Марина отпустила ручку сцепления, и мотоцикл с ревом помчался по узкой темной улице, освещая наезднице дорогу фарой. И только проехав пару кварталов, Марина сообразила, что наделала глупостей, что было бы более благоразумным не связываться с этими придурками. Ведь не дай Бог, парни начнут разыскивать мотоцикл, обратятся в полицию, опишут ее внешность и тогда ей может непоздоровиться. Но она тут же себя успокоила: вряд ли парни побегут к карабинерам, скорее всего, они будут молчать в тряпочку, забьются в нору и станут зализывать свои раны. Но плохо другое – она засветилась именно на том месте, которое избрала для выполнения задания.
Мотоцикл Марины несся по улице Святой Терезы в потоке машин. Рядом с ней время от времени появлялись другие мотоциклисты – парни и девушки, – приветствовали Марину, коротко сигналили ей, махали руками, принимая ее, одетую в кожаный костюм, за свою.
Марина не доехала до своего отеля полквартала.
Она остановила мотоцикл, заехав на тротуар, возле закрытого газетного киоска, заглушила двигатель. А вот ключи из замка зажигания вынимать не стала. Она соскочила на брусчатку тротуара, носовым платком на всякий случай протерла ручки мотоцикла и заспешила прочь.
"Да фиг с ними. Надеюсь, все обойдется – подумала Марина. – А это приключение мне только на пользу.
Оно заставило меня быть осмотрительной и действовать осторожнее, не горячась".
Подойдя к телефону-автомату, Марина набрала номер – тот, который дал ей полковник. Трубку долго не снимали, и Марина уже было забеспокоилась, что, возможно – хотя такого с ней никогда не случалось, – не правильно запомнила номер или таксофон не правильно соединил.
Но наконец-то трубку сняли, и мужской голос спросил грубо и чуть нахально:
– Кого надо?
– Мне нужен Сайд.
Голос мужчины, говорившего с Мариной, сразу же изменился. Он не стал ни мягким, ни приветливым, просто зазвучал тише.
– Так кого, вы говорите, вам надо?
– Мне нужен Сайд.
– Ах, Сайд? Я Сайд.
Марина произнесла пароль:
– Аллах помнит о своих правоверных.
Пароль подействовал на Сайда так, словно ему в рот положили сладкую конфету.
– Аллах велик, он помнит обо всех, – медоточиво проговорил Сайд отзыв.
– Я в Риме, надо встретиться. Мне нужна старая скрипка, желательно итальянская, хорошего мастера.
– Скрипка готова, – ответил Сайд. Теперь он разговаривал так, как разговаривает слуга со своим господином, от которого можно ожидать любой милости и любого наказания.
– Где я тебя могу найти?
Сайд назвал адрес маленького итальянского ресторана, о котором Марина слышала впервые.
– Значит, завтра в одиннадцать я там буду, – сказала она. – Как я тебя узнаю?
– Я там один такой, у меня одного рыжая борода.
– Скрипка должна быть на месте, я хочу осмотреть инструмент и опробовать.
– Все понял. Как вы желаете, так и сделаем.
Марина с облегчением повесила трубку и теперь уже абсолютно спокойно, раскрыв зонтик, направилась к своему отелю. Вновь начался дождь, ветер усилился.
Улица, по которой шла Марина, была довольно-таки оживленной. Этот квартал, хоть и расположенный в центре города, не считался фешенебельным и дорогим.
И многочисленные проститутки, стоявшие по обеим сторонам тротуара, тоже были недорогими – не первой молодости, потасканные. Они время от времени распахивали шубы из искусственного меха и показывали кто обвислую грудь, кто грудь, накачанную силиконом, кто выбритый лобок – в общем, каждая пыталась привлечь потенциального клиента тем, что считала самым выигрышным и наиболее соблазнительным. Марина испытывала некоторое отвращение от вида этой "витрины" с живым мясом.
Марина услышала русскую речь.
