- Наверное, - вяло отозвалась она, словно собиралась с мыслями или думала о чем-то совершенно другом. - Наверное, встречался. Они договорились. Но дело не в этом. Этот Виктор так плохо влияет на Игнатия… Когда мы сидели в баре, Виктор расспрашивал Игнатия о жизни. Мы рассказали, что скоро женимся. Игнатий ему с гордостью сказал о том, что пишет диссертацию. "И сколько ты будешь огребать, Казак, когда тебя увенчают лаврами?" Игнатий ему сказал, что если получит доцента, то двести восемьдесят. "И будешь со своей милашкой плодить нищих?" Он все время употреблял жаргон! - с возмущением сказала Истомина. - И ругался при мне матом. А Игнатий его не останавливал. "А я могу эти двести восемьдесят здесь за вечер оставить", - сказал Виктор. - Потом мы поехали на такси к этому Виктору домой, куда-то за кинотеатр "Гигант". С ним молодая девчонка, лет восемнадцати. Смазливая. Квартира у этого прощелыги… Я никогда еще не видела такой чудовищной смеси роскоши и мещанства… Старинная мебель, какие-то стереофонические системы, пластинки и книжки с голыми женщинами. И всюду, где только можно, хрусталь - вазы, вазы, вазы… Десятками, словно на выставке. А одна стена завешана старинными иконами. Опять они пили, вспоминали детство. Игнатий все спрашивал Виктора, откуда у него это богатство, где он работает. А тот, знай, похохатывал да подливал Игнатию коньяку. Мне стало страшно. Я Игнатия никогда таким не видела, он как больной сделался. Глаза горели, руки тряслись, когда он эти журнальчики похабные листал. А хозяин, хоть и пьян, а все видит. И подкладывает Игнатию разные красивые вещи. А где работает, не говорит. Смеется: "Мы с тобой еще все обсудим". Тут пришла эта девчонка. В халатике. Она в ванной мылась, что ли. Виктор спрашивает: "Игнатий, как киска, нравится? А какие формы? Киска, покажись моему другу!" И, представляете, она распахивает халатик и крутится перед нами голая! Тут я не выдержала, схватила Игнатия за руку и сказала: "Хватит. Уходим". И Игнатий словно протрезвел. Встал вслед за мной. Виктор совсем пьяный. Кричал вдогонку: "А я хотел тебе киску подарить". Мы ушли, но Виктор дал Игнатию свой телефон. Я видела, бумажку сунул. Они наверняка встречаются.
Истомина замолчала и вопросительно посмотрела на Корнилова, ожидая, что он скажет. Корнилов молчал.
- Эта роскошь, эти деньги - откуда! Ведь это все украдено! Такое не приобретешь честно. А Виктор нигде не работает… Я уверена. Он вор! А Игнатия с тех пор словно подменили. Забросил свою диссертацию, стал нервным, злым. И деньги у него появились. Он ни о чем другом не хотел говорить, кроме как о деньгах, о материальном благополучии. То предлагал продать все старинные гравюры, что висят у деда, то дедовы книги. То собирался с кем-то поехать в Архангельскую область скупать у колхозников старинные иконы. Деньги, деньги, деньги… Это же наваждение какое-то! Он стал избегать меня, и с дедом начались контры. - Она безнадежно махнула рукой. - Ну что вы молчите? Это все несерьезно?! Женские бредни?
- Очень серьезно, Наталья Сергеевна. Очень. Мы во всем тщательно разберемся. Но какое отношение ко всему, что вы рассказали, имеет ограбление в Тучковом переулке?
- Как? Вам не понятно? - искренне удивилась Истомина. - Виктор наверняка ограбил кассиршу, а этот хлюпик Игнатий помог ему. Товарищ Корнилов, ну как же это вышло? Он вырос в культурной семье, получил высшее образование… И стал преступником? Так же не бывает - был хорошим, стал плохим! Вы должны ему помочь!
