В голову ворвался рой мыслей, не успевала обдумать одну, как её сбивала другая, от вопросов темнело в глазах: про какую даму сказал Петрович? Черная дама – это она? Почему бабушка предлагала пустить в бой чеснок и осиновый кол? Какие "фокусы"? Какая дверь? Если всё зависит от двери, при чём тут зеркало в парадном? Или оно и есть "дверь", проход ТУДА? А куда – туда?
Одна из соседок-пенсионерок, видимо, та самая Лидуха, после слов Петровича изменилась в лице и возмущенно замахала руками:
– Уймись, болтун старый! Господи, прости-пронеси! Да-а, компания подобралась ветеранская.
Бабуля с жаром уверяла меня, мол, мы тут сто лет живём, лучше нашей квартиры нет, и тихая она, и уютная.
Соседи подхватили бабулину речь и загалдели – наперебой рассказывали, как дружно и мирно живут, помогают друг другу с давних пор.
Затем пенсионеры плавно перешли к любимой теме: раньше жизнь лучше была, интереснее, бедно жили, зато весело!
И только я заскучала от мысли: в квартире нет моих ровесников, даже поговорить не с кем, вошел мальчик моего возраста.
В кухне вдруг стало светло – ярко вспыхнула тусклая лампочка.
Чёрная дама, загадочные двери, мутное зеркало – собрались в клубок, взвились, улетели прочь, и я про них совершенно забыла.
Возле стола стоял мальчик, с которым я бы – не раздумывая! – хотела дружить.
Глава 4
Знакомство
Стол закачался и исчез, соседи расплылись, затих их гомон, растворились стены кухни – я видела только подростка, моего ровесника.
Высокий, стройный, худенький, но не тощий, тёмные волосы коротко пострижены и взлохмачены гелем.
Мне понравились черные джинсы и светло-серый джемпер – на груди крупным бисером вышит смеющийся череп: терпеть не могу скучных мальчишек в унылых футболках с рынка.
Это совпадение: у него и у меня на одежде смеющиеся черепа – показалось мне не случайным. У нас явно общие интересы и мы сможем подружиться.
Мальчик бросил взгляд в мою сторону, но тут же отвёл глаза и смущенно потер лоб под чёлкой. Я догадалась – стеснялся розовых прыщиков, которые совершенно его не портили!
Я приветливо посмотрела на мальчика, а через секунду узнала его имя.
– Илюшка! – закричали соседи. – Давай-ка за стол! Мама где?
– На работе, годовой отчет закрывает, сказала, поздно будет. Я в квартиру вошел, слышу – на кухне шум. По какому поводу банкет?
Пока гости хором отвечали: "Тамара наконец-то внучку привезла показать, Машеньку", Илья обошёл стол, вытащил из шкафчика нижний ящик, опрокинул, накрыл кухонным полотенцем и привычно уселся.
Стало ещё теснее и жарче, но на меня накатило веселье.
Давно у меня не было такого отличного настроения!
Я словно бежала сквозь летний дождик, а с высокого неба лилась радостная песня о верной и крепкой дружбе.
Как хорошо, что я приехала к бабуле!
Почему она не рассказала, что в квартире живет такой симпатичный парень?
Хотя, кажется, она упоминала имя "Илья", но никогда не говорила, что он мой ровесник – красивый, но не развязный, явно умный, но не занудный зубрилка.
Бабуля о чем-то спросила, и я нехотя "вернулась" к гостям.
Петрович уже подрёмывал, прислонясь спиной к столу, бабушки тоже поутихли и беседовали парами.
– Илюша, как на улице? – спросила бабуля, наливая мальчику чай.
– Дождь.
– Опять! Ну что за погода! – встрепенулись соседи. – Новый год через два дня, мороз нужен! Студень не застынет, как в том году. Вот раньше зимой погода была, так погода: снега по колено, мороз трещит!
Мы с Ильей встретились взглядами, он наклонил голову и, заговорщически улыбаясь, глазами указал на шумных соседей, мол, разошлись ветераны!
Я закусила губу от смеха: соседушки затянули частушки, но быстро сбились.
