- Ерунда. Я всегда сделаю себе другое, если захочу. Ты лучше найди для нее черную шляпку и шаль. У меня таких вещей нет. Ненавижу носить черное.
- Разве вы не носите черное на похороны?
- У меня нет черного. Я лучше буду носить лавандовое. Тогда твоя сестра не станет единственной. Никто не посмеет критиковать ее, если я тоже буду в лавандовом.
Шарлотта с удивлением получила письмо от Эмили, а затем, когда она открыла его, по ее телу прошла волна возбуждения. Извинение было простым, без манерничанья, настоящее выражение сожаления. Шарлотта была так счастлива, что чуть не пропустила пассаж о похоронах и о том, что она не должна беспокоиться о платье, но Эмили будет очень благодарна за ее присутствие рядом с ней в такое время. Экипаж будет прислан, чтобы забрать ее, но она должна позаботиться о том, с кем оставить Джемайму.
Конечно, она пойдет не только потому, что Эмили просила ее об этом, но также поскольку все жители Парагон-уок наверняка будут там, а она не может пропустить такую возможность увидеть их всех скопом. В тот же вечер Шарлотта рассказала об этом Томасу - сразу же, как только муж вошел в дом.
- Эмили просит меня пойти с ней на похороны, - сказала она, обнимая его. - Это будет послезавтра. Я должна буду оставить Джемайму с миссис Смит - она не возражает, - и Эмили пришлет за мной карету. И она организует для меня платье!
Питт не задавал ей вопросов, в том числе и по поводу того, что значит "организовать платье"; а так как жена суетилась, чтобы побыстрее освободиться, вместо того, чтобы получше объяснить ему все, он с усмешкой позволил ей идти, спросив напоследок:
- Ты уверена, что хочешь быть там? Похороны - нерадостная церемония.
- Эмили хочет, чтобы я была там, - сказала Шарлотта, как будто такого ответа было достаточно.
Томас немедленно понял по ее светящимся глазам, что жена избегает этой темы. Ей хотелось пойти туда из любопытства.
Она увидела его широкую улыбку и в очередной раз поняла, что никогда не сумеет одурачить его. Затем пожала плечами и расслабилась, тоже улыбаясь.
- Хорошо, я хочу увидеть их всех. Но обещаю, что не буду ничего делать, кроме как смотреть. Не буду вмешиваться. Что ты обнаружил? Я имею право спросить, потому что это касается Эмили.
Лицо Томаса посерьезнело, он сел, наклонился вперед и поставил локти на стол. Выглядел он усталым и взъерошенным. Шарлотта вдруг поняла, насколько была эгоистичной, игнорируя его чувства и думая только об Эмили. Недавно она научилась делать лимонад, не портя дорогие свежие фрукты, как делала раньше, до замужества; теперь она держала фрукты в ведре с холодной водой на камнях около задней двери. Сейчас она быстро налила и поставила перед мужем стакан с лимонадом, не повторяя своего вопроса.
Питт выпил стакан до дна, затем ответил:
- Я пытаюсь проверить, где кто был. И никто не может вспомнить, был ли Джордж в своем клубе в этот вечер или нет. Я давил на них так сильно, как только мог, но они не могут отличить один вечер от другого. Честно говоря, я не знаю даже, могут ли они отличить одного человека от другого. Большинство из них выглядят и ведут себя абсолютно одинаково… для меня, по крайней мере. - Он медленно улыбнулся. - Глупо, не правда ли - я полагаю, что большинство из нас выглядит так же для них?
Шарлотта сидела молча. Единственное, чего она хотела и о чем молила бога, - это чтобы Джордж был оправдан по всем пунктам, быстро и полностью.
- Извини, - Томас потянулся к ней и погладил ее по руке; ее пальцы вцепились в его.
- Уверена, что ты сделал все, что мог. Есть ли кто-то вне подозрения?
- В действительности нет. Каждый обеляет себя, но это ничего не доказывает.
- Наверняка кто-то из них мог!