Двое мужчин, шедших впереди Марины, громко, уверенные, что их разговор никто не понимает, оживленно дискутировали между собой, обсуждая достоинства попадавшихся по дороге представительниц древнейшей профессии:
– Гриша, во, классная телка! Ща мы ее!..
– Да ну ее на хер! У нас в Минске телки в сто раз лучше! Что ты, Петя, лезешь? Пойдем лучше в бар, я знаю здесь одно место.
А Петя, низкорослый, с круглой, как тыква, головой, дергал своего приятеля за рукав и кричал так громко, что его можно было услышать на другом конце Рима:
– Гриша, Гриша, глянь какие цыцки! Да за двадцать баксов с ней можно будет устроить такое!..
– Какие двадцать баксов!
– Думаешь, дороже заломит?
– Не на Кубе, тут все дороже.
– Да ладно, сторгуемся как-нибудь!..
Марина не стала дослушивать спор своих бывших соотечественников, обогнала их и услышала вдогонку голос Гриши:
– Смотри, какая краля! Какая жопка, ну как персик!
Вот бы ей засадить! И не старая, как эти вешалки в шубах. Давай догоним, а? Спросим, может, согласится?
– Да ты что, придурок, думаешь, здесь все шлюхи?
– Думаю, что да.
– Так вот не думай.
Марина ускорила шаг. Еще не хватало, чтобы к ней прицепились Петя с Гришей. На сегодня выяснений отношений с мужчинами достаточно.
Лишь подойдя к своему отелю, Марина оглянулась.
Она увидела, что с туристами из Минска разговаривает сутенер, бурно жестикулируя. Один из жестов Марине был хорошо известен. До ее слуха донеслось слово "ебля", произнесенное с итальянским акцентом. Гриша и Петя согласно кивали головами.
"Ну вот, сейчас им все и устроят. Заодно и обдерут", – не без злорадства подумала Марина, складывая зонтик, стряхивая с него капли дождя и входя в отель.
Молодой портье заулыбался Марине профессионально любезной улыбкой. Марина тоже улыбнулась парню в бабочке. Взяла ключ от номера с брелоком, изображавшим римскую волчицу с отвисшими сосками, и поднялась к себе на этаж.
В номере она тщательно закрыла за собой дверь, оставив ключ в скважине, и, подойдя к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Затем ее взгляд упал на зонтик.
Металлический наконечник был совершенно чистым, а вот ткань – в темных пятнах.
"Зонтик испортила", – Марина бросила зонт в угол прихожей. Мыть его было противно.
У нее появилось неистребимое желание сразу сорвать с себя парик, смыть макияж, окунуться в ванну.
Но она не стала этого делать, лишь поправила растрепавшиеся пряди жестких волос на парике. Она как бы предчувствовала, что сейчас в дверь постучат.
И действительно, только она успела снять куртку, как раздался стук в дверь.
– Кто там?
– Портье.
Марина распахнула дверь.
– Что случилось?
– Ничего, синьорита, просто я хотел спросить, не надо ли вам чего? Может, подать ужин в номер?
– Да, да, я совсем забыла, спасибо.
Марина заказала ужин. Затем она закрыла за портье дверь, повернула ключ и, сбросив одежду в кресло, направилась в ванную комнату.
Глава 7
Сорокалетнего сотрудника концерна "Нефтепром", автомобиль "Скорой помощи" с воем сирены и сверканием мигалок доставил в одну из лучших клиник. А вот труп его телохранителя Николая Медведева в черном пластиковом мешке, застегнутом на молнию, полицейская машина без воя сирены и сверкания мигалки, отвезла в морг. О том, что случилось в филиале цюрихского банка, было тут же сообщено в российское консульство, а оттуда информация попала в Москву, в Кремль. Дипломатический паспорт, обнаруженный в кармане Артема Прохорова, сделал свое дело.
Непосредственный начальник Артема Прохорова, Николай Николаевич Рыжаев, кричал в трубку, обращаясь к консулу России:
– ..твою мать! Вы что, не могли проконтролировать ситуацию?!
– Понимаете… Понимаете… – извиняющимся голосом говорил дипломат. – Для нас то, что случилось, было полной неожиданностью. Ограбление банка…
– Все нужно предвидеть!
