Имя писателя Юлия Файбышенко хорошо знакомо читателям по остросюжетным повестям "Кшися", "Розовый куст", "Осада", "B медвежьем углу". По материалам трех последних произведений создан известный телевизионный кинофильм "Ярость". В романе "B тот главный миг" автор рассказывает о мужестве и чести людей, противостоявших жестокости и беззаконию в экстремальной ситуации, произошедшей в геологоразведочной партии.
Содержание:
-
ПОРХОВ 1
-
САНЬКА ТЯГУЧИН 4
-
НЕРУБАЙЛОВ 6
-
АЛЬБИНА 7
-
ФЕДОР ШУМОВ 9
-
КОРНИЛЫЧ 10
-
ХОРЬ 11
-
ГЛИСТ 14
-
АЛЕХА 15
-
СОЛОВОВО 17
-
АМЕТИСТОВ 20
-
КОЛЕСНИКОВ 21
-
АМЕТИСТОВ 22
-
ЛЕПЕХИН 22
-
КОЛЕСНИКОВ 23
-
ЛЕПЕХИН 25
-
ЧАЛДОН 26
-
КОЛЕСНИКОВ 29
-
Примечания 30
Юлий Файбышенко
В тот главный миг
В тот страшный миг,
когда вплотную смерть,
в глаза ей каждый напрямик
обязан посмотреть.
ПОРХОВ
Весна задержалась. Была середина мая, а снег на перевалах еще не стаял. И все-таки партия ушла. Ему предстояло нагнать ее в Бабине - последнем поселке перед дальней тайгой. Приоткрылась дверь. Секретарша начальника позвала:
- Алексей Никитич, к Азарьеву.
- Хорошо.
Он подождал, пока она закроет дверь, глянул в окно. В мутной его глади отразилось крепкое лицо со слегка выдавшимися скулами, с большим, чуть приподнятым носом, с толстогубым словно закупоренным ртом. Пристально и зорко глядели серые глаза. Он повел плечами и повернулся. К Азарьеву, так к Азарьеву.
Начальник, отглаженный, в мягком армейском френче, кивнул на стул. Порхов сел.
- Партия вышла? - спросил Азарьев, поднимая на Порхова глаза.
- В восемь утра.
- Что ты надумал?
- Буду действовать, как решил.
- Я сниму тебя с партии,- Азарьев поднял на него тяжелый взгляд. Жесткое южное лицо его напряглось. Порхов усмехнулся.
Он знал начальника. Тот был способен напугать лишь тех, кто боялся.
- Пожалуй, и тебе, и мне будет легче, если снимешь,- сказал он.- Снимай.
Азарьев вскочил и подбежал к стене, где висела экспедиционная карта,
- Да ты посмотри - закричал он, чиркая пальцем по коричневым гармошкам хребтов,- посмотри: сотни километров по тропам, а потом? На дорогу ты потратишь почти все время. Когда ты будешь забуривать? А если даже и успеешь? Когда возвращаться? С юга перевал, с севера - четыре. Куда выходить? И если б речь шла только о тебе! С тобой же Альбина! Почти полтора десятка людей! Ты о них думал?
- В случае удачи мы открываем месторождение! - Порхов встал.- Не тебе объяснять, что оно сейчас значит для страны.
Азарьев сник. Он добрел до стола и сел.
- Упрям ты,- сказал он, смешно двигая черными высоко раскинутыми бровями. Государственные категории - это одно. Но риск...
- Риск в геологии - норма.
- У тебя в партии он всегда выше нормы.
Порхов встал.
- Ну, я пошел.
- Иди,- скорбно сказал Азарьев,- черт с тобой, честолюбец несчастный.- Он улыбнулся, смягчая значение слов, потом вышел из-за стола, крепко стиснул Порхова.
- Возвращайся,- попросил он,- и ребят выводи, Алексей... Помни о людях. Они ведь жить хотят.
