У самого Мозолевского на то, чтобы уболтать такого вот Шмеля, поверь, и образования, и интеллекта вполне даже хватит!.. Он, к слову сказать, из весьма интеллигентной семьи: отец был видным ученым. По национальности наполовину поляк, наполовину русский. Мать - из поволжских немцев… Оба при первой же возможности выехали в Германию… А сынок вот остался.
- Короче, ты считаешь, что Мозолевскому удалось задурить Шмелеву голову ницшеанскими идейками?..
- Считаю, - кивнул Грязнов-старший.
- А ты, Саня? - поинтересовался Меркулов. - Согласен?
- Насчет идей не знаю, - покачал головой Турецкий, - а вот то, что господин Мозолевский прибыл в Северотуринск за деньгами, вполне реальная, если не единственная, версия. А уж какими методами он охмурял Шмелева и почему именно его - это пусть психологи разбираются…
- Или психиатры, - хмуро улыбнулся Меркулов, - если учесть их "идеологическую базу".
- Недооцениваешь ты, Костя, этой нацидеологии… - возразил Александр Борисович. - Точнее - ее живучести и соответственно популярности… Понимаю, из твоего кабинета не все видно! Но уж поверь нам, более близким народу, что, как ни грустно, но живуча она, сволочь! Образ врага всегда легче создать в глазах большинства, тем более если речь идет о неопытных пацанах, из кого-то, кто на тебя непохож. Рылом, грубо говоря, не вышел: ты блондин, а он брюнет. Ты бледнолицый, а он черный… или краснокожий… Ну и так далее, вплоть до религиозных различий. Хотя Господь Бог этих "идеологов" волнует в последнюю очередь, точнее говоря, и вовсе не волнует - разве что в качестве рычага для их подлых целей.
- Жутковатую картину рисуешь, - вздохнул Меркулов. - Но то, что я и вовсе не в курсе, - это ты зря, Саня… Возможно, не в такой мере, как ты, но… А что ты хочешь? Лишить народ вообще какой бы то ни было идеологии и получить в качестве подрастающей смены ангелов?.. Свято место, как известно, пусто не бывает!..
Некоторое время в кабинете Меркулова вновь царила тишина.
- Ладно, генералы, - вздохнул наконец Константин Дмитриевич, - идите работайте… Согласен, разрабатывать следует в первую очередь эту версию, со "Щитом". Однако не думаю, что прослушку ребятам установили они: говоришь, в люксе обнаружили четыре "жучка"?
- Ну! - ухмыльнулся Турецкий. - Ты прав, с такой скоростью работать могут только представители органов… Не волнуйся, ни с прокуратуры местной, ни с УВД мы и глаз не спустим! Пусть поволнуются, сволочи… Пименов, кстати, даже с виду типичный мерзавец. Что касается "Щита", официально мы им заниматься пока не будем, до тех пор пока Денис с ребятами не соберут настоящие улики… И не крути носом, Костя! На этот раз тебя даже никто не просит о доплате Дениске, клиенты, вполне официальные, у них и без тебя есть! Впрочем, все, что нужно, в этой папке, держи!..
Меркулов нехотя взял протянутую ему Турецким довольно объемистую папку.
- Мерси, Саня… Уж извини, но материалы "Глории" я приобщать к официальному следствию пока не стану…
- Ты и потом не станешь этого делать, - усмехнулся Грязнов-старший, поднимаясь на ноги. - А главное - никто тебя об этом и не просит!.. И вообще, ты ничего не знаешь, не видишь и не слышишь, во всяком случае от нас… Пошли, Сань, у меня еще дел на сегодня выше крыши!
- Знаю я ваши дела, - проворчал Меркулов, - со специальной пометкой из пяти звездочек… Ладно, валите отсюда! А ты, Сань, вечером, часиков эдак в семь, загляни ко мне.
- Есть! - по-военному отсалютовал Турецкий, одновременно подмигнув Вячеславу Ивановичу, и поспешил вслед за Грязновым-старшим покинуть кабинет шефа.
