Его взгляд скользнул сначала по Эмили, затем по Шарлотте. От этого взгляда она почувствовала холодок в животе, и ей захотелось немедленно уйти. Она должна контролировать себя и покинуть общество, соблюдая приличия. В конце концов, этот мужчина находится в состоянии стресса…
Джордж пробормотал что-то Фебе - обычные вежливые слова насчет гостеприимства.
- Вы очень добры, - ответила она автоматически, ее голос был высоким и напряженным. Шарлотта заметила, что ее руки вцепились в складки юбки.
- Не смеши людей, - рявкнул Афтон. - Только несколько человек пришли сюда из сострадания, большинство же - из простого любопытства. В любое время насилие вызывает больший ажиотаж, чем простая любовная интрижка. Кроме того, любовные связи стали так распространены, что если к ним не добавляется что-то необычное, на них уже не обращают внимания.
Феба покраснела от стыда, но не смогла найти достойный ответ.
- Я пришла сюда из сострадания к Фанни, - Эмили холодно посмотрела на него. - И к Фебе.
Афтон чуть склонил голову.
- Уверяю вас, она оценит это. И если вы найдете свободный вечер и навестите ее, она, без сомнения, поделится с вами своими чувствами. Феба абсолютно уверена, что этот сумасшедший прячется где-то здесь, рядом, поджидая случая прыгнуть на нее и изнасиловать следующей.
- Пожалуйста! - Феба потянула его за рукав, к ее лицу прилила краска. - Я совсем так не думаю.
- Так значит, я тебя не понял? - возмутился Афтон, не понижая голоса и продолжая смотреть на Джорджа. - Из того, как ты вела себя прошлой ночью, я решил, что ты ожидала увидеть его на лестничной площадке. Твоя рубашка так завернулась на тебе, что я подумал, что ты можешь задушить себя, если повернешься не в ту сторону. Зачем ты звала слугу, моя дорогая? Или я не должен задавать этот вопрос в присутствии других людей?
- Я не звала слугу, я… я просто… хорошо. Занавеска пошевелилась от ветра. Я испугалась и подумала…
Феба вся горела. Шарлотта могла вообразить себе, как глупо та себя чувствовала, как будто все окружающие могли увидеть ее напуганной и растрепанной, в задравшейся ночной рубашке. Шарлотта сгорала от желания сказать Афтону что-нибудь резкое, выбрать убийственные слова, но в голову ей ничего не приходило.
Наконец заговорил Фулберт - медленно, лениво, с улыбкой на лице. Он обнял Фебу, но его взгляд был направлен на Афтона.
- Вам не нужно бояться, моя дорогая. Что произошло с вами - это ваше личное дело. - Его лицо смягчилось, в нем читалось удовлетворение. - Я сомневаюсь, что это был один из ваших слуг; но даже если и слуга, то он вряд ли был бы настолько дерзким, чтобы напасть на вас в вашем же доме. И вам повезло больше, чем любым другим женщинам на Парагон-уок - по крайней мере, вы определенно знаете, что это был не Афтон. Мы все это знаем! - Он улыбнулся Джорджу. - Боже, сделай так, чтобы мы все тоже были вне подозрений!
Джордж моргнул, не вполне уверенный в смысле сказанного, но чувствуя, что где-то в его словах была запрятана жестокость.
Шарлотта инстинктивно повернулась к Афтону, сама не понимая почему. В его глазах светилась холодная ненависть, пронзившая ее насквозь. И ей захотелось взять Эмили за руку, ухватиться за что-то теплое, человеческое - и бежать из этой увитой блестящим черным крепом комнаты на свежий воздух, в зеленое лето, и продолжать бежать, пока она не доберется до своего дома на узкой пыльной улочке, дома с побеленными ступенями, примкнутого к точно таким же домам, в которых женщины трудились весь день не покладая рук.
