Оставшихся шестнадцать, несмотря на то, что проживали они не слишком далеко от автобазы, в южной и юго-восточной частях Москвы (только двое водителей, братья Малышковы - в подмосковном Коломенском), Алтунин в одиночку окучить бы не сумел. Он позвонил в отдел, очень удачно застал там Данилова и продиктовал тому восемь адресов. Себе оставил семь, но зато один дальний, в Коломенском, к двум братьям. Загадал, чтобы все оказались бы дома, поблагодарил Прасковью Васильевну за помощь и поехал по адресам. Начал с дальнего, в Коломенском. Четыре или пять раз останавливал попутный транспорт, предъявлял удостоверение и просил подбросить. Очень удачно застал дома всех без исключения. Рассказывал байку про секретное письмо, расспрашивал, обещал премию, но так ничего и не узнал. В одиннадцатом часу вечера приехал в МУР, злой и уставший настолько, что голода не чувствовал, хоть и ни ел ничего весь день. Минут через двадцать приехал Данилов, тоже злой, уставший и ни с чем. Спать хотелось ужасно, но Алтунин с майором Гришиным до четырех часов утра рылись в оперативно-справочной картотеке, выбирая оттуда возможные связи Феди Половника. Гришин занимался "подвигами" Половника до войны и много чего помнил, память у него была отменная.
- Особое внимание обрати на эту особу, - посоветовал он, передавая Алтунину очередную карточку. - Вера Станиславовна Будницкая, сценический псевдоним Ванда. Поет в "Метрополе", проституцией тоже не гнушается. Холеная такая особа, изображает из себя аристократку, светскую даму. Федя с ней не то чтобы роман имел, но навещал время от времени. Думаю, что он с ней сейчас может встречаться…
- Почему? - спросил Алтунин. - Ресторан при центральной гостинице - место людное, надо ли Половнику там светиться? Или…
- А кто его там знает, кроме Будницкой? - ответил вопросом на вопрос Гришин. - Ему по малинам светиться не захочется, чтобы свое "воскрешение" из мертвых не афишировать, а в "Метрополь" можно. Да и не обязательно в "Метрополь", можно Ванду дома навещать, в Большом Каретном, дом семнадцать. Наверняка утверждать я не возьмусь, но вероятность того, что Половник встречался с Будницкой есть. Опять же - у нее широкие связи в самых разных сферах, Федя может с ней не только приятно время проводить, но и с пользой. Хочешь смейся, хочешь верь, но какое-то шестое чувство на седьмом киселе подсказывает мне, что гражданку Будницкую стоит поспрашивать…
Всего набралось восемь карточек. Алтунин списал себе в блокнот данные, вернулся в отдел, сел на неудобный жесткий диван, который сейчас показался мягче мягчайшей перины, и тут же заснул крепким сном, несмотря на светящую прямо в глаза лампочку.
Ему приснился сон. Танцплощадка в Парке Горького, задорная музыка вальса, партнерша в белом платье, которую Алтунин легко кружил в танце. Все было хорошо, все было замечательно, только вот лица партнерши он никак не мог разглядеть, то тень на него падала, то она отворачивалась в сторону и Алтунин видел только алебастровое точеное ухо и трогательный завиток светлых волос. Так и проснулся, не поняв, с кем же он все-таки танцевал во сне. Удивился тому, что может сниться человеку без всякой связи с действительностью и забыл про сон, словно его и не было.
Ровно через неделю, в следующее воскресенье, на Красной площади должен был состояться парад в честь Победы.
Одна неделя…
Семь дней…
Сто шестьдесят восемь часов…
Десять тысяч восемьдесят минут…
Это не отрезок времени, а так - сугубая мимолетность. Раз - и прошла!
