Два друга приезжают зимой на рыбалку в глухую деревушку, не зная, что в последнее время в округе участились загадочные смерти людей. Отличный клев на льду озера заканчивается трагедией – один из друзей погибает, второго обвиняют в убийстве. За дело берется следователь Крымов. И вновь одна за другой происходят загадочные и ужасные смерти, теперь не только с деревенскими жителями, но и с работниками милиции. А причина – в щучьем племени, которое мстит племени людскому…
Содержание:
Часть первая - Щучье племя 1
Часть вторая - Раевская тишина 5
Часть третья - Дорога на Богачево 17
Евгений Константинов
Предел безнаказанности
Часть первая
Щучье племя
– Долго еще идти?
– Запарился?
– Не запарился. Мне такая прогулочка – в удовольствие. Просто опасаюсь, что улов обратно не дотащим, – Виктор, улыбнувшись, обернулся к Славе. – Говоришь, наловим окуня?
– Наловим.
Друзья уже больше часа шли через лес по затвердевшей после первых морозов тропинке. Один из них нес пешню, другой – коловорот, у каждого на плече висел рыболовный ящик.
– И щука в том озере водится? – снова обернулся Виктор.
– Щука в озере есть, могу зуб дать, – уверенно сказал Слава. – Вот будет ли она брать на жерлицы, не знаю. Я же тебе рассказывал, что ни разу там не ловил. Раньше местные жители чужих рыбаков к озеру вообще не подпускали.
– Почему?
– Прогоняли, и все. Тому, кто пытался права качать, морду били, со всеми вытекающими. Деревенские, сам знаешь, народ ушлый.
– А теперь что же? – Виктор непроизвольно замедлил шаг.
– Иди-иди, – подтолкнул его Слава. – Теперь в деревне Раево почти никого не осталось. Кто помер, кого посадили, кто переехал. Так что мы там себя королями будем чувствовать. Тем более, и я, можно сказать, почти свой. Родная бабуля в Раево всю жизнь прожила. И дядька мой там обитает – работает электриком на ферме в соседнем Богачево.
– Сразу так бы и сказал, – успокоился Виктор. – А то пугаешь, мол, морду могут набить, мол, со всеми вытекающими…
– В любом случае, пойманную рыбу тут же убираем в ящики, чтобы не светиться. Вон, кстати, и деревня.
Выйдя из леса, рыбаки остановились на краю заснеженного поля, за которым виднелось десятка два стареньких бревенчатых домика. Переведя дух, друзья поспешили к конечной цели путешествия – небольшому проточному озерцу, расположенному в самом центре деревни. Постоянный уровень воды в нем поддерживался благодаря сооруженной со знанием дела плотине.
Прежде чем ступить на лед, Слава с деревянного мостка, пробил пешней лунку и, убедившись в достаточной его толщине, смело заскользил по темной поверхности. Чтобы лучше сориентироваться, где начать ловлю, рыбак принялся за поиск старых лунок, но вскоре понял, что гладь льда до сих пор никем не тронута.
– Ты хоть можешь сказать, где здесь глубоко, а где мелко? – спросил Виктор, расчехляя коловорот.
– Везде пробовать надо. По всему озеру лунок наделаем и будем рыбу искать.
В течение получаса пешней и коловоротом они долбили и сверлили лунки, пока вконец не упрели.
– Хорош, – наконец объявил Слава, тяжело дыша. – Здесь, в верховье, и начнем.
Они достали удочки, насадили на крючки мормышек мотыля и опустили приманки в лунки. И только теперь обратили внимание на спокойную, умиротворенную тишину вокруг.
Собственно и шуметь-то было некому. Морозец не очень-то располагал к щебетанию лесных пичуг. До ближайшей асфальтовой дороги – километров пять. Железнодорожная станция – еще дальше. Во всей деревушке дымилось всего две-три печные трубы, и хозяева этих домов ничем больше не выдавали своего существования.
– Славик, – прошептал Виктор, – мы, наверное, пока лунки ковыряли, последнюю рыбу расшугали.
