Во время продолжительного молчания Джина прокручивает в голове события той ночи. Вспоминает разговор с братом на улице перед домом Катерины. Он сказал, что едет в город, - как же тогда он оказался в Уиклоу?
Джину начинает слегка вести. Как будто она стоит на краю обрыва и борется с желанием прыгнуть.
Она набирается смелости и опять бросает взгляд на Терри Стэка. Он говорит по телефону. Она пытается понять: он сознательно отказался от ее вопроса или испугался его? Был ли он откровенен или врал ей в лицо? Как разобраться? Интуиция молчит, как будто в рот воды набрала. Ничего не подсказывает, стерва, кроме одного. То, что случилось с братом… или так: то, что, по официальной версии, случилось с братом, невозможно.
2
Мириам выбирает ему галстук. Как обычно, бордовый - к костюму. Раньше Нортон питал слабость к веселым галстукам: у него в гардеробе имелись пестрые, психоделические и даже с героями мультиков. Но со временем Мириам положила этому конец.
- Хочешь одеваться как политик, - язвительно заметила она, - выдвигайся.
Теперь Нортон и сам с ней соглашается. Ларри Болджер иногда по привычке надевает галстук с Гомером Симпсоном и выглядит в нем полным идиотом. Зато привлекает внимание.
А Нортону излишнее внимание вредно. Годы ушли на постижение этой истины. Политикам внимание необходимо как воздух. Это их фотосинтез, их свет. Вот отчего ими так легко манипулировать. Забери у них эту радость - и им кранты. Предоставь ее с гарантией стабильности, и делай с ними все что хошь.
Не то с людьми типа Нортона: они расцветают в тени. Мириам, в силу своего происхождения, инстинктивно почувствовала это и сориентировала Нортона в нужном направлении. Именно она научила его одеваться и подавать себя. Именно с ее помощью он понял, что настоящее богатство и фотовспышки несовместимы.
Нортон бреется, одевается, встает перед зеркалом и пшикает одеколоном.
Неужели из-за этого он сделал то, что сделал? Неужели испугался огласки: не негативной, а любой? Так, да не так. Ведь он же не дебил. Он понимает, например, что запуску Ричмонд-Плазы будет сопутствовать определенная пиар-активность и что, возможно, он пару раз попадет в кадр или в вечерние новости. Но в каком качестве? Полная анонимность - очередной костюм на заднем плане. Там и так будет на кого поглядеть: архитектор, команда Рэя Салливана, Ларри Болджер - разве камерам недостаточно?
Нортон осматривает себя в зеркале.
О другом сценарии даже подумать страшно. В нем он выступал бы главным героем. А также кормом для таблоидов и темой бесконечных селебрити-радиошоу. Телевизионщики смонтировали бы его персональный ролик и крутили бы день и ночь, пока все не одурели бы: Нортон шагает по улице с хитрющим выражением на лице, Нортон пытается вылезти из машины, Нортон то, Нортон се…
Брр, кошмар!
Конечно, при таком раскладе пиар был бы наименьшей из его хлопот: параллельно шла бы длительная судебная тяжба, которая закончилась бы банкротством, позором и гибелью.
Нортон поправляет пиджак и приглаживает волосы.
Как подумаешь об этом, понимаешь, что сделал правильный выбор.
Он выходит из спальни на лестницу.
16:45.
- Мириам!
- Да-да, уже иду.
Мириам появляется из своей спальни. На ней темно-синий костюм, темно-синие туфли и темно-синяя шляпка-таблетка. Она выглядит элегантно и уныло - как и подобает.
- Что за церковь? - спрашивает она, вдевая в ухо сережку.
- Дэннибрук.
Мириам подходит к большому зеркалу и поправляет шляпку:
- Думаешь, будет много народу?
- Думаю, да, - отвечает Нортон. - Возможен аншлаг.
- Да ладно!
- Все может быть: он нравился людям.
- А ты хорошо его знал?
- Не очень, мы пару раз пересекались по бизнесу в прошлом.
