Ее звали Энджи Гамильтон. Это была маленькая, привлекательная брюнетка лет двадцати пяти. Когда Бет Питерс ввела ее в кабинет, она все еще выглядела потрясенной.
- Привет, Энджи, - поздоровался я. - Я детектив Беннетт. Понимаю, тебе сейчас тяжело, однако нам важно все, что ты можешь сообщить о человеке, застрелившем мисс Бруссар. Ты разговаривала с ним, так ведь?
- Он спросил, не выписалась ли Мартина Бруссар, - произнесла Энджи Гамильтон. - Сказал, что они недавно познакомились, и он принес ей цветы, потому что… потому что…
Она заплакала. Бет обняла ее и протянула бумажный платок. Энджи утерла слезы и запинаясь продолжила:
- Он с-сказал, что никогда не простит себе, если не откроет ей своих чувств. Я сочла это очень р-романтичным.
"Двойная удача", - подумал я, поймав взгляд Бет. Убийца спрашивал конкретно Мартину Бруссар. Он знал жертву. Теперь ясно, что мы ищем не убивающего наобум человека. И вероятность того, что это убийство связано с другими инцидентами, значительно увеличилась.
Мы совершили еще один прорыв и получили новое направление поисков.
- Энджи, как он вел себя? Казался нервозным? Самоуверенным?
- Самоуверенным нет, - ответила портье. - Слегка нервозным, но любезным… даже обаятельным. Из-за этого случившееся еще более ужасно. Я предложила ему подождать на диване, чтобы не прозевать ее, когда она выйдет из лифта. А он… он убил ее.
Энджи снова горько расплакалась.
На сей раз ее обняла не только Бет, но и я.
- Энджи, ты ни в чем не виновата, - сказан я - Ты старалась помочь. Зло сеет этот сумасшедший, убивающий невинных людей.
Глава тридцать седьмая
Полицейские, первыми появившиеся на месте преступления, отвезли остальных стюардесс в участок Северного Манхэттена. Женщины из "Эр Франс" были совершенно невменяемыми до такой степени, что поначалу детективы слышали от них только французскую речь. Поскольку знание полицейскими французского ограничивалось фразой "Voulez-vous coucher avec moi се soir?", послали за переводчиком, но тот пока не появился.
К счастью, я был не совсем типичным полицейским.
- Je suis vraiment desole pour votre amie, - сказал я дамам, поднявшись в комнату для допросов. - Je suis ici pour trouver le responsible, mais je yais avoir besoin de votre aide.
Кажется, они поняли, что мне требуется их содействие для поисков убийцы. Во всяком случае, я на это надеялся. В прошлом я неплохо владел французским, но подзабыл его. Возможно, мои слова означали нечто другое, например: "Вы не видели росомаху моей сестры?"
Как бы там ни было, великолепные женщины тут же меня обступили. До этого я ни разу не обнимался с пятью белокурыми француженками-супермоделями одновременно. Но тем не менее достойно вышел из положения, вспоминая декана, убеждавшего меня заниматься испанским, поскольку он более практичен.
Я показал им фотографию стрелявшего, сделанную с пленки из видеокамеры наблюдения. Одна из них, Габриэлла Моншекур, уставилась на нее широко открытыми глазами и что-то быстро затараторила. Заставив ее говорить помедленнее, я смог разобрать ее слова.
Ей казалось, что она видела убийцу раньше! Была не совсем уверена, но, может быть, на вечеринке компании "Бритиш эйруэйз" в прошлом году в Амстердаме - там было много летчиков разных авиалиний.
Еще один большой прорыв! Летчик! И новое подтверждение того, о чем я догадывался с самого начала - он не знал сомнений. Разве что на секунду. Ну и как? Моя дипломатия и неуклюжая попытка говорить по-французски принесли плоды. Ура! Наконец у нас появилась достаточно надежная путеводная нить.
Я вышел с сотовым телефоном в холл и сообщил о прорывах в деле Макгиннессу.
