- В кебе? Но… почему?
- Не знаю.
Когда в холле послышались голоса, Томас открыл перед ней дверь, вывел из дома и усадил в экипаж. Она больше не задавала вопросов, и они в молчании ехали в морг. Горничная мяла в руках перчатки, стараясь не встречаться с Питтом взглядом.
Экипаж остановился, и лакей помог леди Фицрой-Хэммонд выйти. Горничная и Томас обошлись без посторонней помощи. К зданию морга вела короткая дорожка, по обе стороны стояли обнаженные деревья, с которых капала вода. Из-за порывов ветра всех постоянно обдавало ледяными брызгами.
Питт позвонил, и молодой розовощекий человек сразу же открыл дверь.
- Инспектор Питт с леди Фицрой-Хэммонд. - Томас отступил, пропуская ее вперед.
- А, добрый день, добрый день. - Молодой человек с жизнерадостным видом повел их по коридору в комнату, где было много столов, прикрытых простынями. - Вам нужен номер четырнадцать. - Он весь светился чистотой и профессиональной гордостью. Рядом со столом стоял стул - по-видимому, на случай, если родственникам станет плохо. На столике в конце комнаты были кувшин с водой и три стакана.
Горничная вынула носовой платок и держала его наготове.
Питт стоял рядом, чтобы в случае необходимости оказать помощь.
- Хорошо. - Молодой человек поправил очки на переносице и откинул простыню, чтобы продемонстрировать лицо покойного. Одеяние кебмена исчезло, редкие волосы были аккуратно причесаны, и тем не менее зрелище было ужасающее. Кожа покрылась пятнами и кое-где начала слезать, и запах стоял тошнотворный.
Леди Фицрой-Хэммонд, едва взглянув на покойника, прикрыла лицо руками и, отступив назад, наткнулась на стул. Питт поставил его на место, а горничная усадила свою госпожу. Никто не произнес ни слова.
Молодой человек снова прикрыл простыней лицо покойника и прошел по комнате за стаканом воды. Вид у него был невозмутимый, словно он постоянно этим занимался - впрочем, вероятно, так оно и было. Вернувшись, он передал стакан горничной, а та - хозяйке.
Леди Фицрой-Хэммонд сделал глоток, затем обхватила стакан так крепко, что побелели костяшки пальцев.
- Да, - произнесла она шепотом. - Это мой муж.
- Благодарю вас, мэм, - сказал Питт. Дело было далеко от завершения, но, весьма вероятно, больше ему ничего не удастся узнать. Конечно, осквернение могилы - преступление, но у него не было реальной надежды раскрыть, кто и почему сделал эту гнусность.
- Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы идти? - спросил Томас. - Уверен, дома вам станет лучше.
- Да, благодарю вас. - Она встала и, с минуту помедлив, неверной походкой пошла к дверям. Горничная следовала за хозяйкой по пятам.
- Это все? - осведомился молодой человек, слегка понизив голос, но тон был по-прежнему бодрым. - Могу я пометить, что его опознали, и выдать тело для захоронения?
- Да, можете. Лорд Огастес Фицрой-Хэммонд. Несомненно, семья распорядится, как и что нужно сделать, - ответил Питт. - Полагаю, не обнаружено ничего необычного?
- Совершенно ничего, - с энтузиазмом произнес молодой человек, который почувствовал себя свободнее теперь, когда женщины удалились и были вне пределов слышимости. - За исключением того, что он умер, по крайней мере, три недели назад и был уже один раз похоронен. Впрочем, вы, наверное, это знаете и без меня. - Он покачал головой, вследствие чего вынужден был поправить очки. - Не могу понять, зачем кому-то понадобилось это делать. Я имею в виду, выкапывать мертвеца. И они его не вскрывали - ну, как делают студенты-медики или черные маги. Тело совершенно не тронуто!
- На нем нет никаких отметин? - Питт сам не знал, зачем он это спрашивает - ведь он и не ожидал, что на теле обнаружатся отметины. Это был типичный случай осквернения могилы, и ничего больше. Какой-то сумасшедший, у которого налицо эксцентричное помешательство.
