- Мы думали об этом, сэр, и произвели соответствующую проверку. Банк предоставил нам доступ к его счетам; так вот, у него очень хороший счет. И его брат, мистер Афтон Нэш, уверяет нас, что у него не было финансовых проблем. Мы также не обнаружили никаких упоминаний о его карточных долгах ни в одном из игорных домов.
Фредди забеспокоился.
- Не знал, что вы имеете доступ к нашим счетам… Деньги, на которые человек играет, - это его личное дело.
- Конечно, сэр, но когда дело касается исчезновения человека, а возможно, и убийства…
- Убийства! Вы считаете, что Фулберт был убит? Ну, - Дилбридж состроил гримасу и резко опустился на стул, рассматривая Питта сквозь пальцы. - Хорошо… Говоря откровенно, мы предполагали нечто подобное. Фулберт знал слишком многое… корчил из себя умника… Впрочем, ему никогда не хватало ума на то, чтобы казаться несколько менее умным.
- Очень хорошо сказано, сэр, - засмеялся Питт. - Это как раз то, что мы хотели бы узнать: какое из его "умных" высказываний обернулось против него? Знал ли он, кто изнасиловал Фанни? Или было что-то еще - возможно даже, чего он в действительности не знал, но намекал на то, что знал?
Фредди нахмурился. Краска схлынула с его лица, сделав заметными мелкие сосуды. На Питта он не смотрел.
- Не знаю, что вы имеете в виду. Если Фулберт не знал что-то наверняка, то зачем его убивать? Слишком рискованно, не так ли?
- Если он сказал кому-то: "Я знаю ваш секрет", ну или что-то в этом роде, более подробные разъяснения уже не нужны. Если разглашение тайны представляло настоящую опасность для этого человека, то он не стал бы дожидаться, пока Фулберт проговорится, - терпеливо разъяснил Питт.
- Понял. Вы имеете в виду - просто убить его на всякий случай, чтобы не беспокоиться?
- Да, сэр.
- Чепуха! Что тут может быть? Вероятно, несколько курьезных любовных связей… но это не представляет никакой опасности… Боже милостивый! Я живу на Парагон-уок много лет, и каждый светский сезон… конечно, не зимой, вы понимаете?.. - На лбу и над верхней губой у Фредди выступили капли пота; он тряхнул головой, словно пытаясь выбросить из нее это грязное дело. В следующий момент его лицо прояснилось. - Никогда не думал ни о чем подобном. Вам бы лучше присмотреться к французу. Он единственный, кого я не знаю. - Дилбридж отмахнулся от Питта, как от надоедливой мухи. - Кажется, он неплохо обеспечен, и у него достаточно хорошие манеры, если вас интересуют подобного рода вещи. Ничего больше о нем сказать не могу. Не имею представления, откуда появился этот тип… да хоть откуда! Легко нравится женщинам. Подумайте также о том, что он никогда не рассказывал нам о своей семье. Всегда относитесь настороженно к человеку, если не знаете, откуда он родом. Проверьте его, вот вам мой совет. Запросите французскую полицию; может быть, они вам помогут?
Об этом Питт не подумал. Он мысленно обругал себя за упущение. Особенно обидно было, что указал ему на это такой дурень, как Фредди Дилбридж.
- Да, сэр, мы так и сделаем.
- Может, во Франции он был насильником… Откуда мы знаем! - Голос Фредди стал громче; казалось, тот воодушевился собственной проницательностью. - Может быть, Фулберт узнал что-то об этом. После этого его действительно стоило бы убить, разве не так? Да, и проверьте, чем занимался мсье Аларик до того, как он появился здесь. Гарантирую, что вы найдете в его прошлом причину здешнего убийства. Гарантирую! А теперь, ради бога, позвольте мне уйти и позавтракать. Я чувствую себя ужасно.
У Грейс Дилбридж была совершенно другая точка зрения.