- Отличная работа, Майк, - ошеломил он меня. Вторая фраза была почти такой же удивительной - он давал мне кабинет в полицейской академии на Двадцатой улице и десять детективов под мое начало.
Честно говоря, меня озадачила подобная смена начальственного настроения.
Глава тридцать восьмая
Руки были заняты пакетами с продуктами, и Учителю пришлось ногой закрыть обшарпанную дверь квартиры в Адской кухне. Он положил продукты на кухонный стол, бросил пистолеты на холодильник и надел передник, аккуратно завязав бант. Как и вчера, он был очень голоден.
После полудня на фермерском рынке в северном конце Юнион-сквер продуктов было мало, но он все же отыскал свежий бельгийский цикорий и белые грибы. Они требовались для гарнира к превосходной говядине, купленной в магазине "Бальдуччи" на Восьмой авеню.
Для такого гурмана, как он, вид свежих продуктов на рынке был единственным способом решить, что готовить на ужин.
Посыпав бифштекс нарезанными грибами, он не смог удержаться от просмотра новостей. Вымыл руки, зашел в гостиную и включил телевизор Сначала появились зависший вертолет и множество полицейских. Репортеры носились туда-сюда, расспрашивая на улице перепуганных людей.
Учитель покачал головой и глубоко вдохнул, вспомнив перестрелку с полицейскими. Даже при своей выучке и безошибочной интуиции он легко мог бы там погибнуть - еще одно свидетельство, что его дело было правильным, единственно правильным. После боевого крещения он почувствовал себя еще более целеустремленным, непобедимым.
Возвратясь в кухню, он поставил чугунную сковородку на электроплиту "викинг" и включил конфорку на полную мощность. Когда от сковородки пошел легкий дымок, он налил в нее оливкового масла и положил бифштекс, громко, приятно зашкворчавший.
Дымный запах напомнил о первой встрече с отчимом в мясном ресторане Питера Лагера в Бруклине. Когда мать с отцом разошлись, ему было десять лет. Он остался с матерью, и теперь она хотела познакомить его со своим новым кавалером.
Его красавица мать работала секретаршей в инвестиционном банке "Голдман Сакс", и кавалер оказался ее боссом, Рональдом Мейером, возмутительно богатым и возмутительно старым, специалистом по выкупу долей заемных средств.
Высокий, болезненный старик с лягушачьим лицом упорно старался с ним подружиться. Учитель вспомнил, как сидел в ресторане, неотрывно глядя на трясущегося от старости финансиста, разрушившего их семью, и испытывая неодолимое желание вонзить столовый нож в его волосатую правую ноздрю.
Вскоре мать стала женой Рональда Мейера, и Учитель вместе с ней переехал в его квартиру на Пятой авеню. Неожиданно, словно герой из волшебной сказки, он попал в странный новый мир искусства и оперы, загородных клубов, слуг, Европы.
Как быстро улетучился его изначальный гнев! С какой отвратительной легкостью и безоглядностью ввела его в бездумный ступор роскошь нового, лучшего образа жизни!
Но теперь Учитель понимал, что гнев никуда не девался. Он лишь нарастал, мучая его изо дня вдень все эти годы, дожидаясь выхода.
Он перевернул бифштекс и откупорил бутылку "Дома Гассак", которую приберегал для особого случая. Налил высокий стакан и поднес его к яркому свету, лившемуся в западное окно.
Мысли о капризном отчиме, Ронни, вызвали у него улыбку и отвращение. Мейер оплачивал ему все - одежду и машины, отдых и образование в одном из старейших университетов.
Потом был выпуск в Принстоне. Неуклюжее объятие, которое пришлось вытерпеть. Отвратительное "Я так горжусь тобой, сынок" из темно, каштановых губ девяностолетнего старца. До сих пор по коже бежали мурашки при одной лишь мысли о родственной связи с ужасающим, рыжеволосым скелетом, на деньги которого жила его мать.