- Это еще надо доказать… - Питт посмотрел в потолок затуманенными глазами. - Афтон и Фулберт Нэш были вместе в доме большую часть времени, но не все время…
- Но они же ее братья, - с содроганием проговорила Шарлотта. - Ты ведь не думаешь, что они настольно развращены… или думаешь?
- Нет. Но я полагаю, что это не может быть исключено. Диггори Нэш играл в карты, но его друзья необычайно сдержаны в своих рассказах о том, где кто был и когда. Точно сказать не могут. Алджернон Бернон намекает на то, что это дело чести, и он не собирается раскрывать эту тайну. Я думаю, что он был на любовном свидании и в данных обстоятельствах не смеет говорить об этом. Халлам Кэйли был на вечеринке у Дилбриджей и устроил там скандал. Вышел пройтись, чтобы охладиться. Снова маловероятно, что он покинул сад и где-то встретил Фанни, но это возможно. Француз Поль Аларик говорит, что был дома один, и это, вероятно, правда, но мы снова не можем доказать это.
- А как насчет слуг? В конце концов, их кандидатуры более вероятны. - Она должна быть реалистичной. Нельзя позволять словам Фулберта обживаться в ее мозгу. - Или ливрейные слуги, кучера, которые обслуживали вечеринку?
Томас слегка улыбнулся, поняв ход ее мыслей.
- Мы работаем над этим. Но почти все из них держались вместе, единой группой, обмениваясь новостями и сплетнями, или находились в доме, шастая в поисках снеди. А другие слуги были слишком заняты, и у них не было достаточного времени.
Шарлотта понимала, что так и было. В те дни, когда она жила на Кейтер-стрит, во время вечеринок у слуг совершенно не было свободного времени, чтобы бродить вне дома. Колокольчик мог позвать их в любой момент, чтобы те открыли дверь или принесли поднос с вином, или выполнили любое другое из десятка возможных заданий.
- Но должно же быть хоть что-то! - громко запротестовала она. - Все выходит как-то призрачно. Никто не виновен - и все под подозрением… Что-то же должно быть очевидным, кто-то должен быть вне подозрений…
- Алиби нет ни у кого - за исключением тех слуг, которые все время были на виду.
Шарлотта, больше не споря, начала накрывать на стол, аккуратно расставляя тарелки и пытаясь сделать так, чтобы еда выглядела красивой и аппетитной. Все было совсем не так, как у Эмили, зато в двадцать раз дешевле, - за исключением фруктов. Будучи немного экстравагантной, Шарлотта не могла не покупать их.
Похороны были самым торжественным - и мрачным - событием, на котором когда-либо присутствовала Шарлотта. День выдался облачным и невыносимо душным. Утром, еще до девяти, ее подхватил экипаж, присланный Эмили, и доставил прямиком на Парагон-уок. Там ее встретили. Взгляд Эмили потеплел, когда она увидела Шарлотту - и поняла, что ее давешний срыв уже забыт.
У сестер не было времени для того, чтобы перекусить и посплетничать. Эмили взбежала наверх и показала ей исключительное темно-лавандовое, тщательно продуманное, официальное платье, гораздо лучшее, чем любое из тех, что Шарлотта видела на Эмили. Это было платье, которое носят дамы из высшего света, и оно не могло пойти той Эмили, которую она знала. Шарлотта приложила его к себе и посмотрела на сестру поверх роскошной линии шеи.
- О, - вздохнула Эмили с потаенной улыбкой. - Это платье тети Веспасии. Мне кажется, в нем ты будешь выглядеть великолепно. Оно очень стройнит тебя. - Эмили улыбнулась шире, затем виновато вспыхнула, вспомнив, по какому поводу они одеваются. - Думаю, ты некоторым образом очень похожа на тетю Веспасию - или, может быть, будешь похожа через пятьдесят лет.
Шарлотта вспомнила, что Питт сказал почти то же самое, и почувствовала себя польщенной.
- Спасибо. - Она отложила платье и повернулась к Эмили, чтобы та помогла ей расстегнуть пуговицы на ее собственном платье и переодеться.