- Должны, должны, - пробормотал Корнилов, а сам подумал: "Ты, девочка, задаешь мне вопрос, на который трудно ответить. Был хорошим, стал плохим. Почему? Я вот столько лет в уголовном розыске проработал, а как часто становлюсь в тупик, когда мне такой вопрос задают. Мы обратную сторону Луны лучше знаем, чем душу человека…"
- На образование вы зря уповаете, Наталья Сергеевна. У нас ведь, когда говорят "образование", как правило, имеют в виду сумму знаний, что человек в институте получил. А сумма знаний, это еще не мировоззрение!
Теперь молчала Истомина.
- Я читал где-то - образование нужно понимать как образование человека. И задача стоит перед школой - не просто научить человека чему-то, а создать его. Создать человека! А мы вот просвещением больше занимаемся. Министерство так и называется - Министерство просвещения.
Корнилов встал с кресла и достал из стола несколько фотографий, среди которых была фотография убийцы. Подал пачку Истоминой.
- Наталья Сергеевна, среди этих людей вы никого не узнаете?
Она смотрела очень внимательно, медленно откладывая снимки на стол. Положив последний, подняла на Корнилова глаза и покачала головой:
- Нет. Я никого из этих людей не видела.
- А Виктора здесь нет?
- Нет, это очень приметный хлюст. С небольшими усиками…
- Да ведь усы можно и сбрить.
- Нет, Виктора здесь нет, - сказала Истомина твердо.
- Вы не помните его адрес? Той квартиры, куда вы ездили в прошлом году?
Истомина развела руками:
- Точно не помню, но могу отыскать этот дом.
- Вы не откажетесь сейчас написать то, что рассказали?
- Нет, конечно. Время у меня есть. Я перенесла свои лекции в техникуме.
- Прекрасно. Вы садитесь за стол в приемной и все спокойно напишите. Сочинение на вольную тему, - улыбнулся Игорь Васильевич. - Вы же преподаватель литературы!
Истомина не поддержала его шутку, нахмурилась.
Корнилов вздохнул и повел ее в приемную, к Варваре. Но прежде чем открыть дверь из кабинета, он остановился и спросил:
- Вы что же, Наталья Сергеевна, верите в такое перерождение человека?
Истомина опустила глаза.
6
Отпустив Истомину, подполковник позвонил в Василеостровский райотдел Алабину. Справился, нет ли чего нового.
- Все тихо, товарищ подполковник, - доложил Василий. - Мне товарищи из Тучкова переулка каждый час докладывают.
- Смотри, Василий! У Самарцева мало времени осталось. Он до отхода поезда обязательно там побывать должен. К вечеру надо усилить засаду.
- Вы, товарищ подполковник, не приедете?
- Приеду. - Корнилов еще вчера решил принять участие в операции. - Я сейчас еще побываю на месте. Пройдусь засветло… Ты приезжай, согласуем все окончательно.
Игорь Васильевич не спеша прошел по переулку, по двору, стараясь запомнить поточнее расположение подъездов, дверей в подвалы, сарайчиков. Двор выглядел мирно.
Алабин ждал Игоря Васильевича в машине на набережной.
- Давай, Василий, заглянем в "Бригантину". Наведем справки об одном деятеле по имени Виктор, а заодно пройдемся пешочком…
Они свернули с моста направо, пошли по набережной к стройному белому паруснику, стоявшему между Петропавловской крепостью и Мытнинской набережной. На этом паруснике уже года три как был устроен ресторан "Бригантина". Корнилов много слышал о нем, но никогда там не бывал. Вечером попасть в "Бригантину" было невозможно, ресторан считался самым модным в городе. Корнилов вдруг подумал о паруснике с сожалением - когда-то вольной белой птицей бороздил моря и океаны, а теперь пришвартовали намертво, продымили жареным мясом, чесночным соусом к цыплятам табака, а вместо подтянутых, смелых матросов прожигают теперь на паруснике жизнь развязные, благополучные, не первой молодости, мальчики, вроде Виктора, со своими слишком смелыми подружками…
…На "Бригантине" они прошли в бар. Сели на высокие стулья перед стойкой. В баре было пусто. Барменша, чуть-чуть полноватая крашеная блондинка, подняла голову и снова склонилась над своими бумагами. Лицо у нее было миленькое, но какое-то бесцветное и сонное. Про таких обычно говорят: женщина неопределенного возраста. Ей можно было бы дать и тридцать, и сорок… Она не подходила минут пять. Корнилов не выдержал и слегка постучал зажигалкой по черной стойке.
