- В таком случае тебе повезло больше, чем мне, потому что я еще не видела этой газеты и не читала никаких интервью. Странно, ты же должен знать, что вся пресса - сборище лживых сволочей! Но как бы тони было, я тебе клянусь, что совершенно тут ни причем! Это покупка моего мужа, а не моя, ведь это он купил галерею на Красногвардейской. Я не подслушивала никаких разговоров и не собиралась перебегать тебе дорогу. Подобные вещи не в моем характере.
Хриплым от ненависти голосом Дима произносит:
- Мне следовало бы тебя задушить! Знаешь, почему я этого не сделаю? Потому что синие следы удушья будут слишком уродливо смотреться на твоей шее.
И выходит из гримерки, громко хлопая за собой дверью. Я вздыхаю глубоко, с невероятным облегчением. Нервное напряжение выматывает все силы. Прическа свисает липкими от пота прядями. Наташе придется начинать все сначала. Конечно, я была виновата и совершила подлый, бесчестный поступок. Но другого выхода у меня не было. Я должна была жить иначе. Карьера моя на телевидений только-только начиналась. Одна из газет в крохотной заметке назвала меня несравненной (это сделал Филипп Евгеньевич, чтобы услужить человеку, который устроил меня на четвертый канал, конечно же, за его деньги - в смысле оплаты за эту заметку). Но я очень хотела действительно стать такой.
Существовало много причин, по которым я не могла этого достичь. Андрей не вылезал из депрессий. Эти непрекращающиеся депрессии были обычным делом, как насморк или головная боль, вызванные тем, что Андрей все знал. Знал, что он - посредственный художник. Обладая прекрасной интуицией и нерушимой логикой, с самого начала Андрей понимал, что свалившийся подобно снегу на голову успех не что иное, как признание миром его посредственности, сладко окрашенной лжи, которая так нравится ограниченным людям. Андрей стал понимать, что означает полное отсутствие таланта, когда очень многое хочешь выразить, но не можешь, и впал в депрессию. И настал день, когда я тоже поняла, что Андрей - бездарность. Раз это было на самом деле, я начала понимать, что не может быть никакой уверенности в завтрашнем дне. Когда ажиотаж вокруг имени Каюнова спадет, люди перестанут покупать его картины. И придется нам обоим ходить по краю. Но я хотела иметь много денег, я всегда хотела много денег и уверенности в завтрашнем дне. Я чувствовала - необходимо что-то предпринять, только понятия не имела - что.
В тот вечер я задержалась на студии допоздна. В съемочном павильоне давно погасли огни, все начали расходиться. Город уже спал. Я закрыла за собой дверь гримерки, вышла в пустой коридор и вдруг услышала голос Димы - он говорил по телефону. Несколько фраз, произнесенных на повышенных тонах, меня заинтересовали, и я стала внимательно прислушиваться к разговору. Стараясь двигаться бесшумно, подошла совсем близко и услышала все достаточно хорошо. Из разговора я поняла, что два приятеля Андрея вместе с незнакомым мне третьим собираются купить частную художественно-антикварную галерею, но неизвестный мне третий собрался уезжать из страны и решил продать свою долю. Эту долю и собирался купить Димка. Документы должны были оформить через десять дней. Я дождалась конца разговора, вышла из своего укрытия, вежливо попрощалась и поехала домой. План возник у меня в полупустом автобусе (у меня тогда еще не было машины). Антиквариат, недвижимость, частная галерея - деньги, хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне! И этим двум наверняка приятней будет видеть рядом с собой Андрея, а не Димку с его скверным характером.
Короче, все выходило очень просто - следовало только убедить Андрея оформить документы и договориться раньше Димки. Деньги одолжу у сестры, потом отдам. Юля мне не откажет. Я убеждала Андрея всю ночь, приводила разные доводы - естественно, не раскрывая свой источник информации. Узнай Андрей о нем, он возмутился бы до глубины души бесчестным моим поступком и, уж конечно, никогда не согласился бы поступить так. Может быть, я и совершила подлость, но я не видела другого выхода. Ровно через семь дней Андрей стал полноправным владельцем галереи. В честь открытия владельцы дали интервью местной прессе, и Андрей сказал, что идею о художественной галерее подала ему жена. Димка тоже прочитал газету и пришел в дикую ярость. Я боялась, что он действительно меня задушит. Но все вроде бы обошлось. Андрей же был счастлив (как ребенок, получивший игрушку), а значит, была счастлива я тоже.