16
Солнце светило ярко, небо было безоблачным, люди - улыбчивыми, и оттого день казался особенно радостным. Алтунин вдруг почувствовал, не понял, а почувствовал, скорее даже - прочувствовал, что война действительно закончилась. Когда война длится четыре года, к ее окончанию непросто привыкнуть. Понимаешь - да, мы победили, вспоминаешь салют по случаю Победы, радуешься этой Победе вместе со всеми, но не можешь так вот сразу перестроиться на мирный лад. Включаешь репродуктор - и удивляешься тому, что вместо сводки Совинформбюро транслируют оперу "Князь Игорь"… Встречаешь увешанного наградами соседа, обнимаешься с ним, расспрашиваешь о фронтовом житье-бытье и хочешь уже спросить, когда ему ехать обратно, но вспоминаешь, что война закончилась… Придешь заполночь домой и, прежде чем включить свет, проверишь, плотно ли задернуты шторы. А потом вспомнишь, распахнешь не только шторы, но и окно распахнешь настежь, включишь свет и просидишь битый час на подоконнике, думая обо всем и в то же время - ни о чем… Увидишь во сне отца и мать, подумаешь, что вот, война же закончилась, скоро вернется отец с фронта и мать из эвакуации, а утром проснешься - и как головой в вязкий холодный омут. Война закончилась, но многие с нее не вернулись, многие ее не пережили. Для них она не закончится никогда…
Но сегодня, несмотря на усталость и прочие обстоятельства, к Алтунину окончательно вернулось ощущение светлой мирной жизни и той легкой беззаботности, которая ее сопровождала. Ему захотелось немного размяться, подышать свежим воздухом, особенно вкусным после прокуренного воздуха кабинетов, да и с мыслями перед разговором с Будницкой собраться не мешало. Поэтому, выйдя на улицу, он не стал поворачивать направо, к Среднему Каретному переулку, а пошел налево, к бульвару, радуясь, как ребенок, каждому увиденному проявлению мирной жизни.
Женщина, сдирающая бумажные полоски с окна, - что может быть лучше этого зрелища? Алтунин невольно загляделся на красавицу в голубеньком халатике, мывшую окно на втором этаже, и едва не налетел на сурового вида старуху в низко подвязанном назад черном платке и черном платье. В руках у старухи был огромный, тяжелый, еще дореволюционный, примус.
- Давайте, бабушка, я вам помогу, - от чистого сердца предложил Алтунин. - Далеко вам?
- На кудыкину гору! - проскрипела старуха, покосившись на Алтунина. - Иди, милок, своей дорогой, а то милиционера кликну!
- Не надо милиционера, - попросил Алтунин и свернул в Третий Колобовский.
Проходя мимо бюро находок, подумал, что как-то совсем забыл в суете последних недель о зеленоглазой девушке Любе с ямочками на щеках. Возле дома Левковича вспомнил о том, что убийство Шехтмана до сих пор не раскрыто. Видимо, соседи из БХСС ничего не смогли пока узнать от арестованного в Иркутске валютчика Баранника, иначе бы сразу сообщили.
С Будницкой Алтунин решил начать не потому, что она казалась ему наиболее перспективной, а потому, что она жила ближе всех остальных "контактов" Половника, в двух шагах от Управления. Наиболее перспективным Алтунин считал рецидивиста Солодовникова по кличке Ельшан, проживавшего в подмосковном селе Карачарово. Ельшан родился в Одессе, ходил по молодости на каботажных судах до тех пор, пока поножовщина не привела его за решетку. До войны он часто наведывался в Одессу по делам и считался своим у тамошних воров. Алтунин не представлял, что случилось с теми ворами за время оккупации, но не исключал того, что Половник может обратиться к Ельшану с просьбой помочь бежать за границу. Побег в трюме какого-нибудь судна - это практически единственная возможность бежать из Советского Союза. К возможности благополучного перехода границы по земле Алтунин, как бывший сержант погранвойск, отслуживший срочную на финской границе, относился скептически. Если повезет, то конечно можно, но для этого надо и навыки соответствующие иметь, и проводника хорошего. А то некоторые наденут на ноги обувку, имитирующую кабаний след, и чешут в ней человеческим шагом, упуская из виду, что у кабана шаг куда как меньше. Да и куда он махнет через границу? К финнам? Те его назавтра же выдадут, без вопросов. Попробует пробраться на территорию Германии, чтобы перейти к союзникам? Да он дальше Белостока не доберется, в самом наилучшем случае. Нет, если уж за кордон, так по морю - из Одессы, Симферополя, Сухума или Батума…
Будницкой следовало звонить два раза. Алтунин позвонил, выждал минуту, затем позвонил снова. За дверью послышались шаркающие шаги, щелкнул замок, лязгнула, падая, цепочка. Когда дверь открылась, Алтунин увидел перед собой женщину средних лет в строгом синем платье с белым воротником. Волосы женщины были собраны в тугой узел на затылке, половину лица закрывали очки в массивной оправе. Фотография Будницкой в картотеке была плохонькой, но Алтунин и без нее догадался бы, что перед ним не Вера Станиславовна.
