- А потому что ты, как и он, начнешь копаться. Вдруг тоже что-нибудь выкопаешь? Второй раз этот человек не промахнется. Будет в твоей истории три трупа!
- А вы знаете, кто этот человек? - тихо спросила Елена.
- Нет, не знаю.
- И не догадываетесь?
- И не догадываюсь. И главное, не хочу догадываться! И тебе не советую!
- Говорят, он не местный…
- Молодые никогда не слушают советов! - сказала старуха как бы в никуда. - Я ей говорю, не лезь, а она: "местный, не местный"…
- Видимо, в милицию вы не сообщали, что Михайлов к вам приходил.
- Да, не сообщала! Ты знаешь, зачем он приходил? Чтобы я подтвердила показания, которые дала давным-давно. Потом меня дурой ославили из-за этих показаний. Так что я скажу милиции?
- Но все-таки он шел от вас.
- Он участковый. У него работа такая - ходить по дворам, проверять, все ли спокойно.
- Милиция не может понять, что он делал на этой дорожке. Думают, он на берег ходил.
- А может, и ходил? Я ведь не следила за ним, не знаю, с какой стороны он к моему дому подошел. Может, он был на берегу, а ко мне наведался так, по дороге… Мы чаю попили, поболтали. Он меня спросил про старую-престарую историю. Так что мне милиции-то заявлять?
- Ну да. - Елена, наконец, глотнула водки. Оттуда же, из-под стола, Суботиха достала две шоколадные конфеты, обе протянула ей.
- Так что и ты, подруга, шла бы подобру-поздорову. Зачем тебе это?
- Ну уж нет! Я в этой истории, можно сказать, по уши!
- Как хочешь. Это твоя жизнь… Ну что, по последней? На посошок?
- Фекла! - твердо сказала Елена. - Я не уйду, пока вы мне не расскажете эту историю, из-за которой вас считают сумасшедшей!
- Как это не уйдешь! Собаку спущу и уйдешь. Убежишь!
- Нет у вас собаки.
Суботиха вдруг улыбнулась.
- Правда, нет… У меня единственной в деревне собаки нет… Тогда милицию вызову!
- А у вас и телефона нет!
- А вот и врешь! - радостно сказала Суботиха и достала из кармана халата настоящий мобильный телефон. - Видала, как дети обо мне заботятся? Но ты не бойся! Не буду я в милицию звонить, я не Долгушина.
А что касается этой истории, то она и правда сумасшедшая. Вряд ли тебе пригодится.
- Ну, это я сама решу. - То ли от водки, то ли от долгого общения с Суботихой, Елена переняла ее тон. Очевидно, новый тон бабке понравился.
- Ну, решай сама. Совершеннолетняя, поди?.. А показания мои, которыми Михайлов интересовался, касаются смерти Штейнера. Дело в том, что я видела кое-что…
Елене стало жутковато. Она вдруг поняла, что темнота с большой скоростью наваливается на Корчаковку, и, хотя на улице ее ждет частник, нанятый за баснословные и последние две тысячи рублей как раз с условием, что он дождется, сколько бы она в этом доме ни просидела, но вдруг он уедет, тогда что? Сейчас, конечно, не полночь, а всего-то седьмой час, но по башке можно получить и в такое время.
- Мой дом ведь всего через один от штейнеровского, - пояснила Суботиха. - Нас дом Долгушиной разделяет, бывший антиповский…
- А вы знали Антипова?
- Не очень хорошо… Помню его ребенком, мы ведь почти ровесники, задиристый был, жестокий, никому спуску не давал. Потом в город подался, на легкие хлеба, там кантовался, пока не сел. Уж не знаю, за что. За драку, кажется. Потом я сама отсюда уехала. Последний раз он появился где-то за полгода до убийства Штейнера, я тогда уже овдовела, он все шутил: "Давай, Фекла, семью организуем! Ячейку общества! Будем по воскресеньям в клуб ходить под ручку". Так, зубоскалил…
- Чаи с ним по-соседски гоняли?
- Да ты что! Мы через забор разговаривали, он тогда вдруг к сельскому труду охоту поимел: все чего-то копал на огороде. Так что общались на свежем воздухе. Он и сам в гости не ходил и к себе в дом никого не пускал.
