Но когда из-за этой техники ему не доставался нагоняй, Джона искренне ею восхищался. Генерация "Нинтендо" превратила хирургию в видеоигры. Через пятисантиметровый надрез врачи направляли свои длинные и тонкие инструменты с изяществом художников…
- Еще на полсантиметра приблизишь камеру и прожжешь ему дырку в кишках, идиот!
…и с агрессией Бендеркинга.
- Виноват.
Сосредоточься на человеке, думай о пациенте. Не о пациенте вообще, а об этом конкретном, об отдельном человеке, белом мужчине сорока с чем-то лет, страдающем приапизмом: даже под анестезией эрекция не спала.
- Еще один из клуба Пипка-торчком. ВВЕРХ!
Джона не вслушивался в непрерывный поток комментариев, он уже привык к шуточкам насчет веса и бородавок, больших и маленьких членов, зарослей черных волос. Все дозволено, пока пациент спит.
- Хорошо, что хрен мелкий, не мешает работать.
Грубость Бендеркинга была омерзительна, однако в ней Джона стал различать смысл: обезличивание. Хирургу это необходимо, даже самому порядочному. Чем меньше уважаешь в пациенте человека, тем меньше пугает мысль, как бы он не умер под ножом. И сам акт вскрытия и проникновения требовал забыть о том, что распростертый на столе обрубок плоти имеет желания, мысли, близких людей, мечты. Либо так, либо воспринимать это как предельную интимность, любовный акт - или, скорее, групповое изнасилование: жертва без сознания, а нас тут десять человек.
- Будь я его женой, я бы предпочел банан. Вправо. ВПРАВО!
- Виноват.
Изображение на экране распалось на три. Джона вырубился на миг, рука дрогнула. Что-то острое с силой ударило его по ноге: Бендеркинг крепко пнул нерадивого студента. И мир вновь обрел краски.
- С добрым утром, идиот! Работать будешь?
- Виноват.
Но виноватым он себя не чувствовал. Он злился.
Глядя на экран, воображал, как мог бы отомстить ублюдку. Заклеить его шкафчик в раздевалке. Слабительного ему в кофе. Тормоза на велосипеде перерезать. Не слишком богатое воображение, да Джона и не поощрял в себе такого рода фантазии. Но классно было бы, а? Жаль, он не такой, а то было бы классно.
- Засранец сраный! - сказал он Ив.
Они валялись в гостиной. Вечер пятницы. Журнальный столик сдвинут, стопки игр для "Плейстейшн" обрушились с него на пол. В доме через дорогу - в том самом, музее человеческих слабостей - зажглось несколько окон. Женщина делала йогу. Малыш пронесся куда-то и врезался не по росту тяжелой головой. Голый по пояс мужчина курил и стряхивал пепел в цветочный ящик, окаймлявший подоконник.
- Что, опять? - спросила она.
- Задерживает допоздна. - Джона хотел поскрести спину, не дотянулся, Ив молча оказала ему услугу. - Кружка у него любимая. Единственная и неповторимая кружка для кофе. У нее разбилась ручка, и Бендеркинг заставил меня склеить все осколки, чтоб видно не было. Я провозился два часа. Осколки крохотные. Может, он ее сам нарочно разбил. - Джона бессильно потряс кулаком.
Молчание.
- Почему ты терпишь? - спросила она.
- Пятнадцать процентов моих баллов зависят от него.
- Но ты же не ночной горшок! Дай отпор.
- Ага.
- Этого малого кто-то должен поучить хорошим манерам.
- Пусть он просто исчезнет с лица земли.
- Будет сделано. - Она сделала руками пассы, изображая фокусника.
Он радостно зафыркал:
- Надеть ему бетонные ботинки! Покойся с миром! И думать о нем забыть.
- Я у тебя в долгу, Джона Стэм, так ведь? Одно твое слово.
- Сделай это!
- Сделаю. - Она поднялась, перешла в кухонную зону, взяла электрочайник. - Чаю?
