Мива по прозвищу Сёгун возглавлял кинокомпанию "Сёгунат аудио-видео" и славился своей свирепой решимостью сохранить порнографию в Японии исключительно японской. Сёгун не жалел времени и сил, работая над тем, чтобы законы оставались неумолимо строгими. Любая американская компания, которая попыталась бы основать дело в Японии, непременно бы попала в силки юридических неприятностей и полицейских преследований. Не вызывало сомнений, что Мива - оголтелый националист, как и многие заправилы якудзы, связанные с бизнесом, и многие заправилы бизнеса, связанные с якудзой.
Сёгун возглавлял Всеяпонское видеообщество (ВЯВО) - профессиональное объединение, представляющее интересы "большой порнографии", - и работал в Комиссии по этическим нормам художественного кинематографа, которая формально регулировала деятельность порнографического бизнеса, однако на самом деле была полностью подконтрольна ВЯВО и была связана с ним прочными узами общих интересов и прямого подкупа. Ключом Сёгуна к власти являлся занимаемый им пост президента ВЯВО, что, в свою очередь, делало его наиболее влиятельной фигурой в Комиссии по этическим нормам. По сути, это делало его хозяином порнографии. Если он потеряет свой пост, он потеряет все. А его срок подходил к концу. По слухам, впервые за много лет руководству других студий, снимавших порнографию - а таких насчитывались сотни, - потекли крупные взятки, целью которых было не допустить переизбрания Сёгуна. Если "Империал" выиграет борьбу за ВЯВО, Комиссия по этическим нормам также окажется у него в кармане и можно будет открывать торговлю с американцами. А каким бы богатым и могущественным ни был Мива, разве сможет он устоять перед неудержимым цунами американского капитала, готового проглотить с потрохами невероятно гибкую гимнастику классических японских кошечек? Сёгун ненавидел все американское. И эта ненависть выходила за рамки рационального, она опиралась на культурные традиции. Американская продукция неинтересна, в ней нет мыслей, она является отражением изнеженного, упадочного общества. "Порнография в Японии должна оставаться японской!" - решительно заявил Сёгун.
Вот о чем перешептывались в барах и клубах. Похоже, со дня на день должна была разразиться война, и нешуточная, поскольку и у "Империала", и у "Сёгунат аудио-видео" имелись могущественные покровители. Не исключено, что, когда два порногиганта схлестнутся в схватке за будущее, улицы обагрятся кровью.
- Нет-нет. Пусть в порнобизнесе крутятся деньги якудзы, эти люди не любят переходить к клинкам. Огги скорее замучат друг друга судебными тяжбами, основанными на беспочвенных слухах. Нет, такие люди не убивают. Насмотревшись на кошечек, они сами стали слишком изнеженными и мягкими. Если человек - тряпка, он не видит смысла в том, чтобы отрезать кому-нибудь голову, особенно если после этого голову могут отрезать ему самому.
- Может быть, одна из сторон наняла этого Кондо, чтобы использовать его в качестве устрашения, ггамека на неприятности в будущем? - спросил Ник своего собеседника, знакомого следователя из Управления по борьбе с организованной преступностью.
- Кондо Исами выше такой мелочовки. Его стихия - точный, изящный удар. Он не пойдет по подворотням со всякой шпаной, словно одержимый срубая головы направо и налево. Это слишком тривиально. Кондо очень разборчив, он соглашается далеко не на каждое предложение. Только и всего. Он ни за что не свяжется с порнографией. Он старой закалки. Ему гораздо ближе все те пуритане, кто ненавидит Миву за миллионы, нажитые на порнухе.
- Хорошо, - сказал Ник, протягивая десять купюр по десять тысяч йен.
- Ого! - одобрительно произнес полицейский. - Щедрые чаевые. Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что говорил со мной?
- Можешь не сомневаться, - заверил его Ник. - Но ведь и ты никому не расскажешь о том, что я разговаривал с тобой?
- Неужели ты думаешь, что я хочу провести последние восемь секунд жизни, истекая кровью в подворотне?