– Как можно предвидеть то, чего здесь испокон века не случалось?
– Это не оправдание!
– Кто же знал, что такое возможно! Мы действовали, как всегда.
– Вы никак не действовали! Жрете наш хлеб и ни хрена не делаете! Зады неподъемные!
– Такое не повторится… Кто же виноват, если началась стрельба.
– Меня не скребет, кто виноват! Делайте, что хотите, но чтобы все проблемы были улажены. Фамилия и имя нашего человека должны остаться неизвестными прессе.
– Как это? Фамилию уже знают в полиции.
– Договоритесь с полицией, дело надо немедленно замять. Думаю, управляющий банком будет сам заинтересован в этом. В общем, свяжитесь с ним и скажите, что если он ничего не предпримет, то мы с его сраным банком больше не будем иметь никаких отношений, и они потеряют огромные деньги. Мы закроем все счета не только по филиалу, но и по самому банку. Вам все понятно?
– Да, понятно, Николай Николаевич, мы так и поступим.
– Быстро! Потом доложите, – бросив трубку на рычаги аппарата, высокий чиновник вытер вспотевшее от напряжения лицо.
Естественно, подобного поворота событий никто и в Москве не ожидал. Ограбление банка, заурядное и обычное событие для другой страны, но никак не для Швейцарии. Этим ЧП непременно заинтересуются во всем мире. А пристальное внимание к случившемуся более чем нежелательно. Угораздило же Прохорова!..
Подобными операциями он занимался не впервые, – и никогда не случалось никаких осечек. Страшно подумать – сейчас все швейцарские журналисты, телевизионщики, да и вообще СМИ всей Европы начнут обсасывать подробности, начнут разбираться, кто такой Артем Прохоров, зачем он прибыл в Швейцарию, чем занимался в банке. И не дай Бог, станет очевидной цель его визита! Тогда уж наверняка не избежать грандиозного скандала. И несдобровать в первую очередь всем тем, кто был задействован в снятии денег с секретных счетов и доставке их в Россию.
Николай Николаевич нажал кнопку селектора.
Дверь огромного богатого кабинета отворилась, и появился помощник.
– Где сейчас председатель? Ты в курсе?
Помощник открыл папку, с которой вошел. На папке был тисненный золотом двуглавый орел, который все еще резал глаз высокому чиновнику, более привычному к земному шару в обрамлении венка из колосьев.
– Сейчас он у себя, а через двадцать семь минут у него встреча с финнами.
"Встреча с финнами… Он, наверное, еще ничего не знает", – подумал Рыжаев и повертел головой, словно пытаясь вытряхнуть какую-то навязчивую мысль.
– А, черт с ним! – пробормотал он, махнув рукой, дескать, можешь быть свободен.
– Если понадоблюсь, я здесь.
– Знаю, знаю…
Помощник попятился, дверь бесшумно закрылась.
Хозяин кабинета остался наедине со своими тревогами.
Николай Николаевич, высокий, худощавый, выбрался из-за письменного стола и несколько раз стремительно прошел от одной стены своего просторного кабинета до другой – до той, на которой красовался портрет президента в темной дубовой рамке. Президент на фотопортрете выглядел довольно моложаво, его улыбка была искренней и радушной. Но Николай Николаевич хорошо знал этого человека и понимал: все это радушие – для фотографа. На самом деле президент далеко не так приветлив и простодушен, как выглядит на фотографиях и на экране телевизора.
"В жизни ты совсем не такой. Ой, совсем не такой, я-то уж знаю… Ладно, – решил Николай Николаевич, – надо связаться с председателем и обо всем ему доложить. Пусть сам дальше разбирается. Все, что зависело от меня, я уже сделал".
Рыжаев с досадой и сомнением посмотрел на телефон, на один из многих, стоящих на узком столе-приставке, это был прямой телефон – без диска.. Неприятная миссия – приносить дурные вести…
"Черт побери, денег ведь уже ждут! Завтра в полдень они должны оказаться в Москве. А если Прохоров ранен, то об этом не может быть и речи. Сейчас все, что будет происходить в этой долбаной Женеве, станет достоянием журналистов. Значит, операцию нужно остановить".
