Прошло почти пятнадцать минут, прежде чем в комнату вошли Джеймс и Хелен Карфакс, бледные, в халатах поверх ночных сорочек. Дочери Этериджа было около тридцати, она унаследовала от отца аристократический овал лица и красиво изогнутые брови, однако форма ее рта была мягче, а изящная линия скул и шеи если не делала ее красавицей, то говорила о богатом воображении и, возможно, чувственности, которая не проявлялась во внешности ее отца. Цвет ее густых волос был обычным, без какого-либо глубокого оттенка; разбуженная среди ночи и сраженная обрушившимся на нее известием, она была бледной и вялой.
Джеймс Карфакс, стройный и худощавый, был значительно выше жены. Роскошная темная шевелюра подчеркивала красивый разрез широко поставленных глаз. Он мог бы считаться красивым, если бы в его облике было больше силы и меньше мягкости. Его рот отличала удивительная подвижность: губы были готовы в любую минуту раздвинуться в улыбке или скривиться в недовольной гримасе. Он обнимал жену за плечи и с ожесточением смотрел на Питта.
- Я искренне сожалею, миссис Карфакс, - заговорил Томас. - Надеюсь, вас немного утешит тот факт, что ваш отец умер сразу и, судя по спокойному выражению на его лице, не успел ни испугаться, ни почувствовать боль.
- Спасибо, - с трудом произнесла она.
- Возможно, вам стоило бы присесть и велеть камеристке принести вам что-нибудь укрепляющее? - предложил Питт.
- В этом нет надобности, - отрезал Джеймс Карфакс. - Теперь, когда вы сообщили нам эту весть, моя жена удалится в свою комнату.
- Если желаете, чтобы я вернулся завтра утром, - сказал Томас, глядя не на Джеймса, а на Хелен, - я так и сделаю. Однако чем скорее вы дадите нам все возможные сведения, тем больше будет вероятность того, что мы арестуем виновного в этом страшном преступлении.
- Чушь! - возмущенно воскликнул Джеймс. - Нам нечего рассказать вам! Совершенно очевидно, что тот, кто убил сэра Локвуда Гамильтона, все еще на свободе и убийство моего тестя - его рук дело. Вам следовало бы поохотиться за ним - или за ними - на улицах. Это либо маньяк, либо заговор анархистов. Так или иначе, в этом доме вы не получите ничего, что могло бы дать вам направление в расследовании!
Питт привык общаться с шокированными родственниками и знал, что иногда первый приступ скорби выливается в гнев. Очень многие борются с болью, подавляя ее какой-нибудь бурной эмоцией. Чаще всего - желанием обвинить в случившемся кого-то еще.
- Как бы то ни было, я обязан спросить, - не отступал инспектор. - Возможно ли, что преступником двигали личные мотивы, что нападавшего вела политическая вражда…
- Против обоих, сэра Локвуда и моего тестя? - Темные брови Джеймса взлетели вверх, а в его голосе прозвучало сомнение, смешанное с сарказмом.
- Я должен вести расследование, сэр. - Питт твердо выдержал его взгляд. - Я не вправе заранее решать, каким должен быть исход. Иногда убийца просто копирует преступление в надежде, что в обоих случаях обвинят того, кто совершил первое.
Джеймс потерял и так довольно хрупкое самообладание.
- Вероятнее всего, это анархисты, и у вас просто не хватает умения поймать их!
Питт проигнорировал колкость. Он обратился к Хелен, которая последовала его совету и села на краешек широкого, как лес, дивана. Она ссутулилась и обхватила себя руками, словно ей было холодно, хотя тлеющие в камине угли давали достаточно тепла.
- Есть ли другие родственники, кому следовало бы сообщить об этом? - спросил он.
Она покачала головой:
- Нет, я единственный ребенок. Мой брат умер несколько лет назад, ему было двенадцать. Мама умерла вскоре после него. У меня есть дядя в Индийской армии, но я сама напишу ему через пару дней.