Шарлотта была готова снова закалывать булавки, но с удивлением увидела, что те не нужны. Платье подходило ей почти так же хорошо, как и ее собственные. Оно было немного шире в плечах, но все остальные размеры были абсолютно ее. Шарлотта посмотрела на себя в трюмо. Эффект был поразителен: она выглядела потрясающе красивой.
- Поторопись, - резко сказала Эмили. - У нас нет времени стоять здесь и любоваться собой. Ты должна накинуть для приличия что-нибудь черное. Я знаю, что лаванда тоже траурный цвет, но ты выглядишь как герцогиня, которая принимает гостей. Вот тебе черная шаль. Не ерзай! Сейчас не жарко, а шаль затемняет весь ансамбль. И, конечно, черные перчатки. А еще я нашла для тебя черную шляпку.
Шарлотта не посмела спросить, где Эмили нашла эту шляпку. Может быть, ей лучше этого не знать. В любом случае, церемония будет происходить в церкви, и шляпа была необходима, неважно какого фасона.
Шляпа оказалась экстравагантной - с широкими полями, перьями и вуалью. Шарлотта водрузила ее себе на голову с кокетливым наклоном. Эмили едва сдерживала смех.
- Как величественно! И, пожалуйста, Шарлотта, следи за тем, что говоришь. Я так нервничаю по этому поводу; ты заставляешь меня смеяться, даже когда я совсем не хочу этого. Я делаю все возможное, чтобы не думать об этой бедной девочке. Я заполняю голову любыми другими мыслями, даже глупыми, только для того, чтобы отвлечься.
Шарлотта обняла ее.
- Я знаю. Знаю, что ты не бессердечна. Мы все смеемся иногда, когда в действительности хотим плакать. Скажи мне, я выгляжу смешно в этой шляпе?
Эмили протянула обе руки к шляпке и слегка изменила угол наклона. Сама она уже была в мрачнейшем черном.
- Нет, нет, ты выглядишь очень хорошо, Джессамин вся изведется от зависти. Потому что после церемонии все будут смотреть на тебя и спрашивать, кто ты такая. Потяни вуаль немножко вниз; они вынуждены будут подойти поближе, чтобы рассмотреть твое лицо… Вот так! Великолепно. И не поправляй ее без конца!
Процессия наводила ужас своим сплошным мертвенно-черным цветом. Черные лошади тянули черный катафалк, кучер был обмотан черной креповой лентой, лошади с черными плюмажами на голове. Близкие родственники ехали непосредственно позади катафалка в другом черном экипаже, покачивающемся из стороны в сторону. Затем следовали остальные присутствующие. Процессия выглядела очень величественной.
Шарлотта сидела рядом с Эмили, Джорджем и тетушкой Веспасией и размышляла, почему люди, которые исповедуют воскрешение, должны устраивать такую мелодраму из смерти. Все действо напоминало плохой театр. Над этим вопросом она часто раздумывала, но никогда рядом не оказывалось человека, которому можно было бы задать этот вопрос. Шарлотта надеялась, что однажды встретит епископа, хотя сейчас на это оставалось все меньше надежд. Как-то раз она задала этот вопрос своему папе - и получила очень резкую отповедь, которая заставила ее надолго замолчать; но при этом она не содержала настоящего ответа, которого папа, очевидно, не знал либо же считал любую дискуссию на данную тему вульгарной и неприличной.
Наконец процессия прибыла на место. Шарлотта вышла из экипажа, опираясь на поданную Джорджем руку, и грациозно спустилась на землю, не дотрагиваясь до шляпы, чтобы случайно не изменить угол ее наклона. Затем попарно - она с тетей Веспасией, за ними Эмили с Джорджем - они прошли через ворота церковного двора по дорожке к дверям. Внутри орган играл траурный марш - более бравурно, чем требовалось, и с такими неожиданными ошибками в исполнении, что даже Шарлотта заморгала, услышав их. Интересно, играл ли органист при этой церкви постоянно или был нанят энтузиаст-любитель, который даже не знал, по какому поводу играет?
