Половник появился в Большом Каретном в понедельник, восемнадцатого июня, в половине восьмого вечера. На Петровке в этот момент только что закончилось партсобрание. Подполковник Сальников, лишившийся величественности вместе с секретарской должностью, в одиночестве спускался по лестнице, стараясь не слушать, как наверху сотрудники поздравляют с избранием старшего оперуполномоченного отдела по борьбе с мошенничеством майора Камардина. Алтунин тоже был в толпе, окружившей Камардина. Люди вокруг громко шумели, и он не сразу понял, что говорит ему Семенцов и почему тот настолько возбужден, словно это его избрали секретарем парторганизации…
В молодости, в самом начале бандитских дел, у Федора Половинкина была другая кличка - Борзач. Получил ее Федя не за свою прыть, а за замечательно острое обоняние. Он мог с завязанными глазами определить, кто из дружков-товарищей стоит перед ним, мог, понюхав щепоть махры, сказать, чего и сколько в нее подмешали, ну а тухлую селедку чуял за километр. Кличка Федору не нравилось, да и какому вору могло оно прийтись по душе? "Борзач" сильно смахивало на "легаш", а "легашами" зовут известно кого. Поэтому, попав в первый раз за решетку, Федя стыдной клички сокамерникам не назвал, и те, по созвучию с фамилией, прозвали его Половником. Половник - нормальная кличка, ничего позорного в ней нет, никаких постыдных ассоциаций она не вызывает. О своем чутком обонянии Половинкин впредь предпочитал не распространяться. Те, с кем он начинал, давно сгинули, кто от воровского ножа, кто от милицейской пули, кто от пьянства.
Неладное Половник почуял сразу, как только Верка, у которой сегодня был выходной, открыла ему дверь. Из квартиры, в которой жил только один мужчина, некурящий доцент МГУ, не пахло, а прямо-таки несло запахом мужских тел и дешевого табака. Оперативники, сидевшие в засаде, несколько дней подряд не попадали домой и не имели возможности ни помыться, ни сменить одежду. Оба они были курящими, но выходить курить на лестницу не имели права и потому смолили по очереди в открытую форточку. Часть дыма при этом распространялась по кухне и коридору. Можно было предположить, что к кому-то из Веркиных соседей, про которых Половник у нее заранее все выспросил, пришли гости, но гости интеллигентных людей пахнут иначе. Да и в Веркиных бесстыжих глазах сегодня плескалась не страсть, а страх. Как-то затравленно смотрела она на Федю, не по-обычному, не так, как всегда.
Соображал Половник быстро, и реакция у него была отменная, потому-то до сих пор землю топтал, несмотря на всякие передряги. Выхватив парабеллум с навернутым на ствол глушителем, Половник дважды выстрелил в Будницкую и по одному разу в выскочивших на ее вскрик оперативников. Одному попал в переносицу, другому - в правый глаз, еще раз доказав, как был прав преподаватель стрельбы гауптманн Ахляйтнер, когда называл его "Das As der Asse". Заодно и порадовался тому, что пришел сегодня к Верке с оружием. Ввиду частых проверок документов, которые иногда сопровождались беглым обыском (милиционеры Отдела наружной службы по привычке продолжали нести службу по законам военного времени), Половник предпочитал передвигаться по Москве без огнестрельного оружия. Для того чтобы отбиться от патруля, ему хватило бы и совершенно безобидного на вид складного ножа, который он имел при себе постоянно. Но сегодня в полночь, после Верки, Половнику предстояло встретиться с московским агентом абвера, а к тому без парабеллума приходить не хотелось - уж больно мутный и опасный он был человек.
"Кто навел? - свербела в мозгу одна-единственная мысль, пока Половник шел по Большому Каретному и нервно сосал незажженную "казбечину". - Какая падла?"