- Почему?
- Да привычка такая. Не любил он чужих глаз. Осторожный был, ты себе не представляешь какой. У нас шутили: "Воров боится!" Это глупость, конечно, как раз воров он не боялся. В авторитете был.
- Когда Штейнера убили, дом еще Антипову принадлежал?
- Да, он его позже продал. Через год, по-моему… Он тогда снова сел.
- За что?
- Понятия не имею. Помню, что в наш отдел милиции бумага из колонии пришла с его согласием на продажу дома. Все тогда удивились: надо же, прогресс какой! Как теперь дома продают! Тогда-то это в новинку было. Я, конечно, когда узнала, что Долгушина антиповский дом покупает, расстроилась. Но что ж поделаешь…
- Значит, вы почти соседка Штейнера были, - напомнила Елена.
- Да, через дом жила…
- И в то утро не спали?
- Я, вообще, плохо сплю. Особенно часа в три-четыре меня будто подбрасывает! И сердцебиение такое бешеное, кажется, что сердце из груди выскочит! Именно в три, может, в четыре. Не знаешь, отчего это? Уже много лет.
- Вегето-сосудистая дистония.
- Такой диагноз у меня есть, - довольная, согласилась Суботиха.
- Получается, вы проснулись часа в три-четыре?
- Нет, видимо, в тот день попозже. Ведь уже милиция приехала!
- То есть вы проснулись после того, как Штейнера убили? Так что же вы тогда могли видеть?
- Ну, так ты слушай! Я проснулась - уже светлело, но солнце еще низко стояло, такие, знаешь, сумерки утренние - по дому побродила, чтобы отдышаться, сердце успокоить. Потом в сад вышла… Какой красивый день занимался! У меня тогда смородины было - ты не поверишь! Ну, черные кусты стояли! Выше моего роста и буквально усыпаны ягодами! И, главное, помню, что в этих черных кустах туман запутался, белый такой, как вата. Нет, очень красивое было утро…
Елена молча смотрела на старуху: в ее памяти тоже вставало солнце. Она тоже обратила внимание на то, какой красивый, жаркий, радостный будет день.
- Я решила смородинового листа нарвать, к чаю, подошла к кустам и вдруг вижу сквозь ветки: люди столпились у штейнеровского дома. Вроде бы участковый идет, за ним еще кто-то. "Что это, - думаю, - случилось?" Мы здесь все от молодого Штейнера неприятностей постоянно ждали. Противный был парень! И такой, знаешь, ломаный, дерганый, слова просто так не скажет! Его романтика блатная всегда соблазняла, еще с детства. Ну, он из такой семьи. И мать-то его винить трудно: она сосланная, с Поволжья. Весь их род при Сталине пострадал - они ж немцы. Мать штейнеровская сначала по детдомам, потом в тюрьму загремела за какую-то ерунду - украла что-то от голода. А в ссылке уже отца штейнеровского встретила, он хоть и немец, но вор был в десятом поколении… Так что пацан-то не виноват, жизнь такая…
- Так во сколько же это было? - немного удивленно спросила Елена.
- Меня потом когда допрашивали, все сопоставляли и выяснили, что было не меньше половины седьмого, - сказала Суботиха.
- А вы говорите: сумерки утренние.
- Ну, это в доме. И потом, я же по дому погуляла, потом в саду долго стояла. А проснулась где-то в полшестого… Нет, ты не думай, милиция все проверила!
- Ну ладно. А что дальше-то было?
- А дальше вот что: вроде, голос участкового кому-то сказал: "Надо провести опознание". У меня от этих слов сердце опять забилось, как сумасшедшее. Я подумала: "Доигрался молодой Штейнер. Как пить дать доигрался!" В доме, видимо, в это время уже милиция находилась, все осматривала, описывала. Помню, эксперт какой-то прошел. Еще я женщину со спины увидела. Мне потом объяснили, что это мать штейнеровская была, которая тело-то первой обнаружила.
- А вы ее не знали?
