"Все равно остается еще столько пробега, что вполне хватило бы на поездку до дома Натали, где я мог убить ее и успеть вернуться на Манхэттен, - размышлял Грег. - Неужели это все-таки сделал я? Вроде раньше мне не доводилось бегать по два часа и больше. Я что, настолько отключился от реальности, что сам не помню, как убил ее? И я оставил ее там истекать кровью?"
Грег открыл глаза и добавил звук на телевизоре. Его бывший близкий друг Майкл Горлом возвестил с экрана: "Завтра на заседании суда нас, видимо, ждет нечто невообразимое. Главный свидетель государственного обвинения Джимми Истон даст показания о том, как Грег Олдрич нанял его для совершения убийства своей супруги, известной актрисы Натали Райнс".
Олдрич пультом выключил телевизор и осушил стакан до дна.
18
- Ваша честь, обвинение вызывает Джеймса Истона.
Дверь камеры временного содержания приоткрылась, и из нее показался Истон, с обеих сторон сопровождаемый двумя судебными приставами. Он неторопливо направился к свидетельской трибуне. Как только Эмили взглянула на него, ей на ум пришло любимое изречение ее бабушки: "Из свиного уха шелкового кошелька не сошьешь".
На Джимми был темно-синий костюм, белая рубашка и синий узорчатый галстук - те, что Эмили специально подобрала для его выступления в суде. Ему пришлось согласиться и на посещение тюремной парикмахерской, но, даже сносно подстриженный, Истон не перестал выглядеть отъявленным мошенником, как и предупреждала Эмили своего шефа.
Имея богатый опыт участия в криминальных процессах, Джимми знал, что и как надо делать. Дойдя до судейского стола, он остановился прямо напротив судьи Стивенса, и тот попросил для начала назвать свое полное имя, а фамилию произнести по буквам.
- Джеймс Истон, и-эс-тэ-о-эн.
- Сэр, поднимите правую руку и присягните суду, - велел Стивенс.
Пока Джимми с видом праведника клялся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, по залу прокатились смешки. "Ужасно! - в смятении подумала Эмили. - Дай бог, чтобы мой главный свидетель не обескуражил присяжных".
Судья Стивенс требовательно постучал молоточком и предупредил, что тот, кто вербально или не вербально прокомментирует показания свидетеля, будет немедленно удален из зала и отстранен от участия в дальнейших заседаниях.
Наконец Истон уселся на свидетельское место, и Эмили с серьезным выражением лица спокойно к нему направилась. Ее стратегия заключалась в доверительном рассказе о его преступном прошлом и о заключенной с ним сделке о снисхождении. Во вступительной речи Эмили четко обозначила уголовные тенденции, свойственные Истону, и теперь торопилась подкрепить свои слова подробностями. Она надеялась, что подача сведений "в лоб" убедит присяжных в том, что она честна и откровенна с ними и что ее свидетель, несмотря на свой длинный криминальный перечень, все же заслуживает доверия.
Эмили понимала, что ступает по тонкому льду, который может вот-вот треснуть. Но Джимми Истон просто образцово отвечал на череду ее вопросов, заданных сухим нейтральным тоном. Держался он скромно и покорно признал за собой многочисленные приводы в полицию и неоднократные тюремные сроки. И вдруг без всякого предупреждения он выдал незапланированное:
- Но ни разочка, мэм, я ни одной живой души даже пальцем не тронул. Вот почему я по доброй воле отказался от сделки с Олдричем и не укокошил его жену.
Ричард Мур вскочил со стула:
- Возражаю!
"Молодчина, Джимми, - мысленно похвалила свидетеля Эмили. - Ну и пусть вычеркивают это из протокола - главное, что присяжные услышали".
Первая часть показаний Истона заняла все утро. В двадцать минут первого судья Стивенс, понимая, что обвинитель вскоре приступит к опросу свидетеля по поводу его причастности к делу Олдрича, постановил:
- Мисс Уоллес, поскольку в полпервого мы обычно делаем перерыв на ланч, суд продолжит заседание в тринадцать тридцать.
