Она была теткой прежнего мужа Эмили, который ее буквально обожал. Эмили и Шарлотта тоже души в ней не чаяли. Леди Веспасия отвечала им искренней любовью и даже пренебрегла всеми условностями ради Питта. Принимая полицейского в своем доме как ровню, она не заботилась о том, что о ней будут говорить. У нее всегда хватало смелости и уверенности в себе пренебрегать общественным мнением, а с возрастом эти качества только усиливались. Она страстно ратовала за изменение тех законов и разрушение тех обычаев, которые не находили у нее одобрения, и с энтузиазмом включалась в расследования, когда Шарлотта и Эмили предоставляли ей такую возможность.
Понимая, что церковь - не место для шумного выражения радости от встречи, она лишь кивнула Шарлотте, села на край скамьи и стала ждать, когда соберутся остальные гости.
Жених, Джек Рэдли, уже стоял у алтаря, и Шарлотта заволновалась, но в последний момент Томас все же пришел и, пробравшись к ней, сел рядом. Он выглядел на удивление элегантно и держал в руке шелковый цилиндр.
- Откуда у тебя это? - шепотом спросила Шарлотта, испугавшись, что он потратил большие деньги на вещь, которую потом никогда не наденет.
- Мика Драммонд одолжил, - ответил Питт и, окинув одобрительным взглядом наряд жены, улыбнулся тетушке Веспасии. Та в ответ грациозно склонила голову и медленно закрыла и открыла один глаз.
По церкви прокатился возбужденный гул. Присутствующие, шурша одеждой, повернулись к входу, органист сменил мелодию и заиграл нечто прекрасное, романтическое и торжественное. Шарлотта против воли тоже повернулась и увидела в арочном дверном проеме фигуру Эмили, подсвеченную с улицы солнечными лучами. Она медленно шла по проходу под руку с Домиником Кордэ, овдовевшим мужем их старшей сестры Сары. При виде него на Шарлотту нахлынули воспоминания: свадьба Сары, собственные переживания - ведь в те годы она была безумно, но безнадежно влюблена в своего зятя Доминика. Потом вспомнила, как сама шла по проходу под руку с отцом, а у алтаря ее ждал Томас. Тогда она уже точно знала, что поступает правильно, несмотря на всяческие страхи и сознание, что она лишится многих друзей, а ее жизнь уже не будет такой безмятежной и обеспеченной, как прежде.
Шарлотта до сих пор не разуверилась в правильности своего выбора. Да, за восемь лет они прошли через множество трудностей, на ее долю выпало немало такого, о чем она раньше и помыслить не могла. Зато ее мир стал неизмеримо шире и она поняла, что с жалованьем полицейского и крохотным пособием от родственников все равно остается едва ли не самой счастливой женщиной на свете. Она редко мерзнет и никогда не голодает, у нее есть все необходимое. За эти годы Шарлотта приобрела богатый опыт, ее семейная жизнь не превратилась в скучную рутину, ее не мучили опасения, что она тратит отпущенные ей годы на бесполезные занятия - на вышивание, которое никого не интересует, на рисование акварелью, смертельно унылые визиты, смертельно тоскливые чаепития с обсуждением последних сплетен.
Эмили выглядела изумительно. На ней было расшитое жемчугом шелковое платье цвета морской волны. Она обожала этот цвет, и сейчас он оттенял белизну ее кожи. Красиво уложенные волосы напоминали золотистый ореол, и она вся светилась от радости и счастья.
У Джека Рэдли не было денег и, возможно, никогда не будет; не было у него и титула; более того, Эмили утрачивала право именоваться леди Эшворд, что пусть и на короткий миг, но все же вызвало у нее определенные сожаления. Однако Джек обладал шармом, умом и потрясающим умением дружить. После смерти Джорджа он доказал свою отвагу и величие духа. Эмили не только любила его, но и во всем поддерживала.
Шарлотта просунула свою руку в ладонь Питта и почувствовала, как ласково сжались его пальцы. Наблюдая за церемонией, она радовалась за Эмили и не испытывала ни тени тревоги за будущее.
