- Я хочу знать, что она пила на сон грядущий, из которого ей не суждено было вырваться. - Гордеев вздохнул, понимая, что просит от своего друга слишком многого. Хотя кто знает. - Вещдоки, которые были найдены на месте гибели, и заключение судмедэкспертизы о содержимом желудка и крови.
- Ладно. - Турецкий вдруг хихикнул.
- Ты чего? - удивился Гордеев.
- У нас шеф новый.
- В смысле?
- Заместитель генерального. Ты что, телевизор не смотришь? Новый зам генерального прокурора.
- И кто же?
- Носков Михаил Павлович.
- Никогда про такого не слышал.
- Ну да, рассказывай! Бывший главный военный прокурор.
- Ах этот…
- Этот, этот! О Юрка, включи ящик прямо сейчас, он интервью дает.
Михаил Павлович Носков, представительный мужчина лет сорока пяти, давал пресс-конференцию.
В тот момент, когда Гордеев увеличил звук, Носков сказал:
"Я выступаю за то, чтобы скрывшиеся от следствия и суда несли уголовную ответственность - именно за то, что они скрываются. Мы не обязаны бегать за ними и искать: ты знаешь, что тебя обвиняют, приди и дай показания".
Гордеев засмеялся над этой абракадаброй.
- Нет, ну каков индюк, а? - пожаловался Турецкий. Разговор они еще не закончили. - Вообще, знаешь, смотрю и не верю. Похоже на сон. Неужели это все с нами происходит, а?
- Гегеля помнишь? - сказал адвокат. - "Все разумное действительно и все действительное разумно".
- Ты считаешь? - засомневался Турецкий.
- Саня, я надеюсь, он к следствию никакого отношения иметь не будет, - предположил Гордеев.
- Нет, Меркулов остается со всеми своими полномочиями.
- Так чем же тогда этот будет заниматься? У него такой решительный вид. Ему надо зоной какой-нибудь командовать.
- Да хрен его знает, ходят слухи, что кремлевский протеже. А насчет лагеря - хорошая мысль, надо подсказать генеральному.
- Ты бы поосторожней, по телефону-то…
- Плевать.
7
Гордеев позвонил в Киев семейному доктору Маевских - Михаилу Яковлевичу Рубину. Рубин подтвердил, что у Милы последние полгода были проблемы со сном, и он лично выписал ей снотворное. Причем старался, чтобы это не было нечто радикальное, к чему можно привыкнуть и затем тяжело отвыкать, - посоветовал феназепам. Весьма умеренными дозами. Конечно, ни о каких горстях не могло быть и речи. Вот и все. Бедная девочка мучилась, он искренне старался ей помочь. Депрессия? Нервные болезни? Ничего подобного! Может быть, небольшая усталость и большое недоедание - эти голливудские диеты кого хочешь угробят. Посмотрите на Шварценеггера - это же кожа да кости! Милочкину семью он знает не один десяток лет. Слава богу, ее отец не дожил до этого ужаса! Максимум - по полторы таблетки в 0,05 грамма на ночь. Ну в чем же здесь криминал? Может быть, кто-то собирается его в чем-то обвинить? Нет? Большое спасибо, ему нужно заниматься делами, принимать больных. Нет, из Московской прокуратуры его никто не беспокоил. Нет, из друзей Милы тоже. Ну а теперь он все-таки положит трубку…
Яна позвонила в половине девятого вечера, когда Гордеев уже подъезжал к "Пушкину", извинилась и сказала, что сегодня ничего не получится. Она плотно завязла на репетиции, которая переместилась в актерское общежитие. Но Гордеев, если хочет, может к ней присоединиться. Гордеев подумал и согласился.
Он включил радио в fm-диапазоне. Через минуту Земфира перестала петь и пошли всякие легковесные новости.
"Не удивит ли вас, если вы узнаете, что большинство людей в течение всей своей сексуальной жизни никогда не задавали себе вопрос, почему они это делают? Недавний опрос Диксона людей разного пола выявил такие ответы на вопрос о том, почему они занимаются любовью?
