- Миша рассказывал. Интересно же.
- Что ж тут интересного?
- Детектив!
- Да, это теперь модно, - согласился он. - Значит, ты из-за убийства насчет дома передумала?
- Нет. Из-за другого. - Два месяца назад, когда Елена впервые приехала в Корчаковку, когда кидалась к первому встречному с вопросами об утонувшем старике, разговор с этим бывшим участковым показался бы ей подарком. Но теперь не хотелось. Пооткровенничала с Михайловым, хватит. Ей снова стало страшно - и это был не абстрактный страх перед чем-то непонятным, который она испытывала еще вчера, нет, теперь ей казалось, что опасность тихо и холодно дышит в спину. - Я тут вашей Долгушиной не понравилась, - сказала она. - Она мне тоже, честно говоря. И вдруг я узнала, что эта противная старуха не только соседка, но еще и соседка с обеих сторон. Я решила, что это уж слишком.
- Да она больше волну гонит, - сказал крестный. - Настоящего вреда от нее нет. Но, конечно, не лучший вариант.
- Да вот ей и надо этот пятый дом купить. У их семейства целая улица получится.
- Откуда у нее деньги…
- А зачем она так странно купила дома? Через один?
- Ну, тот, в котором теперь ее сын живет, всегда их семье принадлежал, но тесновато было, давно она мечтала расшириться. Но не штейнеровский же ей покупать? На него у нас охотников не было. А с невесткой хотелось разъехаться. Вот она и выбрала этот - он году в девяносто третьем освободился. Близко, удобно, да и недорого.
- Сколько тогда дома стоили?
- Да я разве помню… Мало стоили, у Долгушиных никогда денег особых не было.
- А правда, что ее муж вор?
- Не вор. Но не последний человек в воровском мире. Смотрящим он здесь был. Не знаешь, что это такое? Ну, и не надо тебе лишней информацией голову забивать… У нас тут каждый второй… Многие оседали на обратном пути с лагерей. Здесь ведь спокойно, хорошо, не то что в России… И от властей подальше. Так что этим здесь не удивишь.
- Он жив?
- Кто?
- Долгушин?
- Умер. Уже лет пять как… Она одна живет…
Елене хотелось задать главный вопрос, но она снова подумала, что надо быть осторожнее. Тут, как нарочно, из-за поворота вывернул автобус.
- Я завтра уезжаю, - сказала она крестному. - Но постараюсь в больницу успеть.
- Тебя к нему не пустят, - мужчина вздохнул. Он по-прежнему не смотрел на нее. Казалось, что он с завистью и тоской провожает проезжающие машины.
Зашипели, открываясь, двери. Елена поднялась в салон, глянула сквозь грязное стекло на бывшего участкового. "Может, надо было поговорить? - подумала она. - Даже имени не спросила… Миша его как-то называл… Дядя Витя, кажется?"
Она расположилась на заднем сиденье, вынула пластиковую папку, аккуратно расправила, открыла. В салоне было темновато - она поморщилась, вглядываясь в записи.
"Итак, первый листочек - это, видимо, напоминание о том, что мы должны с Михайловым встретиться. Правда, на субботу мы не договаривались - мы договаривались на пятницу. Но кто же знал, что я весь день проваляюсь в кровати? Я сама не знала! Предположим, он обнаружил что-то интересное именно в пятницу и тогда записал для себя: обязательно встретиться в субботу. А может, он должен был увидеться еще с кем-то?"
Елена отложила листок в сторону.
"Теперь запись о Нине Покровской. Это, видимо, телефон следователя, который ведет ее дело. Михайлов говорил, что это его приятель. Хорошо бы, если бы телефон оказался домашним. Завтра воскресенье, и завтра я улетаю. Правда, можно позвонить и из Москвы, но лучше встретиться лично…
А вот и оно: дело Штейнера! Оно никак не связано с рекой, но зато связано с тем днем, когда я видела убийство старика, и связано с придуманным мной именем - Антипов…" Елена внимательно пробежала первые строчки, написанные рукой Михайлова.
"Судмедэксперт считает, что смерть наступила не раньше пяти часов утра".