– Значит, надо подождать, пока все успокоится, – так же шепотом ответил Слава.
– Подождем, – вздохнул Виктор. – А вообще-то здесь благодать. Лес рядом, воздух – свежайший, тишина, безлюдье, если еще и рыба клевать будет, то лучшего и желать нельзя. Не понимаю, почему ты с семьей сюда на лето не приезжаешь?
– Жена больше на юг стремится, на море.
– Делать вам нечего. Какой юг может сравниться с такой замечательной подмосковной деревенькой!
– Я это каждый год пытаюсь жене доказать. Но – бесполезняк.
– Бабы есть бабы. Ничего они не понимают в отдыхе.
– Точно. – Слава выбрал леску, проверил мотыля и перешел к другой лунке. Кивок удочки сразу дрогнул. – Оп! – подсек он, но лишь на мгновение почувствовал тяжесть. Рыба сошла.
– У меня поклевочка была, – сообщил он другу, насаживая свежего мотыля.
– Шутите! – оживился Виктор и незамедлительно переместился на соседнюю лунку.
– Еще поклевка, – Слава снова подсек, на этот раз удачно. И вот уже на льду запрыгал золотисто-зеленый стограммовый окунек.
– Красавец-то, какой! Завидую, – восхитился Виктор.
– Оп! – Слава поймал еще одного окуня. И еще одного. Все стандартные – размер в размер.
Наконец и Виктор дождался поклевки. Он подсек окунька покрупнее, выводил его аккуратно, держа тонкую леску кончиками пальцев, пружинисто реагируя на каждый рывок рыбы.
– Такая ловля мне нравится, – сказал он, вытаскивая из лунки приличного "горбача".
– Эть, щучье племя, – неожиданно услышали рыбаки. – Кто это на наше Богом забытое озеро пожаловал?
Они обернулись и увидели небольшого роста мужичка в валенках без галош, ватных штанах, телогрейке и вязаной шапке, из-под которой выбился седой чуб. Вид у мужика был насупленный, если не сказать – сердитый.
– Дядя Гриня, ты ли это? – с трудом узнал Слава своего дядю и встал, чтобы пожать ему руку или даже обняться.
– Здорово, Славик, – суховато ответил тот на рукопожатие, после чего ни о каких обниманиях и речи быть не могло. Затем молча кивнул Виктору.
Слава припомнил, что в последний раз они виделись в позапрошлую зиму на похоронах тети Любы – жены Грини. За два года тот прямо-таки состарился. Усох, помрачнел, особенно поразила Славу преждевременная седина дяди.
– Я смотрю, ты в настоящего деда превратился в своей глуши. Как здоровьеце-то?
– Что мне на здоровье жаловаться? Другие пусть жалуются, – невесело как-то сказал Гриня, ущипнув себя за кончик носа. – А вы, говоришь, рыбку надумали половить?
– Ага. Я же не забыл, как ты хвалился, что таскал здесь щук с окунями, вот и решил навестить родные места. И друга с собой притащил.
– Какие щуки! – замахал руками Гриня. – Окстись! Перевелись они здесь давно.
– Как же они перевелись? Замор что ли был? – Недоверчиво спросил Слава. – Темнишь ты что-то.
– Ушли все. Плотину по весне прорвало, и все щучье племя в речку ушло, – затараторил Гриня. – Окушок остался. Так вы окушка и ловите. А еще лучше на Богачевское озеро ступайте, там рыбы много.
– Дядя Гриня, куда ж ты нас посылаешь? – укоризненно покачал головой Слава. – Сам всегда говорил, что в Богачево одна мелочь водится, что несерьезная там рыбалка.
– Да я…
– Никуда мы отсюда не пойдем, – перебил Слава, усаживаясь на ящик и опуская мормышку в лунку. – Если такой окунь брать будет, – показал он на пойманную рыбу, – нас это вполне устроит.
– Про что я и толкую. Окушка и ловите на мормышечку. А щучьего племени здесь нет. Нету! Перевелось все.