Особенно в недавнем, про себя добавляет Нортон, не далее как на прошлой неделе. Так-так: раз он об этом думает, значит, до сих пор побаивается? Чего? Тут он вспоминает статью про Рафферти-племянника - о бандитских группировках и DVD-пиратстве.
- Мо, заканчивай, там пробки.
- Я почти готова.
Она прекращает общение с зеркалом, и они вместе спускаются вниз.
План казался таким безукоризненным: все или, по крайней мере, все его участие сводилось к краткому диалогу с Фитцем на заднем сиденье автомобиля.
И поглядите, что вышло!
Они выходят из дому, садятся в машину. По пути к воротам Нортон заново прокручивает в голове вереницу событий: ночь с понедельника на вторник, бессонницу, изматывающее ожидание, чуть не доведшее его до саморазрушения. И наконец, спасительный звонок во вторник утром. После этого звонка потребовалось немало времени на восстановление: минуты сменялись часами, одни люди на телефоне сменялись другими, и в итоге история приняла правильные очертания. И все же чувство тягостного дискомфорта долго не отпускало. Слишком глубоко он оказался втянутым в историю.
Правда, сегодня, в четверг, Нортон едет в церковь на отпевание бренных останков Ноэля Рафферти и чувствует себя спокойно и невозмутимо.
Паника ушла, угроза миновала.
Уже почти пять, и Ларри Болджер стоит на террасе Лейнстер-Хауса. Стоит и смотрит на "Бусвеллз". Он только что вышел с прений по реформе почтового налога и ждет машину. Он знает, что в гостинице сейчас заседает небольшая группа заднескамеечников. Они обсуждают, что все-таки за штука эти так называемые девелопменты. Любопытно, что они там наобсуждали.
Самое интересное, что на этой стадии борьбы за лидерство от тебя требуется только одно - притворяться, что ты не в курсе. Всю главную работу за тебя делают другие: они созывают, лоббируют, нашептывают.
- Мм… Ларри, можно тебя на секундочку?
Болджер оборачивается и тихо чертыхается:
- Секундочку? Такого не бывает в природе, Кен, особенно с тобой, так что нельзя…
- Видишь ли, это…
- Послушай, я сейчас тороплюсь. - (В этот момент, как по волшебству, подъезжает его машина.) - Я еду на отпевание. Может, завтра или по возвращении из Штатов.
Болджер резво спускается по лестнице и отворяет дверь автомобиля.
- Ларри, у меня есть для тебя важная информация, это…
- Можно в другой раз? Я занят.
Он садится в машину и хлопает дверцей.
Водителю ясно, что промедление смерти подобно.
- Добрый вечер, господин министр, - говорит он и отъезжает. - Куда едем?
Болджер глубоко вздыхает:
- Так-с… в Дэннибрук, Билли. Знаешь там церковь на углу? Спасибо.
Билли кивает. Они выезжают через главные ворота и поворачивают налево, на Килдер-стрит.
Затем Болджер откидывается на спинку и выдыхает. Интересно, он одинок во мнении, что главный политический обозреватель "Айриш индепендент" - невыносимый тип? Такое ощущение, что Кен Мерфи вместе с парочкой таких же прохвостов-журналюг живет в бесконечном радиошоу и претендует на то, что владеет всеми самыми свежими новостями.
И в то же время Болджер понимает, если его намерение возглавить партию осуществится - в результате ли кровавой бойни или бескровного путча, - ему придется вести себя более… как бы сказать, сговорчиво и играть в их игры.
Он закрывает глаза и смакует этакую прохладную ясность ума: он полагает, она приходит вместе с трезвостью.
Главное - правильно выстроенная архитектура ближайших месяцев: недавнее объявление о сделке с "Айбен-Химкорп", его предстоящая поездка с торговой миссией в Штаты, открытие Ричмонд-Плазы - эти шаги постепенно поднимут его авторитет в партии, в прессе, в народе.
Болджер опять открывает глаза. Они уже почти у Лисон-стритского моста.