Сама служба была очень скучной, зато короткой. Возможно, викарий не хотел упоминать причину смерти - слишком земные подробности для этого неземного мирка. Смерть не могла иметь ничего общего с этим местом, с цветными витражами на окнах, с органной музыкой и с всхлипываниями в кружевные платочки. Смерть сопровождалась болью, болезнью и ужасом перед долгим неизвестным последним шагом. Для Фанни в ее смерти не было ничего достойного, и ничего не оставалось после нее. Не то чтобы Шарлотта не верила в бога или в воскрешение; просто для нее это была попытка оправдать безобразную действительность ритуалом, который она ненавидела. Все это отрепетированное дорогое отпевание проводилось для очистки совести живущих, дабы они чувствовали, что заплатили богу необходимую дань и теперь могут спокойно забыть Фанни и продолжать развлекаться. Церемония совсем не относилась к несчастной девушке, и не имело значения, заботились ли все эти люди о ней раньше или нет.
Затем все пошли на кладбище. Воздух был горячим и тяжелым, как будто бы им уже дышали, и ощущалась какая-то затхлость. От того, что уже несколько недель не было дождя, почва стала сухой, и могильщики вынуждены были разбивать ее на куски мотыгами. Единственное влажное место находилось под тисовыми деревьями. Вода пропитывала здесь землю очень глубоко, и запах стоял застарелый и кислый, как будто корни деревьев питались влагой из человеческих трупов.
- Нелепая вещь похороны, - прошептала тетя Веспасия рядом с ней. - Больше всего подходят для утверждения себя в обществе; хуже, чем на бегах в Эскоте. Каждый может увидеть, кто пришел сюда, потому что по-настоящему горюет, а кто - для того, чтобы показать себя. Некоторые женщины выглядят очень хорошо в черном и знают это, - и ты можешь увидеть их на всех модных похоронах. Не имеет значения, знали ли они покойного или нет. Мария Клеркенуэлл всегда поступала так. Своего первого мужа она встретила на похоронах его кузена. Он был главным скорбящим, потому что унаследовал титул. Мария никогда не слышала о покойном, до тех пор пока не прочла о нем на странице местной газеты, и решила пойти на похороны.
Втайне Шарлотта с интересом наблюдала за процессом похорон. Возможно, что и Эмили делала то же самое.
Она смотрела на другую сторону могилы, мимо могильщиков с красными, блестящими от пота лицами, на Джессамин Нэш, которая стояла в дальнем конце участка, стройная и бледная. Находящийся рядом с ней мужчина был не очень красив, но было что-то привлекательное в его лице - что-то вроде готовности улыбнуться.
- Это ее муж? - спросила Шарлотта мягко.
Веспасия проследила за ее взглядом.
- Диггори, - согласилась она. - Немного худоват, но он всегда был лучшим из Нэшей. Впрочем, это не то чтобы сильно его украшает.
Судя по тому, что Шарлотта слышала об Афтоне, и исходя из того, что она заметила в Фулберте, Веспасия, видимо, была права.
Шарлотта продолжала наблюдать за обществом, надеясь, что под ее вуалью это будет незаметно. Действительно, вуаль была очень практичным удобством. Шарлотта никогда не носила ее раньше, но запомнит это на будущее.
Диггори и Джессамин стояли несколько поодаль друг от друга. Муж не делал ничего, чтобы дотронуться до нее или поддержать ее. Его внимание скорее было обращено на жену Афтона, Фебу, которая выглядела совершенно ужасно. Ее волосы, казалось, сбились на одну сторону, а шляпа - на другую, и хотя несколько раз она предпринимала слабые попытки исправить положение, оно становилось только хуже. Как и все здесь, она была в черном, но на ней этот цвет казался серовато-пыльным, как сажа, не то что блестящее "вороново крыло" платья Джессамин. Афтон стоял рядом с женой, ожидая дальнейших указаний. Его лицо ничего не выражало. Что бы он ни чувствовал, демонстрировать свои переживания здесь было ниже его достоинства.