- Что ж, это-то я как раз понимаю, - Женя усмехнулась и потрепала Альберта по затылку с видом мамаши, ласково журящей свое дитя. - Ясное дело, что на целый миллион тебе понадобится время… Главное - начало положено!
Она еще несколько секунд полюбовалась на раскрытую сберкнижку, после чего небрежно сунула ее в сумочку и щелкнула замочком.
На сей раз они встретились в кафе со странным названием "Веретешко", расположенном в самом конце длинной, пересекавшей практически весь город, Купеческой набережной.
Судя по всему, особой популярностью "Веретешко" не пользовалось, - возможно, потому, что фактически находилось почти на окраине Северотуринска, то есть в районе бедном. А цены здесь были почти ресторанные. Зато и шансы наткнуться на каких-нибудь общих с мужем знакомых были, с точки зрения Евгении Петровны, тут минимальные. Особенно сейчас, в полдень, между временем завтрака и временем обеда.
Заказав по чашке кофе и два пирожных, парочка пристроилась за столиком возле окна, из которого открывался вид на Волгу и на мост, тянущийся на другой берег реки. По мосту медленно полз синий троллейбус, в сером небе покрикивали голосами, напоминавшими кошачье мяуканье, речные чайки.
- Ты знаешь, у меня сегодня правда времени почти нет, не обижайся. - Женя слегка тронула пальчиком руку Альберта. - Хочу прокатиться в Москву за шмотками, нужно и собраться, и денежки у Шмеля выкачать в достаточном количестве, и в салон красоты свой заглянуть…
- Такой женщине, как ты, - возразил мягко Альберт, - никакие салоны не нужны! Женя, ты такая красивая… Может быть, если сумею вырваться, поехать с тобой?..
- Ни в коем случае, - она произнесла это очень твердо. - Терпеть не могу мотаться по бутикам не одна, тем более с мужчиной. Слушай, а как тебе удалось избавить меня от охраны?
- Пусть это останется для тебя тайной, - улыбнулся Вронский.
- Что-то вокруг меня в последнее время многовато развелось тайн. - Она покачала головой вполне серьезно. - Кстати, твой московский адрес относится к их числу?..
- С какой стати? - Он удивленно поднял брови. - Мне кажется, я его тебе называл!
- Ничего подобного! Просто сказал, что дом на Фрунзенской. Но набережная большая…
- Хочешь заглянуть в гости к моей матери? - улыбнулся Альберт. - Только не напугай ее…
- Ты что же, живешь с мамой?
Женя и не пыталась скрыть своего разочарования. Вронский усмехнулся:
- Не бойся, моя красавица, отягощать тебя свекровью я не собираюсь… У мамы есть своя квартира совсем в другом районе. Но, когда меня нет в городе, она всегда живет у меня: боится, как бы ее сына не ограбили, представляешь? Маман категорически не доверяет никаким охранным системам… Зато когда мы поженимся, она наконец будет свободна и спокойна!.. Ладно, можешь записать адрес и даже заглянуть к ней под каким-нибудь предлогом: должна же ты знать, где именно тебе предстоит жить…
- Говори, я и так запомню, - улыбнулась Женя. - И не беспокойся, навряд ли я к ней зайду, просто гляну на дом - и то, если окажусь поблизости…
Однако у Вронского никаких сомнений в том, что Евгения Петровна Шмелева затевает проверку своего нового возлюбленного, даже почти не скрывая этого, не было. И поскольку в этой части он Жене не соврал и, будучи сыном бывшего партийного чина, действительно жил с матерью на Фрунзенской, то и никакие прочерки его не волновали. На месте Шмелевой он и сам бы так поступил, прежде чем бросаться очертя голову в объятия едва объявившегося нового возлюбленного. Однако сказать, что происходящее было Вронскому приятно, значило солгать. Напротив!