– Илюша, открой в кладовой окно, пусти свежего воздуха, – попросила бабуля.
Тут ещё и кладовая с окном есть? Какая-то бесконечная квартира!
Илья пробирался вокруг стола, я тоже поднялась, выдумывая для бабушки на ходу: ой, жарко, хочу посмотреть кладовую, никогда не видела кладовки с окном, и выскочила вслед за мальчиком.
Он подошел к закрытой двери, на которую указывал Петрович.
– Можно с тобой? – спросила.
– Конечно! Бабушки хорошие, я их всех люблю, но слегка утомили, каждый раз поют частушки-нескладушки, погоди, еще плясать будут, как Петрович баян принесёт.
Илья пропустил меня вперед, мы оказались в коротком низком коридорчике.
Закрыли дверь на кухню, и сразу стало тихо: понятно, стены и двери в доме очень толстые.
Я покрутила головой, огляделась.
На противоположном конце коридорчика угадывалась комната, наверное, та самая кладовка с окном?
Слева небольшое окно с широким подоконником и маленькой форточкой, к ней почему-то привязана верёвочка.
Справа снова дверь – сколько их в этой квартире? – мощная, железная, если бы не белая краска, точь-в-точь из форта Байар.
Мы почему-то заговорили почти шепотом.
– Интересная квартира, – сказала я. – Проходы, переходы, без навигатора не разберешься.
– Точно, классическая петербургская.
– Ни разу в жизни не видела, чтоб из кухни еще куда-то можно было идти.
Илья рассказал: раньше эта часть квартиры называлась "людская", здесь жила прислуга – обычно из бывших крестьян, продавшихся на заработки в столицу. Окна хозяйских комнат – на широкую улицу, а из кухни и людской – во двор-колодец.
Белая железная дверь – на чёрную лестницу, по ней заносили дрова, бельё из прачечной, к прислуге приходили гости.
Мне захотелось выглянуть: никогда не видела черных лестниц.
Но Илья объяснил: дверь давно не открывали, кажется, потеряли ключ.
Я с сожалением вздохнула, и мы пошли смотреть кладовую.
Илья пояснил: поварихи и горничные в этой комнате давным-давно не живут, соседи складывают ненужный хлам.
Неожиданно Илья взял меня за руку, вернее, за запястье.
Я сделала вид, что ничего не замечаю. Просто не знала, как реагировать. Вырывать руку – глупо, что я, маленькая? Да и он, кажется, не маньяк-убийца.
– Всё только начинается, начинается! – пропела я.
– Попсу любишь? – засмеялся Илья, заходя в кладовую.
– Вообще-то нет, не знаю, просто так вспомнила. Мне нравится "Линкин парк" и "Систем оф э даун".
– Мне тоже! – ответил Илья.
Оказалось, мы оба любим море и запах водорослей, Новый год и день рожденья, больших пушистых собак и маленьких хомячков, шуршание опавших листьев и треск подмерзших лужиц, мороженое и мандарины.
– Супер, у нас одинаковые вкусы! – воскликнули мы. Кладовая оказалась большой, как наша гостиная в Череповце, но тесно уставленной старыми шкафами, чемоданами, коробками с банками и книгами.
Лежали лыжи, потрепанные скатанные ковры, даже сундук стоял!
Илья вспомнил: когда его мама была ребенком, на сундуке спала древняя бабулька, чья-то бывшая нянька. Оказывается, няньки всю жизнь спали на сундуках в детских комнатах, старушка привыкла и не могла уснуть на кровати.
Да в этой квартире лекции по истории можно читать и экскурсии проводить!
Илья согласно кивнул, подошел к окну, открыл обе рамы, в комнату ворвался свежий влажный воздух.
На карниз тихо капал дождь. Было таинственно. Мы стояли рядом.
– Не хочется уходить, – сказала я. Поймала в ладонь каплю и добавила: – Стоять бы долго-долго, смотреть на дождь.
– Долго-долго не получится, соседи сейчас пошлют за нами гонца. Мы пошли назад, остановились возле замурованной железной двери для прислуги и шепотом признались: не хотим выходить, потому что в людской загадочно, того и гляди в сундуке обнаружится клад или хотя бы указывающая к нему путь истлевшая карта!