Значит, она все унаследует. Питт, конечно, собирался это проверить, однако его чрезвычайно удивило бы, если бы Этеридж отписал все постороннему человеку.
- Итак, ваш отец вдовствовал уже несколько лет.
- Да.
- Он подумывал о том, чтобы снова жениться? - Таким тактичным способом Питт хотел выяснить, не было ли у Этериджа любовных связей. Он надеялся, что Хелен поняла истинный смысл его вопроса.
Слабая улыбка оживила ее лицо и тут же угасла.
- Нет, насколько мне известно. Но это не значит, что некоторые дамы не рассматривали такую возможность.
- Догадываюсь, - согласился с ней Питт. - Он происходил из хорошей семьи, сделал успешную карьеру, имел безупречную репутацию, обладал шармом и привлекательной внешностью, был вполне состоятельным человеком и при этом оставался достаточно молодым, чтобы создать новую семью.
Джеймс резко вскинул голову, и его рот как бы стек вниз под влиянием какой-то эмоции - тревоги или замешательства; Томас успел разглядеть ее, прежде чем Джеймс придал своему лицу бесстрастное выражение, но природы ее так и не понял.
Хелен метнула взгляд на мужа и еще сильнее побледнела, а в следующее мгновение ее щеки залил яркий румянец. Она повернулась к Питту и заговорила так тихо, что инспектору пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать ее слова.
- Сомневаюсь, что у него… было желание снова жениться. Я уверена, что знала бы об этом.
- А у этих дам были основания тешить себя надеждами?
- Нет.
Питт посмотрел на Джеймса, но тот отвел взгляд в сторону.
- Вы могли бы утром назвать мне фамилию его поверенного? - спросил он. - И деловых партнеров и компаньонов, с которыми он имел дела?
- Да, если вы считаете это необходимым. - Хелен, сидевшая в напряженной позе на краю дивана, была очень бледной. Она с такой силой стискивала руки, что у нее побелели костяшки пальцев.
- Его дела были в идеальном порядке, - вдруг заговорил Джеймс, прямо глядя на Питта и хмурясь. - Какое отношение это может иметь к убийству? Никакого! Я считаю, что вы вмешиваетесь в частную жизнь без веских на то оснований. Благосостояние мистера Этериджа зиждется на полученных в наследство землях в Линкольншире и Вест-Райдинге, а также на акциях в различных компаниях в Сити. Допускаю, что могут существовать оппозиционеры или потенциальные революционеры, недовольные этим, но только такие и могут негодовать по поводу того, что у кого-то есть собственность. - Его глаза сияли, подбородок выдался вперед. Он как бы бросал вызов Питту, заподозрив инспектора в симпатиях к тем, кого Джеймс относил к одному с ним классу.
- Мы, конечно, рассмотрим такую возможность. - Продолжая пристально смотреть на него, Томас коротко улыбнулся. Джеймс первым отвел взгляд. - Я также наведу справки по поводу его политической карьеры, - продолжал он. - Вполне вероятно, это укажет нам отправную точку.
Хелен прокашлялась.
- Он был депутатом от либеральной партии двадцать один год со всеобщих выборов в декабре шестьдесят восьмого. Его избирательный округ в Линкольншире. Он служил в должности младшего министра в казначействе в восьмидесятом году, когда мистер Гладстон был премьер-министром и канцлером казначейства, и в министерстве по делам Индии, когда лорд Рэндольф Черчилль был государственным секретарем по делам Индии; кажется, это было в восемьдесят пятом году. А еще он был личным парламентским секретарем сэра Уильяма Харкорта, когда тот был министром внутренних дел, но прослужил там всего год - кажется, это было в восемьдесят третьем. В настоящий момент он не занимает… не занимал, - она на мгновение запнулась, - никакой политический пост, насколько мне известно, но все равно обладал большим влиянием.
- Благодарю вас. Вы, случайно, не знаете, какова была его позиция по ирландскому вопросу? По гомрулю, например.