Глава 5
Шарлотта с трудом дождалась, когда Питт придет домой. Она уже проговорила про себя множество раз, что хотела сказать ему, - и каждый раз у нее получалось по-новому. Вытирая пыль, она пропустила книжные полки, а еще забыла посолить овощи и, к радости ребенка, дала Джемайме двойную порцию пудинга. Но, по крайней мере, она не забыла переодеть ее и уложить спать к тому времени, когда наконец-то пришел Питт.
Томас выглядел усталым. Первым делом он снял сапоги и опустошил карманы от бесчисленного числа разных мелких вещей, которые насовал в них в течение дня. Шарлотта принесла ему стакан холодного лимонада, решив не повторять ту же ошибку, что и в прошлый раз.
- Как Эмили? - спросил муж через несколько минут.
- Нормально, - ответила она, сдерживая дыхание от желания немедленно начать рассказывать ему про свой день. - Церемония была ужасной. Я полагаю, что внутренне все присутствующие чувствовали себя так же ужасно, как и мы с Эмили, но никто не показывал своих чувств.
- Они говорили о ней - о Фанни?
- Нет, - она покачала головой. - Нет, они не говорили. Было даже трудно понять, кого хоронят. Надеюсь, когда я умру, обо мне будут говорить все время.
Питт засмеялся - громко, как ребенок.
- Даже если все заговорят о тебе одновременно, моя дорогая, - ответил он, - все равно без тебя будет очень тихо.
Шарлотта посмотрела вокруг, ища что-нибудь безобидное, чтобы бросить в него, но единственной вещью под рукой был графин с лимонадом, которым вполне можно было убить, не говоря уже о том, что графин мог разбиться, а покупать новый было бы для них накладно. Поэтому пришлось ограничиться гримасой.
- Ты узнала что-нибудь? - спросил Томас.
- Думаю, нет. Только то, что Эмили заранее рассказывала мне. Правда, я заметила много странностей, но не знаю, что они означают, и вообще означают ли хоть что-нибудь. Я много чего хотела рассказать тебе до того, как ты пришел, но теперь все как-то потеряло смысл… Все Нэши - неприятные люди, за исключением, может быть, Диггори. Мне не удалось познакомиться с ним, но у него плохая репутация. Селена и Джессамин ненавидят друг друга, но это не может относиться к нашему делу. Они враждуют на почве великолепного француза. Единственные люди, которые действительно горевали, это Феба - она была бледна и крайне потрясена, а также мужчина по имени Халлам Кэйли. Я не знаю, горюет ли он из-за Фанни или из-за своей жены, которая недавно умерла…
Раньше, пока в мыслях Шарлотты царила неразбериха, ей казалось, что можно рассказать так много; но теперь, когда она начала говорить, на поверку оказалось ничего существенного. Все это звучало так глупо, так незначительно, что ей было немного стыдно. Она была женой полицейского, она должна сообщить ему что-то конкретное. Как же он раньше раскрывал разные случаи, если все свидетели давали такие же путаные показания, как она?
Томас вздохнул и встал, затем в носках прошел к кухонной раковине. Открыл кран с холодной водой, подставил под него ладони, затем плеснул воды на лицо и вытянул вперед руки, прося полотенце.
- Не волнуйся, я не ожидал узнать от тебя что-то новое.
- Ты не ожидал? - она повторила недоуменно. - Ты хочешь сказать, что ты там был?
Он вытер лицо и посмотрел на нее из-за полотенца.
- Не для того, чтобы узнать что-то… просто… потому что мне хотелось пойти.
У Шарлотты в горле застрял комок, к глазам подступили слезы. Как же она не заметила мужа? Была занята, наблюдая за другими и думая о том, как она выглядит в платье тетушки Веспасии…
По крайней мере, у гроба Фанни точно был один человек, который горевал из-за ее смерти; кто-то, кому было жаль ее.
У Эмили не было никого, с кем бы она могла поделиться своими чувствами. Тетя Веспасия считала неправильным говорить на такие темы. Это может повлиять на ребенка, он может родиться слишком меланхоличным, говорила она. А Джордж совсем не желал говорить об этом. Фактически он даже изменил свой распорядок, чтобы избегать разговоров.