- М-м…
Он поднялся и начал застегивать рубашку. Глянул на часы: одиннадцать тридцать. Еще позаниматься надо. Утром рано вставать. Ив заварила пакетик, выкинула его в мусорное ведро. Заговорила о планах на выходные. Можно затеять такую же поездку, как в прошлый раз, но кое-что будет и по-другому…
- Я не смогу.
- Почему?
- Джордж звонил. Обиделся, что я их подвел.
- А тебе-то что? Пиявка, а не человек.
- Не в нем дело.
- А в ком, Джона Стэм? Тебе явился призрак неисполненного долга?
- Он сказал, Ханна плакала.
Ив отпила глоток, поморщилась и вылила чай в раковину. Потом отвернулась от Джоны, уперлась руками в кухонный столик, плечи приподняты и напряжены. Он не знал, как быть. Попытался обнять ее сзади, но Ив вывернулась, ушла к окну.
- Прости, - сказал он.
Она молчала.
- Я не могу вот так резко все оборвать, - сказал он. - Так неправильно.
- Неправильно держать меня за второй сорт.
- Тут все сложно.
- Сложно? А по-моему, проще не бывает. - Голос ее дрогнул.
- Будь моя воля, я бы… - Он чуть было не сказал: забыл бы туда дорогу, но закончил иначе: - Добавил бы к суткам еще пять часов.
- Спасибо.
- Я же хожу на работу, - напомнил он. - Это моя обязанность, и ты с этим не споришь. Не требуешь, чтобы я прогулял.
- Дурацкая аналогия, Джона Стэм.
- Почему?
- Потому что она - вовсе не обязанность.
- А как иначе?
После долгой паузы она сказала:
- Я люблю тебя.
Его сердце как-то неприятно икнуло. Самым своим благоразумным тоном он ответил:
- Мы еще не… в смысле… не прошло и месяца.
- В этом деле не предусмотрен минимальный испытательный срок.
Он потер виски:
- Я…
- Ты тоже меня любишь.
- Ив…
- Ты рискнул жизнью ради меня. Как только ты меня увидел, ты понял, что любишь меня и что я буду тебя любить, - потому ты и спас меня. Ты же мог просто вызвать полицию. Мог наблюдать со стороны. - Она обернулась и поглядела на него в упор: - Ты бросился защищать меня.
У него перехватило дыхание.
Она продолжала:
- Каждый миг, что я живу на этом свете, я живу благодаря тебе. И вывод ясен: ты для меня все. Даже если б я не хотела тебя любить, я бы не могла иначе. Я перед тобой в долгу, и этот долг все время растет.
- Я тебе его прощаю, - сказал он.
- Это не в твоих силах. Простишь долг - он начнет расти сызнова. Пока я дышу, я принадлежу тебе.
Он хотел остановить ее: полно, образумься! - но не мог. Не мог, потому что, хотя на его слух это было безумием, она со всей очевидностью воспринимала каждое свое слово всерьез. Как свидетельство.
А как было - когда они с Ханной? По-другому. Но тоже - отдались потоку. И вот опять.
Лгать нельзя, молчать еще хуже. Он двинулся к ней, обнял, поцеловал в пробор.
- То, что я езжу к ней, на моих чувствах к тебе никак не сказывается. - Он погладил ее по спине. - И вечер будет наш.
Она молчала. Он хотел отделаться шуткой, вернуться к прежнему настроению. Но тут почувствовал, как содрогается ее живот, слезы потекли ему на руку, проникая под повязку на локте. Рана уже покрылась корочкой, но слезы все-таки щипали больное место: слезные железы человека выделяют жидкость, в которой на тысячу долей воды приходится девять долей соли.
Ханна отказалась выходить из своей комнаты: наказывала его за то, что напрасно ждала в прошлые выходные? Она и от еды отказалась, свернулась клубком и снова провалилась в сон. Джона сидел у ее постели в розовом плетеном кресле с полной тарелкой на коленях и следил за тем, как Ханна борется с дурным сном. Никому он своим приездом лучше не сделал.
Посидел и вернулся в гостиную.
- Семь букв, взаимозависимость, первая "С", третья "Б".