Альберт Вронский с детства был избалован женским вниманием и прекрасно знал, какое магическое действие оказывает на представительниц прекрасного пола его ангельская внешность. С одной стороны, это ему льстило, с другой - раздражало, поскольку, очарованные внешностью Вронского, дамы зачастую вовсе не замечали его тонкой и, как полагал он сам, нежной и ранимой души… Его это горько задевало, заставляя защищаться от дамского внимания частично надуманным, а частично и впрямь начавшим появляться у него цинизмом…
Возможно, не отдавая себе в этом отчета, Альберт стремился доказать и самому себе, а главное окружающим, что является не просто белокурым героем-любовником, но настоящим мужчиной со всеми присущими сильному полу качествами. Этим и был продиктован его выбор профессии юриста, а затем и появление Альберта в "Глории", где он предложил Денису свои услуги в качестве если уж не следователя, то хотя бы оперативника. Друг его матери когда-то воспользовался услугами "Глории", и Альберт знал, что здесь занимаются не только и даже не столько слежкой и охраной, но и частенько - следственной работой. Кроме того, после смерти отца с деньгами у них с-матерью было туговато. А в частных фирмах, как известно, деньги платят далеко не те же, что в органах.
Денис принял Вронского на работу с испытательным сроком три месяца. Было это около года назад, и Грязнов-младший, доверившийся рекомендации того самого старого друга матери Альберта, своего давнего клиента, пока что не пожалел об этом. Коллектив принял парня сразу же довольно благосклонно. Время от времени, когда в процессе работы появлялась необходимость провести расследование, Вронский охотно подключался к процессу, и был действительно полезен. Однако в таких ситуациях, которая сложилась в Северотуринске, бывать ему не приходилось ни разу… И уж в чем он был уверен - так это что задание в глазах главы "Глории" экзамен на состоятельность самого молодого сотрудника.
Сдать этот экзамен на "отлично" Альберт не просто хотел. Он уже и представить себя не мог без Грязнова-младщего и его дружного коллектива. А это означало, что, если у него самого и возникли психологические проблемы, связанные с Женей Шмелевой, он просто обязан избавиться от них самостоятельно. Никаких срывов вроде того, который, увы, уже успел один раз продемонстрировать Денису, быть больше не, должно.
И сейчас, с видимой печалью глядя на Женю, заторопившуюся домой, на Женю со столь небрежным видом бросившую в сумочку сберкнижку на предъявителя, Альберт с некоторым облегчением понимал, что женщина сама, возможно не понимая этого, облегчила ему задачу. Как бы ни была она права в своем стремлении проверить его, правота эта являлась правотой рационального ума, а отнюдь не влюбленного сердца… Денис прав: сидящая перед ним красавица-смуглянка - не романтичная леди, а расчетливая, гулящая баба, которой никакие романтические чувства неведомы, но именно на них-то она и готова играть в своих корыстных целях… Конечно, если убедится, что шкурка под названием "Альберт Вронский" действительно стоит выделки. Какая, в сущности, гадость, эта ваша заливная рыба!..
Вронский поспешно опустил глаза, дабы Женя не ухватила мелькнувшую в них мысль.
Но Евгении Петровне было не до того: она заспешила, поскольку действительно собиралась заглянуть в салон красоты. И категорически запретила Альберту провожать ее - в целях необходимой на данном этапе конспирации.
Некоторое время после ухода Шмелевой Альберт посидел в одиночестве, над чем-то размышляя. Потом заказал еще кофе и набрал на мобильном номер шефа.
Доложив Денису ситуацию, Вронский попросил разрешения позвонить матери в Москву.
- Нужно ее проинструктировать, - пояснил он. - Видите ли, относительно подмосковного особняка я слегка перестарался. Да нет, есть, конечно, но состояние его оставляет желать лучшего… К тому же второй этаж мы давно продали… Нет, за маму не волнуйтесь! Она же бывшая актриса! Сыграет все наилучшим образом. Хорошо, до вечера!
Улыбнувшись официантке, подавшей кофе, Вронский начал набирать свой домашний номер.
Как Альберт и предполагал, его не по возрасту склонная к авантюризму мама, вполне одобрившая в свое время профессию сына, прореагировала на просьбу Алика с восторгом. Что не помешало ей вполне серьезно и внимательно выслушать данные сыном инструкции.