Викарий поднял руку, требуя внимания. Шепот прекратился. Служитель церкви пропел знакомые слова. Шарлотта удивилась, почему их всегда нужно петь - ведь так они всегда звучали неискренне по сравнению с тем, если бы их произносили нормальным голосом. Она никогда не слышала, чтобы люди с живыми эмоциями говорили в такой манере. Такие люди придают значение именно содержанию, а не форме, и их не тронут страдания, поданные в такой манере. И уж тем более нельзя повлиять на бога модной одеждой или сногсшибательной прической.
Шарлотта смотрела сквозь вуаль на собравшихся и размышляла, есть ли здесь еще кто-то, кто думал бы так же, как она. Или они вообще ни о чем таком не задумываются? Джессамин опустила голову; она была стройной, бледной и красивой, как лилия; немного строгой, но соответствующей обстоятельствам. Феба рыдала. Селена Монтегю была также бледной, хотя, если судить по цвету ее губ, она все же не пренебрегла косметикой; ее глаза блестели как в лихорадке. Она стояла рядом с исключительно элегантным мужчиной, которого Шарлотта видела впервые. Он был высоким и стройным, в нем чувствовалась гибкость сродни женской грациозности, какую можно заметить у многих талантливых людей. Голова его была непокрыта, как и у всех присутствующих мужчин; его черные волосы были густыми и мягкими. Когда он повернулся, Шарлотта увидела, как хорошо лежат они у него на затылке. Ей не нужно было спрашивать Веспасию, кто это был. У нее слегка покалывало в ушах от возбуждения; она знала, что это прекрасный француз, за которого боролись Селена и Джессамин. Шарлотта не могла сказать, кто из них выигрывает в данный момент, но стоял он рядом с Селеной. Или, может быть, она стояла рядом с ним? Впрочем, в центре всеобщего внимания оставалась Джессамин. По крайней мере, половина голов прихожан были повернуты к ней. Француз был одним из немногих, кто наблюдал за тем, как неуклюже опускали гроб в открытую могилу. Два мужика с лопатами уважительно стояли немного позади. Они уже привыкли к этому ритуалу и вели себя заученно, подобающим образом.
Пожалуй, единственным, кто по-настоящему горевал, был мужчина, находящийся на той же стороне могилы, что и Шарлотта с Веспасией. Она заметила сначала его опущенные плечи, которые напряглись, словно все его мускулы сжались, подобно пружине. Не задумываясь, Шарлотта продвинулась немного вперед, чтобы рассмотреть его лицо в тот момент, когда он повернется, чтобы бросить горсть земли в могилу.
Раздался голос викария, который пел слова старой молитвы о том, что земля идет к земле, а прах - к праху. Мужчина повернулся, чтобы видеть, как тяжелые комья глины со стуком падают на крышку гроба, и тут Шарлотта увидела его профиль, а затем и всю фигуру незнакомца. У него было властное лицо, слегка подпорченное оспинами, и в данный момент на нем было выражение невыносимой, глубокой боли. Была ли эта боль из-за Фанни? Или из-за смерти вообще? Или это было горе по всем живущим, потому что он знал что-то про двуликих, о которых говорил Фулберт? Или же это был страх?
Шарлотта сделала шаг назад и тронула Веспасию за рукав.
- Кто он?
- Халлам Кэйли, - ответила Веспасия. - Вдовец. Его жена происходила из семейства Кардью. Она умерла около двух лет назад. Была очень милой женщиной: много денег, мало здравого смысла.
Это объясняло его скованность и выражение боли на лице. Возможно, и сама Шарлотта, рассматривая окружающих ее людей, отвлекает посторонними вопросами свой мозг, чтобы изгнать из памяти другие похороны, очень близкого ей человека, и не тревожить себя болезненными воспоминаниями.
Церемония закончилась. Медленно, соблюдая этикет, все одновременно повернулись, как будто находились на одной точке опоры, и пошли назад, к дороге и экипажам.
Они снова встретятся на Парагон-уок в доме Афтона на специально приготовленном завтраке, как того требовали правила. Только после этого ритуал может считаться завершенным.
- Я вижу, вы заметили француза, - отметила Веспасия, немного запыхавшись.
Шарлотте хотелось изобразить невинность, но она решила, что здесь это не пройдет.
- Рядом с Селеной?
- Естественно.