Томас вынужден был уйти сразу после окончания официальной части. Он задержался, чтобы поздравить Джека, поцеловать Эмили и в ризнице поприветствовать Кэролайн, бабушку и Веспасию.
- Доброе утро, Томас, - радушно произнесла последняя. - Я счастлива, что вы смогли прийти.
Питт улыбнулся ей.
- Прошу прощения за опоздание, - искренне извинился он, - и за то, что покидаю вас так скоро.
- Не сомневаюсь, дело не терпит отлагательств. - Веспасия изогнула изящные седые брови.
- Именно так, - подтвердил Томас, понимая, что ей ужасно любопытно. - Очень неприятное убийство.
- В Лондоне много убийств, - сказала она. - Это по личному мотиву?
- Сомневаюсь.
- Тогда перед вами стоит неблагодарная задача, и ваше мастерство не пригодится. Как я понимаю, бытового в мотиве тоже нет?
- Абсолютно. Все указывает на то, что тут замешана политика, или, возможно, это дело рук случайного безумца.
- Значит, обычное физическое насилие.
Питт знал, насколько Веспасия разочарована отсутствием возможности поучаствовать в расследовании, пусть и опосредованно, через Шарлотту или Эмили. Он знал также и то, что она не желает смиряться с этим.
- Совершенно прозаическое, - с грустью согласился Томас. - Если впоследствии это подтвердится.
- Томас…
- Прошу прощения, мэм. - Склонив голову в коротком поклоне, Питт еще раз улыбнулся Эмили и быстрым шагом вышел из церкви. Повернув на Лоуэр-Белгрейв-стрит, он направился к Бэкингем-Пэлэс-роуд.
Небольшой прием по случаю свадьбы устраивался неподалеку, на Итон-сквер, в городском доме близкой подруги Эмили, и все вскоре двинулись туда по залитой солнцем улице. Возглавляла процессию Эмили под руку с Джеком, за ней следовали Кэролайн и Эдвард, потом Шарлотта с детьми. Доминик подал руку тетушке Веспасии, и та милостиво оперлась на нее; взгляд пожилой дамы был устремлен на удаляющуюся фигуру Питта. Бабушку, которая не умолкая ворчала что-то себе под нос, сопровождал шафер.
Начинался новый этап в жизни Эмили.
Неожиданно Шарлотте вспомнились женщины с собрания - и возмутительно самодовольные, уверенные в своем благополучии, непоколебимо убежденные в своей правоте, и дерзкие, готовые бороться за совершенно безнадежное дело и даже рисковать ради этого своей репутацией. Многим ли из них довелось побывать невестой, полной надежд и сомнений, грезящей о счастье, взаимопонимании и душевном тепле? И какая их часть через несколько коротких лет превратились в подобие той Айвори, о которой на собрании говорили с таким презрением, которая превратилась в олицетворение несчастья?
Шарлотта не рассказывала мужу о собрании, в преддверии свадьбы сестры ей было не до этого, однако в мыслях она то и дело возвращалась к нему.
Эмили же относилась к своему новому замужеству совершенно по-другому. Да, сейчас она была влюблена, и владевшее ею сильное чувство отражалось на лице, однако она никогда не отличалась наивностью, и романтика отношений никогда не мешала ей практично смотреть на вещи.
Шарлотта улыбнулась, вспомнив их юные годы, долгие часы, проведенные в обсуждении их будущего, галантных и красивых мужчин, которых они собирались встретить на своем пути. Именно Эмили никогда не отрывалась от реальности, она не страдала этим даже в двенадцать лет, когда носила косички и накрахмаленный передничек поверх платья. Она всегда твердо стояла на земле. А вот Шарлотту мечты часто уносили куда-то вдаль, в незримые выси, и она подолгу парила в небесах!
Шампанское было разлито по фужерам, тосты произнесены. Гости вели оживленную беседу, то и дело прерывая ее смехом. Ощущение праздника подчеркивало шуршание тафты и шелка. Шарлотта, радуясь за Эмили, принимала деятельное участие в празднестве, наслаждалась романтической обстановкой, любовалась отблесками света в хрустальных бокалах, вдыхала сладковатый аромат цветов.