- Симбиоз.
Джона съел полкусочка американского сыра, остаток скормил Лентяйке Сьюзен. Мобильный телефон замигал.
Два новых сообщения.
- Джона, знаешь, чего бы я хотел…
Джона приподнял руку, прося подождать.
Получено сегодня, в час тридцать семь дня.
Привет, это я. (Это Вик.) Мы с ребятами решили устроить сегодня вечером турнир по покеру, скинемся по двадцать баксов. Начало в шесть, в общаге. Позвони, если придешь.
Три часа. Раньше семи домой не добраться, к тому же он устал, к тому же обещал провести вечер с Ив. Джона покосился на Джорджа - тот складывал газету, чтоб она стала плотнее и удобнее было писать, жевал кончик механического карандаша - и стер это сообщение.
Второе сообщение пришло, пока он сидел наверху с Ханной.
Привет, Джона Стэм.
Он резко выпрямился.
Держу пари, ты очарован моим звонком посреди дня.
Его словно подбросило пружинами дивана, одним прыжком Джона вылетел из гостиной - и в кухню.
- Джона?
- Я хотела извиниться за ту недостойную сцену ревности…
Он забрался в уголок со стиральной машиной, присел между огромной бутылью с отбеливателем и проволочной корзиной, полной задубевших полотенец.
- Надеюсь, ты нашел укромное местечко. Расслабься. Приглуши свет. Может, стоит свечки зажечь…
- Джона!
- Минуточку.
- …крой глаза, Джона Стэм. Ну же. Закрой глаза и слушай меня.
Как ни смешно, он повиновался.
- Я знаю, ты закрыл глаза. А теперь представь себе…
Полился поток непристойностей.
До чего ж богатый у нее словарь!
- Джона!
Он захлопнул мобильник, вскочил - чудовищная эрекция. Поспешно наклонился, притворяясь, будто нажимает кнопки стиральной машины.
- Чем ты занят? Решил стирку запустить?
- Секундочку!
- Если ты запускаешь стирку, там еще лежат…
- Просто - просто подожди. Я приду через секунду. - Лицо у него горело, он ждал, сжимая в руке телефон, пока Джордж, бормоча "конечно-конечно", не убрался из кухни.
Он сосчитал до двухсот, смочил бумажное полотенце, обтер им лицо. Поправил хозяйство, уложив член вдоль левого бедра, и заставил себя вернуться в гостиную. Джордж что-то царапал в кроссворде, не поднимая головы, и не заметил ничего из ряда вон выходящего. Джона пробрался к дивану и прикрылся, уложив себе на колени сумку.
- Девять букв, "увлеченный человек", ни одной подсказки.
- Не знаю.
- Ты в порядке?
- Неожиданные… неожиданные новости. (Джордж уставился на него с любопытством.) Моя мама. Ее стихи опубликуют в журнале.
- Это же здорово.
- Угу.
- Поздравь ее от меня.
- Непременно.
- Идеи появились?
- Что там у нас?
- Девять букв, "увлеченный…" Стой, я понял: энтузиаст.
- Вроде правильно.
- Джона, тебе плохо?
- Нет.
Джордж пососал ледяной кубик.
- Дать попить?
- Спасибо, нет.
Несколько минут спустя Джордж сообщил:
- Мы летим во Флориду, корабль отбывает оттуда. Или про корабль не говорят "отбывает"? Снимается с якоря? Выходит из гавани?
Кто такие "мы", призадумался Джона. Или Джордж говорит о себе "мы", напускает величия, чтобы с тем большим правом распоряжаться чужим отпуском? Психологический подход: твое личное удобство - против общественного блага.
- В общем и целом я договорился с Бернадеттой, она будет проводить здесь весь день, - продолжал Джордж. - Подробности обсудим ближе к делу, но все-таки: сколько примерно денег тебе понадобится?
- Обсудим ближе к делу?
- Да-да, конечно. Нервничаю, сам понимаешь.
- Еще бы.
- Я ценю твою помощь. Высоко ценю, поверь. Тут еще одна проблема.