Остальные же люди на Парагон-уок, казалось, решили полностью забыть об этом событии, как будто Фанни просто уехала на праздники и ожидается назад с минуты на минуту. Они вернулись к своей обыденной жизни, насколько это позволяли им обстоятельства, - разве что продолжали носить траурную одежду, как будто надевать что-то еще было бы бестактным. Между ними словно возникло негласное соглашение, что столь неприличная смерть делает обсуждение похорон или напоминание о них вульгарным и даже оскорбительным.
Единственным исключением был Фулберт Нэш, который всегда получал удовольствие, оскорбляя других. Он мог сказать нечто коварное и провокационное практически о любом человеке. Фулберт не говорил ничего определенного, ничего такого, что можно было бы оспорить, но внезапно покрасневшие лица людей выдавали их, когда он попадал в цель, - например, намекнув на их давние секреты. У каждого человека есть что-то, чего он стыдится или, по крайней мере, хотел бы держать в тайне от соседей. Может быть, секреты эти были не столько опасными, сколько просто глупыми? Но никто не хотел, чтобы над ними смеялись, и некоторые были готовы пойти на что угодно, лишь бы только избежать нападок Фулберта. Насмешливый намек может быть так же смертельно опасен для общественного статуса человека, как и прямое обвинение в действительных грехах.
Через неделю после похорон был ясный жаркий день, и Эмили наконец-то решила поехать и спросить Шарлотту открытым текстом, что делает полиция. Уже было задано много вопросов, в основном слугам, но Эмили до сих пор не слышала о том, чтобы кого-то начали подозревать или, напротив, с кого-то сняли все подозрения.
За день до поездки Эмили послала Шарлотте письмо, чтобы предупредить ее о своем визите. Надев прошлогоднее муслиновое платье и усевшись в экипаж, она приехала на место, где попросила кучера подождать ее за углом два часа, а затем вернуться за ней.
Эмили обнаружила Шарлотту, занятую в ожидании сестры приготовлением чая. Дом показался ей меньше, чем она помнила раньше, ковры - старее; но чувствовалось, что дом обжитой, уютный; в нем царил приятный запах полированной мебели и роз. Эмили удержалась от вопроса, куплены ли розы специально к ее приезду.
Джемайма сидела на полу, что-то воркуя про себя, и строила готовую развалиться башню из разноцветных кубиков. Слава богу, кажется, она будет походить больше на Шарлотту, чем на Питта!
После обычных приветствий, которые на этот раз звучали очень искренне - последнее время Эмили все более и более ценила дружбу с Шарлоттой, - они перешли к новостям с Парагон-уок.
- Никто сейчас даже не говорит об этом, - сказала Эмили, все более возбуждаясь. - Во всяком случае, не со мной. Как будто ничего не происходило! Это похоже на общую трапезу, за которой кто-то издал неприличный звук; минутное неловкое молчание - и все начинают говорить снова, немного громче, чем раньше, чтобы показать, что они ничего не заметили.
- Говорят ли об этом слуги? - Шарлотта занималась чайником. - Они обычно обсуждают все в своем кругу. Причем дворецкий обычно не в курсе этих пересудов. Мэддок, например, никогда ничего не знал об этом… - Ей живо припомнился их дом на Кейтер-стрит. - Зато стоит только поспрашивать кого-нибудь из служанок, и она все тебе расскажет.
- Мне никогда не приходило в голову расспрашивать служанок, - заявила Эмили. Это прозвучало глупо. На Кейтер-стрит она болтала со служанками, не дожидаясь, пока Шарлотта напомнит ей об этом. - Старею, наверное. Мама никогда не знала и половины того, что знали мы с тобой. Прислуга ее боялась. Может, и мои служанки боятся меня? И потом, они в ужасе от тетушки Веспасии.
В это Шарлотта могла поверить. Титул обычно производил большое впечатление на слуг - даже большее, чем на людей, которые карабкались по социальной лестнице, чтобы заполучить этот титул. Бывали, конечно, и такие слуги, которые видели за внешним лоском своих хозяев всю их простоватость и недостатки. Однако эти слуги были обычно не только понятливыми, но знали, что для их же пользы будет лучше не показывать свою понятливость. И еще они всегда были преданны. Хороший слуга относится к своим хозяевам почти как к продолжению самого себя, как к знаку своего собственного статуса в общественной иерархии.
