– Только не смейтесь – я ему стала мораль читать: папа, да как же можно?! Что же ты делаешь? В общем, вела себя, как идиотка. А он знаете, что ответил? Сказал: "Ты дура! Живешь в домике из сахарной ваты и жизни не знаешь! А девочки в твоем возрасте, в пятнадцать-то лет", – и махнул рукой в сторону одной из этих голых девиц, – на жизнь вынуждены зарабатывать!" Не, ну, я согласна, я жизни не знаю, но это было слишком. И главное, не боялся ведь ничего – это ж статья! Нет, я конечно, не Павлик Морозов, но все-таки… В общем, я оттуда убежала. Меня догнал Колян, начальник охраны. Пытался поговорить по-человечески, насколько он вообще на это был способен в тот момент. Ерунду какую-то нес. Про ссору с мамой я, естественно, сразу забыла. Поехала к ней. Она, между прочим, даже не заметила. Что со мной что-то не то. Но я рада, что она не стала докапываться. Даже не знаю, что бы я ей сказала…
А если правду? Сказать матери правду… И что? А неизвестно. Непредсказуемо. Она могла наглотаться таблеток, могла замкнуться в себе, как часто делает, – и это гораздо хуже. А могла и выздороветь. Очнуться и развестись с ним, наконец. Все-таки степень риска была очень велика. Нельзя, нельзя ей было об этом рассказывать.
На неделе отец приехал домой. Они оба вели себя так, как будто ничего не случилось. И все. История заглохла. Нет проблемы, значит, и обсуждать нечего. Единственное, он после этого сделал ей один подарок. В принципе, ничего странного – отец делает подарок дочери. Но это была вещь… несколько неадекватная ситуации. Баснословно дорогие бриллиантовые серьги. Как будто из чужой жизни. Еще на совершеннолетие это было бы понятно, хотя, вообще-то, Кира предпочла бы мотоцикл. Он не собирался никак комментировать этот подарок, но она выглядела слишком потрясенной. И он сказал: "Ты уже взрослая". И все. От этой взрослости хотелось умереть…
Десерт удался. Какое счастье, что скоро Москва! Нормальный человеческий криминал, если можно так выразиться. Ладно, пусть домой идет. Турецкий посмотрел на девочку. Она была явно не готова отправляться в свободное плавание. Сейчас скажет: "Я вам первому об этом рассказываю". Наверняка именно это и скажет!
– Я проболталась. Нельзя было, конечно, об этом никому говорить, но я проболталась. Все выложила одной подруге… Впрочем, теперь уже все равно.
– А подруга-то никому не сказала?
– Не знаю. Видимо, все-таки никому, потому что ничего не выплыло. А теперь-то какое это имеет значение?!
Абсолютно никакого. Но уж увязалась, так накрепко. Похоже, придется проболтать до самого вокзала. Он послал Альке сообщение, что задерживается, и стоически продолжил:
– А что за подруга-то?..
Вика. Одноклассница. Дочка замдиректора с кабельного. У них школа такая – все чьи-то дети. Хорошая девчонка. Спокойная. Не сплетница. Вообще, странно, что она именно ей об этом рассказала, они ведь никогда не были особо близки. Так, общались. Но чтобы дружить? А Кира ни с кем не дружит. Да и Вика, если честно, тоже. Пожалуй, только с Ильей Кравцовым. Но это не так называется. Они встречаются. Вика красивая…
Услышав фамилию Кравцова, Турецкий насторожился. В конце концов, пусть поговорит еще. Может, что-то полезное проскользнет, по крайней мере, для Сережи. Можно, конечно, не забивать себе голову зря и дать ему "пароли-явки", вот только когда у нее в следующий раз будет такое настроение? Замкнется опять, и не достучишься.
– А ты с этим Ильей не дружишь?
– Шутите? Мне до него, как до луны. Он меня, конечно, в гости иногда приглашает, когда у себя вечеринки устраивает. Но это из-за Вики. Если бы не она, Илья бы вообще не помнил, что я есть на этом свете.
– А он тебе нравится?
Девочка покраснела. В первый раз она явно смутилась.