"Пяти?! - спросила она шепотом. - Я-то проезжала раньше!.. Впрочем, вряд ли экспертиза возможна с точностью до минут".
"Штейнер Катерина Оттовна…. показала…. приехала в Корчаковку на автобусе в шесть ноль пять. Дошла до дома за семь-десять минут. Обнаружила, что дверь открыта, зашла, увидела тело Штейнера В.Н., выбежала на улицу, вызвала милицию. Вызов был получен… оперативная группа следственного отдела уголовного розыска Новосибирского УВД… Приехали в шесть сорок пять… Вызван участковый Волин", - она пробежала следующие строчки. Что-то показалось ей странным, она вернулась назад, но автобус тряхнуло и ощущение исчезло.
"Надо сесть и спокойно все выписать! - подумала Елена. - На ходу - это не дело". Уже закрывая бумаги, она обратила внимание на одну из страниц. Это, видимо, были краткие конспекты показаний жителей Корчаковки. Что-то в тексте опять выглядело не так, как надо.
"За несколько месяцев до этого он говорил, что у него связь с молодой женщиной, с которой он познакомился, когда ездил к матери. Она, вроде, работает в городе. Я ее видел издалека. Она симпатичная, стройная". Не то…
"Он показал, что видел Штейнера накануне - в субботу, шестнадцатого августа, примерно в пять часов вечера. Штейнер шел в магазин, за хлебом. Они остановились поболтать. Настроение Штейнера было плохое, раздраженное. Он сказал: как бы мать не приехала. Вроде бы соседка сказала, что видела его мать на рынке и та пообещала приехать. Штейнер сказал: "Дура старая! У меня дел много. Не до нее!"".
"Что так заинтересовало меня? - удивленно подумала Елена, вглядываясь в этот текст. - Прямо зудит в голове!" Она еще раз прочитала последний отрывок: "Он показал, что видел Штейнера накануне - в субботу, шестнадцатого августа, примерно в пять часов вечера". То, что ее раздражало, находилось в этом предложении.
"В субботу" - медленно произнесла она. Потом опять достала первый лист из папки. Записи на обеих бумагах были сделаны одной и той же рукой - рукой Михайлова.
"В субботу, - снова прочитала она выписку из дела Штейнера. - Михайлов знает, как правильно писать это слово! Да и странно было бы подозревать парня, учащегося в университете на юридическом факультете, в такой безграмотности. Тогда что же значит эта запись: "Субот."? Почему она с большой буквы? Это населенный пункт, кличка, фамилии?.. Стоп! Ведь я же слышала это слово! Милиционер на крыльце спросил: "Знаешь дом Суботихи? Там еще тропинка на речку ведет. Вот на этой тропинке и огрели его по башке". Может ли быть, что в этой кличке одно "б"? Михайлов должен знать, как пишутся все фамилии в деревне - он часто заполняет разные бумаги… Значит, он ходил в дом этой самой Суботихи и о том, что это нужно сделать, написал заранее на специальном листочке, который положил в папку. Рядом с координатами следователя, ведущего дело о смерти Нины Покровской, и выписками из дела Штейнера!"
От гордости за проделанную умственную работу Елена даже выпрямилась и победно посмотрела по сторонам.
Оценить ее достижение было некому. Половина автобуса дремала, другая таращилась в окна.
"Надо выйти на ближайшей остановке и отправиться обратно!" - сказала она себе.
"Чтобы тоже получить по башке на этой тропинке?" - спросил кто-то внутри нее.
Это был логичный вопрос. Вероятно, он мог бы остановить ее движение навстречу судьбе. Вероятно, так было бы лучше для всех - но разве такое возможно узнать, пока не пройдешь путь?..
На этот раз шофер попался сговорчивый. Он сразу остановил автобус, открыл двери и почти радостно высадил ее на обочине неподалеку от бетонных букв "Новосибирск".
Уже темнело. Елена растерянно потопталась на краю дороги. Машин, как ни странно, было немного. Одна из них проехала мимо, но затем вдруг развернулась, довольно ловко вписавшись в габариты дороги, и неторопливо поехала обратно.