А начиналось все давно. В политику он попал в начале восьмидесятых, хотя, насколько он помнит, а помнит он уже смутно, идея участвовать в выборах принадлежала не ему. Сначала кресло занимал его брат Фрэнк, потом он умер, и Ларри как-то уговорили вернуться из Бостона и выдвинуть свою кандидатуру на довыборы. Партия оказала ему поистине колоссальную поддержку, и, к своему большому удивлению, он выиграл. Засим последовала каша, длившаяся примерно два десятилетия. Каша из клиник, похорон, приемов, бизнес-бранчей, комитетов нижней палаты, а также занятного ощущения, похожего на кошмар, которое посещало его с периодичностью раз в несколько лет: тебя подбрасывают в воздух толпы сторонников в счетном центре и орут. Потом пришло назначение на младшую министерскую должность, а с ним и небольшая общенациональная известность как итог участия в передачах "Доброе утро, Ирландия", "Вопросы и ответы" и "Сегодня вечером с Винсентом Брауном". За этим последовали и другие назначения второго эшелона, после чего наконец-то он получил свой первый полноценный портфель министра.
С этого момента все пошло по-серьезному и по-взрослому: доступ, привилегии, власть.
Компромиссы.
Он открывает глаза: они на Моремптон-роуд, проезжают отель "Сакс".
Вдруг настроение его беспричинно портится. Он начинает нервничать. Где-то на сердце скребутся до боли знакомые кошки.
Автомобиль въезжает в церковные ворота; перед ними паркуется большой серебристый "БМВ". И тут он понимает, в чем дело.
Дело в константе, которая, хочет Болджер того или нет, всегда маячила на горизонте: в карьере, в личных отношениях и даже, если оглянуться назад, в тех странных выборах восемьдесят какого-то года, а если заглянуть вперед - в невнятно помигивающем будущем. Она уже там - грядет, надвигается, неизбежная, как атлантический циклон. И эта константа - вон она, пыхтя, вылезает из серебристого "БМВ". Его лепший кореш Пэдди Нортон.
3
Даже несмотря на дикую усталость (похороны молодого Ноэля, ночь без сна), Джина не может не отметить разницы между вчерашним отпеванием в Доланстауне и сегодняшним в Дэннибруке. На парковке - "БМВ", "мерсы", "саабы", "ягуары". Церковь поменьше вчерашней, а народу, пожалуй, побольше. Пока они с Дженнифер и сестрами (без Катерины, лежащей дома в полуобморочном состоянии) вылезают из катафалка и следуют за гробом в церковь, Джина глазеет по сторонам, на скорбящих - ухоженных мужчин среднего возраста и их хрупких изнеженных женушек. В поле зрения ни кенгурухи, ни треников. Куда ни плюнь, одни шелковые костюмы, кашемировые пальто, меховые манто… и шляпы, целые полчища шляп (вчера шляпы можно было по пальцам пересчитать). А этот запах! Джине чудится или в воздухе действительно разлита удивительная пряность - тончайшая смесь ладана и дорогих духов?
Церемония проходит быстро, как во сне: те же слова, те же переживания, то же неверие в происходящее. И, так же как вчера, самая изощренная часть пытки - публичное выражение соболезнований. И все же, когда скорбящие проходят мимо первой скамьи, Джине открывается нечто новое: только тут она понимает, на какие высоты вознесся Ноэль. Она знала, что он успешен, но не думала, что настолько. Перед ней вышагивают настоящие знаменитости: политики, бизнесмены, звезды спорта и телевидения. Значит, он их знал, значит, вращался в их кругах. А она даже не догадывалась. Как плохо она знала собственного брата! От этого еще больнее.
Настроение после церемонии у всех мрачное, но с легким оттенком веселости: люди здороваются, пожимают друг другу руки, хлопают по плечам, болтают.
Дженнифер держится молодцом, хотя на самом деле окоченела от горя, двигается как в тумане, почти не разговаривает. Ивон с Мишель, уставшие не меньше Джины, тоже еле языками ворочают.