По всем прикидкам и раскладам выходило, что сдать его мог только московский агент, с которым Половнику сегодня предстояло встретиться, больше некому. Только он знал про Верку. Половник сам сдуру сказал, что в самом крайнем случае (хрен его знает, как все теперь может обернуться) связь с ним можно держать через Веру Будницкую, певичку из "Метрополя". Вот его чуть у Верки и не повязали.
- Неделей раньше, неделей позже, какая на хрен разница? - сказал вслух Половник, сворачивая на Садовое кольцо.
Он выплюнул размякшую от слюны папиросу, достал на ходу из пачки новую, остановился, чтобы прикурить, и подумал, какой же все-таки гнилой народ эти бабы. Могла бы намекнуть, когда он звонил ей и спрашивал, можно ли зайти. Замялась бы на секунду, прежде чем ответить, или вместо своего обычного "Да, конечно" сказала бы как-то иначе. Он бы понял и не стал бы соваться в ловушку.
О том, что сам собирался прикончить Верку перед тем, как рвануть из Москвы, Половник даже не вспомнил. В его системе понятий все, что делалось ради собственного блага, проходило особняком и воспринималось как должное.
- Кент, угости папиросочкой, - попросил разбитной парень при кепке и блестящих хромовых сапогах, подпиравший фонарный столб.
- Твои кенты в овраге лошадь доедают! - не останавливаясь, бросил ему Половник.
Не папиросы ему было жаль, а репутации. Авторитетному блатному западло с разными сявками кентоваться, пусть даже и на словах.
Резкий ответ оскорбил парня, но тон, каким он был произнесен, не вызывал желания продолжать диалог. Парень счел за благо промолчать.
17
Во вторник утром майор Ефремов опоздал на совещание, чего с ним обычно не случалось.
- Был у начальника, - хмуро сообщил он. - А он только что вернулся от Самого. Сказать, что там, - начальник ткнул указательным пальцем в потолок, - недовольны нашей работой, это ничего не сказать. И не надейтесь на строгачи, товарищи, в случае чего, строгачами вы не отделаетесь. Самые везучие пойдут в управдомы, а те, кому повезет меньше, пойдут под суд. Не Дуньку Хренову ловим, сами понимаете.
- За что нас-то под суд? - Семенцов вздохнул так горько, словно по бокам от него стояли конвоиры. - Ловля вражеских агентов - не наша сфера…
Данилов удивленно посмотрел на Алтунина и повертел указательным пальцем возле виска - совсем, мол, сбрендил Гриша.
- Зато ловля бандитов - наша сфера! - жестко сказал, как отрезал, начальник и добавил после небольшой паузы: - Всем достанется на орехи, товарищи. Позвольте на этой торжественной ноте закончить лирическую часть и перейти к работе. Давайте подведем итоги…
Итоги были настолько неутешительными, что их и итогами считать не стоило. Единственный шаг вперед это установление причастности Половника к убийству дантиста Шехтмана. Вдова и дочь убитого, уже свыкшиеся со своим горем, опознали серьги и жемчужные бусы, которых не было в списке похищенных драгоценностей. На вопрос Алтунина: "Почему не было? Забыли?", вдова ответила: "Да, забыла. Это же такая безделица…" Ничего себе безделица! Жемчуг натуральный, морской, крупный, шестьдесят две бусины! Мысли свои Алтунин оставил при себе, кому что безделица - это дело ребят из БХСС. Каждый должен заниматься своим делом.
Установление причастности Половника к убийству дантиста Шехтмана - актив, как выражаются бухгалтеры. Пассив - три человеческие жизни, Будницкая и два сотрудника, старший лейтенант Великодный и лейтенант Старых. "Не иначе, как Будницкая занервничала, открывая дверь, вот Половник и догадался о засаде, - думал Алтунин. - Ребята маху дали, надо было им выходить к двери вместе с ней, а не ждать на кухне. Эх… Да что теперь говорить, задним умом все мы крепче крепкого…"
Еще пассив - ни в Марьиной Роще, в которой так долго и тщательно искали, ни по адресам "Ар… и так далее, дом три, квартира пять" в Москве и ближнем Подмосковье так ничего и никого не нашли. Ничего, в смысле, номер газеты "Правда" за тринадцатое июня нигде не пропадал. С автобазой в Арбузовском переулке тоже вышла пустышка. В понедельник утром в МУР позвонила директорская секретарша Прасковья Васильевна и сообщила, что "Правду" от тринадцатого июня взяла секретарь комитета комсомола Демидова.