Наконец остался один Кабукичо. Здесь Ника хорошо знали, здесь он был у всех на виду и от этого чувствовал себя уязвимым. Однако у него не было выбора. Он понимал, как это опасно. Кабукичо принадлежал Отани, а Кондо, несомненно, имел с Отани тесные связи. В Кабукичо слишком хорошо налажена связь; любой заданный им вопрос тотчас же дойдет до "ненужных" ушей.
Ник понимал, что ему следовало бы нанять кого-нибудь постороннего, кого-нибудь из другого города, от кого нельзя будет проследить путь к Нику Ямамото, к "Токийскому вестнику", к Кларку Кенту токийской желтой прессы.
Но он не мог устоять перед соблазном. В нем взыграли журналистские гены. Он не мастер изящной словесности, он не стремится к власти, славе и деньгам, ему просто хочется узнать чуть больше и чуть раньше других. Вот что двигало Ником. Это такой экстаз - узнать что-то первым! Экстаз, не сравнимый с тем, что может дать "белая девочка". Вот почему Ник смог оторваться от нее сам, хотя и не имел ничего против того, чтобы время от времени заработать на ней доллар-другой. Как прекрасно это мгновение, когда тебе известно что-то такое, о чем не знает больше никто! Господи, какое же это наслаждение, восторг, кайф!
Ник начал осторожно, с тех, кто сам был такой мелочью, что не мог быть связан ни с чем крупным.
- Что тут у нас происходит? Я имею в виду какие-то перестановки. Один человек, выполнявший для Отани деликатную работу, сейчас работает на кого-то другого, на кого-то большого, со стороны. Ты ничего не слышал?
- Кажется, я знаю, кого ты имеешь в виду, но я никогда не произношу вслух это имя. Очень вредно для здоровья. Этот человек отрежет мне руку и заставит меня съесть все мои татуировки.
Ник ходил повсюду, пробовал все. "Пчела-матка", "С-М клуб", "Мистерия соблазна", "Мо-мо иро" - он побывал повсюду, переговорил со всеми: с проститутками, танцовщицами, трансвеститами, вышибалами, барменами, с какими-то китайцами, какими-то корейцами, какими-то африканцами, с мошенниками, карманниками и так далее.
Ничего. Ничего.
Именно это "ничего" и завораживало Ника. Обычно что-нибудь да есть. К тому времени разговоры о грядущих перевыборах президента ВЯВО и последствиях этого события для противостояния "Империала" и "Сёгу-нат аудио-видео" стали настолько громкими, что ни о чем другом больше не говорили. Казалось, на все каналы распространения слухов в Кабукичо положили тяжелую наковальню. И вдруг… О, это была такая мелочь. Ничто. Шелест листа, гонимого ветром.
Ник сидел в небольшом клубе, закрытом для посторонних. Было так поздно, что стало уже рано. Здесь любимым напитком было виски, любимой музыкой - блюз, а любимой атмосферой - табачный дым. Сквозь густые клубы с трудом просвечивали голубоватые лампы освещения. Опрокинув стаканчик виски с содовой, Ник повернулся к бармену и сказал:
- Еще один мне, и еще один Папаше.
Папаша работал вышибалой в "Пин-Пине", особом клубе, в котором удовлетворялись любые фантазии японских мужчин, в том числе мечты о молоденьких учительницах, стюардессах и деловых леди. Там имелось даже отдельное помещение, оформленное как вагон метро и предназначенное для тех, кто не мог - просто не мог - обойтись без соответствующих образов. Но даже в этом царстве мечты, ставшей явью, время от времени случались неприятности, и в этих случаях требовались услуги расторопного здоровяка с сильными руками. Коронным номером Папаши был "нежный тычок" - сильнейший удар под ребра, после которого чересчур любвеобильный посетитель заведения мгновенно сдувался; удар, не оставляющий ни синяков, ни ссадин, ничего, кроме всепоглощающей боли.
- Я тебе этого не говорил, - сказал мастер "нежных тычков".