14
Уже далеко не первый день Роман Мозолевский был в ярости. Не то чтобы он приревновал свою теперь уже точно бывшую любовницу к неизвестному красавчику. Однако его наличие в сочетании с унизительным фактом слежки, которую он к тому же не обнаружил, существенно ударили по самолюбию Мозолевского, оскорбили его гордость, унаследованную от предков-шляхтичей.
К тому же в роковой вечер, когда снимки, запечатлевшие их с Розочкой, легли на ресторанный столик перед носом Романа, новая любовница тоже внесла свой вклад в идиотскую ситуацию, закатив возлюбленному настоящую истерику. Из ресторана пришлось уехать, на некоторое время, понадобившееся на дорогу, Розочка притихла. Но, очутившись в квартире, пошла на второй виток. Ее упреки, прорывавшиеся сквозь нешуточные рыдания, всхлипывания и взвизгивания, окончательно переполнили чашу терпения Мозолевского. И, отвесив возлюбленной увесистую оплеуху, он перешел от оправданий и пояснений к угрозам покинуть красавицу-смуглянку - в случае если она не заткнется в течение ближайшей минуты.
Розочка заткнулась через секунду, очевидно моментально припомнив, кто именно оплачивает ей квартиру, в которой и разворачивалось описанное действо, и об обещанных к приближающемуся дню рождения золотых часиках с плавающими бриллиантами. Но Роман все равно ушел, правда не навсегда: для того, чтобы обдумать случившуюся пошлейшую историю, ему требовалось время.
История между тем не просто пошлейшая, но и довольно опасная, если учесть влияние Евгении Петровны на ее дуболома мужа, которое она вполне могла использовать во вред Роману. И использует наверняка, если не принять экстренных мер. Вопрос заключался в том, чтобы определиться с упомянутыми мерами. После длительных размышлений Мозолевский составил план действий, предполагавший встречу с Женей на нейтральной полосе - для выяснения отношений и заключения пакта о мире. По его разумению, поскольку лучший способ защиты - атака, для начала следовало с оскорбленным видом изложить Жене собственные претензии. Затем мягко и дипломатично уговорить бывшую любовницу перейти на платформу дружеских отношений, коли уж она так быстро утешилась, найдя Мозолевскому заместителя.
С учетом того что Женя должна была испытывать удовлетворение от унижения неверного любовника, Роман вполне мог рассчитывать на успех… Выждав несколько дней, за которые, по его разумению, Евгения Петровна должна была более-менее успокоиться, он позвонил ей: вначале по одному мобильному номеру, затем по второму и наконец, предварительно убедившись, что Василия дома быть не может, по домашнему. Поскольку по обоим мобильным абонент оказался недоступен.
У Шмелевых ответил женский голос, но это была не Женя: Роман узнал шепелявую, визгливую манеру их новой домработницы Нюры. Из осторожности он поначалу пригласил Василия, а когда услышал, что "хозяина нету", сказал, что в таком случае готов переговорить с Евгенией Петровной.
- Евгения Петровна уехали в Москву, - сообщила Нюра. И, подумав, добавила: - За одежками!
Роман едва удержался, чтобы не чертыхнуться, и отключил связь. Несколько унявшееся бешенство вспыхнуло в нем с новой силой. И он набрал на мобильном еще один номер.
- Слушаю вас, - пробормотал по ту сторону связи тихий мужской голос.
- Узнал? - ядовито поинтересовался Мозолевский.
- Да…
- Я тоже не прочь узнать, сколько еще нужно тебя ждать!
- Но, Роман Аркадьевич, как вы не понимаете?! - В голосе мужчины звучало отчаяние. - Я при всем желании не могу это сделать раньше, чем через четыре с половиной месяца! Поймите, у меня никогда не было права подписи на этом счету, и…
- Даю тебе ровно неделю! - злобно перебил собеседника Мозолевский. - На твои права я плевать хотел. Ровно через неделю, если деньги не будут переведены, известное тебе кино будут бисировать в прокуратуре!.
