Парень испуганно оглянулся и пожал плечами:
- Я не знаю, пацан, но тебе бы лучше уйти. Сегодня здесь никого нет. - И он принялся еще усерднее подметать.
Степан постоял для порядка еще несколько секунд. Но парень больше не поворачивался. Остальные дворники были далеко и не могли слышать разговор. Поэтому Степан решил предпринять еще одну попытку:
- Пожалуйста! Понимаете, мой друг поспорил с ним неделю назад, а сегодня пропал, понимаете? - Степан остановился на секунду и еще жалостливее добавил: - Я очень боюсь, что он пошел к нему. Мне бы только знать, где его искать.
Парень поднял метлу и, не выпрямляясь, прошипел:
- Слушай, вали отсюда, пожалуйста! Вряд ли Цыган ответит, где тебе искать кореша, поэтому шел бы ты обратно в свой детдом и не высовывался больше.
Степан насторожился:
- А откуда вы знаете, что я из детдома?
Парень дернулся, подхватил метлу и, бросив взгляд через плечо, убежал к ближайшему дворнику.
Сзади подошли друзья. Сашка положил руку Степану на плечо и посмотрел вслед парню:
- Он что-то знает. Только не расскажет ничего. Пойдем-ка отсюда.
Степан развернулся и медленно пошел к выходу с рынка. Уходить ни с чем не хотелось, тем более что он не знал, где еще можно найти Цыгана. Кованые ворота были приоткрыты. К рынку подъехала черная "Волга" и остановилась прямо за воротами. Степан, шедший последним, присел за прилавок. Из машины вышел Цыган в яркой фиолетовой рубашке и шелковых черных штанах и прошел в ворота. Ребята шли ему навстречу.
- Так-так-так… Старые знакомые! - Цыган иронично поднял бровь и наклонился к мальчишкам. - И что вы тут потеряли?
Сашка оглянулся. Но Степан только пригнулся еще ниже под прилавком и прильнул к глазку, моля Бога, чтобы у Сашки хватило ума промолчать о нем.
Как быстро тогда, стоило пропасть Семену, у них распределилось первенство! Раньше, когда рядом всегда был Семен, никто и слова не смел сказать без его разрешения. Когда его не стало, все молчаливо признали лидера в Степане. Но стоило Степану пропасть из поля зрения, и ответственность взял на себя Сашка. Тогда, в детстве, закладывались основы будущего, взрослого миропонимания. Кто успел стать лидером тогда, тот им и остался, а кто не успел, тот оказался навсегда за спиной у лидеров.
Сашка выступил вперед и, не давая никому и рта раскрыть, твердо произнес:
- У нас друг пропал. Он часто здесь бывал, вот мы и пришли узнать, не видел ли его кто.
- И что? - Цыган заговорил с пониманием. Узнали?
- Да. Похоже, никто и впрямь не видел его. - Сашка повернулся к ребятам и, скрытый от глаз противника, обвел взглядом площадь. Степана нигде не было видно. - Пошли отсюда, - и спокойно взглянув Цыгану в глаза, добавил: - Поищем еще.
Сашка аккуратно обошел Цыгана и его свиту и двинулся к воротам. Цыган только засмеялся в ответ:
- Я обязательно передам вашему другу, что вы его искали!
Степан под прилавком поморщился, но Сашка не обернулся и так же молча вышел за ворота. А мужчины еще постояли у ворот, провожая взглядом своих будущих противников, и двинулись к центру площади, тихо переговариваясь.
Степан напряг слух:
- …и выйдите на директора - пусть усилят надзор над этими оборванцами. Нечего беспризорникам здесь шастать. Да, и еще, - Цыган остановился прямо напротив прилавка, за которым спрятался Степан, - если всплывет хоть что-то, я всем головы поотрываю!
Кто-то из свиты что-то тихо произнес, и Цыган неожиданно разразился криками на своем языке.