Порхов дернул щекой, вышел, мягко прикрыв дверь.
Дорога шла между гольцов, густо поросших бурой, еще не зацветшей тайгой. Лошадь шла галопом. Начался спуск. Порхов перевел коня на рысь. Об этом маршруте он мечтал давно. Месторождение было где-то там, в верховьях Угадына. Уже несколько раз он словно ловил его за хвост: начиналась порода с золотыми выходами и вдруг обрывалась, как будто нарочно поманив искателя, чтобы сбить с пути.
Маршрут разработали отменно. В область поиска попадала вся территория, где была найдена золотоносная порода. Но если они не успеют взять образцы со всех намеченных точек, замысел может распасться. А успеть трудно. В начале сентября уже холода, я в конце- снег. Время не растянешь. В десятках мест надо пробурить канавы и отрыть шурфы. Взять образцы пород. А на одну дорогу туда и обратно уйдет не меньше семи-восьми недель, это при предельно напряженном движении. Так, чтобы делать не меньше двадцати километров в день. Если снег застигнет при возвращении, можно погибнуть. Перевалы закрываются в начале октября напрочь. И на север, и на юг. Можно, конечно, прорваться к Сосновцам, но там дорогу могут преградить снежные завалы. Все зависит от партии, и вот эта-то мысль особенно угнетала Порхова. Людей он всегда отбирал сам. Но на этот раз перед самым выходом его вызвали в- управление. Когда прибыл, оказалось, что пятеро завербованных рабочих не явились на сбор. Пришлось брать первых попавшихся: с бору по сосенке. Заправляли всем завхоз и Альбина. Могли ошибиться. Потому он сейчас и гнал так лошадь. В Бабино предстояло познакомиться с вновь набранными, окончательно решить, стоит ли браться за такую огромную задачу. Впрочем, в глубине души он знал, что все равно выйдет по намеченному маршруту.
Вот и река. Лошадь под ним, осторожно ступая, стала спускаться к воде. Солнце серебрило ее на стрежне, вдалеке ухали взрывы откалывающихся льдин. Разбрызгивая воду, лошадь пошла карьером. Выбралась на берег, и Бабино раскинуло перед ними единственную свою улицу, на ней никого не было. Изредка пробегали молчаливые лайки, без любопытства поглядывая на вновь прибывшего. Около длинного барака экспедиционного склада стояли навьюченные лошади его партии. Рядом - тезка, Алеха-возчик.
- Как лошади? - спросил Порхов.
Алеха взглянул на него и отвел глаза:
- Лошади-то - ничо. С людьми хуже.
- Работать будут?
- Погляди - увидишь.
Порхов молча толкнул дверь и вошел в барак.
Завхоз Корнилыч и с ним еще трое укладывали в вещмешки какие-то припасы. Увидев начальника, все прекратили работу.
- Чего встали? - спросил Порхов.- Заканчивайте - и в столовку. Корнилыч, останься.
Завхоз у него был испытанный, ходил с ним уже в третий сезон. Но людей набирать он ему никогда не поручал. Порхов в полумгле барака, щурясь, проглядел списки.
Колесников - это тот высокий. Мужик крепкий, но, видно, из интеллигентов, работать будет неважно. Нерубайлов - солдат, надежный. Косых - белесый парень, сибиряк, потянет. Шумов - деревенский, привычный к любому труду. Соловово - кажется, это тот седой? Что за фамилия такая - Соловово? Черт знает что. Лагерник, как и Колесников. Сначала он его брать не хотел. Смущала седина. Но подкупила серьезность. Да и по возрасту ему всего сорок три. Мужик плотный. Лагерник - это не страшно. Где сейчас найдешь сибирскую геопартию, чтобы в ней не было амнистированных или отбывших срок? Работать их там, в лагерях, не отучивают,- это факт. Ладно, теперь вот они, незнакомые: Шалашников, Жуков, Аметистов и Лепехин.