Положив себе на тарелку несколько крохотных пирожных, она понесла их бабушке, сидевшей в кресле в углу. Пожилая дама взяла тарелку, внимательно оглядела пирожные и выбрала самое большое.
- Куда, ты говоришь, они едут? - спросила она. - Ты называла, а я забыла.
- В Париж, а потом в тур по Италии, - ответила Шарлотта, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучала зависть.
После свадьбы они с Питтом провели долгие выходные в Маргейте; потом ее новоиспеченный муж вернулся к работе, а она занялась переездом в их первый крохотный домик, где комнаты были меньше, чем каморки для слуг в родительском доме. Ей пришлось научиться жить целый месяц на деньги, которые раньше она тратила на одно платье. Еще Шарлотта научилась готовить, хотя раньше только раздавала указания кухонному персоналу. Конечно, все это было не главным, но она с радостью отправилась бы в морской круиз, побывала бы в других странах, поужинала бы в роскошных ресторанах, причем не ради того, чтобы утолить голод, а чтобы насладиться романтикой! С удовольствием поехала бы в Венецию, чтобы покататься в гондоле при свете луны и послушать пение гондольеров; походила бы по Флоренции, городу великих художников; побродила бы по знаменитым развалинам Рима, представляя, каким прекрасным и величественным был этот в город в далекие времена…
- Замечательно, - закивала бабушка. - Каждая молодая женщина должна рано или поздно там побывать, лучше рано. Воспитательное влияние, хотя от него сейчас все отмахиваются. Нужно знать, что представляют собою иностранцы, но никогда не подражать им.
- Да, бабушка, - рассеянно согласилась Шарлотта.
- Тебе-то откуда это знать! - продолжала пожилая дама. - Вряд ли ты когда-либо видела Кале, не говоря уже о Венеции или Риме!
Это было правдой, и у Шарлотты не хватило духу возразить.
- Я с самого начала тебе об этом говорила, - мстительно добавила бабушка. - Но ты не хотела меня слушать. Никогда не слушала, даже когда была ребенком. Что ж, ты сделала свой выбор и теперь должна жить с ним.
Шарлотта встала и пошла к Эмили. Торжественная часть празднества уже закончилась, и новобрачные готовились к отъезду. Сестра выглядела такой счастливой, что у Шарлотты от полноты чувств на глаза навернулись слезы. Она одновременно испытывала и радость за Эмили, и облегчение от того, что все тени сгинули в прошлое вместе со скорбью и трауром, с ужасом, порожденным подозрениями, и надежду на долгие годы безмятежного благополучия, и зависть, что Эмили предстоит веселое приключение, что она побывает в новых местах и будет жить в роскоши и великолепии.
Шарлотта крепко обняла сестру.
- Пиши мне. Рассказывай обо всем, что увидишь: о зданиях, о картинах, о каналах Венеции. Рассказывай о людях, о всяких: забавных, приятных или необычных. Рассказывай о моде и о блюдах, о погоде - обо всем!
- Обязательно! Я буду писать по письму каждый день, а отправлять, когда представится возможность, - пообещала Эмили, сжимая Шарлотту в объятиях. - Пока меня не будет, постарайся не ввязаться в какую-нибудь авантюру, а если все же ввяжешься, будь осторожна! - Она еще крепче стиснула сестру. - Я люблю тебя, Шарлотта. Спасибо, что всегда была со мной, с самого детства. - И она рука об руку с Джеком пошла к выходу, улыбаясь всем на своем пути. Ее глаза блестели от слез.
Миновало несколько дней. Питт изучал версии, расследуя убийство сэра Локвуда Гамильтона. Все, что имело отношение к его бизнесу, было подробно исследовано, но книги, отражавшие сделки, которые проводила фирма на покупке и продаже недвижимости, показали не больше, чем при первом рассмотрении. В них не было ничего необычного: ни недобросовестного приобретения посредством давления на продавца, ни попытки воспользоваться его бедственным положением, ни продаж с завышенной прибылью. Все выглядело именно так, как говорил Чарльз Вердан: бизнес, от которого Гамильтон получал некоторую долю от прибыли - правда, небольшую, соразмерную его участию - и которым занимался главным образом сам Вердан, причем исключительно по той причине, что это доставляло ему удовольствие.