"Время выверено точь-в-точь! - обрадовалась Эмили. - Так мы хоть немного отделим биографию Истона от его показаний против Олдрича. Благодарю, ваша честь!"
С невозмутимым выражением лица она дождалась, пока Истона препроводят обратно в камеру, а присяжные покинут зал суда. Затем поспешила в кабинет Теда Уэсли, который все утро присутствовал на заседании. Эмили не терпелось узнать мнение шефа о том, как она справилась с допросом Истона.
Две недели прошло с того дня, когда объявили о возможном назначении Теда на пост генерального прокурора Соединенных Штатов; публикации в прессе хлынули лавиной - в большинстве весьма благожелательного свойства. "И что в этом удивительного? - на ходу думала Эмили, торопясь на встречу к начальнику. - Тед показал себя прекрасным профессионалом, а до карьеры прокурора был не последней фигурой в республиканских кругах..."
В кабинете босса ей сразу бросилась в глаза кипа публикаций на рабочем столе - наверняка все о том же назначении. Да и сам Уэсли ничуть не скрывал своего оптимизма.
- Эмили! - воскликнул он. - Подойди сюда. Ты только взгляни.
- Я почти все заметки о вас читала. Вы теперь неслыханно популярны. Поздравляю.
- Ты и сама не промах. Так потрудилась над этим процессом, что даже меня потеснила с первых страниц.
Он успел заказать сэндвичи и кофе и теперь придвинул пакет с провизией и начал распаковывать ланч.
- Для тебя я выбрал ржаные хлебцы с ветчиной и швейцарским сыром. И черный кофе. Угадал?
- То, что надо.
Эмили взяла протянутый сэндвич.
- А теперь присядь и переведи дух. Мне надо с тобой поговорить.
Эмили перестала разворачивать сэндвич. "Что-то не так", - пронеслось у нее в голове, и она вопросительно взглянула на начальника.
- Эмили, я лишь хочу дать тебе один совет. В свое время ты не пожелала предавать огласке, тем более с кем-то обсуждать операцию на сердце, сделанную тебе два с половиной года назад. Вся прокуратура знает, что ты перенесла операцию, ведь несколько месяцев ты отсутствовала по болезни. Но ты старательно умалчивала о подробностях, и, скорее всего, я единственный здесь в курсе, что это была не просто операция, а пересадка.
- Все верно, - спокойно ответила Эмили, выдавливая на хлеб горчицу из пакетика. - Тед, вы ведь видели, что со мной было после гибели Марка. Я превратилась в развалину. Люди жалели меня, мне было просто нечем дышать от их сочувствия... А потом, через год, как гром среди ясного неба - надо менять клапан аорты. В сущности, для меня все осталось по-прежнему. Коллегам было известно, что раньше чем через три месяца я не появлюсь. Клапан не прижился, и стало ясно, что нужна срочная пересадка. Но мне повезло - сразу нашелся донор. Я потихоньку легла в ту же больницу и лишь немногим сказала - в том числе и вам, - что со мной происходит.
Тед, забыв про сэндвич, подался вперед и с искренним сочувствием взглянул в глаза своей подопечной.
- Эмили, я прекрасно понимаю, почему ты ни раньше, ни теперь не хочешь поднимать эту тему. Я же помню, как ты отреагировала, когда полгода назад я поинтересовался, хватит ли у тебя здоровья для этого процесса. Ты боишься показаться кому-то слабой. Но давай смотреть правде в лицо. Сейчас ты ведешь очень показательный случай и скоро сама станешь знаменитостью. Каждый вечер процесс разбирают в ток-шоу "В судебных кулуарах", твое имя там звучит постоянно. Тебя много обсуждают, хотя пока ничего существенного не нарыли. Но поверь - это лишь вопрос времени, скоро все факты станут достоянием гласности. Ничего не поделаешь, люди по природе своей любопытны. Таблоиды скоро растиражируют и операцию, и гибель твоего мужа в Ираке - пусть даже с выгодной для тебя стороны.
Эмили отхлебнула кофе.
- Каков ваш совет, Тед?
- Надо подготовиться ко всяческим вопросам и впредь из-за них не расстраиваться. Желаешь ты того или нет, но ты теперь публичная фигура.