- Никаких, - подтвердил молодой человек. - Пожилой джентльмен, холеный, упитанный, даже немного полноват, но в его возрасте тут нет ничего необычного. Ухоженные руки, очень чистые. Мне никогда не приходилось раньше видеть мертвого лорда, но он выгладит именно так, как я себе это представлял.
- Благодарю вас, - медленно произнес Питт. - В таком случае мне больше нечего тут делать.
Само собой разумеется, Томас присутствовал на похоронах. Существовала возможность, что тот, кто осквернил могилу, захочет прийти, чтобы посмотреть, как его действия сказались на семье. Быть может, мотивом преступления была застарелая ненависть, которая не прекращается даже со смертью.
Естественно, похороны прошли спокойно - ведь нельзя ожидать сильных эмоций, когда человека хоронят во второй раз. Однако собралось много людей, которые пришли засвидетельствовать свое почтение скорее из сочувствия к вдове, нежели ради покойного. Все они были в черном, к их экипажам прикреплены черные банты. Они молча проследовали к могиле и стояли теперь под дождем, опустив головы. Только один человек осмелился поднять воротник, спасаясь от ледяных струй. Все остальные притворились, будто не заметили этого. Что значит маленькое неудобство перед лицом торжественного величия смерти?
Мужчина, поднявший воротник, был стройным, среднего роста. У нежного рта залегли глубокие морщинки - очевидно, он обладал чувством юмора. У него было занятное лицо, с изогнутыми каштановыми бровями и орлиным носом. Разумеется, сейчас его выражение было невеселым.
За спиной у Питта стоял местный полицейский, который должен был давать пояснения относительно любого незнакомца.
- Кто это? - спросил Томас шепотом.
- Мистер Сомерсет Карлайл, сэр, - ответил полисмен. - Живет в Парке, номер два.
- Чем он занимается?
- Он джентльмен, сэр.
Питт не стал комментировать это высказывание. Даже у джентльмена могут порой быть какие-то занятия помимо светской жизни, однако это не имело значения.
- Это леди Алисия Фицрой-Хэммонд, - продолжал констебль, хотя в данном случае пояснений не требовалось. - Очень печально. Говорят, она вышла за него замуж всего несколько лет назад.
Питт хмыкнул - пусть полисмен толкует это как хочет. Алисия была бледна, но совершенно спокойна. Вероятно, она испытывала облегчение оттого, что скоро все кончится. Рядом с ней стояла молодая девушка лет двадцати, тоже в глубоком трауре. Ее каштановые волосы с медовым отливом были забраны назад, а глаза опущены, как и пристало.
- Мисс Верити Фицрой-Хэммонд, - опередил его вопрос констебль. - Очень милая молодая леди.
Питт почувствовал, что ответа не требуется, и перевел взгляд на мужчину и женщину, стоявших позади девушки. Первый был хорошо сложен - вероятно, в юности много занимался спортом. У него был широкий лоб, нос длинный и прямой, и только рот слегка портил впечатление. Впрочем, это был красивый мужчина. У женщины были прекрасные темные глаза и черные волосы с великолепной серебряной прядью у правого виска.
- Кто они? - спросил Питт.
- Лорд и леди Сент-Джермин, - ответил констебль громче, чем хотелось бы Томасу. В тишине кладбища было даже слышно, как равномерно надают капли дождя.
Похороны были закончены, и все стали расходиться. Питт узнал сэра Десмонда и леди Кэнтлей, с которыми познакомился на улице у театра. Он надеялся, что у них хватит ума не упоминать о своем участии в этом деле. Впрочем, сэр Десмонд не производил впечатления человека неосмотрительного.
Последней уходила в сопровождении довольно крупного человека с некрасивым добродушным лицом очень высокая худая старая леди с величественной осанкой королевы. Даже могильщики заколебались и, дотронувшись до своих шапок, подождали, пока она пройдет, прежде чем взялись за дело. Питт видел ее всего мгновение, но этого хватило. Он узнал этот длинный нос, тяжелые веки и сверкающие глаза. И в восемьдесят она сохранила остатки былой красоты, которой могла бы позавидовать любая женщина.
- Тетушка Веспасия! - От удивления он произнес это вслух.