Через три месяца мы купили квартиру и выплатили весь долг моей сестре. Удивительно четко помню тот день… Когда я впервые поднялась на третий этаж красивого восьмиэтажного дома старой постройки и вошла в свою квартиру.
Внутри пахло свежей древесиной и масляной краской. До этого я была здесь только один раз - осматривала вместе с Андреем и представителем фирмы будущую покупку. Но наконец сделка совершилась, бумаги оформили, и я впервые в жизни вошла в свою собственную квартиру. В ней еще не было мебели. Потоки ослепительного солнечного света вливались в большие окна, и все три комнаты вместе с ванной и кухней были залиты этим светом. Трудно передать словами, чем была для нас с Андреем эта квартира. Оба мы никогда не имели дома, жили на чужих территориях, словно два бездомных бродяги, слоняющиеся из угла в угол, не имея того единственного угла, который стал бы нашим домом. Я помню то удивительное ощущение свободы. Единственное, о чем можно пожалеть, - только то, что потеряли мы в теплоте этих стен, в ослепительных потоках света, открывающих для нас новое утро. Мы не знали, что через некоторое время эта квартира уйдет от нас навсегда и такое долгожданное, нужное, живительное счастье, как стеклянный хрупкий цветок, будет растоптано на асфальте. Я помню первую ночь в необжитой квартире. Сидя на полу (еще не было мебели), мы пили шампанское и были счастливы так, как больше не будем. Наверное, трудней всего мне было расстаться с иллюзией нашего обетованного дома. Но тем не менее я бережно храню в своем сердце те ночи и дни, те самые дорогие часы и минуты, которые невозможно вернуть назад. И чем бы ни согласна я была заплатить - все это уже никогда не вернется.
Через три месяца мы купили для меня машину. Андрей устроился работать учителем рисования и черчения в школу. Ну вот, я так спокойно и просто пишу об этом, а когда-то его поступок стал для меня настоящей трагедией. Его поступок поверг меня в ужас, в кошмар, в шок, я сходила с ума, я думала, что убью его или совершу что-то еще более ужасное.
Это было не по-зимнему теплым днем, вернее, вечером. Андрей вернулся поздно и сказал:
- Я устроился работать учителем рисования и черчения в 237-ю школу на полставки.
Я выронила из рук тарелку, и она с грохотом разбилась на полу на множество мелких осколков.
- Тебе плохо? Ты заболел? Грипп, лихорадка, белая горячка, шизофрения в последней стадии?
- Да не воспринимай ты все так трагично! Что в этом плохого? Просто мне стало в жизни тесно.
- Тесно? А работа в галерее? А картины? А аукцион на следующей неделе? А я?
- Все это остается без изменений. С галереей я отлично справляюсь, тем более что я в ней не один. Но я хочу увидеть жизнь с другой стороны.
- Ублюдок! Кретин! Сволочь!!! НЕНАВИЖУ!!!
- Успокойся! Я ведь уже устроился на работу!
- Еще бы! Какая сенсация для захудалой школы! Сам Каюнов ведет уроки рисования для первоклашек! Дерьмо вонючее! Несчастный козел! Псих пришибленный!
- Мне очень жаль, что ты меня не понимаешь. Но ничего, настанет время - поймешь. А если нет - что ж, тем для тебя хуже. Я в тебе не так уж и заинтересован.
Поступки Андрея с точки зрения обыкновенного человека были необъяснимы. Мне казалось, что весь мир будет смеяться надо мной. И не без оснований - ведь я связала свою жизнь с полным придурком! Я пошла черт-те на что, лишь бы устроить его в галерею, это стоило мне таких усилий, и вот теперь все коту под хвост… Помню, в тот день я заперлась в ванной и долго плакала от обиды.