- Вы понимаете, она заходила, когда меня не было, - смущенно бубнила в трубку Прасковья Васильевна, хотя бы приблизительно представлявшая, сколько хлопот доставила втихаря взятая газета сотрудникам МУРа. - Там была статья про водителей Ладоги, а Валентина как раз готовит доклад по этой теме. Я ее так ругала, так ругала… Вы даже представить себе не можете, как я ее ругала… Как можно брать без спроса и забывать вернуть? Теперь я подшиваю все газеты сразу же, как только Евгений Владимирович прочтет, так и подшиваю…
За газетой съездил Семенцов. Привез номер от тринадцатого июня, на котором была карандашная пометка "АР 3/5". Только карандаш побледнее, буквы немного мельче, и если рядом положить обе газеты да приглядеться, то заметно, что написаны они разной рукой. И между буквами и цифрами на газете с автобазы был небольшой промежуток, а на той, которую бандиты оставили в машине, цифры шли сразу за буквами.
- Надо было не розыски устраивать, а тащить почтальона, который руку свою собственную узнать не может, в МУРе и вызывать почерковеда для срочной экспертизы, - укорил Алтунина майор Гришин.
- А то я не знаю наших экспертов! - резонно возразил Алтунин. - Они по четырем буквам ничего определенного не скажут. Им несколько строчек подавай, на меньшее они не согласны. Ну, притащил бы, ну вызвал бы, ну получил бы заключение, в котором "возможно" на "вероятно" сидело бы и "можно предположить" погоняло бы. И что бы я делал с таким заключением? Подтерся бы и побежал газетку искать.
Гришин вынужден был согласиться, что Алтунин прав.
Фотографию Половинкина разослали по всем райотделам, раздали орудовцам, Управление НКГБ распространило ее среди своих сотрудников… Но возлагать много надежд на то, что Половника узнают на улице, не стоило. Во-первых, фотография была старой, еще довоенной. Во-вторых, внешность изменить до неузнаваемости не трудно - челочку на лоб или, наоборот, побрить голову, усы отпустить, щуриться или, скажем, нижнюю губу выпячивать. Ухищрений столько, что их все сразу и не перечислить… А можно просто отпустить щетину, выпачкать лицо и руки машинным маслом, плеснуть на спецовку пять граммов бензина вместо одеколона, чтобы пахло, и ходить так. Никто не узнает в работяге, идущем на работу или возвращающемся домой, личность, объявленную в розыск. По работе в СМЕРШ Алтунин знал, что внимание привлекают хорошо и опрятно одетые люди, офицеры в высоких чинах и красивые женщины… На бойца в застиранной гимнастерке или на какую-нибудь замарашку с грязным узлом в руках мало кто обращает внимание. На том враг и строит психологический расчет.
Исчезнувшего майора Джилавяна так и не нашли. Ни концов, ни следов. "Ни тела, ни дела, а одна головная боль", как говорит начальник отдела.