"Потому что это приятно" - 20%
Потому что я очень сексуальна (сексуален) - 16%
Потому что этого ждут от меня мужчины - 11 %
"Вы что, смеетесь?" - 53%
В общем, как можно обнаружить, никто даже не пытался вдуматься, почему он вступает в самые интимные отношения, какие только могут быть на свете…"
Гордеев выключил радио. Он приехал.
Ужин у Маевской в общежитии оказался ничем не хуже того, что мог бы быть в ресторане. Во всяком случае, подумалось Гордееву, в компании всегда есть кому заполнять паузы. Ибо хоть она и просто клиентка, но все-таки - ужин, все-таки - ресторан, все-таки - вдвоем.
А здесь все было просто и демократично. Большая комната, много народу, молодые лица, половина из них - смутно знакома благодаря телевизионной рекламе и непонятно чему еще… Сидели кто на диване, кто в продавленных креслах, кто просто на полу. Общались, сдержанно веселились - видно, устали после съемочного дня. Тарелки были на письменном столе, на шкафу, на ковре - везде. Кажется, каждый ел откуда хотел и пил так же. Гордееву было от этого немного не по себе. В роли главного оратора в основном выступал знакомый ему режиссер Сергеев.
С Сергеевым Юрий Петрович поздоровался как со старым приятелем и, улучив момент, задал вопрос:
- Сергей Юрьевич, ты же работал с Монаховой?
- Было дело… Давно довольно. На заре ее карьеры, так сказать. Когда она еще не брезговала в России сниматься.
- Ага. А потом, значит, брезговала?
- Сколько ни приглашал - бесполезно.
Адвокат подумал, что, возможно, дело было конкретно в Сергееве, но ничего по этому поводу не сказал.
- Ну так какая она тогда была?
- Я помню, у нас в съемочной группе говорили про Монахову примерно так: слишком открыта, слишком много хохочет, но подчеркивали: характер о-го-го! И добавляли: станет отличной актрисой, если внезапно свалившаяся слава не испортит. Не каждая молодая актриса получает "Нику" за лучшую женскую роль в своей второй картине.
- На призы-то ей везло, - заметил Гордеев.
- Это точно, - не без зависти подтвердил Сергеев. - Да плюнь ты на нее! Вот молодые таланты, - он плотоядно посмотрел на женственного молодого человека с серьгой, - это да!
Гордеев наклонился к уху Маевской:
- Яна, я должен вам сказать. Сегодня случилась одна вещь… Я думаю, вам нужно взять телохранителя.
Она посмотрела на него непонимающими глазами. Гордеев повторил. Она глянула на него теперь удивленно и медленно отрицательно покачала головой.
За окном вдруг громыхнуло так, что все невольно туда посмотрели. В этот момент Сергеев сказал, видно продолжая какой-то спор:
- Не так уж Бог и всемогущ: например, даже он не в состоянии побить козырного туза простой двойкой.
Ему ответил молодой человек с серьгой в ухе:
- Допустимо, однако, считать, что Бог не ограничен ни в чем…
- Черта с два! - возразил Сергеев. - Попробуй раскрыть понятие всесовершенного существа.
- Пожалуйста. Первый признак, конечно, всезнание. Второй - всемогущество. Пока - достаточно?
- Хватит. Является ли в самом деле всезнание признаком совершеннейшего существа?
Все слушали их диалог с таким выражением, будто присутствуют при рождении какого-то шедевра философской мысли.
Богема, твою мать, подумал Гордеев со смешанным чувством. В общем-то, тоже люди, конечно, как ни странно.
- По-моему, нет, - сказал парень с серьгой. - Всезнание - это несчастье, настоящее несчастье, и к тому же такое обидное и позорное. Вперед все предвидеть, все всегда понимать - что может быть скучнее? Для того, кто все знает, нет иного выхода, как пустить себе пулю в лоб. Есть ведь и на земле всезнающие люди. Они, конечно, не знают всего, и даже, в сущности, ничего, или почти ничего, не знают и только притворяются всезнающими, и то от них веет такой злой и удручающей скукой, что их можно выносить только в малых дозах и с большим трудом. Нет уж! Всесовершенное существо никак не должно быть всезнающим! Много знать - это хорошо, прекрасно, но все знать - ужасно. То же и с всемогуществом. Кто все может, тому ничего не нужно. И это мы можем запросто проследить: миллиардеры пропадают, буквально сходят с ума с тоски - их богатства им только в тягость, скажете - нет?