- Чушь! - сказала она решительно. - Фредди не в себе сегодня утром. Он никогда бы не сделал такого предположения. Он очень преданный человек, вы знаете, и ни в коем случае не мог бы подумать, что кто-то из его знакомых может быть хотя бы в самой малой степени неделикатным. Но я уверяю вас, что мсье Аларик - прекрасный и воспитанный человек. И Фанни, бедное дитя, думала, что он просто потрясающий. Также считала и моя дочь - пока не влюбилась в мистера Исаакса… Совершенно не знаю, что с этим делать!.. - Тут она вся зарделась, осознав, что упоминает о столь личных вещах перед лицом человека, чье положение не выше, чем у торговца. - Без сомнения, это пройдет, - добавила она поспешно. - Это ее первый светский сезон, и она понравилась многим молодым людям…
Томас почувствовал, что теряет нить разговора, и попытался вернуть Грейс обратно.
- Мсье Аларик…
- Чушь! - твердо повторила она. - Мой муж знает Нэшей много лет, так что, естественно, он не желает признаться в этом даже самому себе; но это же вполне очевидно, что Фулберт убежал потому, что виновен в изнасиловании Фанни. В темноте он ошибочно принял ее за служанку, а затем, когда обнаружил, кто она такая - и она, конечно, видела его, - ему ничего не оставалось, как убить ее. Это абсолютно ужасно! Свою собственную сестру! Но вообще-то мужчины иногда бывают совершенно кошмарны, такова их натура. И так было всегда, начиная с Адама. Мы зачаты во грехе, а некоторые из нас так и не отказываются от него.
Оставив эту тираду без ответа, Питт стал обдумывать слова Грейс. Раньше подобные мысли не приходили ему в голову. Фулберт ошибочно принял Фанни за кого-то еще - служанку или кухарку, кто никогда не посмеет обвинить джентльмена в том, что он напал на нее; которая, если уж на то пошло, совсем не возражала бы, а возможно, даже поощряла бы его. А затем, когда он увидел, что это была его собственная сестра, то, запаниковав от ужаса и позора - ведь не только насилие, но и кровосмешение! - как сделали бы многие мужчины на его месте, пошел на убийство. И этот позор падал бы в равной степени на всех трех братьев Нэшей! Мозг Питта буквально закипел от представившейся ему картины. Перед ним теперь открывался новый, непочатый край работы. Расследование начиналось практически заново.
Грейс продолжала говорить, но Томас не слушал ее. Ему требовалось время, чтобы подумать. Нужно было выйти на воздух, обдумать и пересмотреть все, что он знал, в новом свете. Питт встал. Он понимал, что прерывает ее речь, но другого выхода не было.
- Вы необычайно помогли мне, леди Дилбридж. Я очень вам благодарен.
Одарив ее очаровательной улыбкой и оставив несколько испуганной, он вылетел в холл и оттуда через парадную дверь - наружу. Фалды его пальто развевались. Сбегая по лестнице, Томас миновал служанку, стоящую на ступенях с метлой у плеча, подобно гвардейцу с ружьем.
В самом разгаре длинной, жаркой, напряженной недели Шарлотта объявила Томасу, что Эмили устраивает званый вечер. Питт не знал никаких подробностей, за исключением того, что это событие произойдет после полудня и что она приглашена. Сам он был озабочен ожиданием вестей из Парижа о Поле Аларике. Также его внимание занимало множество деталей о личной жизни обитателей Парагон-уок, которые понемногу собирал он сам и его помощник Форбс. Томас повел расследование в новом направлении - в свете новых предположений Дилбриджей. Из всего услышанного Питт мог заключить, что отношения между жителями квартала были гораздо более сложными, чем это казалось вначале. Фредди Дилбридж пользовался дурной славой. На его разгульных званых вечерах должно было происходить что-то тайное и, очевидно, волнующее для тех, кто принимал в них участие. Там неоднократно выказывал свой буйный характер Диггори Нэш. Там было много разговоров о Халламе Кэйли, особенно после смерти его жены. Но Питт еще не отделил намеренную ложь от фантазий рассказчика и уж совсем не мог определить, насколько правдивы все эти рассказы. Очевидно, что Джордж имел все основания скрывать свои похождения от слуг, хотя, вне всяких сомнений, его увлекала интрижка с Селеной, которая всеми силами потворствовала ему. Этот казус сильно ранил бы Эмили, если бы она узнала о нем. В общем, если во всех этих пересудах было что-то, кроме желания очернить Поля Аларика, никто не хотел об этом говорить.
