный агент, и Гай говорили, что самое большее, на что я могу рассчитывать, - тридцать пять сотен.
- Совсем не так плохо, - подтвердила я. - Спасибо, Адольф.
- Ты заслужила каждый пенни, - сказал он, широко улыбаясь. - И кроме того, как я слышал, эти деньги тебе совсем не помешают. Насколько мне известно, Уолтер не выделил тебе никакого содержания при разводе?
- Я сама не захотела, - сказала я быстро.
- Большинство девушек в нашем бизнесе так не думают и не поступают.
- Ну, это касается их кошелька. Я же считаю, что могу работать и могу содержать себя сама.
Его рука снова начала путешествовать по моему бедру.
- За что я тебя и уважаю.
- Ты знаешь, у меня просыпается аппетит - я бы что-нибудь съела, - сказала я в надежде отвлечь его от "путешествий" под столом. - Я не завтракала сегодня.
- Конечно, сейчас сделаем заказ.
Но он не успел сделать знак официанту, чтобы тот подошел, потому что у стола возник Эрл Уилсон из нью-йоркского "Пост". Видимо, он заметил нас сразу же, как только вошел в зал. Его круглое лицо расплылось в улыбке.
- Адольф! Джери-Ли! Что вы тут вдвоем завариваете?
- Сейчас ты получишь сенсационный материал, Эрл. Я буду ставить новую пьесу Джери-Ли.
- Какую роль вы будете играть в этой пьесе, Джери-Ли? - заинтересовался Эрл.
- Она не играет в этой пьесе, Эрл, - важно изрек Фэннон. - Она написала ее.
Журналист присвистнул, и на лице его появилось выражение крайней заинтересованности и энтузиазма.
- Действительно, материальчик что надо, - он улыбнулся мне. - А вам помогал ваш бывший муж?
- Уолтер никакого отношения к пьесе не имел, - быстро сказал Фэннон.
- И кстати, Джери-Ли была писательницей до того, как стала актрисой. Она пошла на сцену только потому, что Уолтер просил ее помочь с постановкой пьесы.
- А кого вы намечаете на главную роль?
- Энн Бэнкрофт.
Теперь Эрл уставился на меня.
- А как вы относитесь к этой идее?
- Я потрясена! - сказала я и почти выскочила из кресла, чтобы подтвердить свои слова. Тем более, что рука Фэннона забралась уже под мои трусики...
На следующий день крреспонденция Эрла появилась в нью-йоркской "Пост" на первой полосе:
"Вчера Адольф Фэннон, видный бродвейский продюсер, поделился с нами в ресторане Сарди планами постановки новой пьесы на Бродвее к следующему сезону. Пьеса принадлежит перу бывшей жены Торнтона. Он также сообщил нам, что предполагает пригласить на главную роль Энн Бэнкрофт".
Вот и все - бывшая жена Торнтона. Хотя прошло уже два месяца со дня развода. А этот чортов Эрл даже не упомянул моего имени.
Я бросила газету на кухонный стол и пошла в комнату. Зазвонил телефон. Я сняла трубку.
Звонил Гай из Калифорнии в ответ на мой звонок.
- Поздравляю! - сразу же сказал он.
- Я рада, что ты будешь режиссером.
- Я тоже рад.
- Он послал пьесу Энн Бэнкрофт.
- Это он тебе так сказал?
- Да. И сообщил то же самое Эрлу Уилсону из "Пост", и сегодня тот написал об этом в своей колонке.
- А ты не верь. Готов спорить, даже ставлю десять против одного, что он и не посылал ей пьесы.
- Тогда зачем было говорить?
- Авантюра в его стиле. Он умелый ловкач. Он рассуждает примерно так: она обязательно услышит и попросит своего агента достать ей экземпляр пьесы. И получится, что она просит его, а не он ее.
- О Господи! - удивилась я.
- Ты получила уже контракт?
- Мой литературный агент позвонил мне сегодня утром. Бумаги у него.
Между прочим, я получила аванс десять тысяч! - не могла не сказать я.
- Грандиозно! Только какой порядок выплаты?
- Не знаю. А какое это имеет значение?
- Самое прямое. Он никогда не выкладывает больше, чем тридцать пять сотен до премьеры на Бродвее. Так что ты, скорее всего, получишь тысячу при подписании, тысячу - когда приступишь к репетициям, полторы - когда мы выедем на гастроли, и остальное - после премьеры в Нью-Йорке. Так что не трать, пока не получишь всего.
- Не буду. Когда ты возвращаешься?
- Думаю, что придется повертеться тут до конца месяца.
- Поспеши, Гай. Пожалуйста. Без тебя мне трудно, и просто не хватает тебя.
Закончив разговор с Гаем, я позвонила литературному агенту. Сроки получения сумм были в точности такими, как сказал Гай. Да, ничего не скажешь, мне еще нужно многому научиться.
Я опять села в кухне за свой любимый кухонный стол, достала чековую книжку. Даже если считать те тридцать две сотни, кторые я должна получить от страховой компании за машину, у меня оставалось всего около четырех тысяч. Обстановка квартиры съела гораздо больше денег, чем я рассчитывала.
Я быстренько проделала несколько простейших арифметических действий.
Аренда квартиры обходится мне примерно в одиннадцать сотен в месяц. Это включая плату за газ, электричество, телефон и услуги горничной - два дня в неделю. До открытия на Бродвее - пять месяцев. Это означает, что мне придется, так сказать, остричь моего барашка чуть ли не под ноль. А если пьесу не примут на Бродвее, я - нищая. Вот так.
Что ж, ничего не поделаешь и никуда не денешься. Значит, я не имею права сидеть и ждать, пока пьеса не закрутится. Мне необходима работа, какая-то регулярно оплачиваемая работа, которая помогла бы мне продержаться лето. И больше того, работа необходима мне прямо сегодня же.