- Н-не знаю, - покачал головой Сергеев. - А третий признак всесовершенного существа: оно находится в вечном покое. Господи! Ведь такого удела не пожелаешь и злейшему врагу. Я мог бы перечислить все обычные признаки всесовершенного существа - и они оказались бы не лучше уже разобранных нами. У нас ценится знание, могущество, покой - если все это возвести в превосходную степень, которая тоже у нас ценится, то получится совершенство. Но ведь это чистое ребячество. Хорошо, если у человека большие глаза, но глаза величиной с маленькое блюдце или даже с серебряный рубль обезобразили бы даже самое красивое лицо. И, главное, люди, приписывая те или иные качества совершенному существу, руководствуются не интересами этого существа, а своими собственными. Им, конечно, нужно, чтобы высшее существо было всезнающим, тогда ему можно без опасения вверить свою судьбу. И хорошо, чтоб оно было всемогущим: из всякой беды выручит. И чтоб было спокойное, бесстрастное и так далее. Но каково-то придется этому существу, если оно окажется таким, каким оно вышло из человеческих рук? Об этом никто не думает! И не думайте! Настолько оно, я надеюсь, могущественно, чтобы быть таким, каким оно хочет, а не таким, каким бы его сделала человеческая мудрость, если бы ее слова превращались в дела… А что скажет господин юрист? - неожиданно сказал Сергеев и передал Гордееву кружку, наполовину заполненную водкой.
От водки Гордеев отказался со смешанным чувством - он был за рулем, но не мог понять, его радует такое объяснение или печалит. Но потер лоб и все-таки сказал:
- Понятия не имею… Ларошфуко, которого все знают, но плохо читали, если вообще читали, однажды высказал такую мысль: серьезность - это уловка тела, призванная скрыть изъяны духа.
Краем глаза он уловил, что Маевская посмотрела на него с нескрываемым восхищением. У Гордеева шевельнулась по ее поводу какая-то смутная ассоциация, но он не смог удержать ее в голове.
Снаружи за окном еще раз прогрохотал гром, и через мгновение перегретая атмосфера породила первые крупные капли дождя, забарабанившие по крыше. Ну хоть так, подумал Гордеев, это все ж таки больше на весну смахивает.
Сергеев, поднимая стакан, сказал:
- Каждому из нас отпущен в жизни только один шанс, мы знаем это, но все равно торопимся или медлим, в конце концов получаем тот шанс, который был уготован другому, отсюда весь бедлам на нашей планете.
Гордеев подумал, что Сергеев обладает удивительным даром не слышать то, что ему не хочется слышать. К сожалению, он, Гордеев, в силу юридической своей профессии, этого начисто лишен. Он вздохнул. Яна, вдруг уловив этот момент, положила ему голову на плечо и прошептала:
- Хочешь удерем отсюда?
Он с благодарностью кивнул и шепнул в ответ:
- Только давай останемся на "вы", ты - клиентка. И это важно для меня.
Он вышел первым, как бы в туалет. Через несколько минут они сидели в его машине - новеньком "опеле-корса".
- Классная тачка, - оценила Яна.
- А ты на чем ездишь?
- На "жуке". На "фольксвагене". Вон он стоит, красненький. - Она показала пальчиком.
- Тоже недурно.
- А то. Мне положено быть стильной штучкой. - Она засмеялась, словно зазвонила в серебряный колокольчик.
Крупные капли стучали по крыше машины.
- Обожаю дождь, - сказала она.
- Аналогично.
- Я рада, что мы похожи. И что мы теперь станем делать?