Томас многое дал бы, чтобы вывести на чистую воду Афтона Нэша - очень уж этот тип был ему неприятен. Однако, хотя ни одна из служанок не чувствовала к нему большой симпатии, не было ни малейшего намека, что он приставал хотя бы к одной из них.
Что касается самого Фулберта, о нем ходили всякие слухи и предположения, но со времени его исчезновения даже упоминание его имени приводило к такой всеобщей истерии, что Питт не мог понять, чему верить. Весь квартал бурлил, как котел, наполненный до краев больным воображением. Утомляющая ежедневная монотонность здешней жизни, неизменной от рождения до смерти, оживлялась лишь тривиальными любовными похождениями и смешными историями, которыми юные служанки обменивались в своих тесных спальнях на чердаке, когда заканчивался длинный рабочий день. Теперь же убийцы и похотливые соблазнители, казалось, таились в каждом темном углу, а в умах людей тесно переплелись страх, желание и фантазии.
Питт не ожидал, что Шарлотта узнает что-то значимое на званом вечере у Эмили. Он был убежден, что разгадку убийств следует искать где-то в нижних слоях общества, недосягаемых для Шарлотты или Эмили. Поэтому Томас пожелал жене лишь хорошо развлечься, а также строго наказал ей, чтобы она ни во что не вмешивалась, не пыталась расспрашивать или делать замечания, которые выходили бы за рамки простой светской болтовни.
- Да, Томас, - очень сдержанно согласилась Шарлотта.
Если бы Питт не был так глубоко погружен в собственные мысли, ее тон немедленно насторожил бы его.
Званый вечер был официальным событием. Эмили подарила сестре сногсшибательное платье, и голова Шарлотты от восторга пошла кругом. Платье было из желтого шелка и сидело на ней превосходно; другими словами, оно было восхитительно. Шарлотта чувствовала себя солнечным лучом. Она представила, как появится в дверях, с высоко поднятой головой и сияющим лицом, а все в комнате, конечно, замолчат и будут рассматривать ее. Каково же было ее разочарование, когда в ее сторону повернулись не более чем полдесятка присутствующих в зале. Однако она успела заметить, что Поль Аларик был в числе этих немногих. Шарлотта увидела, как его элегантная голова отвернулась от Селены туда, где стояла она, почувствовала, как горят ее щеки, и подняла подбородок чуть выше.
К ней быстро подошла Эмили, поздоровалась, втянула ее в толпу, в которой было около пятидесяти человек, и вовлекла в разговор. Возможности для личного общения не было. Эмили бросила на сестру долгий внимательный взгляд, ясно показывая, что та должна вести себя прилично и думать, прежде чем что-то сказать. В следующее мгновение она умчалась встречать новых гостей.
- Эмили пригласила молодого поэта почитать нам что-нибудь из его стихов, - с наигранной бодростью произнесла Феба. - Я слышала его раньше. Очень вызывающе. Будем надеяться, что мы сможем понять его. Даст нам пищу для разговоров на долгое время.
- Надеюсь, что это не вульгарно, - быстро добавила Люсинда. - Или эротично. Вы видели те жуткие рисунки мистера Бердсли?
Шарлотте хотелось бы поговорить о мистере Бердсли, но она никогда не видела его рисунков и даже не слышала о нем.