Как ни крути, а получалось так, что газета оставалась единственной ниточкой, ведущей к диверсантам. Семенцов, правда, высказал предположение, что бандиты-диверсанты могли оставить газету в машине намеренно, дескать, Половник или кто-то из его сообщников мог купить "Правду" в киоске, сделать на ней пометку карандашом и оставить, чтобы запутать след, направить розыск по ложному пути. Ну, Семенцов он на то и Семенцов, чтобы пороть всякую чушь. Бандиты не могли знать, что им прострелят колесо, а брошенную где-то в городе машину милиция могла бы и не связать с нападением на экспедиторов Геокомитета. Искали бы угонщика. И никогда бы не стал Половник оставлять отпечатки своих пальцев на газете, предназначавшейся сыщикам. Не мальчик, матерый бандит, да еще и особой абверовской выучки. Нет, газета настоящая, настоящий след, не ложный. Только как его взять?
- Я отлучусь на полчасика, Алексей Дмитриевич? - спросил Алтунин после того, как совещание закончилось.
- Куда? - поинтересовался начальник отдела.
Полчасика - странный временной промежуток.
Для какого-то дела мало, для того чтобы сходить в НТО - много.
- Хочется на бульваре с книжкой посидеть, подумать, - честно признался Алтунин. - В отделе не думается, мешают.
- Ты, Алтунин, совсем заработался, - на осунувшемся от усталости лице начальника промелькнуло сочувствие. - Я бы тоже посидел на бульваре с книжкой… Какая книжка-то хоть, интересная?
- Телефонный справочник, - ответил Алтунин. - Не дает мне этот проклятый адрес на газете покоя, Алексей Дмитриевич…
- Полчаса - разрешаю, - коротко сказал начальник и уткнулся в разложенные на его столе бумаги…
По утреннему времени бульвар был малолюдным, свободных скамеек - хоть отбавляй. Алтунин облюбовал одну из них, сел, сделал несколько глубоких вдохов, порадовался жизни, которая при всех своих сложностях дело хорошее, и начал думать. Растрепанный телефонный справочник до поры до времени положил рядом на скамейку.
Газету выписывают армяне из дома 3/5? Что это за почтальон такой, который идентифицирует жильцов на своем участке подобным образом? Бред…
Газету выписывают какие-нибудь Архиповы или Арбузовы из дома 3/5? Ну, это в какой-то маленькой деревушке почтальон может знать всех по фамилиям… В Москве подобное невозможно. Адрес это, адрес! Только какой?
Надпись на газете намертво отпечаталась в памяти. "А"? Это точное "а", без вопросов, "р" - тоже без вопросов. Арбуз, Аргумент, Ариадна… Чушь! Тройка, конечно, похожа на восьмерку, но… Но если это не тройка, а буква "з"?! А черточка - дробь это вместо значка номера? АРЗ номер пять?
АРЗ?
"РЗ" - это "ремонтный завод", ничего другого на ум не приходит. "А" - "автомобильный" или "авиационный". "Авиационный"? Скорее всего "автомобильный". Их в Москве несколько, и в Люберцах тоже есть, перед самой войной открыли. А пятый - это как раз в Марьиной Роще, в каком-то там проезде, в шестом или в восьмом…
- Марьина Роща? - вслух спросил самого себя Алтунин. - Это же замечательно!
Проходивший мимо седой как лунь старик с массивной тростью в правой руке, посмотрел на него с недоумением, но Алтунину было не до старика и вообще не до прохожих. Он схватил справочник, раскрыл его, лихорадочно перелистал, нашел нужную строчку на нужной странице и коротко подытожил:
- В цвет!