Внезапно на черной лестнице раздался то ли вой, то ли плач, и что-то гулко ударилось о дверь.
Я покрылась гусиной кожей и, прижавшись от испуга к Илье, вцепилась в его джемпер.
– Ч-что это? – вскрикнула я и стукнула зубами.
– Коты подрались, на мгновенье прислушавшись, весело ответил Илья. – Ты что, испугалась?
Я отпустила его джемпер и с облегчением вздохнула: конечно, коты, кто ж ещё?
Мы вернулись на кухню, давая дорогу прохладному, пахнущему дождём воздуху.
Соседи пели, Петрович спал сидя, рядом на полу стоял баян.
Мы пробрались на свои ящики-сиденья и стали допивать остывший чай, заговорщически поглядывая друг на друга.
Наконец всё было съедено, соседи дружно поднялись, разбудили баяниста, задвинули сиденья, обтёрли импровизированный стол, запихнули его к стене за тумбу и стали мыть посуду.
И я узнала, зачем нужны деревянные решетки – они висели на стенах на здоровых гвоздях.
Каждая соседка клала в раковину свою решетку, и только тогда ставила грязную посуду – это был предмет гигиены, вроде резиновых шлепанец, которые мы с мамой надевали в сауне: в этих же раковинах полоскали зубы, мыли руки.
"Места общего пользования", со смехом пояснил Илья, перехватив мой взгляд.
Он тоже принял участие в коллективной уборке – замёл в совок крошки.
Мы вышли в коридор, Илья сказал: его комната у входной двери, и я первый раз за день обрадовалась, что коридор темный и длинный – не хотела расставаться с новым другом.
– Ничего не вижу, – сказала, ухватившись за его рукав.
Мы пробирались между велосипедов и пальто, пахло пирогами, бормотали телевизоры, играла музыка, доносились разговоры – соседи были правы: необыкновенно уютная квартира!
Я споткнулась и обронила шлепку, Илья присел, нашарил ее на полу и подал мне.
Потом возмутился: у соседей бзик – экономить электроэнергию: каждому кажется, что другие жгут свет почем зря!
– Увидишь, возле туалета и ванной висят объявления: "Товарищи, уходя, гасите свет!".
Мы посмеялись.
– Пришли, – вдруг сказал Илья.
Ну почему коридор такой короткий, мне так хотелось таинственных приключений!
Я тянула время, несла чушь, но не осмелилась сказать самое главное: "Ты отличный друг!"
Кажется, Илья тоже не хотел уходить и вспомнил: пять лет назад я всё время таскала какую-то мягкую игрушку, никому не давала.
– Я попытался ее отобрать, ты такой рёв подняла, сказала, что я дурак!
– Не может быть! – я закрыла лицо руками. – Серьёзно? Ой, извини. Это мишка был, опять его привезла: мой талисман, приносит счастье и удачу.
– И в этот раз принес, да? – серьёзно спросил Илья.
– Не знаю пока.
Мы договорились: завтра идём покупать новогодние подарки соседям – до Нового года два дня!
Я вошла в комнату, золотисто-оранжевую от шелкового абажура и штор, и рухнула на диван: кажется, у меня нет сил читать любимые книги, глаза слипаются после ночи в поезде.
– Бабушка, где я спать буду? Ужасно хочу спать…
– Соня, – ласково пожурила меня бабуля. – Хочешь, на моей кровати, а я на раскладушке, или Юлечка диван уступит.
Опять! Словно я ребенок: бабуля – на раскладушке, может, вообще на пол пенсионерку уложим?! Юлин диван мне тоже не нужен: я взрослая!
Раскладушку вытащили из-под огромной бабушкиной кровати.
– Бабуля, ты как принцесса на горошине спишь, – улыбнулась я и надела махровый халат.
– Идите умываться, в туалет, – велела бабуля. – Чтоб ночью лишний раз не бродить, замком не греметь.
Каким замком? Туалет закрывают на замок?!
Оказалось – не туалет, а комнаты: соседи на ночь запираются на ключ. Зачем? Здесь же столько народу, неужели воры полезут в квартиру, где людей, как в муравейнике?
