БЕРТА
У следователя прокуратуры Владимира Петровича Фризе была любовница Берта Зыбина. По укоренившейся у нас традиции не называть вещи своими именами, среди близких друзей Владимира Берта именовалась приятельницей. О существовании "приятельницы" Берты знали в прокуратуре все. И в первую очередь сам районный прокурор Олег Михайлович, потому что Берта жила на одной лестничной площадке с Олегом Михайловичем. Прокурор с Бертой был хорошо знаком. Ее все в доме знали. Во-первых, приятельница Фризе была очень красивая, во-вторых, очень высокая - метр восемьдесят восемь. И, главное,- заслуженный мастер спорта Берта Зыбина играла в сборной страны по баскетболу.
Первое время, встречая своего подчиненного, выходящего из соседней квартиры, Олег Михайлович смущался. Но постепенно привык и нередко даже предлагал Фризе, когда у следователя автомобиль был в ремонте, прокатиться до работы на своей персональной машине. Но тот всегда отказывался. На вопрос прокурора "почему?" Владимир Петрович туманно отвечал: "Чтобы не давать лишнего повода".
Постепенно прокурор так освоился с тем, что следователь Фризе время от времени - когда Берта не была на сборах и не выезжала на соревнования - становился его соседом, что даже заглядывал "на огонек". Правда, имея в запасе какой-нибудь сугубо производственный благовидный предлог. На самом деле ему было приятно посидеть с молодежью, выкурить ароматную голландскую сигару, которые привозила Берта своему приятелю из заграничных турне, пригубить хорошего датского ликера. В отличие от прокурора, его супруга ни разу к Берте не заглядывала, заявив "раз и навсегда", что случится это не раньше, чем Фризе и Зыбина вернутся из загса.
- Володя,- сказал однажды Олег Михайлович, раскурив сигару,- вы с Бертой такая хорошая пара. Жду не дождусь, когда погуляю на вашей свадьбе.
- Да, Володя, почему бы не доставить Олегу Михайловичу такое удовольствие? - сказала Берта и покраснела.
Фризе нахмурился.
- Не раньше, чем эта девушка прекратит бегать с мячом на публике.- Несколько секунд он помолчал, а потом добавил: - Спорт убивает женственность.
Берта фыркнула и ушла на кухню.
- Вы не правы, Володя,- тихо сказал прокурор.- Берта - само воплощение женственности.
У Фризе чуть не сорвалось с языка: "Ну и женились бы вы на ней сами!"
Обидное замечание о женственности посеяло в душе Берты червячок сомнения, и когда, просидев в прокуратуре до позднего вечера в бесполезных попытках разыскать так неожиданно исчезнувшего санитара Кирпичникова, Фризе пришел к ней, он застал подругу на диване с книжкой, которую она читала вслух.
- Чего это ты разучиваешь? - спросил он, не очень-то вслушиваясь в бормотание подруги.- Может быть, подкормишь уставшего прокурора?
- Сам, сам, сам,- пробормотала Берта, не отрываясь от книги.
Фризе остановился посреди комнаты и прислушался.
- "Я настраиваюсь на ежедневную - ежедневную энергичную - энергичную половую жизнь и сейчас и через десять лет, и через тридцать лет, и в сто лет. И через десять лет, и через тридцать лет, и через пятьдесят лет у меня будут рождаться здоровые крепкие долголетние дети…"
- Чего, чего это будет у тебя рождаться через пятьдесят лет? - с изумлением спросил Владимир.
- "И через тридцать лет, и через пятьдесят лет я буду молодая, юная, прекрасная красавица…" - продолжала бубнить Берта, не обращая внимания на его вопрос.
Фризе подошел ближе и протянул руку за книгой.
- Дай-ка мне взглянуть.
Берта отодвинула книгу.
- "Я очень люблю мужскую ласку, мужская ласка мне приносит огромное наслаждение. Я очень люблю любовные игры со своим любимым мужем. Мне очень нравится, когда мы голенькие в постели, я так люблю поиграть - поласкаться со своим любимым. Мне очень, очень приятно от его прикосновения, мне очень приятно, когда он нежно погладит мои груди…- Фризе сумел, все-таки, вырвать книгу, но, похоже, Берта знала текст наизусть, потому что продолжала: - Мне очень приятно его прикосновение к соскам, когда он целует соски".