Степан обессиленно сел на землю. Цыган что-то сделал с Семеном. Убил? Нет, он не мог просто так убить мальчика. Но что сам Семен задумал? Почему он ушел вчера ночью? Надо было что-то делать. Как-то узнать, что не должно всплыть? О чем он говорил? И как узнать?
Ответов не было. Для мальчугана задача была слишком сложной, но не для беспризорника. Да, Цыган прав. И директор прав - они никому не нужны. Они беспризорники. Степан стиснул зубы и задумался. Если он не поможет Семену, то ему уже никто не поможет.
Пожалуй, именно так, много лет назад, и началась его взрослая жизнь. Под грязным прилавком. С тяжелой мыслью, что никого, кроме Семена, у него нет. И Семену нужна его помощь.
Недалеко от Степана, под соседним прилавком, валялся истрепанный синий халат. Решение пришло моментально.
Степан дождался, пока Цыган и его свита скроются в помещении директора рынка, и, подхватив халат, вылез из-под прилавка. Прикинуться девчонкой было не самым хорошим выходом, но в данных условиях могло сойти. Тем более что неделю назад Степан стоял позади Семена, и Цыган его почти не видел. Степан нацепил на себя халат, аккуратно пригладил волосы, заведя их за уши, и, пытаясь покачивать худыми бедрами, как проститутки у гостиницы, на которых они иногда бегали смотреть, двинулся к дирекции. Не доходя несколько метров, он остановился у прилавка и, задумчиво хмуря брови, наклонился, выискивая что-то под прилавком. Через несколько минут появился Цыган.
- Эй, парень!
Степан поднял голову, жеманно поднял брови и писклявым капризным голосом спросил:
- Вы мне?
Цыган смотрел без улыбки.
- Девочка? Или ты все-таки мальчик? Что-то мне твое лицо знакомо…
- Нет, дяденька. Я девочка. И очень обидно, что вы различить не можете.
Цыган подошел поближе:
- А лицо почему знакомое?
- Так я тут всегда с мамой стою. А вчера мама где-то паспорт выронила и меня послала поискать. Не видели? Сметанина Ирина Алексеевна?
- Нет, не видел. - Цыган неожиданно потерял интерес к Степану и отошел к своей свите. Все медленно двинулись к выходу с рынка.
Степан пропустил всех вперед, а потом побежал следом:
- Дяденька, дяденька!
Цыган остановился, одернул рукава рубахи и повернулся:
- Ну чего еще?!
Девочка остановилась и застенчиво улыбнулась:
- А вы не сможете подвезти меня на проспект Хмельницкого? Вам ведь недалеко будет, а?
Цыган наклонил голову:
- Паспорт нашла?
- Нет, не нашла. Но я так ноги натерла, что ходить больно!
- А если нам не на Хмельницкого?
- А куда? Может, вы меня хоть немного подвезете, а там я пересяду на автобус?
- А сколько тебе лет, красавица?
Степан, внутренне содрогаясь, кокетливо улыбнулся:
- Тринадцать. А что?
Свита Цыгана плотоядно усмехалась, а Степану было не до того. Он вдруг поймал себя на том, что ему нравится, как быстро они поддались на его уловки. Как легко оказалось ими управлять.
- Так подвезете?
Цыган оглянулся на свиту и недовольно нахмурился:
- Глянь, возрастом с мою дочь, а какая кокетка. Садись!
И Степан нырнул в красивую машину. В машине пахло новенькой кожей, сигаретами и почему-то куриным пометом. Кур они здесь, что ли, перевозили?
Цыган устроился на переднем сиденье, а следом за Степаном в машину пробрался один из охранников.
Но ехать пришлось совсем недолго. На следующем перекрестке машину остановил гаишник и тщательно проверил машину. Потом еще один.
У третьего гаишника Цыган, уже клокочущий нескрываемой яростью, осведомился:
- А в чем дело, начальник? Почему нас все время останавливают?
- А вот такие же недоноски, - подполковник, давно забывший дни стояния на перекрестке, тоже был взбешен не на шутку, - на черной "Волге" вчера до полусмерти избили мальчишку. Только мальчик номер машины не помнит, вот беда. Так что ехали бы вы подобру-поздорову.