- Ах, Тед, мне даже думать об этом невыносимо, - произнесла Эмили с досадой. - Мне даже вспоминать об этом не хочется. Вы сами знаете, что некоторые сотрудники в прокуратуре и без того сильно усложняют жизнь своим коллегам-женщинам.
"В частности, такие сотрудники, как ваш двоюродный братец", - добавила она про себя.
- Эмили, уверяю тебя, меня всегда восхищало, что ты не допускаешь никакого снисхождения к себе, несмотря на проблемы со здоровьем.
- Есть и другая сторона медали, - доверительно продолжала Эмили. - Марк не собирался умирать так рано. Он полагал, что скончается дома от старости. И у него было полно планов, как мы с ним проведем нашу совместную жизнь. Мы даже начали выбирать имена для будущих детей. А потом так случилось, что я осталась жива только благодаря чьей-то смерти. Я много думаю об этом. Мой донор - он или она - тоже лелеял надежды на будущее. Вот с чем трудно примириться...
- Это мне тоже очень понятно. Но все же прислушайся к моему совету.
Эмили откусила кусок сэндвича и натянуто улыбнулась.
- Давайте сменим тему. Мне показалось, вы одобряете мою политику по отношению к Джимми Истону?
- Ну, я видел, как корчился Ричард Мур, пока Джимми выкладывал суду свою уголовную подноготную и сделку с обвинением. Ты пошла ва-банк и этим совершенно выбила почву из-под ног у защиты. Присяжным остается только поверить в то, что Истон, хоть и слизняк, в данном случае не врет.
Эмили отломила от сэндвича еще несколько кусочков и завернула остатки в целлофан.
- Спасибо, Тед. Надеюсь, вы говорите от всего сердца... - Она помедлила, пытаясь справиться с подкатившим к горлу комком. - И вообще, за все вам спасибо. Вы поддержали меня после гибели Марка... и когда я болела. А потом дали вести это дело... Такое не забывается.
Уэсли встал.
- Ты заслуживаешь гораздо большего, чем мое участие, - искренне заверил он. - Знаешь, Эм, если ты засудишь этого Олдрича, я буду ходатайствовать у нового прокурора о назначении тебя первым помощником. И поверь мне, это не пустые слова. А теперь иди и сделай из Истона конфетку для присяжных. Изобрази его святошей.
Эмили рассмеялась, поднимаясь вслед за шефом.
- Если мне это удастся, то подтвердятся слова моей бабушки, которая уверяла, что я способна всучить конному полисмену дохлую кобылу! До встречи, Тед.
19
Джимми Истон, даже не догадываясь об этом, получил на ланч в точности то же, что и Эмили, - ржаной сэндвич с ветчиной и сыром и черный кофе. Единственная разница состояла в том, что он пожаловался караульному камеры временного содержания на недостаточное количество горчицы.
- Мы учтем это завтра, если тебя снова приведут, - язвительно отозвался стражник. - Постараемся, чтобы ты остался доволен нашим меню.
- Надеюсь, ты доложишь о моей просьбе начальству, - буркнул Истон. - И передай, пусть в следующий раз внутри будет ломтик помидора.
Охранник промолчал.
Если не обращать внимания на то, что ему пожалели горчицы, всем остальным Джимми был доволен, особенно представлением, которое разыграл в суде. Перечисление былых преступлений напоминало исповедь священнику. "Каюсь, святой отец, грешен! Тридцать лет, или около того, я не был в церкви. Восемнадцать раз меня арестовывали, а в тюрьме я отсидел три раза - всего наберется двенадцать годков. А полгода назад я за неделю обчистил сразу четыре дома, но сглупил: попался на последней краже. Зато я приберег кое-что на всякий пожарный случай".
К священнику, разумеется, Истон не обращался, а выложил свой козырь про Олдрича одному следователю из прокуратуры. Вот почему теперь он не мотал срок в десять лет, а сидел весь при параде.