Елена перебежала на другую сторону дороги, встала с вытянутой рукой. Но развернувшаяся машина проехала мимо, не затормозив.
"Ненормальная баба! - подумал водитель машины, глядя в зеркало заднего вида. - Ненормальная баба, эта Корнеева! Что мотается, спрашивается? То туда, то обратно… Все-таки вокруг дома она крутится… Там ее надо ждать". Он уже звонил накануне в Москву, рассказал, что она интересовалась домом Штейнера и даже собиралась его купить.
"Глупости какие! - возмутились на другом конце провода. - Ты хочешь сказать, что я одиннадцать лет херней маюсь?!"
"Я ничего не хочу сказать! - обиделся он, поскольку даже не знал подробностей дела. - Точнее, я говорю то, что видел собственными глазами".
"Ты неправильно понял… Или… Она обо всем догадалась и теперь пудрит нам мозги! Какая хитрая, а?"
В общем, было поручено продолжать наблюдение.
Он газанул, задев колесами обочину. Из-под колес полетел гравий.
Машина повернула на Корчаковку.
Глава 14
ТАЕЖНЫЙ ЛЮД
Одно из первых удивлений жителя европейской части России, попадающего в Сибирь - это ее жители. Конечно, неправильно объединять их всех под одним словом, ведь речь идет о гигантских пространствах, о сотнях очень разных городов, имеющих разный климат, разную природу, разную историю. Но все-таки, как южане похожи друг на друга, откуда бы они ни происходили родом - из Ростова-на-Дону, Нальчика или Геленджика - так и все сибиряки имеют много общего.
Тем, кто в Сибири никогда не был, кажется, что это огромная территория, поросшая вечнозеленой тайгой. Такое представление - распространенное заблуждение, как и уверенность в том, что тайга состоит из елей, сосен и кедров. Нет, главное дерево тайги - лиственница, а это, несомненно, полностью меняет картину. Лиственница осенью желтеет, а зимой сбрасывает свою поддельную хвою, и, следовательно, ни о каких вечнозеленых пространствах речи не идет.
Да и не вся Сибирь покрыта лесами. Омская область, к примеру, целиком степная с вкраплениями березняка, только на самом ее севере попадаются серьезные боры, но на этом севере большинство омичей никогда не бывали - далеко.
Вообще, большие расстояния между соседними населенными пунктами - одна из главных сибирских особенностей. Ближайший крупный сосед Бодайбо - город Иркутск - находится от него на расстоянии в тысячу сто километров! Это при том, что Бодайбо входит в Иркутскую область! Ну, это ладно, это Восточная Сибирь, где о каком-то населении вообще следует говорить с большой натяжкой, но и в Западной Сибири, считающей себя почти Европой, расстояния не маленькие. Между соседями Омском и Новосибирском более восьмисот километров - и не очень-то обжитых километров, что, кстати, несправедливо: это красивые, живописные и очень теплые места. По крайней мере, от московского здешний климат отличается не сильно: зима чуть-чуть холоднее, но зато и лето намного жарче.
Совсем уж благодатные края - на Алтае. Здесь вообще курорт. Солнечные дни стоят почти круглый год, лето радует зноем, который так приятно остужать в чистых полноводных реках, а зима искристая, ослепительная. Может быть, во многом из-за хорошего климата и начали здесь селиться с незапамятных времен разные люди, не желающие играть по европейским правилам.
Собственно, первые недовольные образовались еще при патриархе Никоне. Власти потихоньку вытесняли староверов на север и на восток, постепенно единственным их плацдармом восток и остался. Это московский журналист Песков, узнавший историю старообрядцев Лыковых, был потрясен и посчитал, что открыл почти инопланетян - местные жители о них прекрасно знали и до Пескова. Знали, но никому не рассказывали - болтать здесь не принято. Мало ли кто приехал в тайгу! Мало ли к каким последствиям может привести болтливость! Здесь у многих свои истории, о которых лучше бы забыть навсегда.