В машине все притихли, и Степан, забытый на заднем сиденье, похолодел. Если гаишник говорил о Семене, то и ему самому сейчас грозит опасность. Сейчас они насторожатся и вспомнят, где видели маленькую миловидную девочку. Но Цыган, тоже не на шутку испуганный, остановил машину у обочины и повернулся к девочке:
- В другой раз, дочка, хорошо? Дуй на автобус!
И "Волга", едва выпустив Степана, сорвалась с места.
Степан, то пугаясь, то вспоминая давешнее торжество, кое-как добрался до детдома и там уже узнал, что нашли и впрямь Семена. Он не выздоровел, умер в больнице спустя несколько дней. А вот Цыгана в конце концов за что-то прижали и посадили. А Степан так и не смог забыть пьянящего чувства тайной власти. Так и учился потихоньку все новым и новым премудростям. А с Сашкой они с тех пор были не разлей вода, Сашка стал учить его лазать по стенкам - первого и единственного.
Часть четвертая
Снова в седле
1
Утром на автоответчике (на ночь он выключил звонок телефона) Гордеев обнаружил странную новость. Сева Голованов сообщил, что нашел кое-что малоизвестное о прославленных альпинистах Степане Мохнаткине и Александре Заверюхине. Оказывается, они - друзья с детства, причем воспитывались в одном детском доме. Это полностью противоречило тому, что Мохнаткин рассказывал сам: Заверюхина он якобы знал только с начала девяностых, и до того они вместе никогда в горы не ходили, не говоря уж об общем детстве.
Гордеев немедленно перезвонил Голованову:
- Что-нибудь еще интересное нашел, Сева?
- А как же! Относительно личной жизни Мохнаткина. Волнует?
- Ну, допустим, - машинально ответил Гордеев, еще точно не зная, зачем ему эти бессмысленные сведения.
- Квартиры в Москве у Мохнаткина нет…
- Секунду, я точно помню, как он мне из дома звонил. Может быть, снимает?
- Нет, не снимает. Мохнаткин живет в офисе. Семьи у него тоже нет: детей нет, жены тоже нет. Точнее, она была. Тоже лазала по скалам и шесть лет назад разбилась при восхождении на Хидден-пик. Пока все… Между прочим, Юра, если ты думаешь, что я схалтурил - узнал такую малость, потратив черт знает сколько времени, то ты ошибаешься. Это совершенно эксклюзивные сведения. Этого практически никто не знает. Ни в Федерации альпинизма, ни где еще…
- Спасибо, Сева, я в твоем профессионализме ни на йоту не сомневаюсь.
Ну и дела. Гордеев вспомнил диалог с Мохнаткиным по поводу его личной жизни. Он спросил тогда:
"Вы женаты?"
"Да уж".
"Интересно, как ей такой образ жизни мужа? Или она тоже скалолаз?"
"Нет, зачем нам такая семья? Она детей воспитывает".
"Сколько их у вас?"
"Трое".
"Понятно. Так как же насчет жены? Не отвечайте, если не хотите".
"Отчего же? Знаете, с женой до свадьбы мы разговаривали довольно мало. Потом поженились и теперь почти совсем не разговариваем…"
Итак, все это оказалось фикцией. Зачем он говорил неправду? В общем-то, имея за плечами такую драму - гибель жены, можно и соврать. Что он, очевидно, и делал - врал всем. Но все-таки, столько времени прошло. Странный человек…
В конце рабочего дня, когда Гордеев терпеливо досиживал в своем "присутственном месте", позвонил Турецкий.
- Гордеев, что делаешь?
Юрий Петрович немного напрягся: когда Турецкий называл его по фамилии, ничего хорошего обычно вслед за этим не следовало.
- Вообще-то, - осторожно сказал адвокат, - я очень занят. У меня сейчас сидит новый клиент - арабский шейх, предлагает мне нефтяную скважину, если я найду закатившийся под диван любимый алмаз его бабушки.