- Да, да, да.
- Клянись именем Господа, что я тебе это не говорил.
- Клянусь именем Господа, дважды.
- У меня есть одна шлюха. Она наполовину кореянка, присматривает за девочками в одном заведении. Крутая девочка. Смазливая, но очень крутая.
- Да.
- Она говорит, все кореянки, работающие в секс-услугах, встревожены, потому что одна из них пропала несколько недель назад.
- Я ничего не слышал.
- То-то и оно: никто ничего не слышал. Просто сегодня она была, а назавтра исчезла. Но вот что известно моей подружке - об этом не знает больше никто, да и она сама догадалась, что к чему, только хорошенько поразмыслив. На следующее утро по дороге на работу она встретила одного типа по имени Нии. Сам он из мелкой шпаны, но ему каким-то образом удалось устроиться в приличную банду и уйти с улицы.
- Нии.
- Нии. Она увидела, как он, пошатываясь, вываливается из бара, где, судя по всему, проторчал несколько часов, заходит за угол и блюет. Его выворачивает наизнанку. Так вот, моя девчонка клянется, что, когда Нии согнулся пополам, его куртка распахнулась и стало видно, что вся нижняя половина его белой рубашки пропитана насквозь чем-то алым.
- О боже…
- Как будто он побывал в кровавой бойне. Так кого же искромсал Нии? Ту самую женщину? Зачем ему понадобилось рубить на части какую-то ничтожную кореянку, а потом прятать ее тело?
- Быть может, он так возбуждается. Новый Джек-потрошитель, что-нибудь в таком духе. А может быть, это просто Кабукичо. Здесь то и дело исчезают какие-то шлюхи. Жизнь идет своим чередом. Только и всего.
- Ну да. Но тут есть кое-что странное. А странное тут то, что вся эта штука с корейской шлюхой была подстроена - девчонки-кореянки говорили об этом несколько недель. В тот вечер хозяин задержал ее допоздна, и она не смогла отправиться пешком до станции метро "Синдзуку" вместе со своими подругами. Она пошла позже, одна, а где-то по дороге к станции рано утром встретила кого-то - и просто исчезла. А окровавленная рубашка Нии позволяет предположить, что ее разрезали.
- Гм. Это не обязательно дело рук братства "Восемь-девять-три".
- Обязательно. Потому что все это было спланировано. Кто-то заплатил за то, чтобы, понимаешь, отбить эту девчонку от стада, задержать ее, затем отпустить, чтобы можно было наедине ее искромсать, разрезать, нашинковать, изуродовать. Ни фараонов, ни свидетелей - все говорит о том, что это дело было спланировано. Ну а бедняге Нии пришлось быть уборщиком. У него не хватило бы бабок, чтобы провернуть такое самому. Он никто, слуга, мальчик на побегушках с половой тряпкой. Но он работает на человека с деньгами, который любит резать.
Теперь Ник видел сам: да, все встало на свои места.
Нии работает на Кондо. Кондо захотелось что-нибудь порезать. Все было устроено через босса Отани. Но для какой цели?
- Ты не помнишь число?
- Помню только, что это случилось вскоре после того, как сгорел тот воин-герой со всей своей семьей. Помнишь? Господи, как же это было печально. Как же это было печально!
- Да, это было печально, - согласился Ник.
Но мысли его уже неслись в другую сторону: все говорит о том, что Кондо разрезал кого-то, имея мощное прикрытие со стороны братства "8-9-3"; Нии ему помогал и искупался в крови, после чего напился вдрызг и проблевался. Это означает, что Нии работает на Кондо. Значит, если Ник хочет выяснить, что замыслил Кондо, ему нужно сначала выяснить, что замыслил Нии. Начать с Нии.