Потом решила пойти в гости к Юле и посоветоваться с ней. Моя сестра была настроена более оптимистично:
- Ну и что? Учитель в школе - подумаешь, трагедия! Да, он придурок, идиот, но тебе придется с этим смириться. В конце концов, бывает и хуже. Тебе было бы лучше, чтоб он открыто связался с мафией?
- Откуда я знаю, что он с ними не связан?
- Но ведь он не дает тебе об этом знать? Он - особый человек, не такой, как я или ты, значит, к нему нужен особый подход. Он творческая личность, художник (от слова худо) - этот твой кретин. Ты же знала, что он за штучка, когда выходила за него замуж! И ты всегда любила его именно таким. Этот поступок лишь проявление еще одной его грани, вот и все. Глупая, не дергайся, лучше гордись своим мужем!
- Гордиться?! Мне?!
- Лучше посмотри на все это с другой стороны. По крайней мере ты имеешь мужа, отличного от всех остальных мужей. Короче, возвращайся домой, можешь от души плюнуть в супруга, и прекрати, корчить из себя дуру! В конце концов, главный его заработок - галерея, и ее он не бросит. Интересно, как тебе удалось его туда устроить? Молчи, я и так знаю, что это была ты! В общем, не вздумай снова (господи, уже в который раз!) с ним разводиться! Боже мой, если б не я, ты, наверное, не вылазила бы из бракоразводных процессов! Иди лучше домой и хорошенько подумай о моих словах!
Так постепенно и размеренно прошла уже неделя работы Андрея в школе, и я нашла в себе силы смириться. И вот однажды Андрей вернулся домой очень рано, в необыкновенном нервном возбуждении, с сияющими глазами.
- Танюш, у меня сегодня был один разговор (глупый смех)… Право же, я не знаю, как начать.
- С начала. Я слушаю внимательно, говори.
- Знаешь, мне предлагают персональную выставку с презентацией и телевизионным эфиром. Конечно, это будет бешено стоить, но я мечтал об этом всю свою жизнь! Таня! Самая большая и хорошо представленная выставка!
Никто из нас не знал, что за этими бессвязными словами начнется самый страшный кошмар.
Глава 8
"Невероятная сенсация (можно подумать, бывают сенсации вероятные!), убийцей оказался известный художник Андрей Каюнов. Подробности - в завтрашних выпусках новостей".
Я выключила телевизор и осталась сидеть в полной темноте. И вот, застыв перед погасшим телевизионным экраном, я думала, что именно так разливается пустота - в каждой трещинке необитаемой квартиры, в каждой клетке моего тела. Пустота. И почему-то заледенели руки.
"Убийцей оказался Андрей Каюнов…"
- Бедная! - Кажется, не в один разговор со мной сестра не вкладывала столько чувств. Целая масса, мировой океан тех чувств, которые, по мнению моей сестры, следует вкладывать (словно в коммерческий банк) в женщину, обманувшуюся в жизни.
- Бедная моя девочка! Бедная! - Отвратительное слово резью отдавалось в моих ушах. Было около семи утра. Накануне я заставила себя лечь в постель только в четыре.
- Танечка, милая, я звонила тебе весь вечер, до часу ночи, как только посмотрела семичасовые новости. Это ужасно, чудовищно! Бедная, представляю, сколько тебе пришлось пережить! Как это, должно быть, ужасно, понять однажды, что ты живешь с убийцей, маньяком и психом! Твой телефон не отвечал. Ты сняла трубку или отключила совсем?
Вечером я действительно отключила телефон. Никогда в жизни меня не предавали по-крупному. Конечно, было как у всех - какие-то сплетни подруг, неурядицы с мужем, сестрой, коллегами по работе. Пожалуй, самое крупное из всех - предательство родных. Но так бесчеловечно, нагло, в лицо - никогда. Силы воли хватило, чтобы отключить телефон. Если бы я не сделала этого, я не вынесли бы всех человеческих голосов, по-звериному орущих мне в душу.