Джона заскрежетал зубами.
- Какая?
- Бернадетта. Ты же ее знаешь.
- Нет. Что случилось?
- Упрямая очень. - Джордж пожевал карандаш. - Хоть кол на голове теши. Потому-то я и могу ей довериться. Но вот с Рождеством беда.
- Угу.
- Она католичка. Набожная. Ладан, святая вода и так далее. Я предлагал доплатить, но дело, похоже, не в этом.
- Предложи больше.
- Говорю же, не в этом дело. Тут деньги ничего не решают. Она хочет сходить в церковь, провести время с близкими.
- Понятно.
- Ну конечно, - подхватил Джордж. - Вполне естественное желание.
- Ага.
- Вот и выходит, что мне нужен кто-то - прикрыть эту ночь и ее выходной.
Джона предоставил этой фразе повиснуть в застоявшемся воздухе.
- Ты меня выручишь? - спросил Джордж.
- Я тоже хочу провести время с близкими.
- Вы не отмечаете Рождество.
- Не отмечаем как религиозный праздник. Но это семейный выходной.
- Если бы ты уехал с друзьями кататься на лыжах, то вовсе не повидал бы родных.
- Оно так, но…
- Ладно, оставь. Не в этом суть. Я вовсе не прошу тебя дежурить на Рождество. Не о том речь. - Джордж свернул газету. - Ты просто подумай, я лишь об этом прошу.
- А то и видно.
- За кого ты меня принимаешь?
Джона примирительно махнул рукой.
- Я вот о чем: нужна еще одна сиделка. Может, ты знаешь… нет, правда, Джона! Такое недоверие…
- Прошу прощения. Как я мог подумать.
- Ну, как бы там ни было. Ханна, ты знаешь, новых людей принимает с трудом, но если бы мы познакомили их заранее, то и в декабре не было бы никаких сюрпризов. Потому и говорю тебе сейчас: если услышишь о ком-то подходящем… - Джордж поднялся. - Уверен, что выпить не хочешь? А копченой рыбки?
- Ничего не надо.
Холодильник распахнулся, и кошка замяукала. Джордж кинул ей лосося.
Злясь на весь свет, Джона побрел в дальнюю комнату. Встал на беговую дорожку - не фурычит. Отыскал шнур и розетку, подключил. Выставил четыре километра в час и пошел шагать, пока не онемели намертво вцепившиеся в рычаг руки.
Достала фамильярность, бог знает почему установившаяся в их отношениях с Джорджем: наглость под видом приветливости, выпивка, мерзкие трусы, в которых Джордж расхаживает перед ним. С какой стати натягивать брюки, это ведь Джона приехал, а не английская королева!
Он выключил тренажер и подошел к каминной полке, где стояли горчичного оттенка фотографии Венди. Лицо неулыбчивое, пусть на лице веснушки, зато волосы словно утюгом заглажены, даже в брюках-клеш и замшевой куртке выглядит мрачной. Изначально Венди Рихтер была светловолосой и пухленькой, никакого сходства с дочерью вплоть до конца семидесятых, когда она забеременела, и тут-то началась конвергенция: как странно, чем больше у Венди на этих фотографиях вырастал живот, тем более возрастало и сходство с Ханной, пока мать и дитя не встретились - живые двойники.
Считал ли Джордж свой брак ошибкой? А если так, не была ли ошибкой и его дочь? В какой момент неудачный выбор уже нельзя назвать отклонением от правильного пути, в какой момент он становится самой жизнью?
Джона вернулся в гостиную.
- Джордж!
- М-м?
- Ты едешь в круиз один?
Краткая пауза, карандаш скребет по газете.
- Почему ты спрашиваешь?
- Любопытство одолело.
- Это… - Джордж стер неверное слово, подул на газету. - Это не твое дело.
Джона отмолчался.
- Но раз уж ты спросил… нет, не один.
- Ханна про нее знает?
- Это личное, - сказал Джордж.
- Ладно.
- Нет, не знает.
- Ты уверен?
- Откуда ей знать?