– Береженое бог бережет, – неопределенно ответила бабуля. – Людей много, а как на ночь позапираются, не докричишься…
Мягко светил торшер, Юлечка сидела с книгой перед компьютером, тепло и уютно – кого и зачем может понадобиться докричаться этой ночью?
Вдруг Юля отвернулась от ноутбука, потрясла головой и потерла веки:
– Глаза устали: фотография рябит, как будто дрожит и шевелится.
Я взглянула на экран, он действительно мерцал: женщина на снимке моргнула, слегка приоткрыла рот, повела глазами и шевельнула рукой. Может быть, фотография была анимированной?
Юлечка решила передохнуть, мы сходили умыться, дорогу я не запомнила – опять был поворот и тупик, большая ванная с газовой водогрейкой, стиральными досками и необъятными тазами.
Наконец я с наслаждением улеглась на уютную раскладушку с пуховым одеялом: какой длинный день!
Не помню, как я уснула, когда погас торшер и легла Юля.
Одно помню точно: ночью в коридоре слышались шаги.
Конечно, это был сон или бродили на кухню соседки – пожилым людям часто не спится.
Глава 5
Петербург, XXI век
Утро 30 декабря выдалось уютным, как свет бабулиного шёлкового торшера.
Мы сели завтракать в комнате – непривычно и празднично, не то что дома, в Череповце, в нашей отдельной квартире. Там мы всегда ели на кухне: стол из пластика, клеёнка и табуретки.
В бабулиной коммунальной квартире кушали в комнатах – такая традиция, именно поэтому вчера в огромной общей кухне я не увидела ни одного морозильника, вазы с фруктами, тарелок или чашек, только кастрюли, ковши и сковороды.
Небольшой холодильник, столик с хлебницей и микроволновкой – выяснилось, Юлечкин подарок бабуле на прошлый Новый год, стояли в комнате, в углу справа от двери.
А посередине красовался большой овальный стол с кремовой скатертью, за него мы и уселись – как в день рождения! – только еда была обычная: сосиски из микроволновки, йогурт и кофе со сгущёнкой.
А ещё бабуля потчевала нас вкуснейшими рассказами, мы с Юлей слушали, затаив дыхание!
Оказывается, раньше всё делали за этим одним-единственным столом: сестра шила на машинке, бабуля тут же готовила уроки, закатав угол скатерти, чтобы не залить чернилами, здесь же накрывали ужин.
Чай пили из самовара: ставили, то есть разжигали в нём угли, на кухне, а закипел – приносили в комнату.
– Сейчас вам, молодым, в голову не придёт: газовых плит не было, – посетовала бабуля, а на мою шутку – еду в камине готовили? – рассказала про дровяную плиту.
Та была сложена из кирпича прямо посреди кухни, сверху покрыта чугунной столешницей с круглыми отверстиями – ставить кастрюли, и гудела от огня.
Дым через трубу шёл в дымоход: на кухне в стене даже осталась дыра, сейчас прикрытая решёткой.
По словам бабули, батареи в комнаты провели в 1956-м году, а до этого топили печи!
Интересно, не видно никаких следов! Где же эти печи стояли?
Бабуля махнула рукой – в стене со стороны коридора: высокие, до потолка, изразцами выложены, там же дрова в топки клали, были заслонки, зольник, а в комнате, где сейчас стоит холодильник, нагревалась стена.
– А куда печки делись?
– Проводили паровое отопление – разобрали наши изразцовые столбянки по кирпичику. Отверстия в дымоходы заложили, но в стенах остались пустоты до самой крыши: иной раз по коридору идёшь, и вдруг как завоет, как застонет! Сквозняком по лицу повеет! Это ветер по дымоходам в стенах гуляет да через щели вырывается, – сказала бабуля.
Я поперхнулась кофе и закашляла.
Значит, вчерашние стоны и вопли в темном коридоре – это ветер в старых трубах?! А я чуть от страха не умерла!
Какая же я глупая, трусиха! Чудесная, уютная квартира, нет в ней ничего страшного, наоборот, в одной из сказочных, старинных комнат живет мой новый друг Илья!..