Получить доступ к полицейским архивам оказалось нетрудно. Нии, Такаси "Джо". На фотографии было изображено квадратное лицо с длинными волосами под "Битлз", в глазах - ни искорки ума или целеустремленности. Снимок был сделан, когда Нии исполнилось восемнадцать лет и его арестовали в первый раз. Послужной список впечатляющий, но ничего из ряда вон выходящего. Кража со взломом, срок в колонии для несовершеннолетних, ограбление, разбойное нападение, ношение холодного оружия (вакидзаси), - непоседливый подросток-шпана, рыщущий по переулкам Кабукичо в поисках развлечений и собственной смерти. Нии был членом уличной банды "Бубновые спины". Это означало, помимо всего прочего, что у него на спине, скорее всего, имеется татуировка в виде бубнового туза. Со своими дружками Нии устраивал маленький ад. Затем он отсидел два года в тюрьме строгого режима за то, что избил до полусмерти владельца одного магазинчика. Очевидно, Нии пытался привлечь к себе внимание якудзы, но тщетно. И все же два года назад он попросту исчез.
Неужели господин Нии перевернул страницу и стал образцовым гражданином? И сейчас продает страховые полисы, жареных цыплят, кроссовки или порнографические журналы? Едва ли. Гораздо более вероятно другое: он осуществил мечту своей жизни. Кто-то его подобрал, отмыл, отчистил, подстриг, переодел в костюм и дорогие черные итальянские ботинки с острыми носами, научил завязывать галстук и ухаживать за ногтями, и вот теперь Нии, невидимый, скользит по укрытому от посторонних глаз преступному миру якудзы, при необходимости жестокий, но это уже жестокость не тупая, не бессмысленная, не жестокость, вызванная порывом внезапной ярости, - нет, теперь ее сдерживает и направляет в нужное русло мудрый босс.
Нии? Вы не видели Нии? Вам ничего не известно о Нии? Где Нии ошивается? Помните Нии? Того малыша Нии, который вечно попадал в беду и якшался с "Бубновыми спинами"? Странно, что вы упомянули "Бубновые спины", потому что, по-моему, новый вышибала в "Молоке" одно время был в "Бубновых спинах".
Нии? Ах да, Нии. Не знаю, что с ним. Хотя на таких никто не обращает внимания. Внешне самый обычный человек, в нем ничто не бросалось в глаза. О, кое-что, кажется, вспомнил. Да, точно: Нии любил бывать в баре под названием "Кельтский воин". Он всегда бредил самураями. Видел себя последним Тосиро Мифуне. Да, "Кельтский воин", это на Ниси-Азабу.
Вот каким образом Ник в конце концов оказался в четверг вечером в "Кельтском воине" на Ниси-Азабу. Он сидел в одиночестве у стойки, общаясь со стаканом бурбона с водой и с собственной головной болью, пытаясь сохранить рассудок под оглушительный рев многонациональной рок-группы, исполняющей боевые песни кельтов с сильным японским уклоном, - подобное насилие над слухом невозможно описать и уж тем более вынести. Заведение было второсортное: повсюду пластмассовые щиты и нелепые рыцарские мечи, дешевый реквизит к фильму "Черный щит Фоллсуорта", все по-голливудски фальшивое. На стенах висели головы лосей и оленей, а за стойкой даже красовался витраж. Настоящий замок короля Артура, точнее, японская версия американской версии истории о рыцарях Круглого стола, которая с самого начала не имела ничего общего с правдой.
И вдруг Ник увидел Нии.
Не заметить его было бы очень легко. Ник обратил внимание лишь на тупую неподвижность глаз, на полное отсутствие в них динамики. Нии заметно пополнел и привел себя в порядок. Теперь у него была новая прическа - обработанные гелем волосы длиной полтора дюйма торчали вертикально вверх. Темный костюм, белая рубашка, галстук. Он мог бы сойти за простого клерка, если только не приглядываться к тому, как изящно обвивает массивную шею ворот рубашки, как безукоризненно сидит пиджак, лишь кое-где тронутый рябью едва заметных складок, как мягко струится ткань отутюженных брюк - так могут вести себя только лучшие сорта шелка. Черные ботинки, с виду неказистые, но на самом деле очень дорогие, английские, ручной работы, какие могут позволить себе только руководители крупных компаний, дипломаты и влиятельные адвокаты. Одним словом, гардероб Нии тянул на добрых шесть тысяч долларов, хотя на первый взгляд и казалось, что он стоит не больше четырехсот.