- Что будете пить? - спросила барменша, не поднимая головы.
- Не очень радушно вы встречаете гостей.
Наконец-то она встала из-за стола и подошла. Положила перед ними меню.
- Нам апельсиновый сок со льдом, - попросил Корнилов.
- Сок ходят пить в мороженицу. - В ее голосе чувствовалось безразличие и лень. - Могу налить сок с водкой.
- А одного соку нельзя? - сердито спросил Алабин, но Корнилов положил ему руку на плечо и сказал покорно:
- Налейте. Только, может, у вас есть джин?
- Нету джина.
- Ну хорошо, давайте водку. Только налейте ее отдельно. А в сок побольше льда.
Она налила соку в высокие стаканы, не торопясь заполнила их льдом. Когда барменша брала стакан, он звякал о большой золотой перстень, красовавшийся у нее на руке. Поставив перед Корниловым и Алабиным стаканы с соком и рюмки с водкой, барменша снова села.
- А мы вас еще хотим побеспокоить, - сказал Корнилов.
Барменша молча подняла голову.
- У нас к вам короткий служебный разговор.
- На службе я веду только служебные разговоры, - сказала она строго, но из-за стола все-таки встала и подошла к ним. Что-то в словах Корнилова ее насторожило.
- Вас как зовут?
- Алиса.
- Алиса?
Она покраснела и сказала подчеркнуто строго:
- Алиса Петровна.
- Алиса Петровна, мы работники уголовного розыска… - Игорь Васильевич вынул удостоверение, - хотели бы поговорить с вами.
- Пожалуйста… - растерянно отозвалась барменша.
- Нас интересует один молодой человек… Он ваш частый гость.
- Мой?
Корнилов улыбнулся:
- Не ваш лично… Он в баре часто бывает и в ресторане.
- А-а-а, - выдохнула Алиса Петровна, - ко мне лично никто не ходит.
- Мы не знаем его фамилии, только имя. Друзья его Виктором зовут.
- Виктор? Ах, Виктор! - Барменша как-то суетливо покрутила головой. - Виктор. Да вот он в зале, напротив дверей сидит…
Корнилов не спеша обернулся. За маленьким столиком, откинувшись назад, на низкую спинку мягкого кресла, полулежал молодой человечек. "Человечек" - именно это слово первым пришло на ум подполковнику, когда он увидел Виктора. Пшеничные волосы непокорной копной торчали вверх, а личико… какое-то приплюснутое, с двумя глубокими морщинами у рта, личико напоминало лик марсианина. И странные губы, толстые, чуть-чуть собранные в мелкую складочку, они придавали лицу выражение беспредельного равнодушия, даже не равнодушия, а равнодушной презрительности ко всему на свете. А маленький курносый нос и усы еще больше подчеркивали это.
- Он официант? - тихо спросил Игорь Васильевич.
Такое кричаще презрительное выражение лица могло быть лишь у недалекого человека, который, будучи о себе весьма высокого мнения, вынужден каждый день кому-то услуживать.
- Да, да, - шепнула барменша. - Виктор работает в "Метрополе".
- А как вы думаете, почему он один сидит? Ждет кого-нибудь?
- Ждет. Девочку свою ждет. Он сегодня от смены свободный.
- А девочка?
- Что девочка?
- Она у него постоянная? И тоже от смены свободна?
- Разные с ним приходят. Но чаще других одна. Только она не официантка. Он ее киской зовет. Ой, вы знаете, он так на нас смотрит… Наверное, догадался, что мы о нем говорим.
- Ничего, ему полезно поволноваться. А с дружками он здесь встречается?
- И мальчики с ним бывают. - Алиса Петровна отвечала тихо и старалась не смотреть в сторону Виктора.
- Виктор - человек с деньгами?
- Он же в хорошем ресторане служит. Они там все при деньгах.
Корнилов спрашивал, но сам не очень верил в то, что эта женщина отвечает откровенно. Ее недомолвки говорили подполковнику значительно больше. Правда, и к самому Виктору жгучего интереса он теперь не испытывал.