В углу кончили возиться. Протопали сапоги, хлопнула дверь. На табурет осторожно присел завхоз.
- Как дела? - спросил Порхов.
- Так навроде все, как надо,- улыбаясь, заговорил завхоз. Он всегда улыбался. Сначала Порхова раздражала эта вечная улыбка на моложавом его лице, где скудно и лишь изредка проступала растительность. Потом свыкся.
- Все упаковали во вьюки. Продукты - на плечах. Навроде, однако, готовы.
- Что за народ вместо выбывших?
- Четверых взял,- завхоз опять заулыбался и посмотрел на него голубыми молодыми глазами.- Трое - хочь на их валуны перетаскивай, однако. Четвертый на вид хлипкий, да эти толкуют: тягуч. И по нему похоже: тощ, а двужильный, пра слово.
- Зэки?
- Оно, может, и были, а ноне - при паспортах, Говорят, на Илиме вкалывали летошний сезон.
- Давай их сюда по одному.
Завхоз кивнул и вышел, так и не согнав с лица свою неуместную улыбку.
Порхов стянул с плеч куртку, сел так, чтобы свет из окна падал на вошедшего. Он всегда беседовал с людьми перед выходом в тайгу, прощупывал их. Кроме того, надо было и самому произвести впечатление на рабочих. Он знал, что слава о нем идет по всему краю, но не отказывал себе в небольшом спектакле, во время которого при хорошо сыгранной им роли рабочий выходил от него в уверенности, что попал наконец-то к такому начальнику, о котором мечтал, и что теперь главное только хорошо работать, а уж обижен не будешь. Впрочем, сам Порхов был уверен, что тут никакого обмана нет. Он умел заботиться о своих подопечных.
Открылась дверь. В нее вошел невысокий человек в кепочке. Он был крепок, лицо с жесткими морщинами на лбу и по углам рта, нос курносый, глаза цепкие.
- Здрасте,- сказал вошедший.- Звали?
- Шалашников? - спросил Порхов, упорно разглядывая стоявшего перед ним канавщика.
- Жуков,- ответил тот на вопрос Порхова, и глаза их встретились.
Взгляд канавщика, затаенно выпытывающий и неломкий, не понравился начальнику. Он еще раз взглянул на кепку и стал расспрашивать рабочего. Выяснилось, что он в сорок шестом году был осужден на три года - унес со стройки инструмент, а после освобождения работал в геологоразведочных партиях и на прииске.
Голос у рабочего был унылый. Вид понурый. Это обнадеживало, Порхов не любил независимых.
- На взрывных работах бывал?
- Приходилось.
- Аммонит от детонита отличишь?
- Конечно.
- Хорошо.- Он опять взглянул в глаза канавщику и встретил тот же самый оценивающе-сторожкий взгляд.- Сядь, поговорим о благах земных. Увезти после сезона можно и тысяч двадцать, и меньше, и больше. Сколько намереваешься?
- Да что ж, начальник,- сказал Жуков, криво усмехаясь,- про тебя слыхали, надеемся: не обидишь.
Что-то встревожило Порхова: не то усмешка, не то тон.. Что-то было в сказанном потаенное. Какое-то непочтение или издевка.
- Кто с тобой в спарке работает?
- Шалашников, малый молодой, неученый, да тянуть будет, как трактор,- торопливо ответил Жуков и покосился на Порхова.
- Ты раньше с ним работал?
- Никак нет,- Жуков помолчал.- Тут вот, в партии у вас, значит, скорешились.
- Ладно,- сказал Порхов.- А остальных кого встречал на работах?
- Никого.- Канавщик надел кепку и опять прямо взглянул на начальника. Где-то в глазах или в губах было что-то вроде усмешки.
Порхов встал.
- Вот что, Жуков. Я вас не набирал. Так вышло. И хочу предупредить: вкалывать у меня в партии надо на все сто. Пить не дам. Картишками там или наркотиками не баловаться. Партия выходит в мае, приходит в октябре. Четыре месяца работы, только работы, понял? Зато возвращается человек с монетой и хорошей славой. Мои канавщики в любую партию устроятся. Условия понятны?