Его манеры стали отточенными, уравновешенными, неторопливыми, уверенными. Ну разве этот человек не достиг успеха в жизни? И Нии нес это величие легко, отметил Ник, наблюдая за тем, как подобострастно суетятся вокруг его "объекта" официанты и как великодушно, но спокойно он на это отвечает. Ник понял, что перед ним счастливый человек: хорошая работа, много денег, которые можно тратить по собственному разумению, будущее, с каждым днем становящееся все более светлым.
Ник наблюдал за разворачивающимся перед ним спектаклем. Время от времени к Нии подходил то один из музыкантов, то кто-нибудь из прислуги. Посетители заискивающе здоровались с ним, он отвечал улыбкой или прикосновением к плечу. Вокруг него вертелись молодые девушки, словно он был намазан медом: девицы такого типа с ума сходят от гангстеров.
Какое-то время Нии купался в море всеобщего преклонения, гордый сознанием того, что сделал себя в жизни. Затем он сказал пару слов одной из девушек - на вид самой молодой, отметил Ник, еще совсем девочке, - и та поспешно засеменила к своим подругам, чтобы забрать плащ и предупредить их, что домой она возвращается одна. Они с Нии ушли, держась за руки. Ник выждал какое-то время, оставил на стойке щедрую пачку йен и последовал за ними.
Некоторое время он наблюдал за парочкой с противоположной стороны улицы, затем Нии завел свою юную спутницу в многоквартирный жилой дом и направился к лифту. Ник быстро перебежал улицу и устроился напротив угла здания, так, чтобы были видны сразу две стены. Он помолился о том, чтобы квартира сэра Ланселота Нии выходила на одну из этих двух сторон, и действительно через пару минут в окнах на пятнадцатом этаже вспыхнул свет, удостоверив, что именно здесь находится логово Нии. Сосчитав окна, Ник установил, как далеко от угла здания расположена квартира, чтобы завтра можно было без труда в нее проникнуть.
Ник пришел рано. Он был в парике, представляющем собой копну черных волос, так как ему пришло в голову: незачем трубить на весь мир о том, что светловолосый мужчина, слишком пожилой для того, чтобы красить волосы, выслеживает известного убийцу-якудза.
Долго ждать ему не пришлось. Подъехал черный "мерседес", лимузин С-класса. Нии, одетый с иголочки для нового трудового дня, и растрепанная девчонка, у которой был такой вид, будто ее оттрахали до потери рассудка, сели сзади, и машина рванула с места.
На мгновение Ник ощутил возбуждение: а что, если в машине находится сам Кондо? Но нет, вряд ли Кондо будет заезжать за членами своей банды. Нет, скорее всего, он нанял лимузины, чтобы забирать ребят и доставлять их туда, где им предстоит работа в этот день.
Перейдя улицу, Ник зашел в подъезд и мельком показал швейцару документ. Это было весьма внушительное удостоверение, подтверждающее, что его обладатель является представителем отдела диетического питания Министерства здравоохранения. Оно было совершенно подлинным, за исключением того, что в нем значилась фамилия его настоящего владельца, хотя лучший специалист по фальшивым документам в Кабукичо вклеил в него фотографию Ника.
- Я собираю информацию об одном скандале, связанном с землевладением, - сказал Ник. - Меня интересует господин Оно.
Это была первая фамилия, на которую он наткнулся, изучая телефонный справочник.
- Сейчас я ему позвоню.
- А вот этого делать не надо, если не хотите вылететь с работы.
- Слушаюсь.
- И не надо предупреждать уборщика. Я знаю, как у вас все налажено. Вы звоните уборщику, предупреждаете его, и он попадает к Оно раньше меня. У Оно появляется время, чтобы уничтожить инкриминирующие документы, он дает уборщику щедрые чаевые, и тот делится с вами. Я не дурак.