- Тоже мне работка, - пренебрежительно протянул Турецкий. - Плевое же дело!
- Да? - обидчиво переспросил Гордеев. - А ты знаешь, какие у шейхов диваны?! Его только отодвигать - неделя уйдет. Потом еще надо разбить местность на квадраты, потом…
- Ладно, - оборвал Турецкий. - Хватит баклуши бить, приезжай ко мне на работу. Кофе попьем.
- В конце рабочего дня? - усомнился адвокат, официально практикующий здоровый образ жизни, а в одиночку потребляющий кофе литрами.
- Тогда пива.
- На работе? - еще больше возмутился Гордеев.
- Тебе не угодишь. Тогда мы уйдем с работы.
- Тогда зачем мне к тебе туда приезжать? - вполне резонно спросил рациональный Гордеев.
- Слушай, умник, - вышел из себя Турецкий, - бери ноги в руки и скачи на Большую Дмитровку!
- Подчиняюсь грубой силе, - сказал Гордеев, даже не предполагая, насколько окажется прав.
Когда Гордеев приехал, Турецкий сказал:
- Юра, я пригласил тебя, чтобы сообщить нехорошую новость.
- Кто к нам едет? - осведомился Гордеев.
- Ты едешь. И не к нам, а от нас.
- Куда это я еду? - удивился Гордеев. - Я же вроде не на государственной службе.
- Юра, ты слышал, что, когда дела идут хорошо, это означает, что что-то должно случиться в самом ближайшем будущем?
Гордеев кивнул:
- Я бы даже сказал больше: из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше всего.
- Точно. В общем, ситуация такая. Надо срочно найти Носкова. Найти и вернуть его на родину. Родина его заждалась, и она по нему скучает.
- Носкова? - удивился Гордеев. - Нового зама генерального? А что с ним случилось?
- Загулял мужик, - коротко объяснил Турецкий. - Поехал в командировку в Европу и… В общем, возвращаться он почему-то не намерен. А это очень скверно, потому что… нехорошо, в общем. Непорядочно. Понимаешь?
- Понимаю, - машинально кивнул Гордеев, хотя не понимал ничего.
- Вот. Его тут работа ждет. Жена, семья. А он там с какой-то вертихвосткой ошивается.
- С кем?
- Не знаю. Предположительно с бабой гуляет.
- С кем не бывает. Расслабился мужик. Войдите в положение.
- Он - на службе, - напомнил Турецкий.
- Но я-то - нет! Почему ты меня об этом просишь? - изумился наконец Гордеев, и изумился еще и сам себе: почему только сейчас об этом спросил?!
- Потому что ты там уже бывал - это во-первых… ну и достаточно. Неужели ты не можешь мне сделать такое одолжение? Пойми, чудак, если ты сможешь его под белы рученьки по-быстрому в Москву доставить, ты нам всем здорово жизнь облегчишь. Во-первых, крендель этот из Генпрокуратуры как пить дать вылетит, а значит, я смогу тебе опять нормально помогать в твоих поисках, не будучи связан всякими идиотскими заданиями. Ну так что скажешь? В общем-то, это ведь несложно… Он небось просто на пляже валяется…
- Знаю я, что за этим кроется, - пробурчал Гордеев. - Если кажется, что работу сделать легко, это непременно будет трудно. А если на вид она трудна, значит, выполнить ее абсолютно невозможно. И потом, что значит, я там уже бывал?! Где - там?
- В Испании.
- А точнее? - осторожно спросил Гордеев.
- В Сан-Себастьяне.
- Вот тебе раз!
- Не понимаю, что тебя не устраивает? Лето фактически, солнце, море! Другой был бы счастлив. Да еще за государственный счет!
- Слишком много солнца, - проворчал Гордеев. - Градусов тридцать пять, не меньше, если не все сорок.
- На тебя не угодишь. Ну ладно, обещаю, что следующий раз будет весной. Или осенью.
- Какой еще следующий раз?!
- Да я шучу! Ну так что, Юра?