- Он был категорически против гомруля, - тихо ответила Хелен. Неожиданно ее глаза расширились, и в них что-то промелькнуло, отблеск каких-то внутренних переживаний. Гнева и надежды? Или просто понимания? - Вы думаете, это могли быть фении? Ирландские заговорщики?
- Не исключено. - Питт сомневался в этом; он помнил, что Гамильтон-то как раз ратовал за гомруль. Однако Гамильтона могли убить по ошибке. Темной ночью, когда свет фонарей все искажает… оба убитых были одного роста, примерно одного возраста и практически не различались по цвету волос и типу лица. - Да, не исключено.
- Тогда советую вам поскорее приступить к расследованию, - сказал Джеймс. Он, кажется, немного успокоился. - Мы удаляемся. Моя жена испытала глубокий шок. Я уверен, вы можете получить все необходимые сведения от политических коллег моего тестя. - Он собрался уйти. Его забота о Хелен не простиралась даже до того, чтобы предложить ей руку.
В глазах женщины на секунду появилось выражение глубочайшего страдания, но она быстро справилась с собой. Питт хотел бы сам подать ей руку - ведь будь на ее месте Шарлотта, он обязательно так и сделал бы, - однако помнил о своем месте: он полицейский, а не гость и не ровня. Хелен наверняка восприняла бы это как дерзость; более того, своими действиями Томас только подчеркнул бы бездействие ее мужа. Пока он размышлял, Джеймс стоял у двери и держал ее открытой.
- Вы весь вечер были дома, сэр? - спросил Питт, так и не сумев скрыть раздражение и гнев, которые у него вызывал этот мужчина.
Джеймс явно был удивлен. Он вдруг густо покраснел, и даже в слабом свете от двух зажженных ламп Питт, не спускавший с него глаз, это хорошо разглядел.
Джеймс колебался. Решает, врать ему или нет?
- Не стоит утруждать себя. - Инспектор скупо улыбнулся. - Я могу спросить у лакея. Больше не смею задерживать вас. Благодарю вас, миссис Карфакс. Я глубоко сожалею о том, что принес вам столь печальную весть.
- Мы не нуждаемся в ваших извинениях, лучше идите и займитесь делом! - желчно процедил Джеймс. Затем, сообразив, что излишней грубостью выдал себя, он быстро вышел в холл и даже не удосужился проверить, следует за ним жена или нет. Дверь он оставил открытой.
Хелен встала. Она смотрела на Томаса и решала, говорить ему или нет.
- Я была дома, - сказала она, преодолев внутреннее сопротивление и тут же, кажется, пожалев об этом. - То есть я легла спать рано. Я… я не уверена насчет своего мужа, но… но мой отец действительно получил… письмо, которое встревожило его. Думаю, ему каким-то образом угрожали.
- Миссис Карфакс, вам известно, от кого было это письмо?
- Нет. Думаю, оно связано с политикой. Может, касается ирландского вопроса?
- Благодарю вас. Надеюсь, завтра вы окажете мне любезность и попробуете вспомнить что-то еще. А мы тем временем наведем справки у его помощников и коллег. Вам известно, сохранил ли он письмо?
Она выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок.
- Нет, неизвестно.
- Прошу вас, миссис Карфакс, ничего не уничтожайте. Было бы лучше, если бы вы заперли кабинет вашего отца.
- Конечно. А теперь прошу меня извинить, мне нужно побыть одной.
Питт вытянулся по стойке "смирно". Это был странный жест, но он испытывал искреннюю симпатию к этой женщине, причем не только потому, что она потеряла отца, убитого жестоким способом и при невыясненных обстоятельствах. Его симпатия была вызвана еще и тем, что он чувствовал ее боль, одиночество, порожденное отношением к ней мужа. Вероятно, думал он, она любит его сильнее, чем он - ее, и понимает это. Однако Томасу казалось, что есть нечто большее, какая-то более глубокая сердечная рана, но о ее природе он мог только догадываться.
Лакей проводил Питта до двери, и инспектор вышел на освещенную фонарями тихую улицу. Его не покидало ощущение, что грядут и другие трагические события.