- Я не могу представить себе, что Эмили выбрала какого-то случайного рифмоплета, не предприняв все, что в ее силах, чтобы уверить гостей, что он соответствует уровню общества, - ответила она, немедленно почувствовав раздражение в своем голосе. - Конечно, никто не может отвечать за все, что скажет или сделает тот или иной гость. Это зависит от способности оценить человека, которого ты приглашаешь.
- Конечно, - Люсинда слегка покраснела. - Я не имела в виду ничего, кроме несчастливой случайности.
Шарлотта успокоилась.
- Мне кажется, что он скорее политик, чем романтик.
- Это должно быть интересно, - сказала мисс Летиция с предвкушением. - Интересно, писал ли он что-то о бедных или о социальной реформе?
- Думаю, что да, - Шарлотта была довольна, что заинтересовала мисс Летицию; та ей нравилась, особенно после того, как Веспасия рассказала о давно прошедшем скандале, связанном с Летицией. - Это темы, затрагивая которые можно пробудить людскую совесть.
- Я уверена, нам нечего стыдиться! - заявила дородная пожилая леди, чье тело, чудесным образом затянутое в корсет, облегало голубое платье; ее лицо напоминало Шарлотте морду очень крупного мопса. Шарлотта предположила, что это, должно быть, леди Тамворт, постоянная гостья сестер Хорбери. - Бедняжка Фанни стала жертвой времени, - громогласно продолжала она. - Моральные стандарты падают. Везде, даже здесь!
- Вы не думаете, что призывать к людской совести - это задача церкви? - спросила мисс Люсинда, слегка раздувая ноздри. Было непонятно, то ли ее неприязнь относилась к политическим взглядам Шарлотты, то ли к тому, что леди Тамворт снова начала разговор о Фанни.
Шарлотта игнорировала высказывание о погибшей - по крайней мере, сейчас. Томас не говорил, что она должна избегать политических дискуссий, хотя папа, конечно, всегда запрещал их у себя дома. Впрочем, папины запреты ее больше не волновали.
- Возможно, именно под влиянием церкви он начал рассуждать подобным образом? - невинно предположила она.
- Вам не кажется, что тогда он узурпирует прерогативы церкви? - Мисс Люсинда недовольно насупилась. - И что те, кто призваны служить богу, сделают это гораздо лучше?
- Возможно, - Шарлотта решила быть благоразумной. - Но это не означает, что другие также не должны делать этого в силу своих возможностей. Наверняка чем больше голосов, тем лучше? Есть много мест, где церковь не слышна. Может быть, он может достичь некоторых из них?
- Тогда что он делает здесь? - требовательно спросила мисс Люсинда. - Парагон-уок вряд ли является таким местом. Лучше бы работал где-то еще, хоть бы в работных домах.
К ним присоединился Афтон Нэш; его брови вздыбились от удивления, когда он уловил последние слова Люсинды.
- И кого же вы посылаете в работный дом, мисс Хорбери? - спросил он, бросив взгляд на Шарлотту, затем в сторону.
- Я убеждена, что трущобы и работные дома уже готовы для социальных преобразований, - сказала Шарлотта, слегка опустив уголки губ, - должных облегчить жизнь бедного населения. Именно богатые должны давать, а бедные - получать. Обладающие властью могут изменить законы.
Теперь полезли вверх брови леди Тамворт.
- Вы полагаете, что вся вина лежит на аристократах - авангарде и основной опоре государства?
Шарлотта даже не думала об отступлении ради соблюдения правил вежливости или ради поддержания общепринятого мнения, что женщине не пристало быть спорщицей.
- Я говорю, что проповедь бесполезна для бедных, безработных и неграмотных, что им нужно помогать, - ответила она. - Законы должны быть изменены. А единственные люди, которые могут сделать это, - те, кто обладает властью и деньгами. Если бы зов церкви уже дошел до всех них, мы уже провели бы все необходимые реформы, и тогда для всех бедных была бы работа, чтобы они сами могли прокормить себя.