Гордеев вздохнул:
- А что, разве у меня есть выбор? Я же у тебя в долгу…
- Гора с плеч, - сказал Турецкий, хотя выглядел по-прежнему очень озабоченным. Гордеев вообще не мог вспомнить, когда видел его таким последний раз. - Я должен еще кое-что объяснить. Понимаешь, Юра, существует четыре типа чиновников: тот, кто сидит спокойно и ничего не делает; тот, кто говорит о том, что надо сидеть спокойно и ничего не делать; тот, кто делает; и, наконец, тот, кто говорит о том, что надо делать. Как ты думаешь, к какому типу принадлежит наш драгоценный Михаил Павлович Носков?
- К последнему, конечно, - уверенно сказал Гордеев.
- Правильно. Так вот, ты не сильно удивишься, если я скажу тебе, что он на этой ниве изрядно преуспел и сейчас таскает по свету в своей голове государственные секреты?
- Так вот в чем дело, - сообразил Гордеев.
- Тебе этого достаточно? Или нужно еще добавить, что ты лично мне окажешь большую услугу, потому что меня подобрать надежного человека попросил сам… - Тут Турецкий умело сделал вид, будто едва не проговорился.
- Кто попросил? - быстро спросил Гордеев, против своей воли заглотнув наживку.
- Какая разница? Важна задача. А она проста - отправить в Сан-Себастьян человека, которого невозможно идентифицировать как работника спецслужб… Вот что! Давай-ка сейчас мы с тобой съездим в одно место, и я там тебя кое с кем познакомлю.
Дорога в служебной "Волге", которую Турецкий вел самостоятельно, заняла около получаса. Они выехали на проспект Вернадского, там Турецкий свернул на улицу Покрышкина, а дальше вообще запетлял какими-то переулками. Наконец они остановились у длинного четырехэтажного здания. Вышли из машины и, прежде чем доехали на лифте до минус (!) четвертого этажа, документы у них проверили трижды.
В лифте Турецкий сказал:
- Прочитай вот это. - Он раскрыл папку, которую держал под мышкой, и показал Гордееву, не выпуская из рук.
- А что здесь?
- Прочитай.
Гордеев пожал плечами и прочитал:
"Мы окончательно утвердили и подтвердили, что в РВСН вскоре будут поставлены новейшие технические комплексы, которые в состоянии поражать цели на межконтинентальную глубину с Гиперзвуковой скоростью и высокой точностью, а также с возможностью глубокого маневра как по высоте, так и по курсу".
- Что такое РВСН?
- А так как думаешь? Ракетные войска стратегического назначения.
- И что? Ты-то тут при чем?
- Ладно, идем. Сейчас все поймешь.
Лифт опустился на какую-то непонятную глубину. Они прошли по пустому коридору и Турецкий толкнул последнюю дверь. Там, в узком кабинете без компьютера, перед разбросанными листами бумаги сидел человек. На вид ему было лет пятьдесят. У него был усталый вид и несвежая рубашка с короткими рукавами.
- Знакомьтесь, - солидным голосом сказал Турецкий. - Генерал-лейтенант Юрий Николевич Макаренков…
Макаренков встал, и Гордееву показалось, что у него появилось безотчетное желание надеть фуражку.
- А этого человека, - Турецкий кивнул на Гордеева, - я вам называть не стану, потому что…
- Понимаю, - сказал генерал в штатском. - Позвольте пожать вашу руку в знак уважения и… восхищения.
- Вообще-то рано еще, - заметил Гордеев.
- В самый раз, - заметил Турецкий. - Юрий Николаевич, - объяснил он, - занимается ракетами. Он - генеральный конструктор… ну, в общем, именно он сконструировал… словом…
Тут Гордеев сказал неожиданно даже, пожалуй, для самого себя:
- Александр Борисович, вы позволите нам с генералом поговорить вдвоем?
Турецкий покашлял немного, изображая нерешительность, потом махнул рукой: теперь, дескать, уже все равно - и вышел.
И генерал Макаренков рассказал, что произошло.