Считается, что сталинский гнет был куда хуже петровского и лазеек почти не оставлял. Это не совсем так. Уже в наши времена появились удивительные рассказы о людях, прятавшихся от репрессий и, что удивительно, делавших это успешно! Например, писали об одном человеке, который несколько лет ездил на поезде Москва-Владивосток туда и обратно, и переждал-таки культ личности! Но ведь вовсе не обязательно было ему жить в поезде: сошел бы на одной из остановок после Урала и точно так же затерялся бы. В Сибири таких историй - пруд пруди. Но мы их никогда не услышим…
Нежелание болтать - одно из определяющих качеств сибирского характера.
…Нельзя сказать, что деревня Корчаковка находится на отшибе. Железная дорога, идущая рядом - это, между прочим, Транссибирская магистраль, крупнейшая железнодорожная трасса мира. Но как-то так сложилось, что отгородившаяся от дороги деревня отгородилась и от страны. По крайней мере, в Корчаковке часто селились разные темные личности. Расспрашивать было не принято, но все равно многое узнавалось само. Принадлежность к преступному миру не считалась здесь особым грехом, но не потому, что, как выразилась продавщица корчаковского магазина, в деревне вор на воре, а потому, что здесь уже генетически привыкли: не всякий, за кем гоняется власть - большой грешник.
Разумеется, жили здесь и настоящие воры и даже потомственные воры - то есть дети и внуки воров. В разные годы они сами или их предки остановились в этой деревне, вдруг ощутив кожей, что здесь удобно прятаться и удобно жить, никому не мешая. Несмотря на то, что мимо идут и идут поезда, мир не видит Корчаковки и не испытывает к ней никаких эмоций - а главное, не испытывает любопытства.
Фекла Суботникова никакого отношения к криминальному миру не имела. Более того, по всем законам судьбы она должна была покинуть свою родную деревню еще в ранней молодости, после удачного замужества.
Мужа ей подарила Транссибирская магистраль - Фекла вышла за проезжего офицерика, тоже сибиряка. Офицерик оказался добрым, трудолюбивым и, вообще, правильным. Оказался он и везучим: в войну его даже не ранило. Непьющий парень был замечен, где надо, и его вместе с молодой женой отправили в послевоенную Германию, где они и прожили пять лет. Уезжали с огромными чемоданами, набитыми панбархатом, плюшевыми скатертями, гобеленами с оленями и тетеревами, фарфоровыми балеринами, кокетливо выставившими ножку. Везли также картины с ангелами, цветной хрусталь и сервизы с "Мадоннами".
Им предлагали на выбор разные места, но раздобревшая и красивая Фекла заявила, что тоскует по Сибири. Офицер Суботников был с ней согласен, так что вернулись в Сибирь. Офицер получил квартиру в Новосибирске, а дом в Корчаковке они использовали как дачу. Но потом дети подросли, и Фекла уговорила мужа переехать из города окончательно.
Офицер Суботников умер от инфаркта - во сне. Было ему совсем немного лет - чуть больше пятидесяти, но смерть была настолько завидная, что никому даже в голову не пришло пожалеть его. После смерти мужа Фекла начала попивать. Собственно, жизнь ее тогда и кончилась, теперь она лишь доживала, но понимала при этом, что доживать придется очень долго - они с мужем были ровесники, а сердце ее было здоровым. Пила Фекла якобы тайно, главным образом, скрывая свой порок от детей. Те, конечно, все понимали и очень мучились: мать они любили и забрали бы ее к себе, не задумываясь ни секунды, еще бы и спорили, с кем жить будет.
Но она не хотела. Вот, пожалуй, из-за этого упорного нежелания жить с детьми, буквально задаривавшими ее вещами и фруктами, Суботиха и считалась в Корчаковке немного с приветом.
…Уже темнело, когда в дом постучали. Суботиха отложила книгу и пошла к дверям, шаркая по старым доскам, но машинально обходя при этом самые скрипучие - их Феклины ноги знали наизусть.
- Кто там? - спросила она и, не дослушав ответа, открыла дверь. Суботиха даже смерти не боялась, не то что чужаков.
В дверях стояла молодая девка, чье лицо показалось ей знакомым.