- Можем поехать ко мне на чашечку кофе, - пошутил Гордеев.
- Можем, - вполне серьезно сказала она.
Через пять минут езды Гордееву показалось, что его преследует машина - темная "шестерка". Впрочем, возможно, он и ошибся: в Москве дождливой ночью встретить темную "шестерку" - не большая редкость.
В его квартире они даже не стали зажигать свет. Сразу набросились друг на друга. Она впилась в его в губы, подпрыгнула и обвила ногами. Он отнес ее на кровать. В сто первый раз нарушаю главную заповедь, подумал Гордеев: не спать с клиентами.
Они, кстати, почти и не спали - некогда было.
- Ты знаешь, - шепнула она в какой-то момент, - мне кажется, я тебя люблю..
- Мы на "вы", - полушутя-полусерьезно поправил он, и она кивнула.
- Принесите мне выпить, пожалуйста.
Он пошлепал на кухню и попытался припомнить себя в ее возрасте… Пожалуй…
В восемнадцать - двадцать лет все говорят и думают о любви. Душа изнемогает, выпутываясь из пеленок, тело определенно хочет только одного. Весь мир словно закручивается вокруг секса, ты теряешь голову от первого настоящего безумия. Дух приключений и сумасбродства пока еще не погашен полной предопределенностью жизни. Будущее представляется волшебным путешествием, и непременно с хорошим концом. Сегодняшняя молодежь немного не такая. Они обуржуазились, они обожают роскошь, у них плохие манеры и нет никакого уважения к авторитетам, они высказывают неуважение к старшим, слоняются без дела и постоянно сплетничают. Они все время спорят с родителями, они постоянно вмешиваются в разговоры и привлекают к себе внимание, они прожорливы и тиранят учителей… Ну и что же? Не этим ли самым они чрезвычайно привлекательны?..
Проснувшийся человек не сразу понимает, где он находится, в первую секунду он даже не помнит, кто он такой. Простое ощущение собственного существования, но такое ощущение может биться и в груди у животного. Воспоминание, словно помощь свыше, вытаскивает из небытия, оно восстанавливает все века цивилизации, окружающие предметы обретают смысл, как все последние дни обретали себя его депрессия и плохое настроение.
Все не так было в это утро. Проснувшись, он почувствовал необыкновенный прилив сил. Слово "депрессия" скользнуло где-то на туманном горизонте и упорхнуло, - хотелось надеяться, навсегда.
Гордеев недавно слышал в каком-то ток-шоу мнение психолога: мужчина не должен пожирать глазами голое тело женщины, чтобы не создать у нее впечатления, что лишь только ее нагота способна вызвать у него желание. Гордеев не был с этим согласен на сто процентов, особенно сейчас. Впрочем, с другой стороны, исходя из своего личного опыта, он полагал, что грубое поведение может лишь развить скромность и стыдливость, которые большинство женщин не теряют, хотя и живут замужем. Эти женщины обычно мало и умеренно страстные, и они представляют серьезную проблему для их мужей. В общем, хорошо, что холост, подумал адвокат и сосредоточился на той женщине, которая сейчас лежала в его постели.
- Я не только тебя люблю, - уточнила Яна. - Я сегодня всех люблю.
И Гордеев подумал, что барышня явно перенасыщена волнениями плоти, отчего у нее однообразное представление об окружающем ее человечестве.
8
В половине одиннадцатого в юрконсультацию на Таганку заехал хмурый Турецкий, он вручил адвокату два листа бумаги, исписанные собственноручно.
- По ознакомлении сжечь, - внятно сказал Александр Борисович.
- Само собой. С меня причитается…
- Это вопрос или утверждение?
- Ну… Пусть будет вопрос.
- Тогда - само собой.
Турецкий сказал, не глядя на Гордеева:
- Между прочим, трагедия многих аналитиков заключается в том, что они тонут в потоке информации, безвольно идут за ней. Надо поступать наоборот, надо организовывать информацию в идею, подчинять ее себе, бесстрашно и раскованно фантазировать. Я никого конкретно не имею в виду, - на всякий стучай подчеркнул Александр Борисович.