– Отстань ты от нас со своими щуками, – отмахнулся Слава. – Сам-то когда в последний раз рыбу ловил?
Гриня почему-то вздрогнул и, прищурившись, посмотрел на племянника.
– По весне и ловил. Ты, наверное, знаешь, что Палыч помер?
– Слышал. Убили его.
– Во-во, щучье племя, в тот день я как раз и ловил.
– За что убили-то? – спросил Виктор, до этого в разговор не вступавший.
– Видать, было за что. – Гриня снова несколько раз щипнул себя за кончик носа.
– Убийцу так и не нашли?
– Разве его найдешь, если никаких следов, никаких улик не осталось.
– Кому Палыч мог помешать? – пожал плечами Слава. – Может, на маньяка нарвался?
– Может на маньяка, а может, и помешал кому, – сказал Гриня устало. – Ладно, пойду домой.
– Бери удочки, да подтягивайся к нам, вместе половим, – предложил Слава.
– Нет. Ни к чему мне это занятие, – развернувшись, Гриня поспешил прочь.
– Странный какой-то дядя твой, – сказал Виктор, глядя ему вслед.
– Раньше совсем другим был, – согласился Слава. – После смерти жены сдал сильно. А насчет исчезнувшей из озера щуки мозги нам пудрил. И про плотину врал. Ее и восстановить-то было бы некому, если б прорвало.
– Что он, щуки для нас пожалел? Тем более, сказал, что рыбалка ему ни к чему.
– Да мудрит он что-то. Когда-то самым заядлым рыбаком в деревне считался. – Слава снял с крючка очередного окуня. И вскоре участившиеся поклевки заставили его на время забыть о дяде.
* * *
Вернувшись в дом, Гриня скинул шапку, разулся и со стоном повалился лицом вниз на диван.
Почему-то он был уверен, что по перволедью озеро посетит только один рыбак. Сам он всегда любил рыбачить в одиночестве и, возможно, поэтому ошибся в расчетах. На замерзшее озеро приехали двое. К тому же среди них оказался Славик, его единственный племянник, которого Гриня ни за что не желал подвергать даже малейшей опасности.
Хотя он и предупредил ребят о том, что щуку ловить бессмысленно, они могли начать блеснить окуня. Не исключено, что какой-нибудь ошалевший щуренок позарится на эту приманку, и одному из двоих "повезет" его выловить. Что делать ему, Грине, в таком случае? Господи, что делать?
Он вспомнил, с чего все началось…
Однажды погожим майским утром Гриня услышал хлопок выстрела со стороны дальнего леса. Там имелось небольшое болотце, из которого вытекал ручеек, впадающий в деревенский озеро. Кто-то явно браконьерничал, охотясь или на утку, иногда там пролетающую, или на щуку, поднимающуюся вверх по ручью на нерест. Как ревностный хранитель окрестных угодий, Гриня прихватил свою старенькую одностволку шестнадцатого калибра и побежал выяснять, не чужой ли кто "обнаглел в корягу" и посмел стрелять, когда охотничий сезон закрылся уже, как пару недель тому назад.
Он не придал значения начавшемуся в соседнем доме переполоху. Услыхав женские вопли, подумал, что его дружок Либоха ни свет, ни заря начал обычные разборки с женой. Но Либоху он увидел при подходе к болотцу. Из-за весеннего паводка под водой оказалась большая часть луга. Здесь, на прогреваемом солнцем мелководье, из года в год нерестились щуки. И сейчас одну из них Либоха суетливо разделывал на пригорке. Двустволка, из которой щука была застрелена, лежала рядом.
Гриня не уважал такой способ добычи. Заколоть рыбу острогой – куда ни шло. Еще лучше поймать в экран – небольшую квадратную сетку с деревянной планкой сверху и металлическим прутом снизу, или же по первому льду рыбачить с блесной или с жерлицами. Но только не убивать из ружья, это он считал самым злостным браконьерством.
Либоха успел опорожнить щучье брюхо, наполнив желто-красной икрой большой целлофановый пакет, и теперь тужился, отрезая ей голову.