- Здра… - бодро начал Алтунин.
Женщина не дала ему договорить, прижала палец к губам, шикнула и указала рукой на ближнюю дверь в длинном коридоре. Коридор в этой квартире не был загроможден всяким хламом, как это обычно бывает. "Интеллигенция", уважительно констатировал Алтунин, и вошел, вытерев ноги о половик тщательнее обычного.
- Муж спит, - тихо пояснила женщина, закрыв дверь. - С дежурства пришел.
Алтунин от чистого сердца позавидовал тому, кто может утром прийти домой и спокойно завалиться спать, зная, что кто-то из близких станет охранять его покой.
Женщина ушла. Алтунин негромко постучал в дверь. Скорее даже не постучал, а поскребся, словно кот. Раз, другой, третий… Если бы Будницкой не было дома, то соседка сказала бы об этом. Раз не сказала, значит, надо до нее достучаться. Мелькнула мысль, что Будницкая может быть не одна, но Алтунин отогнал прочь смущение. Дело у него важное, не одна, так не одна. А если там у нее Половник, так совсем хорошо.
Пистолет Алтунин доставать не спешил и становиться сбоку от двери тоже не стал. Если, допустим, сейчас у Будницкой находится Половник, то никто не мешает ему подглядывать в какую-нибудь незаметную Алтунину щелочку. Если увидит перед дверью незнакомого мужчину в мятом костюме, то может и насторожиться, но не сильно. А вот если незнакомец встанет к двери бочком со стволом в правой руке, то тут уж все ясно - надо валить мента и уносить ноги. Пуговицы на пиджаке Алтунин расстегнул еще когда поднимался по лестнице, расстегнул машинально, не задумываясь, сработала старая привычка. Старший лейтенант Федорович из шестого райотдела вшил в каждую полу пиджака по увесистой гайке, утверждая, что этот груз помогает быстрее откинуть полу и, следовательно, быстрее выхватить пистолет. В марте сорок первого Федоровича, возвращавшегося домой с дежурства, задавило полуторкой - пьяный водитель не справился с управлением. Никто не знает, как и от чего он умрет. Оно и к лучшему…
- Боже мой! - наконец-то раздалось за дверью. - Кого это принесло в такую рань?
Алтунин машинально вскинул левую руку. Часы показывали без пяти десять. Какая же это рань? С другой стороны, Будницкая до утра поет в ресторане, так что по ее меркам сейчас где-то около трех часов ночи, самое сонное время. Ладно, переживет.
- Вера Станиславовна, я из домуправления, - негромко сказал Алтунин. - Извините за беспокойство, но куда-то пропал ваш ордер. Меня прислали уточнить…
- Сами потеряли и еще беспокоите! - возмутилась Будницкая, но дверь открыла. - Заходите, раз уж пришли!