– В каком смысле?
– Да просто, по-человечески. Скажем, он вызывает у тебя симпатию?
– Эк вы завернули! Илья и симпатия – это что-то несовместимое. Он… да, знаете, он мне нравится. Он меня восхищает. Он яркий. Он – личность. Наверное, единственный такой парень в нашем классе. Ну, может быть еще Дэн…
– А это кто?
– Друг его. Сын нашей учительницы химии. Кстати, единственный в параллели, кто… ну, как бы это сказать? Просто сын учительницы химии.
– Я тебя понял. Ты точно выразилась. И что они, дружат, да? И что же их связывает? Я так понял из твоих слов, что Кравцов – парень высокомерный. Правильно?
Нет. Илья не высокомерный. Он просто такой. Нормальный, в общем-то, парень. Илья же не виноват, что он лучше всех, да еще и знает об этом! И остальные тоже знают. Непонятно, почему это так явно, но никому ни разу даже в голову не пришло усомниться в этом явном превосходстве.
А с Дэном он дружит по-настоящему, это видно. Что их связывает? Так сразу и не сказать. Наверное, равенство. Дэн сумел себя так поставить. Он пришел в их школу не так давно. В классе, наверное, в седьмом, в тот год, когда у них появилась новая "химера", которая таким образом пристроила в элитную школу своего сына. У них там все не лыком шиты. Если не брать во внимание Илью, возвышающегося над всеми явно и безоговорочно, то все остальные между собой отчаянно соревнуются. Кто лучше всех одет, у кого круче модель телефона или плеера. Такое, скорее всего, во всех школах происходит, просто у них еще сильнее, потому что у всех есть ресурс, для того чтобы идти в этом соревновании дальше и дальше. Кира в этих "разборках" не участвует. Поэтому, наверное, ее не принимают всерьез. И не дружат. Зачем дружить с "блаженненькой"? И Дэн тоже сразу так себя поставил, как будто весь этот балаган не имеет к нему ни малейшего отношения. Все поначалу удивились. Потом привыкли. Первую же свою контрольную по математике он написал лучше всех. Даже лучше Ильи. Тот, конечно, обалдел – он не привык, что кто-то его обходит. Начал задирать новенького. Даже нет, не задирать, – он этого никогда напрямую не делает. Просто указал ему на его "место". Илья умеет это делать с совершенно неподражаемым изяществом. Выставляет идиотом перед всеми, подлавливает на какой-нибудь нелепой ошибке, доводит до истерики – даже мальчишек! И все, противник сразу поднимает лапки. А тут не вышло. Дэн целый месяц его не замечал. Илья всем велел не разговаривать с "гордецом", и был просто натуральный бойкот. Кире-то на это наплевать было, она бы с ним общалась, но он сам не захотел. И это понятно. Сблизишься с изгоем – и сам таким станешь. Так оно тянулось какое-то время, а потом они подрались. А… а потом как-то сразу подружились. Это уже совсем необъяснимо.
В общем, это два самых классных парня в параллели. Но ей до них, правда, как до луны. Один только раз Илья соизволил обратить на нее внимание, когда вдруг нечаянно получилось, что она написала самое лучшее сочинение по "Мцыри". Действительно, нечаянно… Просто она любит эту поэму: там про изгоя и свободу. Она об этом и написала. Наверное, получилось хорошо, потому что искренне. Она совершенно не хотела, чтобы "училка" читала это сочинение вслух. Но эту старую дуру "заклинило", и она, ничтоже сумняшися, принялась зачитывать всему классу все, что у нее, у Киры, на душе. Она чуть со стыда не сгорела. Все начали ржать, как идиоты, а Илья сказал: "Надо же, она по-русски изъясняться умеет!" Это было обидно, но с того момента он начал говорить ей "привет". Ну, иногда на тусовки приглашает, но это уже благодаря Вике. Вика…
Не надо про Вику. Не надо про себя. Ясное дело, что именно про это и хочется. Про свои чувства, свои проблемы, свои горести. Но надо как-то аккуратно вывести ее на Кравцова. Тем более, что говорит она о нем охотно. И довольно эмоционально. Последнее, скорее, помеха для объективного понимания ситуации, но все же лучше, чем ничего.