- Да, она была не местная, километров десять отсюда жила. Это отец штейнеровский - наш, из Корчаковки. Но он на ней женат не был, хотя ребенка признал и дом ему завещал. А мамаша у нас только изредка бывала и все молчком, молчком. Прошмыгнет в дом, уберется, борща наварит и уезжает обратно. Я слышала, она и по-русски-то нормально не умела говорить…
- Что-то я не поняла, - сказала Елена. - А за что вас сумасшедшей ославили? Обычные показания.
- Так не все это показания-то… - Суботиха вздохнула, налила себе еще водки, посмотрела на Елену вопросительно. Та покачала головой. Суботиха, кряхтя, поставила бутылку под стол. - Когда все в дом ушли: и милиция, и эксперт, и еще там кто-то, я и увидела…
- Что?
- То, чего лучше бы и не видеть…
- Ой, ну не томите, ради Бога! - воскликнула Елена. - Что вы увидели?!
- Да его и увидела. Штейнера молодого.
- Где? В окне?
- Да не в окне… - стесняясь, сказала Суботиха. - Стоял он за кустами и за домом наблюдал.
- Живой?!
- Нет, мертвый стоял! - съехидничала старуха. - А потом повернулся и ка-ак крикнет мне: "Где мои зубы?!"
От этого резкого старухиного выкрика Елена вздрогнула. Потрясенная, она смотрела на Суботиху, приоткрыв рот, и разные мысли проносились в ее голове. Первая: "Старуха и правда сумасшедшая", вторая: "Это я сама сумасшедшая", и третья: "Мир сошел с ума".
- Насчет зубов я, конечно, пошутила, - сказала Суботиха, довольная произведенным эффектом. - Это такая страшилка есть. Меня однажды брат ночью до истерики напугал, когда я еще ребенком была. До сих пор эти зубы помню… Живой он стоял, конечно. И что интересно: на антиповском участке. Спрятался за кустами и смотрел в собственные окна, вытянув шею.
- Да как же это возможно?!
- Ты пойми, я ведь тогда еще не знала, что в доме произошло. Просто увидела милицию и решила, что со Штейнером беда приключилась. Ну, репутация у него такая была, понимаешь? Скажу честно, подумала, что его убили. Дружки у него всегда были неприятные. Таких дружков лучше не иметь! Сейчас для этого слово специальное есть - беспредельщики. Оно, конечное, не новое, это слово, но уж больно распространенным стало. Не случайно, я думаю… Правда, незадолго до смерти Штейнер немного притих. Поговаривали, что роман у него с дамочкой какой-то городской. Мол, влюбился он, остепенился. Но я не верила, поэтому, когда людей у его дома увидела и услышала эти слова про опознание, решила, что все, конец пришел Штейнеру. Но когда заметила его самого за кустами, то поняла, что по другому поводу милиция приехала. Наверное, набедокурил: украл что-то или даже прирезал кого! И опять скажу честно, не удивилась. Я подумала: "Теперь в бега пустится. Мать жалко. Что она хорошего в жизни видела?" А Штейнер постоял так с минуту и вдруг повернулся и к Антипову в дом пошел! Ну, Антипов - вор авторитетный, я подумала, что за советом или отсидеться… Хотя вряд ли бы он Штейнера дальше порога пустил. Но дверь входная вроде бы стукнула… Я нарвала листа смородинового, пошла в дом, а потом мне что-то спать захотелось, я и заснула. Когда проснулась, деревня уже гудела! Народ бегал, все ахали, бабы кричали. Потом всех опрашивать начали: кто да что видел… Еще до того, как милиция ко мне зашла, я узнала, что молодому Штейнеру горло перерезали. Тут я, конечно, сильно призадумалась. Стала осторожно баб расспрашивать, узнала все подробности, поняла, что, если бы не Штейнер за кустами, то ничего особенного я и не видела. Но вот Штейнер за кустами - это как объяснить? Ко мне здесь такое отношение, в деревне… Не пришлась я им! Они меня не понимают! А я, вот веришь ли, Корчаковку люблю до смерти. Мне даже нравится, что поезда шумят! Я иногда выхожу на берег, смотрю, как они мимо проходят, и фантазирую: куда они направляются, кто в них сидит… А соседи говорят: "Придурочная". Ну, уж на берег здесь вообще не принято ходить. Тут ты права: нечего было Михайлову там делать. Ко мне он приходил, специально ко мне.