- Да уж, - фыркнув, произнесла Шарлотта. - Попробуй расспросить свою горничную. Она видела тебя без корсета и с растрепанными волосами и вряд ли боится тебя.
- Шарлотта! - Эмили стукнула по лавке кувшином с молоком. - Ты говоришь возмутительные вещи! - Действительно, сказанная фраза была не очень приятным напоминанием, особенно в связи с ее растущим весом. - По-своему ты такая же гадкая, как и Фулберт! - Она резко выдохнула; затем, когда Джемайма начала хныкать от резких звуков, развернулась и подняла ее, мягко покачивая на руках, пока Джемайма снова не загулила. - Уже мне этот Фулберт… Он ходит по домам, внушая людям страх, намекая на их прошлые грешки. Не то чтобы он обвиняет их, но они прекрасно понимают, что он имеет в виду. А про себя, внутренне, он все время потешается. Я знаю, Фулберт такой.
Шарлотта заварила чай и накрыла крышкой. Угощение уже стояло на столе.
- Ты можешь опустить ее, - она указала на Джемайму. - Она будет в порядке. Не балуй ее, или она захочет быть на руках все время… О ком он такое говорит?
- Обо всех. - Эмили послушалась и вернула Джемайму к ее кубикам. Шарлотта дала девочке кусок хлеба с маслом, и та с удовольствием его взяла.
- Всем об одном и том же? - с удивлением спросила Шарлотта. - Кажется немного бессмысленным.
Они не начинали есть, ожидая, пока заварится чай.
- Нет, всем говорит разное, - ответила Эмили. - Даже Фебе! Ты можешь себе вообразить? Он намекнул, что Феба совершила что-то такое, чего она стыдится, и что в один прекрасный день весь квартал узнает об этом. Кто более безобиден, чем Феба? Временами, конечно, она бывает страшно глупа. Меня часто удивляло, почему она никогда не противоречит Афтону. Должно же быть что-то такое, что она могла ему высказать! Бывают случаи, когда он становится диким зверем. Я не имею в виду, что он ее бьет или нечто в этом роде… - Эмили побледнела. - По крайней мере, господи, я надеюсь, что нет.
Шарлотта похолодела, вспоминая Афтона. Его холодный, пронзительный взгляд… Старший Нэш запомнился ей своим грубым юмором и неуважением к окружающим.
- Если преступление совершил кто-то с Парагон-уок, - сказала она с чувством, - я искренне надеюсь, что это именно Афтон и что он будет разоблачен.
- Я тоже этого хочу, - согласилась Эмили. - Но почему-то я не думаю, что это он. Фулберт вполне уверен, что все не так. Он говорит об этом все время, причем с большим удовольствием, как будто знает что-то страшное, и это развлекает его.
- Может быть, он действительно знает… - Шарлотта нахмурилась, пытаясь скрыть свои мысли, и не смогла: они моментально вылились в слова. - Может, он знает, кто это и что это не Афтон.
- Противно даже думать такое, - Эмили покачала головой. - Скорее всего, это слуга, и почти наверняка его нанял кто-то для вечеринки у Дилбриджей. Все эти странные кучера, толпящиеся рядом с домом, которым нечего делать, кроме как ждать… Не сомневаюсь, что один из них наугощался слишком сильно, и когда напился, то потерял контроль над собой. Может быть, в темноте он принял Фанни за служанку или кого-нибудь в этом роде. А потом, когда обнаружил, что она не служанка, был вынужден ударить ее ножом, чтобы она его не выдала. Ты же знаешь, кучера довольно часто носят ножи - чтобы подрезать упряжь, если та запуталась, или чтобы выковыривать камешки из лошадиных копыт, если они туда попали, или для других надобностей. - Эмили успокаивала себя этими рассуждениями. - И, в конце концов, никто из мужчин, которые живут на Парагон-уок - я подразумеваю, никто из нас, - не носят ножей, не так ли?