Джимми допил последнюю каплю кофе. Надо будет сказать этому умнику, который сегодня принес ему сэндвич (если, конечно, он завтра не сменится), что чашку можно выдать и побольше. "И соленый огурчик", - ухмыльнулся про себя Джимми. Он взглянул на циферблат на стене: почти час дня. Через полчаса вернется судья. "Встать, суд идет!" Может, лучше: "Встать, Джимми Истон идет"? Вечером сокамерники будут смотреть "Судебные кулуары" с его участием. Уж он-то постарается угодить им своим поведением.
Джимми поднялся и постучал по прутьям решетки.
- Хочу в сортир! - закричал он.
Ровно в полвторого он возвратился на трибуну. Опускаясь на стул, Джимми вспомнил наставления Эмили Уоллес: "Сидите ровно. Не закидывайте ногу на ногу. Смотрите прямо на меня. И ни в коем случае не заигрывайте с присяжными!"
"Но, по-моему, она нисколько не рассердилась на мою отсебятину, что я ни одной живой души пальцем не тронул", - рассудил Джимми. Напустив на себя серьезность, он поглядел на Эмили. Иногда она приходила на допросы в тюрьму с заколотыми волосами, а сегодня распустила их по плечам, но не кое-как, а гладко расчесала каждую прядь, так что волосы напоминали водопад. На ней был брючный костюм, густо-синий, как раз под цвет глаз. Да что там - красивая, стерва! Один кореш уверял, что эта баба если возьмется, то упрячет за решетку кого угодно, но сам Джимми ей не по зубам, это точно...
- Мистер Истон, знакомы ли вы с обвиняемым Грегом Олдричем?
При других обстоятельствах Джимми не задумываясь воскликнул бы: "А то!", но сейчас он почтительно и внятно произнес:
- Да, знаком.
- Когда вы познакомились с мистером Олдричем?
- Два с половиной года назад, второго марта.
- При каких обстоятельствах вы познакомились с мистером Олдричем?
- Я зашел в "Винни на Бродвее". Это бар на Западной Сорок шестой улице, на Манхэттене.
- В котором часу это было?
- Примерно в полседьмого. Я заказал себе выпить, а посетитель, который сидел рядом, попросил пододвинуть к нему блюдо с орешками, что я и сделал, но сначала сам подцепил оттуда парочку соленых миндалин. Он сказал, что тоже их любит.
- Вы представились друг другу?
- Да. Я сообщил ему, что меня зовут Джимми Истон, а он назвался Грегом Олдричем.
- Мистер Олдрич присутствует в зале суда?
- Конечно, присутствует! То есть да.
- Не могли бы вы указать на него и кратко описать, во что он одет?
Джимми ткнул пальцем в направлении стола защиты.
- Он сидит посередине, между двумя другими. На нем серый костюм и синий галстук.
- Протокол засвидетельствует факт опознания мистером Истоном мистера Олдрича, - вставил судья Стивенс.
Эмили продолжила допрос свидетеля:
- Мистер Истон, вы первым заговорили с Грегом Олдричем?
- Скорее наоборот: Олдрич первый заговорил. Он уже принял на грудь...
- Возражаю! - вмешался Мур.
- Возражение принимается. - Судья Стивенс кивнул и обратился к Джимми: - Мистер Истон, отвечайте, пожалуйста, только на поставленный вопрос.
Джимми постарался изобразить на лице раскаяние.
- Ладно...
Тут он наткнулся на сердитый взгляд Эмили и поспешно прибавил:
- ...ваша честь.
- Мистер Истон, не могли бы вы передать содержание вашей с мистером Олдричем беседы?
"Вот он, - подумала Эмили. - Ключевой момент процесса".
- Ну, дело в том, - начал Джимми, - что мы оба пропустили по паре стаканчиков, мы оба были немного подавлены. Вообще-то я обычно не люблю вспоминать про тюрьму, сами понимаете, ничего приятного, но тогда я целый день искал работу и везде получил отказ. Вот я и признался Олдричу, что даже при большом желании такому, как я, трудно встать на правильный путь.
Джимми заерзал на стуле.
- А я этого очень хочу, - заверил он присутствующих.
- И как Грег Олдрич отреагировал на ваше признание?