– А чем они вообще интересуются? Я так понимаю, что не телефонами и плеерами?
– Нет, конечно. Илья такими мелочами вообще не "заморачивается". Ему зачем, у него и так все лучшее. Я же говорю, он не включен в это вечное соревнование, потому что он и так впереди всех. А Дэн сделал так, что это круто – ходить в школу в потертых джинсах и почти дырявых кроссовках. А если они в встречаются вне школы – ну, едут, например, куда-нибудь, – он вообще носит комуфляж. Это типа стиль такой.
Интересуются они чем-то своим? Особым? Если бы она только знала, да ведь кто ж с ней поделится! Периодически что-то "проскальзывает". Например, на той же литературе, когда проходили "Преступление и наказание", выяснилось, что они с Дэном уже давно эту книжку читали, да и не только эту. Много разных. Почти всего Достоевского. У Кравцова, видать, собрание сочинений стоит. Так вот, они читали и обсуждали. И делали какие-то свои, довольно странные выводы. Она тоже читала "Преступление и наказание" гораздо раньше школьной программы, но ей там совершенно другое показалось… Получается, они книжки читают. Редкое, между прочим, увлечение… А еще они стреляют…
А вот это интересно. Впрочем, все мальчишки стреляют. В школе у них начальной военной подготовки наверняка нет. "Калашниковы" больше никто не разбирает и собирает на время. Но ведь точно должны были остаться какие-нибудь "зарницы" или районные соревнования по стрельбе.
– Да, да. Дэн тут на "зарницу" ездил, второе место в личном зачете занял. Илья тоже хотел, но Вика говорит, что его мать не пустила.
– Как же это так? Он же юноша самостоятельный, как я понял?
– Ну, мамашка у него крутая. Мне моя рассказывала. Она же на родительские собрания раньше все-таки иногда ходила. Так, приличия ради, да родительские "взносы" платить надо было. Не все же через детей передавать. Так вот этой Людмиле… Не помню отчество, в общем, маме Ильи, палец в рот не клади. Вика говорит, что они скандалят часто. Ну, на свой лад. Если вообще можно скандалить с Ильей.
– Скандалить можно с кем угодно, по-моему.
– Нет, вы не понимаете. С Ильей нельзя. У него нервы железные. Спокойный, как танк. Все делает спокойно, даже наказывает.
– То есть как "наказывает"?
– Да очень просто. Они с Дэном придумали такой "кодекс" для всех, кто хочет с ними общаться. А хотят все. И кто нарушает, того наказывают.
Кира замолчала, понимая, что сказанное ею может произвести некоторый эффект. И ждала реакции. Что скажет нормальный взрослый человек про их славные обычаи? Турецкий пожал плечами.
– Всяко бывает. Это не фокус. Подростковые замкнутые сообщества – модель социума. А там правила жесткие. Так что ты меня не слишком удивила.
Она хмыкнула и тоже пожала плечами.
– Ясно, что это, конечно, полный бред. Чистой воды мания величия, но почему-то все соглашаются. Никто ни разу не воспротивился. Можно дистанцироваться и сделать вид, что все это не для тебя, но тогда остальные сделают вид, что тебя просто нет. Это тяжело.
Она замолчала, давая понять, что последнее – это про нее.
Вспомнила и такой случай. Костя Шершнев, есть такой мальчик в классе. Учится плохо. Едва-едва до тройки дотягивает, причем по всем предметам. Тихий. В шахматы хорошо играет. Впрочем, популярности и уважения окружающих это ему добавить не может. Потому что ни Дэн, ни Илья в шахматы не играют. Ему давали списывать по математике. Всем дают, тут нет никакой проблемы. Просто совсем уж безнадежные "тупицы", как выражается Илья, должны платить. Он сам обычно решает, кому бесплатно, а кому – нет. И дело даже не в деньгах. Просто так унизительнее. Так вот, Косте много раз давали списывать. Он был должен, но не платил. Его отец – у его отца дорогущий ресторан в центре и сеть блинных "для народа", как он говорит, – лишил его карманных денег за какую-то провинность. А Костя же не мог сказать, что ему надо заплатить за списывание. Это был бы скандал. Он пытался поговорить с Ильей, объяснял, что потом заплатит, когда отец его простит, но все было бесполезно. Илья сказал, что это долг чести, и его надо платить. Сказал, что у него есть выбор. Или признаться во всем отцу, и тот даст ему денег. Ну, и всыплет, конечно. Или понести наказание от них. И тогда ему простят долг. Только этот, разумеется. До появления следующего. Костя предпочел, чтобы отец ничего не знал.