- Простите, сэр? - не понял констебль.
- Леди Камминг-Гульд, не так ли? - Питт повернулся к нему. - Та леди, что уходит последней.
- Да, сэр! Живет в номере восемнадцать. Въехала туда этой осенью. Старый мистер Стейнс умер в феврале 1885-го - еще и года не прошло. Леди Камминг-Гульд выкупила дом в конце лета.
Питт очень хорошо помнил прошлое лето. Именно тогда он познакомился с леди Камминг-Гульд, которая приходилась двоюродной бабушкой Эмили, сестре Шарлотты. Это случилось во время расследования дела на Парагон-уок. Точнее, она была двоюродной бабушкой мужа Эмили, лорда Джорджа Эшворда. Питт не ожидал увидеть ее снова, однако помнил, как ему тогда пришлись по душе ее резкость и прямота. Вообще-то, если бы Шарлотта вышла замуж за того, кто был не ниже, а выше ее по положению, со временем из нее могла бы получиться точно такая же потрясающая старая леди.
Констебль пристально смотрел на него, и выражение лица у него было скептическое.
- Значит, вы ее знаете, не правда ли, сэр?
- Так, по одному прошлому делу. - Питту не хотелось вдаваться в подробности. - Вы здесь увидели кого-нибудь, кто не живет в Гэдстоун-парк и не знает ни вдову, ни семью?
- Нет, никого кроме тех, кого ожидаешь увидеть. Может быть, осквернители могил не возвращаются на место преступления? Или приходят ночью?
У Питта было неподходящее настроение, чтобы выслушивать саркастические реплики, особенно от констебля, находящегося на посту.
- Может быть, я и поставлю вас тут сторожить? - ехидным тоном произнес он. - На всякий случай.
У констебля вытянулось лицо, но затем он приободрился, заподозрив, что Питт просто упражняется в остроумии.
- Вы думаете, сэр, что это может дать результаты? - спросил он сухо.
- Если только насморк, - ответил Томас. - Я собираюсь засвидетельствовать свое почтение леди Камминг-Гульд. А вы оставайтесь здесь и наблюдайте до вечера, - добавил он не без удовольствия. - Просто на случай, если кто-нибудь явится посмотреть.
Констебль что-то пробурчал себе под нос, тут же неудачно притворившись, будто просто чихнул.
Питт отошел от него и, ускорив шаг, догнал тетушку Веспасию. Она проигнорировала его. На похоронах не принято разговаривать с теми, кто несет службу.
- Леди Камминг-Гульд, - отчетливо произнес он.
Она остановилась и медленно повернулась, готовая уничтожить Питта взглядом, но что-то в его фигуре и хлопающих полах пальто показалось ей знакомым. Достав лорнет, она поднесла его к глазам.
- О господи! Томас, что это вы тут делаете? Ах, разумеется! Полагаю, вы ищете того, кто выкопал бедного Гасси. Представить себе не могу, с какой стати кому-то приспичило это делать. Совершенно омерзительно! Из-за этого у всех теперь столько ненужных хлопот. - Она оглядела его с головы до ног. - А вы все такой же - только на вас теперь надето побольше всякого разного. Разве вы не можете подобрать что-нибудь подходящее? Где вы купили этот шарф? Он ужасен. У Эмили родился сын, вы знаете? Да, конечно, знаете. Собираются назвать его Эдвардом. Это лучше, чем дать ему имя Джордж. Всегда раздражает, когда мальчика называют в честь отца: никто никогда не знает, о котором из них идет речь. Как Шарлотта? Скажите ей, чтобы навестила меня. Мне до слез наскучили обитатели Парка - за исключением этого американца с лицом как коровья лепешка. Самый некрасивый мужчина из всех, кого я знала, но совершенно очаровательный. Он абсолютно не умеет себя вести, но богат, как Крез. - Ее глаза насмешливо блеснули. - Они не могут решить, что с ним делать - то ли быть учтивыми из-за его денег, то ли перестать раскланиваться из-за его скверных манер. Надеюсь, они все же остановятся на первом варианте.
Питт поймал себя на том, что улыбается, несмотря на струйку дождя, попавшую за воротник, и мокрые брюки, липнущие к лодыжкам.