Но принять подобное решение, не посоветовавшись со своим шефом, Николай Николаевич не мог. Он уселся в кресло, опять посмотрел на телефон и все-таки снял трубку.
– Василий Степанович, Рыжаев беспокоит… – произнес Николай Николаевич, когда услышал "Алло!" на другом конце провода.
– Что у тебя, Николай Николаевич?
– Плохие новости из Швейцарии.
– Что значит плохие новости? Говори конкретно.
– Артем Прохоров ранен.
– Как ранен?! Кем?! Что ты несешь? – рявкнул Черных.
– Только что мне звонили из консульства. Все было как всегда: Прохоров прибыл в банк, обо всем там договорился, оформил бумаги, разрезервировал счета и завтра должен был получить…
– Ясно, ясно. Так что там все-таки случилось?
– А в это время в банк ворвались вооруженные люди. То есть, проще говоря, началось ограбление. И Прохоров, как мне стало известно, повел себя довольно странно, ну, его и подстрелили.
– Серьезная рана?
– Не особенно, но в клинике он проторчит долго.
То, что Николай Николаевич услышал от Степаныча в следующую минуту, не шло ни в какое сравнение с выражениями, которые сам Рыжаев употреблял в разговоре с консулом. Однако в голосе председателя чувствовалась растерянность и даже страх.
– ..когда это случилось? – последовал вопрос.
– Сегодня во второй половине дня между четырьмя и пятью.
– Черт бы вас всех подрал! Ничего невозможно поручить! Что, он не мог взять с собой охрану? Если бы ему было нужно, взял бы десять человек.
– Охрана ему потребовалась бы завтра. А сегодня Прохоров не рассчитывал, что что-то произойдет.
– Ты его выгораживаешь?
– Я никого не выгораживаю, – поспешно ответил Рыжаев, не любивший брать чужую ответственность на себя.
Черных не скрывал своей встревоженности.
– Что станем делать?
– Я считаю, надо остановить операцию. Сейчас там куча журналистов, все так и крутятся рядом, пытаются разнюхать, что произошло.
– Ты представляешь, что будет, если хоть что-нибудь вынюхают?!..
– Надеюсь, не успеют. Я сделал все, что мог: связался с консульством и приказал им предупредить управляющего банком, чтобы молчал как рыба.
– Вот это правильно, Николай Николаевич. Чем меньше людей будет знать… Думаю, банк тоже не заинтересован в разглашении информации.
– Да-да, я так и сказал консулу. Пусть припугнут управляющего, что мы переведем все наши деньги из этого банка, и они не будут получать свои проценты.
– Правильно, Николай Николаевич, – голос председателя вновь обрел твердость и уверенность. – Зайди-ка ты ко мне сейчас.
– Так ведь у вас встреча с финнами.
– Хрен с ними, подождут минут двадцать. Дело, о котором мы говорим, важнее. Ведь не дай Бог скандал!
И так кругом только и слышно: "Правительство – в отставку!", "Президенту – импичмент!". Не стоит докладывать ему о том, что произошло.
– А могут доложить?
– Тебя это не касается. Я уж побеспокоюсь. Быстро ко мне!
– Сейчас буду.
Рыжаев, положив трубку, вздохнул с явным облегчением. Он доложил – и, таким образом, свалил с себя часть ноши. И теперь вся ответственность за принятые решения ложится на плечи "главного нефтяника".
В случае чего он, конечно, сумеет выкрутиться, пострадают его помощники, замы, которых сдадут с невероятной легкостью. Но это будет падение на подстеленную соломку, а не свободный полет в пропасть.
"Ну что ж, надо идти разговаривать".
Николай Николаевич взял папку с золотым тисненым орлом на обложке. В папке, кроме четырех чистых листов бумаги, тоже с гербами, ничего не было. Перед выходом из кабинета Рыжаев взглянул в зеркало. Выглядел он неважно, да и не мудрено: стрессовые ситуации никого не красят.