- Вы… Суботиха? - немного замешкавшись, спросила девка.
- Какая я тебе Суботиха! - возмутилась Фекла. - С ума сошла? Мы с тобой что - подружки? Да меня и подружки так не дразнили!
- Просто вас в деревне так называют… - Девка смутилась еще больше.
- А если тебя в деревне б…дью назовут, мне тоже тебя так называть прикажешь? - поинтересовалась Фекла и тут вспомнила, кто эта девка. - Ага! Здрасьте! Все продолжаешь шляться по чужим дворам!
Елена тоже вспомнила старуху с корнеплодом и только удивилась: сколько важных людей успела она повидать тогда, в первый свой приезд!
- К вам Михайлов должен был приходить… Участковый… Из-за меня, - сказала она.
- Он должен был прийти не из-за тебя. - Старуха несколько секунд помолчала, разглядывая ее. Наконец, открыла дверь пошире. - Проходи.
В доме оказалось чисто и богато. На дверях висели бархатные портьеры, диваны были отделаны шелковым шнуром, а за стеклом поблескивал темно-синий и бордовый хрусталь.
- Вы, наверное, в Германии служили! - догадалась Елена. - У меня у деда все так же было!
Суботиха села за стол, покрытый красной плюшевой скатертью, сложила руки перед собой, возмущенно покачала головой.
- Ты такая есть - наглая, или придуриваешься? - спросила она. - Ты правда журналистка или врала тогда?
- Нет, правда.
- Значит, не придуриваешься.
- Я здесь не по журналистским делам.
- А по каким же? Если ты туристка, тебе на Алтай нужно.
- Слушайте… Можно сесть?
Суботиха смотрела на нее насмешливо, и Елена поняла, что с этой ехидной старухой надо быть поэнергичнее. Она смело села напротив хозяйки и так же, как та, сложила руки перед собой.
- Чаю не предложите? - спросила она.
- Не предложу. Даже не надейся!
До Елены донесся слабый запах алкоголя: "Да она под мухой! Ничего себе… Драться бы не полезла!"
- Вас как зовут?
- Фекла.
- А по отчеству?
- Фекла, - повторила Суботиха.
- Пусть Фекла. - Елена вздохнула. - Сегодня ночью чуть не убили вашего участкового. Я думаю, он шел от вас. Или к вам?
Суботиха смотрела на нее без всякого выражения. Не дождавшись реакции, Елена заговорила вновь.
- Вы уже дали показания следователям?
Молчание.
- А будете давать?
Молчание.
- Может, выпьем?
- А давай! - вдруг согласилась старуха, достала из-под стола бутылку водки, не вставая, дотянулась до серванта и вытащила два тяжелых цветных фужера старинной работы. Попав внутрь фужеров, водка окрасилась в бордовые тона, как дорогое вино.
- Красиво! - сказала Елена.
- Неужели ты думаешь, - старуха наклонила голову, оценивая, ровно ли налита водка по фужерам, - что меня достаточно напоить, чтобы я развязала язык? Ну почему вы, молодые, такие наглые?!
- Я ничего не думаю. Просто хочу выпить… Уже второго моего знакомого убивают из-за этой истории. Тут не просто выпьешь - тут сопьешься!
- Первого я знаю?
- Нет, она жила в Новосибирске.
- А какую историю ты имеешь в виду? Убийство Штейнера?
"Значит, он шел не к ней, а от нее! - поняла Елена. - Они успели поговорить!"
- И, кстати, не думай, что так ловко поймала меня! Я не проговорилась, а спросила сознательно, - предупредила Суботиха. - Этого паренька Михайлова мне очень жаль. Но ведь и тебя, дуру, жаль, хоть ты и журналистка!
- Вы тоже думаете, что его пытались убить из-за вашего разговора?
- Нет, не думаю. Зачем же его убивать из-за нашего разговора? Я не сказала ничего особенного, чего бы он не знал. Но даже если и сказала, то начинать убивать надо с меня, не так ли?
"Прямо моя логика! - порадовалась Елена. - Ясные мозги у старушенции!"
- А почему вам тогда меня жаль?