- Я передам Шарлотте ваше приглашение, - заверил он с легким поклоном. - Она будет в восторге от того, что я вас видел и что вы в добром здравии.
- Да уж, - фыркнула Веспасия. - И скажите, чтобы пришла пораньше, до двух часов, тогда она не столкнется со светскими визитерами, которым нечего делать, разве что хвастаться друг перед другом своими нарядами. - Она спрятала лорнет и зашагала по дорожке, не обращая внимания на то, что ее подол волочится по грязи.
Глава 2
В воскресенье Алисия Фицрой-Хэммонд, как обычно, встала в начале десятого и съела легкий завтрак, состоявший из тостов и абрикосового варенья. Верити уже позавтракала и теперь писала письма в утренней комнате. Вдовствующей леди Фицрой-Хэммонд, матери Огастеса, обычно подавали еду в ее комнату. Иногда она вставала с постели, но это бывало редко. Она лежала в постели, накинув вышитую индийскую шаль на плечи, и перечитывала все свои старые письма, скопившиеся за шестьдесят пять лет - начиная с ее девятнадцатого дня рождения, приходившегося на двенадцатое июля (день в день через пять лет после битвы при Ватерлоо). Ее брат был прапорщиком в армии Веллингтона, а второй сын погиб в Крыму. А еще были любовные письма от мужчин, которые давно ушли в мир иной…
Леди Фицрой-Хэммонд частенько посылала вниз свою горничную, Нисбетт, посмотреть, что происходит в доме. Она требовала список всех визитеров и желала знать, когда они приходили, долго ли пробыли и оставили ли визитные карточки. Особенно же ее интересовало, как они были одеты. Алисия к этому привыкла. Но одну вещь она не переносила: Нисбетт постоянно контролировала ведение хозяйства, проводила пальцем по поверхности мебели, проверяя, вытирают ли пыль каждый день, открывала шкаф с бельем, когда думала, что никто на нее не смотрит, и пересчитывала простыни и скатерти, следя за тем, чтобы все уголки были выглажены и починены.
Это воскресенье было одним из тех дней, когда старая леди вставала с постели. Она любила ходить в церковь. Садилась на фамильную скамью и наблюдала, как прибывают и отбывают прихожане. Она притворялась глухой, но на самом деле у нее был превосходный слух. Ей было удобнее не разговаривать, и она вступала в беседу, только когда что-то было нужно.
Леди Фицрой-Хэммонд, также в черном, вошла в столовую, тяжело опираясь на палку, и громко постучала ею об пол, чтобы привлечь внимание Алисии.
- Доброе утро, мэм, - с усилием произнесла Алисия. - Я рада, что вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы встать.
Старуха подошла к столу, и вездесущая Нисбетт придвинула ей кресло. Леди Фицрой-Хэммонд с неудовольствием взглянула на буфет.
- Это все, что есть на завтрак? - осведомилась она.
- А чего бы вам хотелось? - Алисию всю жизнь приучали быть вежливой.
- Сейчас уже слишком поздно, - надменно произнесла старая леди. - Придется удовольствоваться тем, что есть! Нисбетт, подайте мне яичницы, вон той ветчины и почек и передайте тосты. Полагаю, вы собираетесь пойти в церковь сегодня утром, Алисия?
- Да, мэм. Вы хотите пойти?
- Я никогда не манкирую церковью, если только не бываю слишком больна, чтобы стоять на ногах.
Алисия оставила это высказывание без комментариев. Она так и не знала, чем именно больна старая леди, да и больна ли вообще. Доктор регулярно навещал старуху и говорил, что у нее слабое сердце, от которого прописывал дигиталис. Однако в душе Алисия считала, что все дело в почтенном возрасте и желании привлечь к себе внимание и повелевать. Огастес всегда ей потакал - то ли в силу многолетней привычки, то ли оттого, что не выносил ссоры.
- Полагаю, вы также идете? - спросила старая леди, подняв брови, и отправила в рот огромный кусок яичницы.
- Да, мама.
Миссис Фицрой-Хэммонд только кивнула, так как не могла разговаривать с набитым ртом.