– Ты что, Либоха, все щучье племя извести хочешь? – спросил Гриня. Браконьер дернулся и потянулся было к ружью, но, узнав соседа, успокоился.
– А, Гриня, привет. Ты когда-нибудь видел эдаких крокодилов? – Наконец-то, отрезав голову, он поднялся и пнул щуку ногой. Таких крупных экземпляров Гриня действительно и сам никогда не ловил, и не слышал, чтобы добывал кто-нибудь из местных. Даже обезглавленная, без икры и внутренностей, щука поражала своими размерами. Она и цвета была необычного – скорее золотистого, чем темно-зеленого.
– Да, здоровенную, ты маманьку загубил, – согласился он. – А икры-то сколько!
– Ага, – довольно засмеялся Либоха, смывая с рук сгустки щучьей крови. – Представляешь, каких котлетищ моя баба наготовит! Приходи вечером: мои котлеты – твоя самогоночка.
Но в тот вечер поесть щучьих котлет ни тому, ни другому не удалось. Вернувшись в деревню, они увидали в окружении толпы бабу Маню – Либохину тещу. С кулаками и проклятиями набросилась она на ничего не понимающего Либоху. Била его в грудь и кричала, что он изверг и убийца, пророчила гореть ему в аду и тому подобное. И только после того, как ее оттащили от зятя, а его, растерянного и злого, увели в дом, Гриня узнал, что примерно час назад жену Либохи обнаружили мертвой. В собственном доме она лежала посередине комнаты со страшной огнестрельной раной в спине, и выходило, что убить ее мог только муж из своего же ружья.
Ошеломленный Гриня пытался рассказать, что в то время Либохи дома быть не могло, как раз в то время он охотился у дальнего леса. Но его никто не слушал. Все удивлялись жестокости Либохи, делали различные предположения о том, как он будет оправдываться, и сколько теперь лет ему грозит отсидеть за решеткой. Вскоре Гриня и сам начал сомневаться в невиновности соседа и пришел к выводу, что, возможно, застрелив жену, тот убежал на охоту, чтобы создать себе алиби. Уже ночью, напившись-таки самогонки, он окончательно убедил себя, что все действительно так и произошло.
Либоху увезла милиция, жену его похоронили по всем правилам на деревенском кладбище, а еще через день померла баба Маня. Оступившись на крыльце дома, она упала и разбила затылок об одну из ступенек. Гриня здоровался с ней утром, когда отправлялся на рыбалку с экранами. В тот день он расставил эти нехитрые приспособления на поворотах ручья и до обеда поймал пару десятков окуней и одну неплохую щучку…
Со дня похорон бабы Мани не прошло и недели, как деревня узнала о гибели Сашки Будимова – молодого симпатичного парня, совсем недавно женившегося. Тело его с размозженной головой обнаружили в соседней деревне Богачево, недалеко от автобусной остановки, куда он направился утром, чтобы ехать на работу. Кто и зачем совершил это преступление, осталось тайной.
Третьи похороны в течение десяти дней сказались на настроении деревенских жителей. Люди ходили притихшие, словно пришибленные, стараясь не смотреть в глаза друг другу. Сам Гриня не мог отделаться от чувства причастности к случившимся трагедиям, старался уверить себя, что никак не мог повлиять на эти смерти. Но тревожное, необъяснимое чувство вины не проходило.
Сорок лет прожил Григорий Филиппов в родном Раево. Еще в детстве из-за фамилии и маленького роста прилипло к нему прозвище Пупок-Филиппок, за что он обижался до слез и втихую ненавидел взрослых, подсмеивающихся над ним, а со сверстниками дрался, хотя почти всегда бывал бит. Наверное, поэтому и не дружил он ни с кем, зато всей душой любил природу и никогда не скучал, гуляя в одиночестве по окрестным лесам, собирая грибы и ягоды. Особенно нравилось ему ловить рыбу в Раевском озере и в речке, из него вытекающей.