"Нет, этот человечек не способен в открытую напасть на кассира, - думал подполковник. - Если он и обогащается, то каким-нибудь другим способом. Заставить свою квартиру хрустальными вазами - вот в это я могу поверить… Да и росточка, судя по всему, он много ниже среднего. А тот, что ножом бил кассира, - повыше. Это экспертиза показала. Неужели этот Виктор мог хоть как-то повлиять на Игнатия Казакова?"
- Он часто здесь бывает?
- Да. То есть не очень… Ведь как считать. - Алиса Петровна выглядела растерянной.
Подошли два парня, уселись у стойки, закурили, нетерпеливо поглядывали на барменшу. Один из них не выдержал и минутного ожидания. Негромко позвал;
- Али-и-са.
Она виновато улыбнулась:
- Я на минутку…
- Джин с апельсиновым, - попросил парень. - Как всегда.
- Сейчас, мальчики. Быстренько.
Она налила в бокалы сок, кинула несколько льдышек и вытащила из-за стойки бутылку с джином. И тут, видимо, только вспомнила, что десять минут назад сказала двум другим посетителям, что джина нет. А посетители оказались из уголовного розыска. Она покраснела до корней волос, на нее было просто жалко смотреть. Но тут же, справившись с замешательством, налила джин парням в бокалы.
- Ну и стервочка, - шепнул Алабин. - Чего она теперь нам скажет?
- Эх ты, Вася, такая женщина найдет, что сказать, - ответил Корнилов.
Он вдруг вспомнил Олю и усмехнулся. Он даже представить себе не мог ее здесь за стойкой. И Варвару, секретаршу отдела, тоже.
- Вы уж извините меня, - подошла к ним Алиса Петровна. В глазах у нее ну просто слезы стояли! - Совсем забыла про джин, думала весь кончился, а сейчас полезла за водкой и наткнулась… Может быть, вам налить? Водку вы так и не пригубили?
- Не надо нам ничего наливать, - сказал Корнилов. - К вам много таких… - он хотел сказать "молокососов", но сдержался, - таких молодых людей ходит?
- Да, вы знаете, вечером здесь яблоку негде упасть. Очередь стоит. - Барменша стала словоохотливой. Наверное, думала загладить свою оплошность с джином. - И что меня поражает - девчонок молодых много. Такие пигалицы. Пьют коктейли, курят… И так - чуть ли не каждый день. Я же вижу. А ведь все это больших денег стоит, - она кивнула на ряды бутылок с ликером и коньяками, красовавшихся на полке. - Самый дешевый коктейль - рубль сорок. Откуда такие деньги?
"У кого откуда, - подумал Корнилов, скользнув взглядом по ее тяжелым золотым сережкам и резному, с чернью, перстню. - Для человека нечестного и коктейли, наверное, дело прибыльное".
- А что за народ ходит?
- Все больше студенты…
Корнилов поднялся:
- Получите с нас…
На улице Алабин спросил подполковника:
- Игорь Васильевич, а не надо было с этим Жоржиком поближе познакомиться?
- Сейчас нам на него нечего время терять. А ребятам из Дзержинского райотдела я задание дам. Пусть завтра займутся. По опыту знаю - настоящий бандюга так афишировать свое благосостояние не будет. Виктор, видать, на чаевых созрел. Да еще спекулирует по мелочам. Ничего, он от нас не уйдет.
7
В восемь часов Корнилов достал из стенного шкафа старенькую серую кепку и прорезиненный плащ. Кепку эту он держал для особых случаев, и когда ехал на задержание или еще на какие ответственные дела, то всегда надевал. Примета не примета, а надевал всегда. Даже зимой, если мороз был не очень сильный.
Постояв в нерешительности у сейфа, он подумал: брать или не брать пистолет? Решил брать. И вдруг у него мелькнула мысль, которой он сам удивился: "А если меня этот кретин ухлопает? Вот уж не ко времени! Только у нас с Олей все заладилось…"
Раньше, даже в самых трудных переделках, Корнилов никогда не думал о смерти.
Он усмехнулся и попытался отогнать эту мысль, но она не уходила. И, уже идя по длинному коридору управления, Игорь Васильевич подумал опять об Оле и о себе. И о том, случись что, - какой удар был бы для нее!