Книга была толстая, в красивом коленкоровом переплете. Называлась она "Животворящая сила".
- Что это за порнография?! - изумился Фризе.
- Никакая не порнография! Рекомендована Минздравом. Неплохо бы и тебе выучить пару настроев. "На долголетнюю мужскую красоту", например. И "против курения".
- Нет, вы только послушайте! "Мне иногда хочется встать на четвереньки, чтобы любимый ввел свой мальчик в меня - в талисманчик, погладил бы руками всю спину…" И это не порнография?! Мы у себя в прокуратуре завели уголовное дело на продавцов такой дребедени и на владельцев видеосалонов, которые гоняют порнуху, а ты…
Он недоговорил. Берта вырвала у него книгу и крикнула:
- Ну и сиди в своей дурацкой прокуратуре! И нечего мне талдычить про то, что спортсменки не женщины, что у них нежности ни на грош.- Она уткнулась в подушку и заплакала.
Фризе осторожно сел рядом с ней на диван, провел рукой по мягким темным волосам. Берта дернула головой, отстраняясь. Он нагнулся и шепнул ей в ухо:
- Эх, ты, дылдочка моя, шутки не понимаешь. Да нежнее тебя нет…- он хотел сказать - "ни одной женщины", но и тут не удержался от шутки и произнес: "Ни одной баскетболистки в мире".
Берта зарыдала в голос.
С трудом ему удалось успокоить свою подругу. Все еще всхлипывая, крепко прижавшись к Владимиру, Берта спрашивала:
- Ты, правда, считаешь меня нежной? Я нежнее, чем другие?
- Нежнее, нежнее. Ты - самая, самая.
- А откуда ты знаешь?
- Ниоткуда. Просто знаю.
- А девочки говорят: нежность - ерунда. Она на площадке мешает. И про меня в "Советском спорте" писали: "мужественный игрок", му-жест-вен-ный! Значит - не женственный!
- Девчонки твои - дуры. Из зависти говорят. А корреспондента пожалеть надо, у него просто словарный запас беден.
Кто-то позвонил несколько раз в квартиру, но они не открыли.
- Наверное, Михалыч,- сказала Берта и вопросительно посмотрела на Фризе.
- Обойдется,- отмахнулся он, целуя ей шею и щеки.
Было два часа ночи, когда Берта вдруг вспомнила:
- Володька! А ведь ты вечером пришел голодный.- И пошла на кухню готовить ужин.
Утром, когда Фризе собрался на службу, Берта спала. Чтобы не разбудить ее, Владимир не стал молоть кофе, выпил растворимого. Перед уходом заглянул в спальню - не проснулась ли? Берта спала и по одеялу рассыпались ее волосы. Что и говорить, утренний сон у нее был крепок. На полу, недалеко от кровати, валялась книга в зеленой обложке - причина вчерашних горьких слез. "Помоги себе сам",- было написано на обложке.- "Метод СОЭВУС - метод психокоррекции".
"А что? Забавная книжка,- подумал Фризе и улыбнулся.- Почти Декамерон. Там загоняли дьявола в ад, здесь - мальчика в талисманчик. Где проходит граница между наукой и пошлостью?"
В прокуратуру он пришел веселый. Уже в коридоре, унылом и холодном, Фризе перехватила секретарша из приемной прокурора Маргарита.
- Сам спрашивал.
Владимир посмотрел на часы: без десяти девять. "Не иначе, какой-нибудь сюрприз",- подумал Фризе.
Вид у прокурора был озабоченный. Олег Михайлович умел преподносить себя сотрудникам деловым и озабоченным, считая, не без основания, что в наше время мало хорошо делать дело. Надо, чтобы все окружающие видели, что ты всерьез этим делом увлечен.
Он ничего не сказал о том, что звонил вчера в дверь Бертиной квартиры, только взглянул оценивающе на Фризе и тут же опустил глаза. Еле заметная усмешка тронула его полные губы.