В комнате у нее было как на сцене. Бронзовая люстра на три лампочки с цветными стеклянными висюльками, роскошное, чуть ли не во всю стену, трюмо, торшер с бахромчатым абажуром, две ширмы, расписанные китаянками или японками с зонтами в руках, бархатное покрывало на кровати, картины на стенах, ваза в виде сказочного цветка на столе. И очень приятно пахло - пряными духами, табачно-боярышниковым духом, который бывает только от заграничных сигарет, и еще чем-то неуловимо дразнящим.
Сама Будницкая, оказавшаяся в жизни гораздо красивее, чем на фотографии, выглядела бледной и немного раздраженной. Придерживала рукой у горла ворот шелкового халата, смотрела настороженно, сесть не предложила. Когда Алтунин без приглашения прошел через комнату к окну (надо же было убедиться, что за ширмами и за окном, на карнизе никто не прячется), Будницкая недовольно фыркнула.
- Я вас слегка дезинформировал, Вера Станиславовна, - сказал Алтунин, предъявляя удостоверение. - Не хотелось, чтобы соседи слышали. Дело у меня к вам деликатное… Можно присесть?
Будницкая дернула головой, что можно было расценивать как разрешение, села на край кровати и закинула ногу на ногу. Пола халата съехала, обнажив красивое молочно-белое колено, но Будницкая не обратила на это внимания, а может, сделала намеренно. Алтунин сел на стул.
- Я уже говорила вашему товарищу, что лимитными книжками никогда не интересовалась! - Будницкая уперлась руками в кровать и вызывающе посмотрела на Алтунина. - И кто ими спекулирует, я не знаю. Я - певица, мое дело петь… Я же уже все объяснила!
- Я не по поводу лимитных книжек, Вера Станиславовна, у меня более важное дело, - Алтунин помолчал несколько секунд, решая, как лучше сказать, и решил переть напролом, потому что время дорого, и вообще, с такими вот дамочками, искушенными в увертках и прочем коварстве, "напролом" лучше. "Напролом" почти всегда лучше, за редким исключением. Сила солому ломит. - Меня, Вера Станиславовна, интересует гражданин Половинкин Федор Тихонович, он же Федя-Половник. Вы его знаете, не так ли?
- Что-то смутно припоминаю… - Будницкая картинно подняла вверх правую руку и коснулась лба хрупкими изящными пальцами. - Был у меня такой знакомый. Давным-давно…
Тон, которым было произнесено "давным-давно", наталкивал на мысль о том, что на самом деле Будницкая видела Половинкина недавно. Да и вся эта наигранная жеманность служила прикрытием для лжи. "Что-то смутно припоминаю…" Ах, скажите пожалуйста!
- Послушайте, что я вам скажу, Вера Станиславовна…
- Может, просто Вера? - перебила Будницкая. - Или уж "гражданка Будницкая", если на то пошло! Я не настолько стара, чтобы то и дело вспоминать мое отчество!
- Не стары, - согласился Алтунин. - Тридцать семь лет, это разве старость? Это ж самый расцвет! И жаль мне будет, гражданка Будницкая, если вы не доживете до тридцати восьми!
- Вы мне угрожаете? - Будницкая повела головой и высоко вскинула тонкие, выщипанные в ниточку брови.
- Что вы! - разыграл удивление Алтунин. - Всего лишь предупреждаю! Возможно, вы действительно не видели в последнее время Федора Тихоновича Половинкина. Тогда мы на этом можем закончить. Я еще принесу вам извинения за беспокойство, встану и уйду…
Вставать и уходить Алтунин не спешил.
- Но если окажется, что вы с Половинкиным продолжаете знакомство, что он вас навещает, что вы знаете, где он проживает, то тогда я, гражданка Будницкая, не дам за вашу жизнь ломаного гроша.
Алтунин выждал небольшую паузу. Отметил, как раскрылись и заблестели глаза Будницкой, как дрогнули ее губы, как порозовели щеки и понял, что стоит на верном пути. "Яблочко созревает на глазах", говорил в таких случаях майор Ефремов.