Бизнес в Бирмингеме, от которого Гамильтон получал своей основной доход, тоже оказался ничем не примечательным; как выяснилось, сэр Локвуд просто унаследовал акции компании.
Барклай Гамильтон владел очень симпатичным Домиком в Челси и имел репутацию тихого, немного меланхоличного, но чрезвычайно респектабельного джентльмена. Никто не сказал о нем ни единого плохого слова. Его финансовые дела тоже были в идеальном порядке. Он считался весьма достойным молодым человеком, на которого имели виды многие юные барышни из хороших семей; правда, все их усилия оказывались тщетными. Однако и здесь не было сказано ничего, даже шепотом, что порочило бы его.
Холодное дыхание скандала так и не коснулось Аметист Гамильтон. Не будучи расточительной, она не тратила баснословные суммы на наряды или украшения, вела дом умело, но без роскошества, всегда горячо отстаивала интересы мужа. У нее было много друзей, однако она не приближала их к себе настолько, чтобы вызвать критические замечания, которые Питт мог бы счесть достойными изучения.
Более тщательное исследование политической карьеры Гамильтона - Томас провел много часов, читая и перечитывая доклад на эту тему, - не выявило несправедливостей, которые могли бы спровоцировать убийство. Возможно, он и был объектом зависти, возможно, кто-то и считал, что он не заслужил свалившиеся на него милости, - но в этом не было ничего необычного; то же самое можно было бы сказать про сотню других политических деятелей. Выходило, что ни по одному вопросу Гамильтон не занимал какую-то особую позицию, такую, которая могла бы выделить его из большинства и превратить в объект ненависти или недовольства. Он был знающим человеком, располагающим и уважаемым, однако у него отсутствовали те качества, что превращают обычного политика в крупную политическую фигуру, вокруг которой бушуют страсти.
Мика Драммонд мобилизовал весь свободный личный состав на сбор сведений обо всех известных бандах анархистов или псевдореволюционеров, которые могли бы воспользоваться убийством для содействия своей борьбе. Он переговорил со старшими офицерами многих полицейских участков Лондона и даже с сотрудниками министерства иностранных дел, дабы выяснить, известно ли им о существовании какого-либо государства или силы, которая могла бы быть заинтересована в смерти депутата парламента. Все, что он смог собрать, Драммонд передал Питту и посоветовал тому, используя собственные источники в преступном мире и примыкающих к нему движениях, выяснить, нет ли каких-нибудь слухов.
Томас прочитал отчеты и три четверти из них выбросил в мусор. Констебли делали свою работу тщательно, и их собственные осведомители из кожи вон лезли, чтобы раздобыть полезные сведения. Из последней четверти он отобрал несколько, где содержались сведения, собранные теми скупщиками краденого, мелкими ворами или гастролерами-фальшивомонетчиками, которые были перед ним в долгу или стремились заслужить поблажки.
Инспектор снял свою одежду и замечательные ботинки, подаренные Эмили, и влез в грязные бесформенные штаны и старую куртку. В таком наряде он мог свободно разгуливать по беднейшим кварталам города, появляться в притонах, славящихся суровыми нравами доках Ист-Энда или в публичных домах. Затем вышел на улицу, взял кэб и проехал две мили на восток почти до Уайтчэпел-роуд.
За следующие три часа он успел переговорить с полудюжиной мелких преступников, продвигаясь сначала все дальше на восток к Майл-Энду, а потом на юг к реке и Уаппингу. В публичном доме, стоящем у самой воды, он перекусил сэндвичем, выпил стакан крепкого сидра и двинулся дальше, в расположенный недалеко от Лаймхаус-Рич район трущоб, в лабиринт узких зловонных улочек, где слышался плеск и ощущался сильный запах речной воды. Наконец, ближе к вечеру, у него было достаточно сведений, чтобы обменять их на то, ради чего он все это затеял.