Леди Тамворт еще несколько секунд смотрела на нее, затем отвернулась, показывая тем самым, что разговор слишком ей неприятен, чтобы продолжать его. Но Шарлотта очень хорошо знала: это было потому, что она не могла придумать ответ. В лице мисс Летиции светилось удовольствие, и, перед тем, как она отошла, они с Шарлоттой обменялись взглядами.
- Моя дорогая миссис Питт, - Афтон говорил очень осторожно, будто разговаривал с кем-то не знающим язык или с глухим. - Вы не разбираетесь либо в политике, либо в экономике. Никто не может изменить систему за одну ночь.
К ним присоединилась Феба, но он, абсолютно не обращая на нее внимания, продолжил:
- Бедные потому и являются бедными, что у них нет ни средств, ни желания жить по-другому. Никто не может запретить богатым кормить их. Но это будет глупо, все равно что поливать песок в пустыне. Вокруг нас миллионы бедных. То, что вы предлагаете, абсолютно непрактично. - Афтон снисходительно улыбнулся ее невежеству.
Шарлотта кипела. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы сдержать свои чувства и притвориться, что вопрос этот интересует ее с чисто теоретической точки зрения.
- Но если богатые и властные не способны изменить систему, - спросила она, - тогда для кого же проповедует церковь, с какой целью?
- Прошу прощения? - Афтон не мог поверить тому, что услышал.
Шарлотта повторила, не смея взглянуть ни на Фебу, ни на Люсинду.
До того как Афтон смог выстроить ответ на этот совершенно абсурдный вопрос, другой голос ответил вместо него, мягкий голос с легким акцентом:
- Для того чтобы успокоить наши души, чтобы пожертвовать малым и возрадоваться тому, что мы имеем, и спокойно спать по ночам. Потому что тогда мы сможем сказать себе, что мы пытались, что мы сделали свой вклад. Никогда не надейтесь, моя дорогая, что хоть что-нибудь изменится!
Шарлотта почувствовала, что краснеет. Она совсем не знала, что Поль Аларик был так близко и слышал ее самоуверенную болтовню с Афтоном и мисс Люсиндой. Она не смотрела в его сторону.
- Как вы циничны, мсье Аларик, - произнесла она на одном дыхании. - Вы считаете, что мы все такие лицемеры?
- Мы? - его голос слегка усилился. - Вы идете в церковь и чувствуете себя лучше от этого, миссис Питт?
Шарлотта замерла в полном замешательстве. Конечно, она не чувствовала себя лучше. Церковные службы - в тех редких случаях, когда она посещала их, - заставляли ее чувствовать себя неловко. После них она становилась раздраженной, а проповеди вызывали у нее желание спорить. Но она не могла сказать это Афтону Нэшу - и надеяться при этом быть понятой хотя бы частично. И потом, это только навредило бы Фебе. Черт побери Аларика, он заставляет ее лицемерить!
- Конечно, я чувствую себя лучше, - солгала она, наблюдая за Фебой. Лицо миссис Нэш успокоилось, и Шарлотта подумала, что это вполне приемлемая цена за ее ложь.
Шарлотта не имела ничего общего с Фебой, и тем не менее ей становилось жаль ее всякий раз, когда она видела миссис Нэш и воображала себе всю ту обиду, которую Афтон причинял жене своими злыми, оскорбительными речами.
Шарлотта повернулась лицом к Аларику - и была потрясена, увидев в его глазах усмешку и понимание того, что и почему она сказала. Подозревал ли он о том, что Шарлотта не была одной из них, что она всего лишь жена бедного полицейского, что едва сводит концы с концами и что ее прекрасное платье было подарком Эмили? И что весь этот спор о помощи бедным не был для нее чисто академическим?
На его лице играла очаровательная улыбка.
- Прошу меня извинить, - твердо сказал Афтон и покинул компанию, практически таща за собой Фебу; та плелась за ним, словно в ее теле почти не осталось сил.
- Щедрая ложь, - ласково сказал Аларик.