- Но вы тогда все-таки дали эти показания?
- Все-таки дала… Но не сразу, не в тот день. В тот день я просто сказала, что видела уже приезд милиции. Их это не сильно заинтересовало. Потом я все ходила, переживала, наконец, решилась. Пошла в наш отдел, там как раз в этот момент милиционеры из Новосибирска были, сказала, что хочу кое-что добавить к своим показаниям. Там и участковый наш сидел и эти, городские. Они меня выслушали, записали все, что я говорила… Переглядывались так противно… Смеялись, наверное, про себя. Ведь и правда, что это такое: стоит убитый Штейнер и смотрит, как в его доме милиция его же осматривает!
- Они вам что-нибудь сказали?
- Они сказали, что возле Штейнера нож нашли, на нем отпечатки, а кому они принадлежат, милиции хорошо известно. Теперь осталось этих ребят найти, и дело закрыто. "Но большое вам спасибо за сотрудничество!" - сказал мне их главный, который из Новосибирска приехал… Весело сказал… Даже пошутил, что мне за эти показания медаль выдадут. Ну, я не в обиде.
Елена помолчала немного. Откровенно говоря, она была удивлена и разочарована. Показания Суботихи, действительно, выглядели нелепо. В любом случае, они уводили всю эту историю куда-то вбок.
- А что вы сами об этом думаете? - спросила она у старухи.
- Что думаю? Что мне это приснилось, - призналась старуха. - Какие еще тут могут быть объяснения?
- Ведь там была его мать! - словно оправдываясь перед собой, сказала Елена. - Это она нашла тело. Она ведь не могла перепутать!
- Да не только мать. Там многие были. Участковый тот же, он его с детства знал. Долгушина, Антипов…
- То есть убит был именно Штейнер. М-да… Может, близнец?
Суботиха засмеялась.
- Это ты, подруга, мексиканских сериалов насмотрелась! Только там вдруг ни с того ни с сего близнецы объявляются. У нас я про такое что-то не слышала!
- А может, просто похожий на Штейнера человек стоял за кустами?
- Я не сумасшедшая! - твердо сказала Суботиха. Было видно, что она обиделась. - Точнее, может, и сумасшедшая, но по-крупному! Либо мне это все целиком привиделось, либо это молодой Штейнер стоял за кустами.
Они снова помолчали. Где-то вдалеке заиграла музыка, раздался лай собаки. Мимо проехала машина. Елена тревожно глянула в окно: на месте ли нанятый ею частник. Тот послушно стоял у забора.
Теперь ей не было страшно. Почему-то она ожидала других откровений - по-настоящему опасных. Ей думалось, что женщина, к которой ходил Михайлов в ночь, едва не ставшую последней в его жизни, расскажет что-то такое, что расставит все точки над "i" в этой истории. Но она услышала то, что, кроме нее, одиннадцать лет назад услышал целый наряд милиции. И ее реакция была почти такой же, как у тех новосибирских милиционеров: не очень верилось в историю пьющей Суботихи. Было только одно "но"… Только одно…
- Зачем же к вам приходил Михайлов? - спросила Елена у старухи. - Что его интересовало? Ведь он и так знал ваши показания.
- Да, знал, но попросил повторить их слово в слово. Вот и все.
- О чем-нибудь еще спрашивал?
- Нет.
- Ну, какие-нибудь его вопросы вы можете вспомнить? У вас ведь такая замечательная память.
- Да, не жалуюсь, - гордо согласилась старуха. - И водка, между прочим, способствует! Пока не пила, все забывала. А сейчас такая ясность в мозгах, я тебе передать не могу!
- Ну так что он спрашивал?
- Он уточнил кое-что… Спросил: допрашивали ли тогда Антипова, какие он дал показания и говорила ли я с ним о том, что увидела?
- И что вы ответили?
- Что не помню. Да и как это возможно помнить - одиннадцать лет спустя?!