Глава 5
На следующий день констебли принялись за поиски любых свидетелей, которые могли что-либо видеть. Их показания требовались, чтобы уточнить время совершения преступления, выяснить, откуда появился убийца - с северного или южного конца моста, куда он потом направился, ушел он пешком или уехал в кэбе. В большинстве случаев сотрудникам полиции пришлось ждать до вечера, так как те, кто появлялся на улицах ближе к полуночи, днем сидели дома, либо ходили по магазинам, либо навещали кого-то, что означало, что они могут быть где угодно, и даже депутаты парламента находились у себя дома, или в своих кабинетах, или в министерствах.
К середине недели удалось разыскать четырех извозчиков, которые ехали по мосту между половиной одиннадцатого и одиннадцатью. Никто из них не заметил ничего необычного или примечательного, по мосту не слонялись никакие подозрительные личности, кроме проституток, а те, как Хетти Милнер, просто занимались своим ремеслом. Один видел мужчину, продававшего горячие пудинги. Оказалось, что этот торговец из постоянных, однако и он не смог рассказать ничего существенного подошедшим к нему полицейским.
Выяснилось также, что в ночь убийства Этеридж перед уходом общался с несколькими депутатами парламента, а потом они распрощались и разошлись в разные стороны. Никто не видел, следовал за ним кто-либо или нет, и вообще не помнил, как он шел к мосту. Их головы были заняты совсем другим, ночь была темной, было поздно, они страшно устали и мечтали поскорее добраться до дома.
Проделанная за день работа - беготня по городу, опросы, анализ собранных сведений - к полуночи подтвердила только одно: тот вечер был совершенно обычным. Никаких странных личностей вблизи Этериджа замечено не было, ничто не нарушало его душевного равновесия и не побуждало его действовать иначе, чем в другие вечера, когда палата заседала допоздна. Не было никаких ссор, никаких неожиданных сообщений, никакой спешки или неприятностей, он не общался ни с кем, кроме других депутатов, ни с друзьями, ни со знакомыми.
Гарри Роулинс обнаружил мертвого Этериджа через десять минут после того, как несчастный распрощался со своими коллегами у выхода из палаты общин.
Питт сосредоточил свое внимание на личной жизни Этериджа и начал с его финансовых дел. Ему понадобилось всего два часа, чтобы подтвердить свое предположение о том, что тот был чрезвычайно состоятельным человеком и никаких наследников, кроме единственного ребенка, Хелен Карфакс, не имел. Недвижимость ни при каких условиях не могла быть отчуждена у наследницы, обладавшей безусловным правом собственности на дом на Пэрис-роуд и внушительные, не обремененные закладными земельные участки в Линкольншире и Вест-Райдинге.
Питт пребывал в расстроенных чувствах, когда покидал контору поверенных. Даже весеннее солнышко не могло прогнать его плохого настроения. Законовед, маленький педантичный дядечка в очках, крепко сидевших на узкой переносице, ничего не рассказал о Джеймсе Карфаксе, однако его молчание оказалось красноречивее любых слов. Он поджал губы, устремил на Питта грустный взгляд бледно-голубых глаз, а потом поведал только то, что и так станет известно, когда завещание будет утверждено, хотя инспектор ожидал услышать гораздо больше. Правда, он не осуждал его за осторожность: семьи уровня Этериджа нанимают в поверенные только тех, кто обладает безупречной репутацией и ни разу не обманул доверие клиента.
Питт быстро пообедал в "Козле и компасах" хлебом с холодной бараниной и стаканом сидра и, взяв кэб до Пэрис-роуд, проехал через Вестминстер и пересек реку по мосту. Время для визитов было вполне приемлемое, и инспектор не опасался, что зря потратит время, если окажется, что Хелен Карфакс неважно себя чувствует и не может его принять. Главная цель состояла в том, чтобы порыться в бумагах Этериджа и попробовать отыскать то письмо, о котором она говорила, или какую-нибудь другую корреспонденцию, указывающую либо на врага, либо на женщину, считающую себя обойденной, либо на делового или профессионального конкурента - в общем, на кого-нибудь.