- Она не глупа. Может и догадаться.
- Я не говорю, что она глупа. Но откуда ей знать? - И вдруг решительно, даже с гордостью: - Ее зовут Луиза.
- Можешь не отчитываться.
- Мне стыдиться нечего. Мне что… - голос Джорджа упал, - мне и не жить вовсе?
- Живи.
- Мало того, что я в собственном доме вынужден украдкой…
- А кто тебя вынуждает?
- Словно я могу делать все, как захочу. Ты же прекрасно понимаешь…
- Из-за Ханны?
- Нет, из-за Ли Харви Освальда!
Джона не стал отвечать резкостью на резкость.
- Может, ей понравится, если в доме появится женщина.
- Она ее не примет. Обеим будет только хуже.
- Откуда ты знаешь?
- Это моя дочь. Я знаю, с чем она может справиться, а на что не пойдет.
- Мне кажется, ты не даешь ей достаточно…
- Даже не начинай. Не начинай, не начинай об этом!
- А сама Луиза? Если нужен предлог, чтобы их познакомить, то далеко ходить не придется: попроси ее помочь.
- У нее без того жизнь была нелегкая. Предпочту ее не напрягать.
- И будешь вечно лгать Ханне?
Джордж смял газету в тугой мячик.
- Ты-то что в этом понимаешь? Наведываешься к нам два раза в месяц. А остальные двадцать девять дней как? С понедельника по пятницу? Ты же не здесь.
Джона почти сразу же сумел отпарировать этот удар:
- Я вообще не обязан быть здесь.
- Ну так и не делай мне одолжений, если после этого собираешься мораль читать. Мне плевать, что ты делаешь и чего не делаешь. Приезжай когда вздумается или сиди дома. Но если ты вообразил, что вправе учить меня, как мне своим личным временем распоряжаться, - гори в аду.
Молчание.
Джона вернулся к дивану и принялся запихивать книги в свою сумку.
- Что ты делаешь?
Молния застряла, Джона рванул, сломал молнию, закрыть сумку не удалось. Так, с зияющим отверстием, он и перекинул ее на ремне через плечо.
- Ищи кого-нибудь другого на Рождество.
Тут Джордж, до тех пор мирно и удовлетворенно дувшийся, подскочил:
- Мы же договорились!
- Передоговорились.
Джона успел отмахать полквартала, прежде чем Джордж догнал его на своей "Акуре":
- Ты обещал!
Он чуть было не ударился бежать, но толку-то: на машине Джордж все равно бы его перехватил. Да и позорно спасаться бегством. Он просто шагал дальше, глядя прямо перед собой.
- Ты же не мне плохо делаешь, сам понимаешь. Ей. Она просила, чтобы ты побыл с ней.
- Объяснишь ей, что я не стану этого делать по твоей вине.
- Джона! Садись в машину.
- Пошел на хрен.
- Я сделаю вид, что этого не слышал.
- В таком случае я повторю: пошел на…
Джордж проехал вперед, затормозил и вышел из машины, не выключая двигатель. Джона крепче сжал ремень своей сумки. Он и так был крупнее Джорджа, а сейчас словно вырос втрое.
- За что ты со мной так?
- Чего ты от меня хочешь, Джордж?
- Я тоже человек. Неужели не понимаешь? Мне позарез нужно отдохнуть. Мне помощь нужна. Чего мне не требуется, так это твоих допросов.
- Не будет никаких допросов, - посулил ему Джона. - Ничего не будет. Не надо волноваться, когда я приеду, встречать на станции - впрочем, ты частенько забывал меня встретить, - и сидеть с Ханной я не стану. Найди человека и заплати. Тебе нужна помощь - организуй. Найми сиделку. Еврейскую сиделку. Кто еще станет работать в Рождество?
Впервые на его памяти Джордж струхнул всерьез:
- Я же не хотел…
Джона двинулся вперед, обходя своего несостоявшегося тестя. Почувствовал прикосновение ладони к своему локтю, чуть было не ударил в ответ, стряхнул назойливую руку и пошел дальше.