И только я успела мысленно произнести его имя, в дверь постучали.
– Входите! – крикнула бабуля.
В дверях появился Илья собственной персоной.
– Проходи, Илюшенька, позавтракай, кофе попей, – проворковала бабуля.
– Не нужно, я на минутку – поговорить с Марией. Мария! Илья назвал меня Марией, как взрослую!
Ужасно надоело слышать бабулино "Машуля" да "Марусечка", словно я малышка. (Это еще что: папа вообще называл меня "крошка-картошка" прямо при посторонних!)
Я вскочила, и мы вышли в коридор.
– Идём вместе покупать новогодние подарки соседям? Встречаемся без пятнадцати десять возле дивана у входной двери. Успеешь собраться? Тогда до встречи, – почему-то понизив голос, сказал Илья.
И пошел прочь, сразу скрывшись в темноте.
Я кивнула и зажмурила глаза: ура, буду гулять по Петербургу с отличным парнем! Он будет ждать без пятнадцати десять! Мы будем говорить об альтернативной музыке и авторском кинематографе, а не о гламурных глупостях, которыми забивали себе головы девчонки в нашем классе.
Я влетела в комнату и заметалась вокруг стола.
– Чего заметалась, как угорелая? – спросила бабушка. – А сияешь, как медный пятак?
– Не отвлекайте меня, мне некогда, мы с Ильей идем гулять! Где футболка с черепами, вельветовые шорты?
– Господи, забегала-то, как на пожаре! На стуле всё висит. Неужели в шортах зимой на улицу пойдешь?
– Ну и что – на толстые колготки, да пуховик длинный.
– Всё равно не дело, словно оборванка! Пойдем-ка купим тебе хорошее платье…
– Потом, потом! Где моя косметичка?
– Где бросила, там и лежит! Краситься надумала в 14 лет? Мать-то знает?
Как надоело бабулино ворчанье! Всего лишь прозрачный блеск для губ: детский набор, называется "Принцесса". После девятого класса куплю себе настоящие тени и черный лак, а то хожу, как детсадовка!
Я впопыхах оделась, прошлась по губам блеском с запахом кока-колы.
– Ишь, как бегает, в школу бы так собиралась, – не унималась бабуля.
– Тамара Павловна, Марии надо быть красивой, – вступилась за меня Юлечка, подошла к шкафу, достала серебристую заколку: косточка для собаки, и предложила:
– Хочешь на волосы?
Я с радостью посмотрела на металлическую косточку и благодарно кивнула.
– Никаких черепов с костями! – вскрикнула бабуля. Я подскочила к Юле, она нацепила мне заколку. Бабуля сменила гнев на милость и заохала: раскрасавица!
Я бросила взгляд в зеркало: не то что бы, конечно, красавица, но нормальная девчонка! – и побежала за двери, надевать ботинки на шнуровке.
Бабуля крикнула вслед про деньги, мобильник и, как обычно, добавила "храни вас бог".
Деньги есть, папа тысячу дал, сотовый – в пуховике, на крик "через дорогу осторожно" я даже не ответила: сколько можно ценных указаний?!
Быстро прошла по коридору и за поворотом увидела Илью, он сидел на старом диване из черной потрескавшейся кожи с круглыми валиками вместо подлокотников.
Увидев меня, он встал.
– Тоже антиквариат? – указала я на диван и засмеялась. Засмеялась, кстати, на нервной почве: я совсем не про диван – при чем здесь мебель?! – собиралась сказать!
– Ага, – кивнул Илюшка. – Диванчик все из той же коллекции. Не квартира, а музей дворянского быта. С дореволюционных времен добро всякое стоит. Идём?
Я радостно кивнула.
Мы вышли на Садовую и направились в сторону Гостиного двора.
Была оттепель, шёл дождь, под ногами хлюпала каша. А в моей душе сияли огни! Наверное, отражался предновогодний Петербург, украшенный светящимися панно и переливающимися елями.
Никольский собор в подсветке казался сказочным дворцом. Отблески Нового года и Рождества дрожали и переливались в каплях дождя, упавших на стекла витрин и нашу одежду.