- Понятны! - Жуков встал.
- А теперь иди и позови Шалашникова.
Жуков прошел к двери, поправил перед ней кепочку на голове и, оглянувшись, вышел. У Порхова настроение испортилось. Если бы набирал он сам, этого типа не взял бы нипочем. Очень уж скользкий.
Порхов любил немного припугнуть человека - пусть тот почувствует, с кем имеет дело. Чтобы идти первым, надо было доказать другим, что имеешь право на первенство. Доказывать, конечно, приходилось делами.
В институте в его группе только один Валька Милютин возбуждал в Порхове тайную зависть. И не только тем, что учеба давалась тому легче, чем остальным, не только тем, что к третьему курсу Валька перечитал всю литературу по геологии на русском и английском языках, какую можно было найти в библиотеках, но и еще не явной, но безусловной независимостью взглядов и суждений. Сначала Порхов попытался спорить с ним. Но о ком бы и о чем бы ни заходила речь: от работ Губкина до философии Соловьева,- он бывал полностью уничтожен язвительной логикой и насмешливой проницательностью своего противника. Вся группа собиралась слушать их диспуты и с удовольствием хохотала, когда Порхов, в очередной раз уличенный в наглом и бесстыдном невежестве, багровый от конфуза и ярости, широким шагом выходил из аудитории.
Если бы не было Вальки Милютина с его насмешливо сощуренными глазами, возможно, желание первенствовать не прорвалось бы в Порхове с такой силой. Теперь же он мобилизовался. Учеба давалась ему нелегко, но в практической геологии толк он понимал. Парнишка, рожденный в Иркутске, не мог не понюхать тайги, не мог миновать летом геологической партии. Он с детства знал многое из того, что его сокурсники должны были усвоить лишь с годами работы. Это давало ему преимущество перед товарищами, и он пользовался этим. Он уже твердо усвоил правила мужского -коллектива и знал теперь, как стать в нем первым.
В институте он записался в секцию бокса и к третьему курсу выиграл первенство города в своем весе. Вот тогда и наступила минута торжества. Он стоял в зале, окруженный парнями из своего института, и, натягивая спортивный костюм, коротко отвечал на вопросы. Внезапно среди тех, кто его окружал, он увидел восторженное лицо Вальки Милютина. С тех пор прошло много лет, и все эти годы Порхов никому и ни в чем старался не уступать.
Вошли рабочие, и он очнулся от воспоминаний. Один был длинный и тощий парнишка в спецовке, другой - могучий приземистый мужик в кепке, третий - светловолосый красавец в телогрейке нараспашку.
- Звали, начальник?
- Садись, ребята,-сказал Порхов и подождал, пока они расселись, двигая табуретками.- Назовись по одному.
- Шалашников! - бабьим дискантом сказал длинный и, странно двинув бровями, взглянул на него.- Валерий Петрович.
- Лепехин,- увесисто сказал мужик и посмотрел из-под широкого лба твердыми желтоватыми глазами.
- Аметистов Георгий,- заулыбался красавец и взмахнул шевелюрой. Золото волос мягко вспорхнуло и мягко же опустилось на голове.
- Где до этого работал? - спросил Порхов, глядя на длинного.
Тот заиграл бровями, заулыбался щербатым ртом:
- А где ни придется.
- Канавщиком был?
- И это умеем.
- В какой экспедиции?
Он спрашивал, а сам на скуле своей чувствовал тяжелый взгляд приземистого и от упорства и тяжести этого взгляда весь закипал. Но именно оттого, что весь уже полон был внутри гнева, особенно старательно допрашивал длинного:
- Где работал на Севере?
- На Нижнем Илиме! - сказал длинный и невесть от чего захохотал, поглядывая на товарищей.