- Володя, ты вчера допрашивал санитара из морга? - прокурор взглянул на лежащую перед ним бумагу.- Кирпичникова?
- Допрашивал. Только он, можно сказать, у меня из-под носа сбежал. Я его до самого вечера разыскивал.
- И не разыскал?
- Что-то с ним случилось?
Прокурор нахмурился, он не любил, когда у него перехватывали инициативу.
- И для дела, и для самого Кирпичникова было бы полезнее, чтобы ты его вчера разыскал. Да еще и задержал на двадцать четыре часа.
- Не было оснований для задержания.
- А поискать как следует у тебя времени не хватило?
Фризе промолчал.
- Ночью его убили.
- Ну и раскладочка! - изумился Фризе.- Одного отравили. А каким способом ухлопали другого?
- Снесли полголовы картечью.
- Убийца, естественно, с повинной не явился?
- Ошибаешься. Убийца тут же вызвал милицию. Это вдова писателя Маврина.
- Час от часу не легче! Где же их дорожки пересекались?
- В Переделкино, на даче Мавриных.
Шеф рассказал, что вечером Алина Максимовна вызвала милицию, потому что на даче похозяйничали воры, разбив стекло в одной из комнат первого этажа. Ничего ценного не пропало. Только несколько бутылок водки из холодильника, да какая-то закуска. Милиция решила, что залез пьянчуга, мучимый желанием опохмелиться. Правда, приехавшего на вызов капитана насторожило то, что преступник рылся в шкафах. Капитан договорился с хозяйкой, что утром она внимательно осмотрит дом и постарается определить, что пропало. Но среди ночи Алина Максимовна, спавшая на втором этаже, в кабинете покойного супруга, увидела, что в балконную дверь кто-то пытается войти. И выстрелила из охотничьего ружья из обоих стволов.
- И это был Кирпичников?
- Да, Кирпичников. Которого ты вчера так и не смог разыскать.
Фризе вспомнил загорелое, красноватое лицо санитара, светлые, словно выгоревшие глаза.
- Наверное, побывав на даче Маврина, этот Кирпичников решил, что там есть чем поживиться,- сказал прокурор.- В первый раз - вечером - хозяйка его вспугнула.
- А чтобы не делиться с приятелем, "Кирпич" его утром отравил?
Прокурор легонько постучал костяшками пальцев по столу:
- Не усложняй! Все может выглядеть значительно проще. "Кирпич" - это его кличка?
- Да. Как видите, у него и кличка есть. А что же вдова?
- Алина Максимовна, как мне сообщили, мужественная женщина. Самообладания не потеряла. Готовится к похоронам мужа. Я решил сегодня ее в прокуратуру не вызывать. Ты съездишь к ней.
Фризе согласно кивнул.
Прокурор помолчал, потом спросил:
- Володя, что ты обо всем этом думаешь?
- Ума не приложу! - искренне отозвался Фризе.- Если бы не отравление Уткина, еще можно было строить какие-то домыслы! А так…
- Что показала экспертиза?
- Быстродействующий яд семейства цианидов. А в банках с "Туборгом", изъятых у сослуживца Чердынцева, на яд никакого намека. Помойку оперативники перелопатили, нашли несколько пустых банок - все чисто. А та банка, из которой пил Уткин, словно растворилась! Свидетели видели, как он пил пиво, как упал, уронив банку. Но в суматохе она пропала.
- Унес преступник?
- Черт его знает, кто унес! - в сердцах сказал Фризе и посмотрел на шефа.- Ну, я поеду, Олег Михайлович? У меня сегодня машина на профилактике.
Последнюю фразу Владимир произнес с намеком. Вдруг шеф расщедрится и предложит свою. Но Олег Михйлович коротко бросил:
- Поезжай.
Когда Фризе направился к двери, прокурор неожиданно спросил:
- Володя, эти санитары из морга так много зарабатывают, что позволяют себе пробавляться датским пивом?
Фризе только пожал плечами.
"ТИХОЕ ПРИСТАНИЩЕ"
В Москве опять потеплело. На мостовых и тротуарах стояла каша из воды и снега. Сухими и чистыми добирались до места назначения лишь самые ловкие пешеходы, умевшие ускользнуть от потоков грязи, рвущейся из-под машин.