- Старая мразь, следовало убить тебя, пока существовала такая возможность, - вздохнул он. - Нужно было убить тебя при знакомстве.
Глава тридцать девятая
Я решил поехать в "Бельвью", посмотреть, можно ли поговорить с раненым транспортным полицейским.
По пути туда я вдруг осознал нечто для себя новое. После одиннадцатого сентября жители Нью-Йорка стали опасаться за свою безопасность. "Пуганая ворона куста боится", - подумал я.
Под тентами отелей на юге Центрального парка толпились туристы, беспокойно поглядывая по сторонам. Толпа взволнованно следила за последними новостями по громадному телевизору на здании Си-би-эс. Тротуары на Лексингтон-авеню были забиты конторскими работниками, стоявшими перед современными стеклянными башнями. Тараторя в сотовые телефоны и отправляя текстовые сообщения по смартфонам "блэкбери". Они словно бы ждали приказа об эвакуации. Казалось, в утренние часы пик люди спасаются бегством, вливаясь в двери Центрального вокзала.
"Может, все это взаимосвязано? - внезапно удумал я. - Убийца хотел нагнать как можно больше страху?"
Если так, он должен быть доволен, ведь его план осуществляется блестяще.
Я не хотел парковать "шевроле" у скопища полицейских машин, блокировавших вход в пункт неотложной помощи больницы "Бельвью", и, поставив его в стороне, вошел через служебную дверь.
Эд Корзеник, старый полицейский, получивший ранения, все еще находился в операционной. Направленная в голову пуля чудом лишь царапнула череп. Врачи пытались извлечь из его мочевого пузыря пулю сорок пятого калибра с полым концом.
У Эда была большая семья, и в комнате для ожидающих находились жена, мать, братья и сестры. При виде их горя у меня вдруг возникло настоятельное желание позвонить домой.
Ответил Брайан, мой старший. Он, конечно, Понятия не имел, чем я занят, даже о том, что творилось на улицах, и я был рад этому. Мы по Говорили о спорте, о бейсбольной команде "Янки" и спортлагере "Джетс". Я вдруг осознал, что ему скоро исполнится тринадцать. Господи, у меня будет полная квартира подростков, верно?
Я с улыбкой прекратил разговор. Эти двадцать минут стали лучшими за день.
Глава сороковая
Потом я решил осуществить запланированное с утра - заехать в редакцию "Нью-Йорк таймс" и поговорить с Кэти Кэлвин. Настало время пообщаться. Точнее, поругаться. Я хотел узнать у нее кое-что. Главным образом, какого черта она выдумывает версии и намекает, будто я ее источник?
С трудом преодолев путь до Сорок второй улицы, я сообразил, что редакция "Таймс" находится уже не там. Пришлось напрягать память, дабы вспомнить, что она теперь в новом административном здании на Сороковой улице.
В сверкающем вестибюле я сказал охраннику, что мне нужно видеть Кэлвин. Он нашел ее фамилию и сообщил, что она на двадцать первом этаже.
- Минутку, - окликнул он меня, когда я направился к лифтам. - Я должен дать вам пропуск.
Я показал ему полицейский значок, пристегнутый к галстуку.
- У меня есть свой.
Двадцать первый этаж находился дальше, чем я когда-либо проникал на вражескую территорию. В его коридорах мой значок вызывал беспокойте и неприязненные взгляды. Я нашел Кэлвин в одной из кабинок, где она остервенело стучала по клавиатуре.
- Очередная ложь для последнего выпуска? - осведомился я.
Возбужденная Кэти повернулась ко мне на вращающемся кресле.
- Привет, Майк! Рада тебя видеть.
Она дружелюбно улыбнулась, но я холодно оборвал ее:
- Не надо! Даже не заикайся, как я замечательно выгляжу. Только скажи, почему добиваешься моего увольнения? Злишься, что не выболтал тебе лишнего?
Ее улыбка исчезла.
- Я не добиваюсь… твоего увольнения…
- Меня не волнуют твои выдуманные источники информации. Но когда намекаешь, что твой секретный осведомитель - я, это становится моим Делом.