Начальник отдела алтунинского энтузиазма не разделил. Выслушал, помолчал, обдумывая, и сказал:
- Наведайся осторожно под видом пожарного инспектора, посмотри, что и как, а там решим…
Удостоверение инспектора группы профилактики Отдела пожарной охраны НКВД было у каждого оперативника МУРа. Для конспирации. Очень удобное удостоверение, с которым можно приходить куда угодно и совать нос во все места, не вызывая никаких подозрений. Ну, разве что руководителя учреждения или домоуправа штрафом напугать. У запасливого Алтунина на всякий случай имелось еще несколько удостоверений - санитарного инспектора, инструктора горкома комсомола, инспектора городского комитета Осоавиахима. Никогда не знаешь, в какой роли удобнее будет выступить. Но на авторемонтный завод лучше всего прийти в качестве пожарного инспектора, этакого дотошного, любопытного, недалекого говоруна. Пожарный инспектор на заводе может спокойно соваться в любое помещение, в любой уголок, в любой подвал и никто ничто не заподозрит. Главное, чтобы все вокруг понимали, что перед ними пожарный инспектор…
Директор завода сплавил Алтунина своему заместителю. Даже принять не соизволил, бюрократ хренов, но Алтунин был не в претензии. Пока хмурая секретарша из приемной (была она одна на двоих - на директора и на его заместителя) ходила к директору, Алтунин взял с ее стола свежий номер "Правды" и увидел на нем знакомую, хорошо запомнившуюся надпись карандашом. "Запахло паленым", - подумал он, возвращая газету на место и радуясь своей догадливости. Радовался, впрочем, не особенно, потому что надо было найти диверсантов, а не газету.
Заместитель тоже не пожелал возиться с такой мелкой сошкой, как инспектор из пожарной охраны, и отправил Алтунина к главному инженеру. Главного инженера на месте не оказалось, он уехал в трест добывать какие-то дефицитные запчасти. Тогда секретарша привела Алтунина в крошечный кабинет завхоза. Завхоз, занятый какими-то очень важными делами, передал Алтунина к главному энергетику - отвел, познакомил и сказал сакраментальное: "Пожары, это по вашей энергетической части, Иван Семеныч". Главному энергетику Ивану Семеновичу то ли деваться было некуда, то ли делать нечего, но он не стал отфутболивать Алтунина дальше, а повел его по территории. Алтунин сразу же завел разговор о футболе, Иван Семенович оживился и сказал, что болеет за "Спартак", Алтунин ответил, что хоть ему, как человеку из пожарной охраны, а, стало быть, из системы НКВД, ближе и роднее "Динамо", но "Спартак" он уважает как крепкую, основательную команду и что в прошлом году только придирки судей помешали "Спартаку" выйти в финал розыгрыша Кубка СССР. Иван Семенович просиял и пригласил в обед отметить знакомство "чем бог послал". Алтунин приглашение принял, но с оговоркой: "Делу - время, потехе - час".
- Сначала территорию обойдем, - сказал он и доверительно понизил голос до шепота, хотя шли они по двору и рядом никого не было, кроме какой-то любопытной дворняги. - Готовится городская проверка, если после меня найдут чего, то мне - хана.
Угрызений совести по поводу своего вранья Алтунин не испытывал. Ничего страшного, если в ожидании мнимой проверки руководство завода приберет территорию и помещения - избавится от залежей сломанной тары, расчистит проходы между корпусами, обеспечит цеха баграми, лопатами и ящиками с песком. Пугать проверками только во благо. А то вон в кузовном цеху целую гору промасленной ветоши в углу набросали, осталось только бычок кинуть, чтобы загорелось.
За кузовной цех Алтунин отчитал Ивана Семеновича как следует, хотя тот был ни при чем, уборка территории в обязанности главного энергетика не входит. Но раз уж назвался груздем, то есть если сопровождаешь инспектора по территории в качестве представителя администрации, то изволь выслушать замечания и по назначению передать.
- Вот еще что-то - и будет вам акт со штрафами! - пригрозил Алтунин и перешел к делу, ради которого он и явился. - Я еще в кадры схожу непременно, инструктаж проверю. И если хоть один человек работает без инструктажа, то не обессудьте тогда.
- В кадрах у нас - полный ажур! - уверенно ответил Иван Семенович.
- Ой ли? - с прищуром бывалого человека, усомнился Алтунин. - Прямо-таки ажур? Небось, половина рабочих толком не оформлена, в грузчиках местная алкашня подвизается, а на уборку территории поденно нанимаете? Знаю я все нюансы, не первый день на свете живу…