- Половинкин - не просто бандит, а фашистский диверсант, заброшенный к нам с очень важным заданием, - продолжил Алтунин. - Ему терять нечего, к высшей мере его приговорили еще в сорок первом, только вот приговор в исполнение привести не успели, а жаль. Половинкин знает, что мы его ищем, он собирается покинуть Москву, но перед этим он непременно "зачистит концы", то есть уберет всех, кто хоть как-то может на него вывести. Это первая причина, по которой я не дал бы за вашу жизнь ломаного гроша. Если вы встречаетесь с Федей, то одна из ближайших ваших встреч станет роковой. Вторая причина - если у нас будут доказательства того, что вы являлись пособницей фашистского диверсанта…
Будницкая вздрогнула и затрясла головой.
- Пособницей фашистского диверсанта! - повторил Алтунин, повысив голос. - И, возможно, укрывательницей! Это вам, гражданка Будницкая, не шутки-хаханьки. У нас для пособников и укрывателей вражеских диверсантов предусмотрено всего одно наказание - высшая мера социальной защиты! Сегодня арестовали, завтра осудили, после суда исполнили. Снисхождения не будет, поверьте.
- Я не знала! - всхлипнула Будницкая, заламывая руки. - Я думала, что он отсидел и теперь работает по снабжению! Он предлагал мне в Ленинград с ним ехать! В Театр комедии обещал устроить, у него там знакомства! Я же актриса…
Из красивых глаз Будницкой хлынули слезы. Она повалилась на бок и громко зарыдала, закрыв лицо руками. Алтунин совершил традиционно полагающиеся действия - открыл форточку, обеспечивая доступ свежему воздуху, сел рядом со стаканом воды в руке, улучив момент, передал стакан Будницкой, которая тут же вылила его на покрывало, говорил что-то успокаивающее… Ничего не помогло, Будницкая успокоилась только через четверть часа. Умолкла, потерла ладонями лицо, буркнула что-то и убежала умываться. Вернулась не скоро, Алтунин успел заскучать, но зато держалась спокойно, только нижняя губа едва заметно подрагивала. Снова села на кровать, напротив Алтунина, вздохнула и спросила:
- Вы мне правду про Федора сказали или на понт взяли, как последнюю дуру?
- Как я могу вас за дуру считать? - в том же духе ответил Алтунин. - Все, что я сказал, - истинная правда. Иначе бы я к вам и не пришел. Отдел по борьбе с бандитизмом, Вера, не интересуется отбывшими наказание снабженцами… Где сейчас Половникин?
- Не знаю, - пожала плечами Будницкая. - Он говорил, что живет в каком-то общежитии у черта на куличках, на Мироновской улице, кажется. Там нет телефона. Он сам приходит. Сюда, не в ресторан, в ресторане он всего один раз был, когда объявился весной. Звонит из автомата на углу, и если я одна дома, то поднимается. Последний раз был в среду. Пришел утром, в половине одиннадцатого, ушел в два…
Будницкая сделала правильные выводы. Рассказала все, что знала, и показала Федины подарки - бусы из крупного жемчуга, золотые серьги с бриллиантами и золотой браслет, тоже с бриллиантами. "Серьги заграничные из золота 750-й пробы с бриллиантами каплевидной формы по два карата каждый" вспомнил Алтунин пункт первый из перечня драгоценностей, составленного женой дантиста Шехтмана. "Повезло, - подумал он. - Это называется: "Раз - и в дамках!"".
Алтунин вышел в коридор, позвонил в МУР, попросил прислать двух человек для засады в квартире, где жила Будницкая, и пошел на кухню знакомиться с соседкой, открывшей ему дверь. Заодно познакомился и с третьей жительницей квартиры, учительницей немецкого из двадцать девятой школы на Смоленском бульваре. В двух словах, не особо вдаваясь в подробности, описал им ситуацию, предупредил о том, что в квартире будет организована засада, попросил не волноваться и никому посторонним ничего не рассказывать, а затем попросил взять паспорта и пройти в комнату к Будницкой. Для составления протокола изъятия вещественных доказательств требовались двое понятых…