А потом, как и множество раз, как и сотню раз - потому что больше ничего не оставалось делать, - я ходила по пустым комнатам, широко раскинув по сторонам руки, и мне казалось, что я кричу в пустоту этих стен изо всех сил, но на самом деле (я поняла это потом) я не издавала ни звука.
- Таня, я понимаю, удар слишком жесток. Но ты сильная, и ты переживешь. Когда его арестовали?
- Позавчера вечером.
- Ты видела это?
- Да. Вернулась со студии, застала милицию в квартире.
- Ты уже хоть что-то выяснила?
- Сто вторая статья, предумышленное убийство.
- Господи… Ты веришь?
- Нет.
- Так я и думала. А я тебя предупреждала!
- О чем?
- О том, что твой муж - псих! Маньяк! И что ты теперь собираешься делать?
- Не знаю.
- А я вот знаю! Первое - подать на развод! Второе - разменять квартиру! Третье - поехать в круиз по Средиземноморью! Четвертое - начать поиски нового мужа.
- Извини, но сейчас я не могу говорить, я спешу.
- Ты обиделась, да? Считаешь, что я сволочь? Но кто, как не я, предсказал все, что произойдет? Вспомни мои слова, я говорила тебе - твой муж сумасшедший, маньяк, я ни секунды не сомневаюсь в том, что он - убийца!
- Я сейчас положу трубку.
- Я к тебе сегодня вечером приеду.
- Меня не будет дома.
- Да? И где же ты будешь?
- В прокуратуре Или у следователя Целые дни - только там.
- У тебя есть адвокат?
- Нет.
- Что-нибудь придумаем Ладно, топай в свою прокуратуру И не сердись на меня, хорошо? Лучше подумай о том, что я тебе сказала.
Я повесила трубку и подумала "Завтра их будет больше, через дней пять - целый город, ко дню суда - вся страна. А пока только еще один Еще один человек, свято верящий в вину Андрея".
Телефон снова взорвался звонком:
- Говорит следователь Ивицын.
- Я понадобилась вам так скоро?
- По-моему, это в ваших же интересах, чтоб следствие поскорее закончилось.
- Вы слишком красиво говорите Если б вы еще говорили правду.
- Вы можете сейчас ко мне приехать?
- По закону я в полном вашем распоряжении.
- Оставьте иронию Я жду вас через полчаса: РОВД, кабинет 317.
Он подробно объяснил адрес Моя машина по-прежнему ржавела на стоянке После ареста Андрея я не решалась сесть за руль. Боялась разбиться, не справиться с управлением, скоропостижной смерти. Знала, что, если со мной что-то случится, Андрею уже никто не сможет помочь. Необходимо было думать об адвокате. Это надо сделать прямо сейчас, но я не знала, как именно. Наверное, следователь Ивицын предполагал, что при нашей жизни адвокатов у нас должно быть предостаточно, и ждал, когда я приведу хоть одного за руку, и радовался, что его до сих пор нет. Я еще не видела сегодняшних газет. Шел первый день после того, как по всем телевизионным каналам Андрея объявили убийцей. Я запрещала себе думать, что может случиться потом.
Следователь Ивицын встретил меня у входа - за эти несколько дней я уже успела привыкнуть к нему. Мы поднялись на третий этаж, прошли большую комнату, в которой было много столов и еще больше людей, затем проследовали в клетушку, огороженную перегородкой. Там еще помещался стол с пишущей машинкой и два стула. Ивицын сел за стол, я - перед ним.
- Вчера прокурор был слишком категоричен в разговоре с вами.
- Вы хотите сказать, что не верите в вину моего мужа?
- Я этого еще не знаю. Существует такое понятие, как презумпция невиновности. Всякую вину следует доказать.
- Вы тоже были категоричны раньше, как и прокурор.
- Существует слишком много белых пятен. Скоро будут известны результаты психиатрической экспертизы.
- Андрей не псих!
- Это решать не вам.
- Да уж, конечно, ведь нужно объявить моего мужа опасным сексуальным маньяком, не так ли?
- Его будут проверять. И если он педофил, все это выяснится.
Я вспыхнула:
- Вы не смеете…
- Вы узнаете о результатах. Теперь, очевидно, мы будем видеться с вами очень часто.