Питт нашел нужного человека в жалкой развалюхе с покосившимся крыльцом, которое за долгие годы почти сгнило от влаги в тысяче ярдах от опор, на которых держался пирс. Когда-то к этим опорам привязывали пиратов, а потом ждали, когда начнется прилив, и те утонут в приливной воде.
Поднявшись по ступеням, Томас постучал в покосившуюся дверь. Через несколько минут дверь со скрипом приоткрылась, и раздалось глухое рычание, в котором явственно слышалась угроза, - собака готова была броситься в любое мгновение, если ей что-то не понравится. Питт опустил взгляд и увидел голову зверюги, белое пятно в полумраке, нечто среднее между бультерьером и сеттером, с мордой, очень похожей на свиное рыло.
Дверь открылась чуть шире, и на крыльцо упал луч света от масляной лампы. В щели перед инспектором появился коренастый мужчина с бычьей шеей и светлыми жесткими волосами. Стрижка почти под ноль говорила о том, что он недавно вышел из тюрьмы. На красном лице светлые брови казались бесцветными, едва ли не прозрачными. Только когда мужчина полностью открыл дверь, Питт увидел, что одна его нога заканчивается у колена, а дальше идет деревяшка. Ему сразу стало ясно: этот тот, кого он искал.
- Дьякон Стаффорд? - спросил инспектор, косясь на собаку.
- Да, а ты хто? Чё те надо? Я тя не знаю. - Мужчина оглядел Питта с ног до головы, затем перевел взгляд на его руки. - Да ты ж фараон, эва!
Значит, его маскировка оказалась менее действенной, чем он рассчитывал, подумал Питт. Надо будет в следующий раз не забыть о ногтях.
- Тощий Джимми сказал, что ты можешь помочь, - тихо проговорил он. - У меня есть сведения, которые могут показаться тебе полезными.
- Тощий Джимми… Лады, проходь. Неча стоять тута, с моей-то ногой.
Питт слышал историю Дьякона. Его отец убрался в Австралию в те времена, когда депортация была обычным наказанием за мелкое воровство, а его мать с тремя детьми отправили в работный дом. Юный Уильям Стаффорд был поставлен на "сбор пеньки" - на распутывание старых канатов - в возрасте трех лет. В шесть он сбежал и долго скитался, попрошайничая и воруя, пока его не подобрал воровской вербовщик, человек, который делал из детей воров и карманников, а потом использовал их труд, забирая львиную долю дохода. Он держал их под замком, но взамен сытно кормил и обеспечивал защиту. Уильям успешно обчищал карманы, а потом поднялся до новых высот искусства и стал заниматься "филигранным ремеслом" - обкрадывать женщин. Пока он сидел в тюрьме Колдбат-Филдз, у него от влаги разболелись суставы и пальцы утратили гибкость и ловкость. Тогда он занялся "ловлей синей птицы": стал воровать свинец с крыш, главным образом с церковных, тем самым и заработав себе прозвище. Неудачное падение с обледеневшего ската закончилось осколочным переломом бедра, началась гангрена, которая стоила ему ноги. Сейчас он практически не вылезал из своей тесной комнатушки, заставленной мебелью, сидел у чадящего камина и торговал сведениями и связями.
Дьякон предложил Питту сесть, и тот устроился в огромном, глубоком кресле напротив хозяина, в ярде от огня. Собака легла между ними и устремила взгляд своих поросячьих глазок на гостя.
- Ну, и чё у тя? - с любопытством спросил Дьякон. - Тощий Джимми знает мене. Хоть он и гад, он фуфло не гонит, вот и те не советую, иначе гнить те в канаве - оглянуцца не успеешь.
Питт не сомневался, что его изобьют до смерти, если он будет "гнать фуфло" Дьякону. Он дословно пересказал то, что с такой тщательностью собирал весь день. Судя по виду, хозяин лачуги остался доволен: на его широком лице появилось торжествующее выражение, а губы раздвинулись в беззубой улыбке.
- Ясныть. Так от мене-то чё надыть? Не за так же все это?