Обставили это дело с жуткой помпой. После уроков большая часть класса – не все, Киры, например, там не было, ей потом Вика рассказала, – пошли в парк около школы, нашли там глухое место, и там все, собственно, произошло. Самое смешное – Костя шел послушно, как теленок на заклание. Его даже тащить не пришлось. Илья, разумеется, не стал мараться сам. Выбрал двух парней – из наиболее "безбашенных". Они были "экзекуторами". Били при всем честном народе, долго и старательно. А этот дурак даже не сопротивлялся. Просто мешок с опилками…
– А никому не пришло в голову сказать, что так нельзя?
– Нет. Если честно, я в эти дела никогда не вмешиваюсь. Все равно не послушают, только дурой выставят. Или, чего доброго, придумают какое-нибудь "наказание за принципиальность". Стыдно, конечно… А остальные даже не считают, будто тут что-то не так. У них – у Дэна и Ильи – есть какая-то удивительная способность убеждать окружающих в своей правоте.
У них есть дурацкая теория, и откуда она взялась, непонятно. Достоевского, может, перечитали? Вот только увидели там не то, что есть… Они уверены, что есть некие совершенные "сверхлюди", которым дано право судить окружающих. И разумеется, "сверхлюди" – это они. Никто, конечно, их совершенства не оспаривает, но все же это слишком…
– Кира, а как думаешь, могла эта твоя приятельница Вика рассказать Илье про твоего отца?
– Не знаю, может, и могла. Она сплетница. Но не думаю, на самом деле, потому что он никак не проявил, что знает про меня какую-то тайну.
С тайнами можно поступать по-разному. Можно кичиться своим особым знанием, а можно использовать его так, как тебе кажется нужным. Вот только какой интерес может быть у подростка, у которого в голове каша из бредовых вымороченных идей, к личной жизни взрослого высокопоставленного человека?
Кира устала. Ей уже не хотелось говорить ни об Илье, ни о себе самой.
– Все-таки уезжаете?
– Думаю, да. Посмотрим.
– То есть, вы не уверены?
– Здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Если что, я тебе позвоню.
– Мне? Не маме?
– Ее сейчас лучше оставить в покое.
На привокзальной площади девочка села в первый подъехавший автобус. Турецкий набрал номер Алевтины, которая уже минут сорок ждала его около железнодорожных касс.
Глава 31
Говорят, что это у женщин семь пятниц на неделе. В принципе, Алевтина всегда была с этим утверждением согласна, но в последнее время поведение любимого начальника заставило ее сомневаться в истинности этого наблюдения. Десять минут назад она была уверена, что они уже практически на всех парах двигают в сторону Москвы. А вот сейчас выясняется, что нет. Не все еще доделано. "Не иначе, как из следователей Сашенька решил переквалифицироваться в психиатры. А если так, то лучшей практики, чем здесь, уж точно нигде не найти!" Алевтина злилась.
– Да, ты же виделась сегодня с Сережей?
– Виделась. И даже попрощалась. И Подгурскому от тебя пламенный привет передала. Они уже уверены, что никогда нас больше не увидят.
– Они ошибаются. Мы тут все же задержимся еще чуть-чуть.
– Зачем? Ты же и Смородской сделал ручкой. Думаешь, она хоть копейку заплатит за лишние усилия?
– Если они будут результативными, то, разумеется, да. А они будут таковыми.
– Откуда твоя уверенность?
– Внутренний голос.
– Замечательный источник информации. Я в восторге. Я уже, между прочим, маме позвонила, что завтра буду.