- Сначала никак. Он вынул мобильник и набрал номер. Раздался женский голос. Когда женщина узнала, кто звонит, то распсиховалась. Начала так громко орать, что даже мне было слышно. Она просто визжала: "Грег, оставь меня в покое!" Потом она, скорее всего, отключила телефон, потому что подозреваемый показался мне явно на взводе, словно готов был каждого стереть в порошок. Он посмотрел на меня и сказал: "Моя жена. Убил бы ее!"
- Повторите, пожалуйста, последнюю фразу, мистер Истон, - попросила Эмили.
- Он посмотрел на меня и сказал: "Моя жена. Убил бы ее!"
- Грег Олдрич сказал: "Моя жена. Убил бы ее!" - медленно произнесла обвинитель, давая присяжным время обдумать эти слова.
- Да.
- И этот разговор происходил два с половиной года назад, второго марта, примерно в полседьмого вечера?
- Да.
Эмили украдкой взглянула на Олдрича: тот покачивал головой, словно был не в состоянии поверить в происходящее. Она заметила, что на лбу подозреваемого выступила испарина. Мур что-то шептал своему клиенту, очевидно стараясь успокоить. "Бесполезно, - подумала Эмили. - И это я еще не копнула вглубь".
- Мистер Истон, как вы отреагировали на заявление мистера Олдрича?
- Я понял, что он бесится. Ну, сердится. У него все лицо побагровело, он изо всей силы грохнул телефоном о стойку. Но я-то был уверен, что он преувеличивает, поэтому решил сострить и ляпнул: "Я на мели. Двадцать тысяч баксов - и дело сделано!"
- Что случилось потом?
- В баре появился какой-то парень, он сразу узнал Олдрича и направился прямо к нему.
- Мистер Олдрич вас познакомил?
- Нет, тот парень только обмолвился, что видел Натали в "Трамвае "Желание"" и что она была бесподобна. Именно так: "бесподобна".
- Как повел себя мистер Олдрич?
- Он скривился и ответил, что Натали бесподобна в любой своей роли, а потом взял и отвернулся. Тот парень только пожал плечами и пошел к столикам, а потом я заметил, как oн подсел к какой-то компании.
- Вы поняли, что тот человек имел в виду Натали Райнс?
- Да я сразу догадался! Я люблю кино, и видел ее в фильме, за который ее номинировали на "Оскар". Афиши "Трамвая" тоже везде висели.
Эмили глотнула воды.
- Мистер Истон, что происходило дальше, после того случайного вторжения?
- Я просто попытался пошутить и воскликнул: "Ого, да вы женаты на Натали Райнс! Я согласен прикончить ее, но уже за большую сумму".
- Как отреагировал на это предложение мистер Олдрич?
- Он посмотрел на меня и с минуту просто молчал, а потом осведомился: "За какую же сумму, Джимми?"
- Что вы на это ответили?
- "Пять тысяч на руки и двадцать тысяч - после исполнения". Опять же, я просто дурачился.
- Что затем сказал мистер Олдрич?
"Мне надо подумать. Оставь свой номер телефона". Я написал ему номер и собрался уходить, но прежде заглянул в сортир. Наверное, он решил, что я уже на улице, потому что через пять минут, когда я мыл руки, раздался тонок. Это был Олдрич. Он сообщил, что принимает мои условия и назавтра я должен мниться к нему домой и получить пять тысяч наличными.
- Мистер Олдрич предложил вам явиться к нему на следующий день? То есть третьего марта?
- Да, к четырем часам. Он пояснил, что домработница к тому времени уже уйдет. Он сам будет стоять на углу и впустит меня в здание, тогда швейцар не обратит на меня внимания. Олдрич велел мне надеть солнечные очки и шляпу. Я так и сделал, и мы встретились на углу его дома. Потом он переждал, пока какие- то люди не вышли из такси, и мы вместе с ними поднялись на лифте.
- Вы отправились к нему в квартиру, и он передал вам пять тысяч долларов за убийство Натали Райнс?
- Да, и еще ее адрес в Нью-Джерси и график занятости в театре.
- Мистер Истон, не могли бы вы описать квартиру мистера Олдрича?