Деревенские уважали рыбалку, свое озеро берегли, чистили, из года в год поправляли плотину и чужакам ловить в нем не разрешали. В озере водились карась, плотва, окунь, щука и даже карп. Если кто-то умудрялся выловить что-то солидное, вся деревня узнавала об этом, и удачливый рыболов долго ходил в героях.
Для Грини рыбалка была не просто увлечением. С удочкой в руках он чувствовал себя на равных со всеми, а когда случалось обловить маститых рыбаков – и удачливее, счастливее, выше всех. Везло ему постоянно. И летом, и зимой – никогда не возвращался он домой без улова и частенько мог похвастать такими крупными экземплярами, что остальным рыбакам оставалось лишь завидовать.
На озере никто не вспоминал его обидное прозвище, а дедки даже, наоборот, величали Григорием. Глядя на взрослых, и сверстники стали относиться к нему иначе и по-приятельски называли Гриней, а Пупком-Филиппком – только за глаза.
Из-за любви к природе, к родному озеру не покинул Гриня Раево после окончания школы и службы в армии, как многие его товарищи. Устроился работать электриком в Богачево и из той же деревни взял себе в жены красавицу Любашу. И хоть не могла она рожать детей после неудачного аборта, сделанного еще до встречи с будущим мужем, прожили Филипповы семнадцать лет без скандалов, в согласии и мире…
И вот теперь Гриня чувствовал, что вокруг происходит что-то неладное, что спокойная жизнь его нарушена, но как с этим быть, он не знал и, как все в деревне, ходил хмурый и неразговорчивый.
Даже приехавший погостить на выходные брат жены Андрюха, привезший в подарок виниловую пластинку его любимой группы "Юрай Хип", не смог развеять его мрачное настроение. Во время затянувшейся вечерней пьянки они прослушали эту группу на стареньком проигрывателе "Концертный" раз десять и легли спать далеко за полночь.
На следующее утро родственник утащил Гриню на рыбалку. Они расставили экраны в ручье, и после первой же проверки в одном из них Гриня обнаружил застрявшую полуторакилограммовую щучищу. Он выпутал ее из сетки и чуть было не упустил, когда скользкая рыба, вывернувшись, запрыгала к воде. Еле успел прижать ее коленом к земле и отшвырнул подальше на сухое место.
Обычно, чтобы поменьше возиться с только что выловленными щуками, Гриня оглушал их, ударяя по голове чем-нибудь тяжелым. Вот и тогда он подобрал увесистую палку и уже размахнулся, чтобы убить рыбу, как вдруг увидел, словно наяву, окровавленный затылок бабы Мани и размозженную голову Сашки Будимова. вспомнил он, что встречал покойных за несколько часов до их гибели. Что как раз в те дни он ходил рыбачить, вылавливал щук и, не раздумывая, убивал их. Точно наносил несколько ударов палкой, в кровь разбивая головы подводных хищниц и равнодушно наблюдал за последними судорогами своих жертв. Еще он вспомнил страшную рану в спине женщины и застреленную ее мужем гигантскую щуку – "маманьку", растерянное лицо арестованного милицией Либохи и свои сомнения в его виновности.
Гриня сопоставил смерти рыб и людей и ужаснулся мелькнувшей догадке: три щуки были добыты им и Либохой с начала нереста, и три жителя Раево безвременно ушли из жизни. Случайно ли такое совпадение? Возможно ли, убив рыбу, умертвить и человека? Если да, то не исключено, что опусти он сейчас палку на щучью голову, и кто-то, если не он сам, скорчится от боли, а может, умрет.
Но нет же, это абсурд! Ни о чем таком он и слыхом не слыхивал. Правда, совсем недавно, глядя на огромную Либохину щуку, он думал примерно так же, что, мол, быть такого не может. Неужели с той "маманьки" и началось возмездие щучьего племени людям? Но кто поверит в такую нелепицу!
Тем не менее, Гриня щуку убивать не стал. Завернул ее в тряпичный мешочек и, от греха подальше, убрал в рюкзак. Если бы знал он тогда, что предположения его действительно были верны…