У спуска к воде, напротив Летнего сада, бушевала Нева. Волны выплескивались на набережную прямо под колеса машин. В кромешной тьме, где-то на середине реки, за пеленой дождя, быстро двигались огоньки - красный и белый. Наверное, шел буксир.
Машину Корнилов оставил на Среднем проспекте, рядом с Тучковым переулком. Огромные, в два обхвата, тополя на бульварчике глухо гудели от шквального ветра. Летели на землю сухие сучья, кружилась пожухлая листва. Неоновая лампа одного из фонарей, спрятавшаяся высоко в ветвях, то гасла, но вновь загоралась и, долго мигая, суховато потрескивала. Бульварчик был пуст, редкие прохожие виднелись в стороне Съездовской линии. Игорь Васильевич поплотнее натянул кепку и поежился. Осенью от промозглого, холодного воздуха даже теплая одежда спасти не могла, а не то что тоненький плащ. Корнилов пошел по переулку и свернул в ворота дома семнадцать. Лампочка в подворотне не горела. Это могло быть случайностью - мало ли перегорает их в самое неудобное время! Но мог разбить и преступник. Корнилов подосадовал, что сейчас уже не проверишь, разбита ли лампочка или перегорела. Во дворе было светлее. Во многих окнах горел свет, да отбрасывали тусклые желтые круги закованные в проволочные сетки лампочки над дверями подъездов. Он не спеша пересек двор, стараясь поточнее запомнить расположение подъездов, сарайчиков, в котором хранили свой скарб дворники, обитого старым железом гаража, где стояла инвалидная коляска одного из жильцов. Все это он видел уже не раз, но темнота преобразила двор, к ней надо было привыкнуть, чтобы потом действовать быстро и уверенно.
В правом углу двора находилась еще одна дверь, черный ход дома двенадцать по набережной Адмирала Макарова. Отсюда можно было попасть прямо к Неве. Корнилов вошел в дом и позвонил три раза у маленькой, обитой белыми рейками, двери. Ему открыл Вася Алабин.
- Проходите, товарищ подполковник, - сказал Алабин шепотом, словно кто-то мог их услышать, и пропустил Корнилова в темную прихожую.
Это была квартира дворника. Небольшая, узкая, как пенал, комната выходила на набережную, а кухня - во двор. Лучшего места для наблюдения и придумать было нельзя. Сам дворник уехал на пару дней за город, на свадьбу к дочери.
Корнилов прошелся по квартире. Постоял перед окном в кухне. Весь двор отсюда как на ладони, было видно каждого, кто шел через подворотню с Тучкова переулка. Игорь Васильевич снова подосадовал, что там не горит лампочка.
- Не знаешь, что там со светом случилось? - спросил он Алабина.
- Лампочку разбили. Я еще днем обратил внимание.
- Больше ничего подозрительного?
- Камилыч говорил, что в подвале трех сараев замки посбивали. - И показал на дверь с железным навесом в противоположной стороне двора.
- Кто такой Камилыч?
- Это дворник, товарищ подполковник. Простите, я забыл, вы ведь с ним не знакомы. Его Раис Камилыч зовут.
Они прошли в комнату. Здесь было очень душно и стоял неприятный, как и в кухне, запах пережаренной рыбы. Света не зажигали, и Корнилов больно стукнул коленку, наткнувшись на стул.
На окне висели беленькие занавесочки, и подполковник раздвинул их. Поднял шпингалеты и открыл форточку. Сильная струя свежего воздуха ворвалась в квартиру, звякнула люстра над головой.
- Ты, Василий, на кухне окно со шпингалетов сними, - сказал Игорь Васильевич Алабину. - Хотя бы с верхнего, чтобы можно было сразу на улицу выскочить.
Старший лейтенант двинулся на кухню.
- Двери не закрывайте. Если что-то интересное - свистни тихонечко.
Корнилов поставил стул в простенке между окном и стеной и сел поудобнее. Отсюда были видны часть набережной и все люди, идущие по тротуару вдоль дома. На набережной, напротив парадной, стоял большой автокран. В его кабине, Делая вид, что дремлет, дежурил Бугаев.