– Если меня кто спросит, – сказал Рыжаев своему помощнику, – я у председателя.
– А когда будете, Николай Николаевич?
– Когда буду, тогда и буду.
Помощник догадался: произошло что-то очень серьезное. Ведь если бы где-то на Дальнем Востоке или в Сибири отключили электричество на территории равной Франции и трем Бельгиям или бы потерпел крушение состав, перевозящий токсичный груз, вряд ли Николай Николаевич Рыжаев стал бы так волноваться.
Помощник, поработав два года в Кремле, успел изучить своего шефа. Шеф отличался уравновешенностью и выдержкой и если уж волновался, значит, действительно произошло что-то из ряда вон выходящее.
После ограбления банка, свидетелем которого он оказался, Глеб Сиверов долго не мог успокоиться. Он снова и снова прокручивал в уме события и корил себя за то, что не попытался воспрепятствовать бандитам. Ему казалось, вмешайся он – и все повернулось бы иначе, не пострадали бы ни в чем не повинные люди, которых Глебу было искренне жаль, и налетчики не остались бы безнаказанными. Сиверова не покидало чувство вины.
"Затаился, как мышь, – ругал себя Глеб, – а ведь мог бы проучить негодяев…"
Эмоции Глеба брали верх над здравым смыслом, и те доводы, которые он приводил в свое оправдание, он сам же и отметал.
"В принципе, это не мое дело. Полицейским платят деньги, и немалые. Так что пусть стражи порядка и отрабатывают свое жалованье. Я же прибыл сюда совершенно по другим делам, как принято говорить – по личным… И все-таки я повел себя как трус".
Мучимый угрызениями совести. Сиверов вошел в свой отель и увидел, что проживающие и обслуживающий персонал столпились у телевизора в огромном холле.
– Господин Каминский, вам звонили, – немолодой портье в черной жилетке и черной бабочке под воротом белой крахмальной сорочки подал Глебу листок бумаги, на котором был написан телефонный номер. – Просили перезвонить.
– Благодарю вас.
Глеб сразу понял, что это звонила Ирина.
– Вы знаете, что произошло? – портье немного растерянно улыбнулся. – На моей памяти у нас такого не случалось.
– Что стряслось?
– А вы посмотрите.
Глеб взглянул на экран телевизора. На фоне банка стояла молоденькая тележурналистка с микрофоном в руке и рассказывала, что два часа назад этот банк был ограблен, что есть жертвы, а самое главное – грабители скрылись, захватив трех заложников. Назывались имена и фамилии заложников, и, как всегда в подобных случаях, журналистка пустилась в рассуждения о том, насколько не оперативно работают охрана банка и полиция, что бандиты своей гнусной выходкой испортили многим честным людям рождественские праздники.
Она особо подчеркивала, что хранилища банка не пострадали, злодеям удалось завладеть лишь той наличностью, которая находилась в операционном зале. Еще она отметила, что такие нападения практически лишены смысла, поскольку велика вероятность, что полиции удастся вернуть похищенные деньги.
Глеб хмыкнул. Лицо его оставалось безразличным, только глаза чуть прищурились, когда он увидел на экране сцену ограбления банка, снятую одной из банковских камер слежения.
"Удивительно, почему грабители не разбили эту камеру? В суматохе допустили оплошность, и она может выйти им боком…"
Глеб поднялся в номер, сбросил одежду и сел в глубокое кресло. Взял пульт дистанционного управления, включил телевизор.
"Ну, что там еще новенького? – задал он себе нехитрый вопрос, глядя на мелькание картинок на большом экране телевизора. – Это фильм, это спортивная программа, это музыкальная… А вот и то, что мне нужно".
Глеб увидел фасад банка и ту же журналистку. Сейчас она брала интервью у офицера полиции. У него было решительное лицо, густые брови, резко очерченные скулы. Офицер отвечал по делу, но весьма неохотно, не вдаваясь в подробности, не выдвигая никаких версий.