А вот Джина заставляет себя общаться. Она не знает, с чего начать или с кого, но ходит кругами, знакомится, пытается хоть как-то вывести разговор на события понедельника. Для начала давайте хотя бы установим хронологию. Но странно: никто, кроме нее, не задает вопросов. Официальная версия обстоятельств аварии Ноэля разлетелась со скоростью света и так же резво прижилась. Позвольте, неужели никто не задумался: ведь случившееся по меньшей мере… гм, странно? Небывалое совпадение двух смертей, неожиданная поездка Ноэля в Уиклоу и уж совсем нелепое утверждение, что Ноэль вел машину в пьяном виде!
Легко сказать, сложнее сделать. Как подойти к людям с расспросами, не рискуя показаться резкой, грубой и, хуже того, спятившей? А если ты еще устала как собака? Наверное, сейчас момент не лучший. А когда будет лучший? Когда еще она застанет всех знакомых Ноэля вместе?
Поэтому она разговаривает: с людьми, работавшими с Ноэлем, но толком его не знавшими; с людьми, хорошо его знавшими, но не видевшими целую вечность; с господином, потчующим ее шутками на тему работоспособности Ноэля и его прославленного перфекционизма; с телепродюсером, игравшим с Ноэлем нередко в покер.
А когда народ начинает расходиться, Джина впадает в панику: о боже, все пропало. Столько слов, столько мнений. А вместе - чепуха. Как собрать китайскую стену по кирпичикам? Как выйти из лабиринта? Как это удается частным сыщикам? Биографам? Она еще не начала, а уже парится: задача не по силам.
Всех приглашают домой - в новый домище Дженнифер и Ноэля на Клайд-роуд. Джина страшно умоталась, но решает идти. Ее берется подвезти брат Дженнифер, Гарри. Ивон с Мишель не едут: им нужно возвращаться к Катерине. Народ прощается и быстро кто куда: машины вереницей выезжают за ворота и присоединяются к вечерним пробкам.
На месте гостей принимают, раздевают, потчуют. Дженнифер сидит в гостиной, отогревает душу чаем. Комнаты постепенно заполняются людьми. Джина здесь впервые: дом поражает ее размерами. Ноэль с Дженнифер всего пару недель назад переехали сюда из Килмакада и вроде собирались пригласить семью. Джина стоит с бокалом вина в эркере гостиной, скорее напоминающей бальную залу, и смотрит на освещенную лужайку.
Стоит она одна - без компаньона и совсем без сил. Вдруг к ней подходит некто. Она собирается, заглядывает в резервное хранилище и вытаскивает оттуда завалявшуюся энергию. Представляется. Скоро оказывается, что перед ней старший инспектор Джеки Мерриган. И - бинго: он разговаривал с Ноэлем в понедельник вечером. От этого Джина окончательно просыпается. Оказывается, он старый приятель Ноэля и это он оповестил друга о смерти племянника.
- Вы позвонили ему?
- Да.
Джина ухватывается за эту нить и пытается вызнать максимум возможного. Мерриган высок, сутуловат. Ему за пятьдесят, и волосы уже седеют. Наверное, он видит, как она отчаянно цепляется за информацию, наверное, объясняет это горем. Джина, со своей стороны, видит, что он позволяет ей эту слабость, и чувствует признательность.
В ходе беседы выясняется: когда Мерриган позвонил Ноэлю, тот где-то выпивал с девелопером Пэдди Нортоном.
Джина кивает:
- Ясно.
Мерриган поворачивается и окидывает взором комнату.
- Кстати, - произносит он и жестом указывает на группу мужчин, - а вот и он - в бордовом галстуке.
Джина отпивает вина.
- Спасибо, - еле слышно благодарит она.
В гостиной негде яблоку упасть. Люди мнутся по двое-трое, но перед камином (огромным, мраморным, с ревущим пламенем) расположился кружок хозяев жизни - пять четких менов в костюмах. В руках бокалы с вином и виски, в зубах сигары. Один из них молод: на вид двадцать четыре - двадцать пять; остальные постарше: кому слегка за пятьдесят, а кому хорошо к шестидесяти. Тот, что в бордовом галстуке, вещает, остальные слушают.