Турецкий вскипел.
– Аля, я тебя не держу. Ты сама сюда явилась, по собственному почину. Неизвестно зачем. Я тебя не звал.
– Ах, неизвестно зачем? Я тебе помочь хотела, между прочим!
– Замечательно помогла. Просто слов нет. Пользуешься моим предвзятым к тебе отношением. Приезжаешь, кокетничаешь с Панюшкиным, нарываешься на конфликты с Подгурским, а толку?!
Это было уже слишком. Если последние два обвинения имели какую-то связь с действительностью, то инсинуации по поводу Панюшкина звучали просто обидно. И главное, повода-то нет никакого. Неужели он так ничего и не понял? Или наоборот понял, старый циник, и пытается ее уколоть побольнее? В общем, Алевтина не зря гордилась своим умением быстро обрабатывать информацию. Ей хватило секунд пятнадцать, чтобы прокрутить в голове весь диапазон от неконтролируемого негодования до попытки трезво оценить ситуацию. В результате было принято здравое решение не реагировать.
– Да, в общем, так и есть. Хотела помочь, но не получилось. Благими намерениями, знаешь ли…
– Знаю. Пойдем в кассу, возьмем тебе билет.
– Александр Борисович! Не надо. Можно я останусь? Я очень хочу остаться! – И дальше про то, как она будет стараться оказаться полезной, вести себя тише воды ниже травы, с Подгурским вообще разговаривать не станет – только "здравствуйте" и "до свидания". А про Сережу? Это ж вообще, можно сказать, глупость. О чем вообще речь-то? Если есть какие-то глобальные проблемы, то она сегодня же вечером в гостинице все стразы с кофточек отпорет, и все дни, что им осталось сидеть в этой дыре, краситься не будет. Только бы не уезжать!
Как можно сердиться на человека, который умеет тебя рассмешить? У Алевтины определенно был талант изрекать обезоруживающие глупости. Талант, спасительный для нее.
– Аля, да разве дело в кофточках?
Выпили на вокзале кофе, созвонились с Панюшкиным. Договорились встретиться. Где? В кабинете Подгурского, разумеется. Они все еще на работе.
Сережа прибежал вечером, высунув язык, и стал выкладывать столько сбивчивых и бестолковых соображений, будто у них до сих пор "летучка" продолжалась. Но если все так бестолково, то о чем вообще можно говорить? Да, кажется, есть о чем. Есть такое ощущение…
Опять ощущение! Здесь везде и всегда ощущения! Факты будут когда-нибудь или нет? Следователь злился не на зеленого Сережу, – что толку-то? – а на себя. Ведь у него была та же история. В очередной раз за эту феерическую командировку придется делиться с коллегами ощущениями, подозрениями, предчувствиями! Когда же этому конец-то наступит!
– Александр Борисович! Решили все-таки повременить с отъездом? – Подгурский улыбался с видом человека, который знает тайну Бермудского треугольника – ни больше, ни меньше. – Что же вас задержало?
Турецкий решил не поддерживать эту интонацию и вокруг да около не ходить.
– Хотите мое мнение? Надо организовать "хвост" за этими двумя героями – младшим Кравцовым и его приятелем. Там что-то нечисто.
Панюшкин буквально подпрыгнул на стуле.
– А я что говорил? Я именно это и говорил! А вы меня не слушаете!
– Нет, вы все с ума посходили! А кто разгребать последствия этих инициатив будет? Я! Кто ж еще! Утром у меня был наиприятнейший разговор с мэрией. После этого Сережа опять отличился. Я уже предчувствую, что мне светит дальше, а вы предлагаете увязнуть в этом болоте по самую макушку!
Легко убеждать, когда у тебя на руках неоспоримые факты. Но как настаивать на своем, когда единственный аргумент – это то, что буквально "набередила" пятнадцатилетняя девчонка в расстроенных чувствах? В сухом остатке информация, полученная от Киры и заставившая его отложить отъезд, сводилась к тому, что Илья Кравцов – парень со странностями. Даже как-то стыдно о таких вещах всерьез говорить.