- Как ты смеешь обвинять меня, будто я что-то выдумываю?!
Нужно отдать Кэлвин должное: она знала, что лучший способ защиты - нападение.
- Значит, говоришь, я рассказывал тебе об Убийце? Напомни, когда это было? Может, у тебя есть магнитофонная запись, чтобы освежить мою Память?
- Господи, какой ты самонадеянный, - презрительно усмехнулась она. - Тебе хоть раз приходило в голову, что у меня могут быть и другие источники?
- И кто же это? Кто еще мог сказать тебе чушь о "всего одном убийце" и "переодевании, чтобы избежать поимки"?
Она внезапно заколебалась:
- Послушай, не знаю, можно ли говорить с тобой об этом… Мне нужно согласовать с моим…
Я положил руку ей на плечо и усадил на место, не грубо, но довольно решительно.
- Я стараюсь поймать убийцу, - сказал я. - Выкладывай, что знаешь. Все. Немедленно.
Кэлвин закусила губу и закрыла глаза.
- Это он.
- Он? Что это значит, черт возьми? - Я сжал подлокотники кресла и наклонился к ее лицу. - Признавайся, Кэти. Терпение мое на исходе.
Я видел с мрачным удовлетворением, что она потрясена.
- Убийца, - прошептала Кэти.
Я отпрянул от нее, словно получил удар в лицо.
- Вчера днем он связался со мной по электронной почте, - сказала Кэлвин. - Написал, что хочет предотвратить возможность неверного истолкования. Я подумала, он помешанный, но он начал описывать все. Что, когда, где и даже почему.
Я достаточно долго терпел, чтобы получить какие-то сведения.
Скажи почему, - потребовал я. - Что, когда и где я уже знаю.
- Он толкнул девицу под поезд, убил продавца в "Поло" и метрдотеля в клубе "Двадцать одно", потому что, цитирую: "хочет привить этой гнусной дыре хорошие манеры". Еще сказал, что обычным, порядочным людям нечего беспокоиться, но если ты подонок, твои дни сочтены.
- Черт возьми, кем вы себя считаете, скрывая это от полиции?! - возмутился я. - Не можете же вы быть настолько глупы!
- Успокойся, Майк. Мои редакторы заседали весь день, решая, сообщить ли вам об этом. И, как я слышала, склоняются к полному раскрытию. И вот еще что. Это подсластит сделку. - Она взяла со стола лист бумаги с печатным текстом и протянула мне. - Это его, как он называет, "объявление о миссии". Хочет, чтобы мы опубликовали.
Я вырвал лист из ее руки.
Глава сорок первая
"ПРОБЛЕМА
Кое-кто считает, что сейчас главная проблема - меркантильность. Я не согласен. Нет ничего дурного в вещах, ничего дурного в богатстве, в обладании красотой или в любви к красоте.
Дурно похваляться своими вещами, богатством, красотой.
Это болезнь.
Я люблю наше общество, нашу страну. Никогда еще в истории человечества не было страны, предназначенной для человеческой свободы. Но человеческая свобода требует достоинства: уважения к себе и окружающим.
В этом отношении мы сильно отклонились от курса. Большинство из нас в глубине души понимают, что мы ведем себя дурно. Но последствия подобного поведения достаточно редки, и мы продолжаем ежедневно совершать бесчестные и неуважительные поступки.
Вот почему я решил действовать.
Отныне кара за вызывающее поведение - смерть.
Я могу быть кем угодно. Вашим соседом в поезде, когда вы включаете свой айпод, или в ресторане, когда вынимаете сотовый телефон.
Подумайте хорошенько, прежде чем сделать что-то, чего, как вы прекрасно знаете, делать не следует.
Я наблюдаю.
С наилучшими пожеланиями Учитель"
Я трижды перечел текст и отложил лист.