- Действительно, - сказал Гордеев, прикидываясь совершенным шлангом и делая вид, что он не понял, что как раз именно он конкретно и имелся в виду. - Действительно, любая настоящая идея обязана быть сумасшедшей, только тогда она интересна и продуктивна. Саня, а ты чего такой мрачный?
- Этот индюк Носков, новый зам генерального, затеял реорганизацию всех отделов, представляешь?! И самое ужасное, что генеральный его поддержал. У нас сейчас - полный дурдом.
- Н-да, - посочувствовал Гордеев, некогда тоже работавший в Генпрокуратуре и представляющий себе, что это такое. - А ты ему скажи, Саня, что реорганизация - это превращение одной организации в другую, достигающее такой степени дезорганизации, при которой становится очевидным преимущество первой организации перед второй и необходимость новой реорганизации. Впрочем, боюсь, он потребует изложить это на бумаге.
- Смешно, - безо всякой интонации сказал Александр Борисович и отбыл.
Гордеев внимательно изучил то, что привез Турецкий. На ночном столике Монаховой стояла бутылка бренди. И точка. Больше ничего сказано не было. Название отсутствовало. В организме была изрядная доля алкоголя пополам со снотворным. Ну и так далее. Обычные слова. Таких заключений и ничего конкретного не говорящих улик Гордеев видел на своем веку вагон и маленькую тележку. Главное, что никаких следов проникновения в жилище Монаховой посторонних лиц отмечено не было. Гордеев таким документам привык доверять. Конечно, в жизни всякое может случиться, но заключение экспертизы есть заключение экспертизы.
Он снова позвонил Турецкому, у которого на сей раз молчали все рабочие и мобильные телефоны, кроме одного, того, который Александр Борисович оставлял включенным в любое время дня и ночи и который знали только ближайшие друзья. И который даже жене был не всегда доступен - Турецкий не только безопасности ради и "усиления остроты жизненных впечатлений для" периодически его менял.
- Саня, у меня еще просьба.
- Не уверен, что смогу вам помочь, товарищ генерал-лейтенант…
- Ты что, охренел? - изумился Гордеев. - Какой я тебе генерал…
- Вот-вот, - сказал Турецкий, - и я о том же. Уж больно щекотливая ситуация. - И отключился.
Гордеев озадаченно потер виски и потянулся к холодильнику, в котором лежала спасительная бутылка нарзана. А то засадить бы сейчас рюмочку-другую арманьяка, мелькнула лихая мысль.
- Но-но, - сказал Гордеев сам себе вслух.
Турецкий перезвонил через час с лишним и говорил уже нормальным голосом. Тон его был несколько назидательным.
- Юрка, сколько раз тебя просить, если ничего срочного, не нужно звонить по этому телефону. Мало ли где я могу быть…
- И где же ты был?
- Это неважно. Тебя же не убивали, верно?
- Как знать, - протянул Гордеев. - С угрозами мне уже звонили. Когда убивать начнут - не уверен, что предупредят.
- Почему ты мне ничего не сказал? - возмутился Турецкий.
- А что бы ты сделал? Выслал кавалерию?
- А почему бы и нет? Позвонил бы Денису Грязнову, попросил бы его орлов тебя покараулить.
- Это я и сам могу сделать. А от тебя мне другое нужно.
- Ну конечно, государственные бумаги тырить - вот что тебе от меня нужно.
- Вот и не угадал. Ты можешь для меня узнать состав бригады, которая выезжала на труп Монаховой? Я хотел бы поговорить с оперативниками и криминалистами.
- Юрка, - укоризненно сказал Турецкий, - ты совсем обалдел со своей частной практикой. Не совался бы ты в это дело, а?
- Почему это? - быстро спросил Гордеев. - Ты что-то знаешь, чего не можешь сказать?
- Да ничего я не знаю. Просто гниловатое оно какое-то. Ты обратил внимание, как пресса разом примолкла, будто кто-то рот ей заткнул?
- Заметил.
- Тебе этого недостаточно?