Шарлотта пристально смотрела на нее, держа в руке старательно приготовленный ею сэндвич.
- Нет, если только они не собираются убить Фанни.
Эмили почувствовала слабость, которая никоим образом не была связана с ее здоровьем.
- Почему кто бы то ни было захотел это сделать? Я могла бы понять, если бы это была Джессамин. Все завидуют ей, она всегда такая красивая… Никогда не увидишь ее вышедшей из себя или взволнованной. Могу представить себе в этой роли даже Селену. Но никто не мог ненавидеть Фанни - я имею в виду, ее не за что было ненавидеть.
Шарлотта смотрела в свою тарелку.
- Я не знаю.
Эмили подалась вперед.
- А что Томас? Что он знает? Он должен был сказать тебе, если это касается нас.
- Я думаю, он ничего не знает, - сказала Шарлотта с сожалением. - За исключением того, что это не был слуга из местных. У всех них есть алиби, и ни у одного из них не было в прошлом проблем с полицией. Они не могли это сделать. Если это был и слуга, то не работавший раньше на Парагон-уок.
Когда Эмили вернулась домой, она хотела поговорить с Джорджем, но не знала, как начать. Тетя Веспасия ушла, а Джордж сидел в библиотеке, развалившись и вытянув ноги. Раскрытая книга лежала у него на животе обложкой вверх. Дверь в сад была распахнута.
Муж посмотрел на вошедшую Эмили, отложил книгу в сторону и с ходу спросил:
- Как Шарлотта?
- Хорошо. - Эмили была немного удивлена. Джорджу всегда нравилась Шарлотта, но скорее на расстоянии. Он очень редко видел ее. Почему такой острый интерес сегодня?
- Она говорила что-нибудь о Питте? - продолжал он, устроившись поудобнее. Его взгляд был обращен на ее лицо.
Так дело не в Шарлотте… Его мысли были об убийстве и о Парагон-уок. Эмили почувствовала: наступает такой момент, когда ты знаешь, что сейчас последует удар, еще до того, как его нанесли. Боли еще нет, но ты понимаешь, что она неизбежна. Сознание уже как бы восприняло ее.
Эмили не думала, что Фанни убил ее муж. Даже в худшие моменты сомнений она никогда не верила в это. Она никогда не замечала, не чувствовала в нем способности к насилию или, скажем, свирепости, которая могла бы привести к такому развитию событий. Если честно, Джордж вообще не был способен на решительные поступки. Его худшими грехами были праздность и непреднамеренный эгоизм ребенка. Характер мужа был легким, он любил радовать и радоваться. Боль угнетала его. Он мог бы пойти на что угодно, чтобы избежать ее и, по мере сил и возможностей, помочь другим сделать то же самое. У Джорджа всегда все было, ему не нужно бороться за существование. Его щедрость граничила с расточительностью. Он давал Эмили все, что она хотела, и получал от этого истинное удовольствие. Нет, она не могла поверить, что он мог убить Фанни. Если только в случае паники, не отдавая себе отчета, испытывая детский страх…
Но неприятность, которую предчувствовала Эмили, могла заключаться в ином. Возможно, он сделал что-то такое, до чего случайно докопается Питт в своих поисках убийцы, - какой-нибудь бессмысленный поступок с целью удовлетворить свой каприз; шалость, не направленная на то, чтобы навредить Эмили, а просто получить удовольствие от того, что само шло ему в руки. Селена… или кто-то еще? Впрочем, совсем неважно кто.
Удивительно, что когда Эмили выходила за него замуж, она представляла все слабости Джорджа очень ясно, - и приняла их. Почему же все это стало иметь для нее значение теперь? Из-за ее беременности? Эмили предупреждали, что она станет сверхчувствительной и даже плаксивой… Или из-за того, что она полюбила Джорджа больше, чем ожидала?
Муж смотрел на нее, ожидая, когда она ответит на его вопрос.
- Нет. - Эмили избегала его взгляда. - Кажется, что большинство слуг выведены из-под подозрения, и это все.