Мне потребовалась всего секунда на принятие решения - эту встряску Кэти Кэлвин запомнит на всю жизнь. Я снял с ремня наручники и завел ей руки за спину.
- Что ты делаешь?! - испугалась она.
- То, что ты думаешь, - ответил я. - Твои права тебе зачитают в участке.
Она пронзительно завопила, когда я защелкнул второй браслет на ее тонком запястье, а по коридору к нам уже спешила группа белых людей среднего возраста с галстуками-бабочками и закатанными рукавами рубашек.
- Я редактор отдела городских новостей, - сказал один из них. - Что, черт побери, здесь происходит?
- Я городской полицейский, - ответил я, - и арестовываю эту женщину за препятствование отправлению правосудия.
- Вы не имеете права, - заявил молодой выпускник престижного университета, шагнув ко мне. - Слышали когда-нибудь о Первой поправке к Конституции?
- Слышал, к сожалению, и терпеть ее не могу. А вы слышали когда-нибудь о "черном воронке"? Вам придется посидеть в нем, если не уйдете с моей дороги. А почему бы вам, собственно, не окончить свое редакторское совещание в Центральной тюрьме?
Несмотря на их возмущение, реальность оказалась сильнее. Они отступили, и я повел Кэлвин в наручниках прочь.
- Молчи и не дергайся, иначе добавлю к обвинению сопротивление при аресте, - сказал я, и ей хватило ума подчиниться. Она шмыгала носом, глядела на меня полными слез глазами, но больше не спорила.
Охранник в вестибюле, увидев нас, вскочил с изумленным видом.
- Спасибо. Нашел ее, - сообщил я.
Выйдя из здания, я прислонил Кэлвин к капоту своего "шевроле", а сам отошел в сторонку и сделал несколько телефонных звонков - справился, как идут дела, но хотел, чтобы она думала, будто я говорю о ее аресте.
Только после этого, очень неохотно, я снял наручники.
- Ты считаешь все это игрой, но это не игра, - сказал я. - Твои журналистские фокусы, возможно, стоили жизни нескольким людям. Надеюсь, тебя повысят в должности, и ты по-прежнему будешь жить в мире сама с собой.
Отъезжая, я взглянул в зеркало заднего обзора и увидел, что она все еще стоит на тротуаре, закрыв лицо ладонями.
Глава сорок вторая
Мой новый кабинет в полицейской академий оказался наскоро перестроенной раздевалкой на третьем этаже, но я не жаловался: здесь было самое главное - стол и телефон. Доску объявлений украшала фотография Учителя с нарисованным на лице перекрестьем снайперского прицела.
Мы работали.
Позвонив Макгиннессу и уведомив его о последних событиях, я собрал свою команду детективов. К счастью, в нее входила Бет Питерс. Я попросил ее размножить объявление Учителя о своей миссии и раздать экземпляры остальным.
- Бет, нужно заняться авиакомпаниями, - сказал я. - Отправь им снимок и попроси прислать нам фотографии летчиков с документов, чтобы их просмотрела мадемуазель Моншекур. Сосредоточься на компаниях, обслуживающих международные линии, особенно на "Бритиш эйруэйз". Если потребуется помощь федералов, позвони Тому Лэму на Федерал-плаза, двадцать шесть. И попробуй найти торговца цветами, продавшего букет убийце.
- Qui, qui, начальник, - кивнула Бет.
Я повернулся к своей группе.
- Надеюсь, теперь мы сумеем добиться каких-то результатов, - сказал я и стал раздавать конкретные задания. Командовать я не привык, но все подчинялись быстро и как будто с охотой. Побалуй, попробую покомандовать дома.
Детективов девятнадцатого участка вновь отправил в магазин "Поло" и клуб "Двадцать одно" показать там фотографии и расспросить служащих, в том числе и не работавших в день убийства. Может, Учитель бывал там раньше, и кто-нибудь вспомнит его фамилию.
Но они ничего не добились, кроме раздражения служащих и недоброжелательности клиентов. Под описание убийцы не подходил никто.