Чем ближе она подходит, тем больше лиц узнает. Молодой - высокий крепыш - капитан ирландской сборной по регби. Мужчина справа от Нортона - повернулся спиной к камину - член кабинета министров Ларри Болджер. Еще двоих она не знает, но они выглядят универсально: как адвокаты, прокуроры, бухгалтеры, управляющие активами, банковские служащие, да кто угодно.
Она подходит совсем близко и останавливается. Что делать дальше, непонятно. Не может же она так запросто вклиниться. Или может?
Мимо проходит брат Дженнифер с бутылкой вина, предлагает освежить.
Почему бы и нет?
- Спасибо, - говорит она. - Как Джен?
- Нормально. Думаю, она еще толком не осознала.
- Я тоже.
- Больно смотреть на нее. Ходит по дому как привидение и не верит. Они еще толком коробки не распаковали - так и стоят наверху заклеенные.
Почему-то эта деталь иголкой вонзается в сердце Джины. Она восклицает: "О боже!" Очередная неизвестная подробность жизни брата.
Потом Гарри отвлекается - наливает кому-то вина, и Джина тоже отворачивается. А отвернувшись, оказывается нос к носу с Пэдди Нортоном. Последний теперь молчит, слушает адвоката-бухгалтера, изучает ковер. Через секунду он отрывается от ковра и поднимает глаза на Джину. Они встречаются взглядами. Джина автоматически скашивает глаза: просит отойти в сторону. Нортон удивляется, но сразу же откликается: просит извинения у всех сразу и ни у кого в отдельности и выходит из круга. Джина двигается ему навстречу, и вот они уже рядом.
- Простите, мистер Нортон, - она протягивает руку, - что выдернула вас из разговора. Меня зовут Джина. Я одна из сестер Ноэля.
- Моя дорогая, - произносит Нортон и энергично пожимает ей руку, - дорогая моя. О чем вы говорите! Джина. Как вы? Я так сочувствую. Примите мои глубочайшие соболезнования.
- Спасибо.
- И все-таки как вы себя чувствуете?
Люди постоянно задают один и тот же дебильный вопрос: как она себя чувствует? Может даже показаться, что они действительно волнуются, но на самом деле они просто соблюдают формальности.
- Нормально, - она задумывается, - насколько это возможно в данных обстоятельствах.
- Разумеется. Такой удар… для всей вашей семьи!
Она кивает. В руках у Нортона бокал виски; разговаривая, он смотрит в него и легонько покручивает. Когда стоишь рядом, видно, что Нортон довольно упитан, но скроенный по фигуре темно-серый костюм умело это скрывает. На пухлых руках - маникюр, над верхней губой - бусинки пота. Глаза у Нортона голубые, а взгляд очень пристальный.
- Вы хорошо знали моего брата?
Молодцом. Так держать.
- К сожалению, не очень. Хотя работали над одним проектом.
- Над Ричмонд-Плазой?
- Именно. И, кстати говоря, ваш брат внес колоссальный вклад в ее строительство. Без него мы бы не справились.
- Разумеется. - Джина приостанавливается. - А не по работе вы общались?
- Нет, я бы так не сказал.
Нортон отпивает виски.
- Возможно, я что-то перепутала, - на этом месте она слегка разворачивается и пространно указывает куда-то за собой, - просто я только что говорила со старшим инспектором… Мерриганом, да, по-моему, Мерриганом, и он сказал, что Ноэль выпивал с вами в понедельник вечером. Это правда?
Допрос не входил в Джинины планы. Но она чудовищно устала, и обстановка вокруг престранная. Почти сюрреалистичная. Всего в нескольких футах от нее стоит министр, там же - капитан сборной по регби, подальше, смотря мимо Нортона, Джина заприметила ведущего нового рейтингового реалити-шоу.