Порхов искоса оценил поведение остальных, но те сидели тихо. Приземистый, поймав его взгляд, отвел глаза.
- Чего ржешь, Глист? - сказал он и, обращаясь к начальнику, пояснил: - Он у нас блажной, гра... товарищ начальник. Найдет на него: ржет или морду корчит, а насчет работы справный. Я с ним был на Нижнем Илиме, работает надежно.
- У кого вы были в партии на Илиме? - Порхов стиснул челюсти. Надо было проучить за дурацкий смех длинного, но основательность здоровяка сдерживала его.
- У этого...- морща лоб, вспоминал Лепехин,- так что у Чугунова.
Порхов покопался в памяти. Чугунова он не помнил, хотя на Нижнем Илиме знал многих. Врет? Выхода все равно не было, недобор рабочих грозил затяжкой работ, крахом всех его планов.
- Чего там искали-то? - спросил он лениво и вдруг резко повернул голову к длинному.
Тот закрутился на месте и испуганно отвел глаза.
- Рыли,- пробормотал он,- рвали...
- Там по нефти шастали,-спокойно сказал Лепехин.- Все больше по ей.
Порхов посмотрел на него, и снова мужик отвел глаза, но во взгляде его была та же цепкая настороженность и наблюдательность, что и у Жукова.
"Таятся,- поразмыслил Порхов,- из лагеря, но не решаются признаться? Однако вот завхоз говорит, что у них паспорта..."
- А где ты работал? - спросил он у золотоволосого красавца.
Тот выронил куда-то улыбку, бездумно раздвигавшую ему губы, и весь подтянулся:
- В партии первый раз.
- А до этого?
- Был на заводе фрезеровщиком.
- Чего на Север поманило?
- За длинным рублем.- Он широко улыбнулся и как-то доверительно, почти с женской ласковостью взглянул на Порхова: - Жениться надумал, надо деньжат скопить.
- Так,- сказал Порхов, поднимаясь, и они немедленно вскочили, Лепехин чуть медленнее остальных.- Вас,- он кивнул на Лепехина и Аметистова,- беру. Ты,- он взглянул на ссутулившегося длинного,- остаешься.
- Как так, начальник? - заныл длинный.
- Все,- обрезал он,- разговор окончен.
Они вышли один за другим. У выхода Шалашников оглянулся, на лице его было по-собачьи молящее выражение. Порхов головы не повернул.
Хлопнула дверь. Он молча оглядел углы барака, заваленные тюками, вещмешками, связками инструментов. Дела складывались неважно. Люди, которые шли с ним в дальние маршруты, вызывали сомнение. Но выхода не было. Он сам несколько дней назад на совещании в управлении отверг иной план. Ему указывали, что все, что он запланировал с опасностью и впопыхах на один сезон, можно без особенного риска выполнить и в два, и в три сезона. Но он знал, чем убедить.
- Страна выдержала самую жестокую в истории войну,- сказал он,-- выдержала голод сорок шестого года. Теперь мы оправились и налаживаем хозяйство. Золото, которое мы ищем, даст нам валюту, возможность широких закупок и платежей. Месторождения в водоразделе Угадына есть. Мы уже несколько раз нащупывали его отдельные выходы. Мы обязаны найти его и найти скорее. Мы не были на войне, товарищи, но поиск - тоже война. И на этой войне рискуют. Поэтому мы берем на себя трудовое обязательство в этом сезоне открыть золотое месторождение в водоразделе Угадына.
Он сошел с трибуны, и ему хлопали даже противники. Представитель министерства поддержал его, и начальник управления поставил на его маршрутах свою визу.
Порхов решил рисковать в этом сезоне, потому что вычитал где-то о новом открытии вольфрамовой руды на Востоке и что за это Валентин Сергеевич Милютин получил орден.
Никогда бы он не дал этому человеку опередить себя. Кому угодно другому, но не Вальке Милютину. Впрочем, и кому угодно тоже не дал бы.