В электричку Фризе сел с мокрыми ногами. Он посмотрел на часы - половина одиннадцатого. Берта, наверное, уже приняла душ и, надев свой черно-белый махровый халат, пьет кофе со сливками. "Я бы сейчас выпил еще и рюмку коньяку, чтобы не простыть,- помечтал Владимир, закрыв глаза.- А потом на часок в теплую постель".
Он открыл глаза. Низко слоились серые облака. Наполовину упрятанный за ними Университет потерял свое первозданное изящество и выглядел разлапистым пеньком. На пригородных грязных платформах дожидались своих электричек неприветливые хмурые люди. Фризе подумал про Кирпичникова. У того тоже было хмурое злое лицо. Туповатый взгляд, который ввел следователя в заблуждение. Выстрел вдовы Мавриной снес санитару полголовы. Выстрел дуплетом. И второй дуплет - в течение суток убиты два санитара из кооператива "Харон". Или из малого предприятия "Харон"? Разница между двумя этими новыми формами собственности казалась Фризе призрачной.
Убиты не просто два санитара, а напарники. Невольно Фризе начал думать, что такое совпадение не случайно, что, как бы по-разному они ни погибли, причина их смерти одна. Едва подумав об этом, он тут же себя остановил: если убийство Уткина выглядит преднамеренно, то смерть Кирпичникова - случайна. И, главное, она легко объяснима. Побывав в богатом доме, санитар решил поживиться. Залез вечером, но его спугнули. Полез ночью. Какое-то маниакальное стремление ограбить дачу во что бы то ни стало. Непомерная жадность? Нет! Никакой вор не полезет в один дом за одну ночь дважды. Прежде следует хорошенько оглядеться. А ведь Кирпичников, к тому же, утром вел душеспасительную беседу со следователем. Мог бы и насторожиться. Он же от следователя спокойно сбежал. Зачем же он стремился побывать на даче? Попасть под картечь Алины Максимовны? Настоящий вор себя так не повел бы, а был ли он настоящим вором?
Во всей этой истории Фризе настораживала разнокалиберность действующих лиц и, как сказал бы шеф, неадекватность личности убитого способу, которым он был убит. Правда, последнее касалось лишь Уткина. Ну, не странно ли, что простого санитара убили с помощью яда, каким-то образом упрятанного в банку дорогого импортного пива?!
Сквозь треск и шипение поездной трансляции донеслось что-то отдаленно похожее на слово "Переделкино".
"Хватит утомлять себя всякой ерундой,- решил Фризе.- Я должен предстать перед вдовой хоть и с мокрыми ногами, но со светлой головой". Он придерживался теории, что преступление может быть раскрыто лишь в процессе накопления информации. Нет информации - нечего выстраивать версии. Под ними нет фундамента. Накопление информации - ключ к разгадке. Как в растворе, насыщенном солью, начинают выпадать кристаллики, так и в голове следователя, обладающего подробной информацией, вызревает одна-единственная, ведущая к разгадке, версия. И нечего распыляться!
Сойдя с платформы, он двинулся по скользкой тропинке вдоль узкого шоссе, миновал кладбище на взгорке, лесопилку. У ограды Дома творчества писателей спросил пожилого мужчину в красивой дубленке, как найти дачу Маврина?
- Налево, вдоль ограды, пятьсот метров. Увидите двухэтажные хоромы. Там и обитал классик.
Фризе поблагодарил.
- Да знаете ли вы, что он умер? - решил уточнить обладатель дубленки.
- Знаю.
- Вот видите, и классики не вечны,- сказал мужчина вдогонку. Фризе почудилось в его голосе скрытое удовлетворение. Похоже, мужчина был тоже писатель.
Идя к дому Маврина, следователь пытался вспомнить, читал ли что-нибудь из книг умершего. Названия вспомнил тут же - они были постоянно на слуху. О книгах Маврина писали, по ним снимались фильмы, ставились радиоспектакли. Высокая, худая фигура Маврина, его породистое умное лицо постоянно мелькало на экранах телевизора в хроникальных кадрах.