Экипаж приказали подать к половине одиннадцатого. В него усадили по очереди Алисию, Верити и старую леди, и они отправились в церковь Святой Маргариты. Там у семьи уже более ста лет была собственная скамья. Как известно, никто из тех, кто не принадлежал к семейству Фицрой-Хэммонд, никогда на нее не садился.
Они прибыли рано. Старая леди любила сесть сзади и наблюдать, как заходят остальные, а за минуту до одиннадцати проходила вперед, на свою скамью. Сегодняшний день не был исключением. Она пережила смерть всех членов семьи, в жилах которых текла ее кровь (за исключением Верити), с завидным самообладанием, как и пристало аристократке, и повторные похороны Огастеса также не лишили ее хладнокровия.
Без двух минут одиннадцать леди Фицрой-Хэммонд поднялась и направилась к фамильной скамье. И вдруг она резко остановилась. Случилось неслыханное. На скамье кто-то сидел! Это был мужчина с поднятым воротником, который наклонился вперед в позе молящегося.
- Кто вы? - прошипела старая леди. - Уходите, сэр! Это фамильная скамья.
Человек не пошевелился.
Старая леди сильно стукнула палкой об пол, чтобы привлечь его внимание.
- Сделайте же что-нибудь, Алисия! Поговорите с ним!
Та протиснулась мимо свекрови и легонько коснулась плеча мужчины.
- Простите… - Она оборвала фразу, так как он покачнулся и боком упал на скамью, лицом вверх.
Алисия закричала. Подсознательно она знала, что именно скажет ее свекровь, да и вся конгрегация тоже, но вопль вырвался из ее горла, и она ничего не могла с собой поделать. Это снова был Огастес, с бескровным лицом, который смотрел на нее с деревянной скамьи. Серые каменные колонны закачались вокруг нее, и она услышала свой крик, словно отделившийся от тела. Алисии хотелось замолчать, но она была не в силах это сделать. На нее надвинулась темнота, руки бессильно повисли, и что-то ударило в спину.
Когда Алисия открыла глаза, то оказалось, что она лежит в ризнице. Викарий, с бледным лицом, вспотевший, сидел возле нее на корточках, держа за руку. Дверь была открыта, и с улицы врывался ледяной ветер. Старая леди находилась напротив, ее черные юбки разметались, как лопнувший воздушный шар. Лицо у свекрови побагровело.
- Ну, ну, - с беспомощным видом произнес викарий. - У вас был ужасный шок, моя дорогая леди. Совершенно ужасный. Не знаю, куда катится наш мир, если сумасшедшим позволено разгуливать на свободе среди нас. Я напишу в газеты и своему члену парламента. Действительно, что-то нужно делать. Это невыносимо. - Он откашлялся и снова погладил Алисию по руке. - И, конечно, все мы будем молиться. - От неудобной позы у викария начало сводить ноги, и он поднялся. - Я послал за доктором для вашей бедной матушки. Ее пользует доктор Макдафф, не так ли? Он будет здесь с минуты на минуту. Жаль, что он не член конгрегации! - В голосе викария звучала нотка обиды. Он знал, что доктор шотландец и пресвитерианин, и пламенно осуждал его. Врач, практикующий в таком районе, не имеет права быть сектантом!
Алисия с трудом попыталась сесть. Ее первая мысль была не о свекрови, а о Верити. Девушка никогда прежде не сталкивалась со смертью, и Огастес - ее отец, пусть они и не были близки.
- Верити, - произнесла Алисия пересохшими губами. - Что с Верити?
- Не беспокойтесь…
Викарий испугался, как бы у нее не началась истерика. Он понятия не имел, что нужно делать в таком случае, особенно в церковной ризнице. Утренняя служба была сорвана. Члены конгрегации либо разошлись по домам, либо стояли на улице под дождем: им любопытно было понаблюдать за последним актом этой кошмарной истории. Послали за полицией, которая должна прибыть прямо в церковь. Да, скандал был грандиозный. Викарию очень хотелось домой, к пылающему огню в камине. Его экономка подаст ленч, и эта здравомыслящая женщина никогда не позволит себе никаких "эмоций".