Мужчина издал какой-то неопределенный возглас, но Роман уже отключил связь.
В Москву пришла наконец долгожданная весна: один из первых теплых дней разлился по столице многочисленными ручьями, просиял васильково-синим небом, расчерченным пока еще голыми, но уже с набухшими почками, ветвями деревьев. Даже силуэты домов казались на этом фоне нарядными и праздничными, вопреки тому что большинство фасадов явно требовало ремонта. Впрочем, в центре, как всегда, и с этим все было в порядке.
Женя медленно, прогулочным шагом, шла по Фрунзенской набережной к нужному ей дому - громадной, словно не построенной, а воздвигнутой на века сталинке, щурясь от заливавшего столицу солнца. Откуда-то издалека ветер донес размеренный бой часов. "В Москве полдень…" - процитировала она мысленно известную всей стране фразу и невольно улыбнулась.
Столицу Евгения Петровна обожала. Ей нравилось здесь все, включая вечную толкучку подземки, густые человеческие толпы, в которых так легко затеряться, размашистый рисунок проспектов и улиц, ходить по которым можно часами. Жить здесь - когда-то она всерьез мечтала об этом, мечтала годами. Потом… Потом смирилась с тем, что далеко не все мечты возможно воплотить в действительность. И вдруг в момент, когда менее всего ожидала, когда… "Дурочка! - остановила себя Женя. - Забыла, что ни одному мужику на свете нельзя ни верить, ни тем более доверяться?! Лучше подумай, что ему от тебя нужно на самом деле!.."
Она решительно нахмуриласьн ускорила шаг. Окинув глазами огромный фасад дома, Евгения Петровна прикинула, в каком из множества подъездов может располагаться квартира Вронских, и, немного подумав, двинулась к тому, который показался ей в этом смысле наиболее подходящим. Как ни странно, она не ошиблась. И, переведя дыхание, набрала на домофоне номер…
- Да? - Женский голос, ответивший почти сразу, оказался куда моложе, чем Женя ожидала. И, немного смутившись, она поздоровалась, назвав свое имя, которое ее собеседнице вряд ли могло о чем-то сказать… Но домофон тут же отозвался характерным свистящим звуком. Спустя несколько секунд Евгения Петровна, миновав невиданно просторный холл, уже поднималась в тоже очень просторном лифте на седьмой этаж.
Женщина, стоявшая в распахнутых дверях квартиры Вронских, поначалу показалась ей тоже молодой. И лишь чуть позже, внимательно всмотревшись в ее лицо, Женя сообразила, что та вовсе не молода, скорее, моложава… Определить ее возраст было невозможно!
- Вы - Женечка, верно? - Она радостно прищурила в точности такие же, как у Альберта, синие глаза и улыбнулась. - Заходите, дорогая, Алик вчера вечером звонил мне и говорил, что вы, возможно, зайдете… Добро пожаловать!..
Она легко отступила в глубь Прихожей, впуская Евгению Петровну в квартиру. И вскоре Женя уже с нескрываемым интересом озиралась - не в прихожей даже, а в небольшом холле, переходящем в коридор, по сторонам которого было несколько дверей.
- Хорошо, что вы все-таки решились зайти! - Легкой, пружинистой походкой хозяйка, дождавшись, когда Женя скинет пальто и повесит его на круглую, явно антикварную вешалку, направилась к ближайшей из дверей. Это оказалась гостиная. Женя с интересом оглядела просторную комнату, уставленную старинной мебелью - отчего-то не отреставрированной.
Большой круглый стол, наверняка раздвижной, стулья, аккуратно стоявшие возле него, задвинутые сиденьями под столешницу. Огромный коричневый рояль в углу, несколько картин на стенах. С украшенного лепниной потолка свешивалась хрустальная многорожковая люстра…
- Присаживайтесь, сейчас я угощу вас своими фирменными пирожками! - сообщила хозяйка. - Меня, если Алик вас об этом не оповестил, зовут, кстати, Альбина Борисовна… Так что сына я в свое время назвала фактически в честь себя самой!..