Фризе остановился перед входом в дом, который удивительно подходил под определение "хоромы". С башенками, верандами, эркерами, пилястрами, балкончиками - дом выглядел франтом на фоне стройного сосняка. На стене красовалась табличка с названием "Тихое пристанище". Владимир Петрович мельком оглядел окна - одно из них, на балконе, было занавешено чем-то белым,- и, вздохнув, позвонил. Содержание книг Маврина он так и не вспомнил. Полутора километров дороги ему для этого не хватило.
Открыла дверь молодая женщина. Вернее, Фризе в первый момент показалось, что она молода, на самом деле ей было не меньше сорока. Она принадлежала к той породе московских красавиц, возраст которых трудно определить. Эти женщины всегда чьи-нибудь жены - крупных начальников, преуспевающих дельцов, удачливых писателей. То ли они такие сытые и гладкие, потому что "чьи-то жены", то ли "чьи-то жены", потому что сытые и гладкие. Фризе подозревал, что такая порода "московских красавиц" выведена за долгие годы советской власти, как, например, "буденновская" порода лошадей.
Владимир Петрович предполагал, что увидит, если не убитую горем вдову, то хотя бы скорбящую женщину. Он приготовился принести извинения за свой несвоевременный визит, но при виде следователя красивые губы вдовы тронула едва заметная улыбка и она приветливо сказала:
- О! Какой мужчина пожаловал ко мне в гости! А я боялась, что кофе придется пить в одиночестве.
Фризе такая улыбка была хорошо знакома. Она могла означать все, что угодно: иронию, восхищение и просто врожденную благожелательность.
По привычке, чуть склонив голову в дверях - чтобы не задеть за притолоку,- Владимир вошел в прихожую и остановился.
- Я, наверное, разочарую вас, Алина Максимовна,- визит следователя прокуратуры…
- Меня уже трудно чем-либо разочаровать,- перебила его Маврина и опять улыбнулась. Теперь грустной, рассеянной улыбкой.- Следователю крепкий кофе не противопоказан?
- Вменяется в обязанность.
Она ввела Фризе в гостиную, где упоительно пахло кофе, и - едва-едва - хорошими терпкими духами. На большом круглом столе, накрытом вишневой скатертью, стоял один прибор, тарелка с тостами, молочник.
- Присаживайтесь, будьте добры.- Алина Максимовна пододвинула стул рядом со своим, подошла к буфету и достала второй прибор. Фризе невольно бросил взгляд на ее фигуру и тут же отвел глаза. Фигура у Алины Максимовны, одетой в легкую черную блузку и модные - до колен - брючки, выглядела очень соблазнительно. И Фризе огорчился. Ему не нравилась эта порода гладких красавиц. Но в Мавриной было еще что-то такое, что притягивало взгляд. И, поняв - что, он рассердился на себя.
На небольшом столике шумно выпустила пар кофеварка. Разлив кофе, Маврина села рядом:
- Вы не испортите мне аппетита, если начнете свой допрос за кофе. Вас зовут…
- Владимир Петрович Фризе.
Кофе был выше всех похвал, сливки подогреты.
- За одни сутки я стала вдовой, потерпевшей и убийцей. Какое из этих несчастий вас интересует?
- Все три.
- И смерть мужа? - Маврина удивленно подняла брови.
- Не сама смерть. Вы знаете, что погибли оба санитара, которые приезжали забрать тело умершего?
- Оба? Какой-то рок, право.
- Да. Одного санитара отравили сразу же после того, как он приехал из Переделкино.
Она поставила чашку и с тревогой посмотрела на следователя.
- Отравили?
- Очень сильный яд. Полной уверенности у нас нет, но, похоже, он получил его с пивом. Выпил банку датского пива и мгновенно умер.
- А второго санитара убила я.- Алина Максимовна провела ладонью по лицу, взяла чашку и залпом выпила кофе.
- Ну, вот,- огорчился Фризе.- Беседы со следователем малоприятны.
- Не обращайте внимания,- сказала Маврина. Она мгновенно справилась с собой и налила в чашку остатки кофе.- Сейчас заварю еще.
- Мне достаточно,- остановил ее Фризе.- Такой замечательный кофе не пьют литрами.