- Ваши разговоры с Антиповым - это ладно, это могло его интересовать. Но зачем он спрашивал про показания Антипова? Они же должны быть в деле?
- А, кстати, ты права! Он по этому поводу высказался. Я так же, как ты, посоветовала: "Посмотри в деле", а он так странно ответил: "Листы с антиповскими показаниями из дела вынуты! Там есть начало и есть конец. А самих показаний нет". Ну, бардак у нас в стране, что тут удивляться!
- Антиповские показания украдены? - удивленно переспросила Елена. - А что же там могло быть? Если вы действительно видели живого Штейнера и он действительно зашел в дом к Антипову, то Антипов должен был рассказать про этот визит! Но тогда от ваших показаний не отмахнулись бы! А может, он тоже, как и вы, просто увидел что-то, что потом показалось милиционерам невероятным?
- Не знаю… А, еще вспомнила: Михайлов интересовался выстрелом.
- Каким выстрелом?!
- Старая Долгушина утверждала тогда, что слышала выстрел. Но это было совсем рано - в районе четырех. Мол, она тогда от этого выстрела проснулась. Михайлов меня сегодня спросил: слышала ли я этот выстрел? Может, я тоже от него проснулась? Я сказала: нет. Я проснулась гораздо позже и никакого выстрела не слышала!
"Еще и выстрел! - тоскливо подумала Елена. - Он-то здесь откуда? Похоже, в то воскресенье в Корчаковке наличествовали все виды преступлений, предусмотренные уголовным кодексом: зарезание, утопление, расстреляние… А также некоторые преступления, уголовным кодексом не предусмотренные: например, разгуливание по чужим садам в мертвом виде!"
- А как вам показалось: Михайлов верит, что вы видели за кустами живого Штейнера? - спросила Елена.
- Его это вообще не интересовало. Ну, мол, стоял и стоял, всякое бывает. Он, кстати, спросил, бывала ли я у Антипова дома. Как там все было? Я ему ответила, что в этом доме при нем никто не был, но если надо, то можно к старшей Долгушиной зайти и посмотреть: она там только мебель кое-какую поменяла. Там даже не белили с тех пор. Вместо того чтобы бегать, сплетни собирать, лучше бы она обои на стены наклеила!
- А вы там уже при ней были?
- Ну, конечно! Соседи все-таки! Я часто к ней захожу, и она ко мне. Ты знаешь, она не такая уж и противная. Просто беспокойная. Ну, бывают такие люди! Она самой себе больше вредит своим характером! Слушай, а Михайлов про Долгушину тоже спрашивал.
- В связи с выстрелом?
- Нет, не только. Он спросил, как так получилось, что Долгушина осмелилась на Антипова жалобы писать? Ведь ее муж Антипова сильно побаивался! А тут вдруг незадолго до штейнеровской смерти она буквально завалила участкового своими кляузами! Михайлов спросил, помню ли я эту распрю?
- И что вы ответили?
- Ну, что-то припоминаю. Действительно, Долгушина тогда как с цепи сорвалась. Ее, однако, понять можно: антиповский пес всех кур долгушинских передушил. А потом за гусей принялся. Представляешь, они за пару недель всю живность потеряли! Даже собаку: они нашли ее в собственном дворе с перегрызенным горлом. У Долгушиной тогда от горя крыша поехала, видимо, стала она писать во все инстанции, помню, участковый ходил разбираться. Но потом ей муж врезал хорошенько… Он боялся с Антиповым связываться.
Елена вздохнула. Голова гудела, намекая, что уже не способна принимать новую информацию. Все запуталось окончательно. Какой-то выстрел, загрызенные гуси, украденные показания бывшего штейнеровского соседа…
- Еще Михайлов спросил, как выглядел эксперт, который приезжал с милицией, - добавила Суботиха, которая сидела за столом и смотрела на Елену уже совсем осоловевшими глазами.
Елена снова вспомнила тот августовский день, напоенный солнцем, и вздохнула.
- Как мне все надоело! - призналась она. - Я поеду… Будем надеяться, что Михайлов выкарабкается.
- Молодой, выкарабкается… - равнодушно кивнула Суботиха.