Питт вылез из кэба и увидел то, что ожидал: зашторенные окна и темный венок на двери. Горничная, встретившая его, была в чепце из черного, а не, как всегда, белого крепа и без белого передника. Ее так и подмывало отправить инспектора к кухонной двери, которой всегда пользовались торговцы, однако некая смесь неуверенности, страха и пережитого шока вынудила ее выбрать более легкий путь и впустить его в дом.
- Не знаю, сможет ли миссис Карфакс принять вас, - сухо предупредила она Питта.
- А мистер Карфакс? - спросил он, следуя за ней в малую гостиную.
- Он уехал по делам. Думаю, вернется после обеда.
Вы могли бы спросить у миссис Карфакс, даст ли она мне разрешение осмотреть кабинет мистера Этериджа и поискать письмо, о котором она вчера упоминала?
- Да, сэр, спрошу, - с сомнением произнесла горничная и оставила его одного.
На этот раз Томас более внимательно оглядел помещение. Обычно малые гостиные предназначались для приема неожиданных визитеров. Еще здесь хозяйки по утрам разбирали корреспонденцию, планировали свой день, раздавали указания кухарке и экономке и обсуждали бытовые вопросы с дворецким.
В одном углу стоял письменный стол времен королевы Анны, рядом - еще один стол с фотографиями в рамках. Питт вгляделся в снимки. На самой большой были запечатлены молодой Этеридж и миловидная женщина, напряженные, с застывшими взглядами, устремленными в объектив. Однако даже сквозь строгий стиль снимка можно было увидеть, что в отношениях этих двух людей присутствует взаимное доверие, спокойствие, которое скорее базируется на семейном счастье, чем на дисциплине. Судя по моде, фотография была сделана двадцать лет назад. Среди прочих на столике стоял портрет мальчика лет тринадцати, худенького, с огромными глазами и сосредоточенным взглядом инвалида. Фотография была в траурной рамке.
Пожилая женщина, вызвавшая у Питта ассоциацию с кроткой, печальной лошадью, была, скорее всего, матерью Этериджа. В ее облике прослеживались фамильные черты, и это наводило на мысль, что внучка, унаследовавшая ту же линию бровей и форму рта, с возрастом станет похожа на свою бабушку.
У левого края стола стояла большая фотография, на которой была снята юная Хелен вместе с Джеймсом Карфаксом. Ее глаза сияли надеждой, она выглядела поразительно наивной и излучала некий внутренний свет, которым обладают только те, кто любит. Джеймс тоже улыбался, но только губами, демонстрируя красивые зубы; в его взгляде явственно читалось удовлетворение и даже облегчение. Казалось, что он, в отличие от жены, позирует на камеру.
В углу стояла дата: тысяча восемьсот восемьдесят третий. Вероятно, снимок сделали вскоре после их свадьбы.
Питт подошел к книжному шкафу. Подборка книг много говорит о характере человека, если эти книги читаются; если они предназначены для того, чтобы производить впечатление, они открывают немало интересного о тех, чье мнение важно хозяину. Если же книги используются просто для украшения стены, они ничего не показывают, кроме ограниченности того, кто использует эти книги таким образом. В этом шкафу стояли тома по истории, философии и несколько классических работ по литературе. Судя по потрепанному виду, их читали.
Примерно десять минут спустя в комнату вошла сама Хелен. В траурном наряде она выглядела значительно моложе, однако черный цвет подчеркивал ее изможденный вид и пепельный цвет лица; создавалось впечатление, что она только-только оправилась от долгой и изнурительной болезни. А вот ее самообладанию можно было позавидовать.
- Доброе утро, инспектор Питт, - ровным голосом произнесла она. - Полагаю, вы хотели бы поискать то письмо, о котором я говорила вчера? Сомневаюсь, что вы найдете его, - не представляю, где папа мог хранить его. Но вы, конечно, можете поискать.