- Где находится мой муж?
- В СИЗО.
- Когда я смогу его увидеть?
- Не скоро. Когда закончится следствие. Перед судом.
- Почему?
- Так положено. Слишком тяжелый случай!
- Не смейте зубоскалить!
- А вы ведите себя культурно! Держаться в рамках приличия - в ваших же интересах. Знаете, я ведь решил сделать вам подарок.
- Подарок? Мне?
- Да. Я заинтересован так же, как и вы, в том, чтобы восстановить справедливость. Я собираюсь дать вам прочесть некоторые свидетельские показания. Это делать я не обязан, это вообще не положено. Более того, за это выгоняют с работы. Но, как я уже сказал, справедливость должна быть восстановлена. Тем более что во всей этой истории слишком много неясных мест. Вы поможете мне их выяснить.
Он вынул из ящика стола папку, достал из нее несколько машинописных листков и протянул мне.
- Вот, для начала показания совладельца галереи Кремера.
Я стала читать. Помню дословно:
"ИЗ ПОКАЗАНИЙ СВИДЕТЕЛЯ ГЕННАДИЯ КРЕМЕРА, СОВЛАДЕЛЬЦА ХУДОЖЕСТВЕННО-АНТИКВАРНОЙ ГАЛЕРЕИ ПО УЛИЦЕ КРАСНОГВАРДЕЙСКОЙ.
26 июля вечером должна была состояться презентация персональной выставки Андрея Каюнова и телевизионная передача с презентации. Я должен был принимать участие тоже. Каюнов находился в галерее с утра. Я пришел около девяти часов, кажется, без пяти, он уже был там. Галерея кишела людьми. Каюнов попросил меня заняться обычной текущей работой, потому что сам целиком был занят своей презентацией (он возился с ней, словно поп с кадилом). Фирмы-спонсоры, телевидение - я даже не знал большую часть тех, кто приходил к нему в то утро. Около половины десятого Каюнов сказал ребятам, дежурившим у входа в галерею, что к нему должен прийти мальчик, Дима Морозов, но в котором часу - не уточнил, и чтоб они его пропустили. Помещение галереи состоит из нескольких комнат. Два больших демонстрационных зала (в одном - живопись, в другом - антиквариат), за ними - внутренние помещения, три комнаты. Одна - общая, для сотрудников, другая - совместный кабинет, мой и Каюнова, за кабинетом - хранилище. Около половины десятого Каюнов вошел в наш кабинет и стал просматривать какие-то бумаги. Я уже давно находился там, занимаясь текущими делами. В одиннадцать Каюнов сказал, что выйдет не надолго; Я спросил, куда он идет. Он ответил, что к нему должен прийти мальчик, и он решил дождаться его на улице, а если ребенок не придет - тогда просто проветрится. Нет, телефон не звонил. Это я помню точно и хорошо. Не было никаких телефонных звонков! Каюнов вообще по телефону в то утро (до 11 часов) не разговаривал. Вернулся он где-то в тридцать пять двенадцатого. Выглядел как обычно, вновь стал заниматься своей презентацией. Я спросил, приходил ли мальчик, но Каюнов ничего не ответил. Диму Морозова я знал хорошо. Он часто приходил к Каюнову. Этот мальчишка был довольно шпанистого вида, грубый, уже в девять лет напоминающий уличного бродягу. Я возражал против его визитов в галерею - ведь у нас много ценных вещей, а мальчишка мог иметь таких же шпанистых приятелей. У нас с Каюновым даже был спор, когда мой коллега решил выставить в галерее рисунки Димы Морозова. Я возражал против этой идеи, но в конце концов Каюнов одержал вверх и рисунки были выставлены".
Прочитав, я отложила бумагу. Ивицын усмехнулся.
- Учтите, Кремер был единственным, кто находился в то утро в кабинете с вашим мужем. Эти показания просто убийственны. Теперь читайте дальше.
"ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА АНДРЕЯ КАЮНОВА.
Я договорился встретиться с Димой Морозовым 26 июля в одиннадцать утра в галерее. Зачем? Должен был отдать ему исправленный рисунок, поговорить.