- Ладно-ладно. - Марат предостерегающе поднял ладонь. - Я не хочу с тобой спорить, Сулейман. Поверь мне, я понимаю, как ты себя сейчас чувствуешь.
- Откуда? Ты что, футболист?
- Я твой друг, - с укором сказал Марат. - К тому же я твой земляк. И я сделаю все, чтобы помочь тебе. Хочешь ты этого или нет.
Сулейману стало стыдно. Набросился на человека ни с того ни с сего. А ведь он пришел с лучшими намерениями. Поддержать, утешить…
- Извини, - тихо произнес Сулейман. - Правда, прости. Просто мне и в самом деле очень паршиво.
Марат понимающе покивал:
- Пойми, брат, я не призываю тебя относиться к этому легче. Но ничего уже не исправишь. Попробуй просто об этом не думать. Кстати, учитель узнал о твоей травме и велел передать тебе это…
Марат вынул из кармана сложенный вдвое листок бумаги и протянул Сулейману.
- Он еще здесь? - спросил Сулейман, разворачивая листок.
Марат уныло покачал головой:
- Нет. Ты же знаешь, ему опасно находиться в одном месте больше нескольких часов.
- Но он в Германии?
- Точно не знаю, но, скорей всего, нет. Мы проводили его до аэропорта, и он улетел. Куда - не знаю.
Сулейман поднес листок к глазам. Он был испещрен фиолетовыми арабскими завитушками.
- Здесь же по-арабски, - разочарованно протянул Сулейман.
- Я знаю, - кивнул Марат. - Здесь написано, чтобы ты не терял присутствия духа и поскорее поправлялся. Аллаху нужны такие люди, как ты. Ты избран.
- Так и написано? - с сомнением. спросил Сулейман.
- Да.
- Надо же… Прямо как в "Матрице". "Ты избранный, Нео, тебя ждет великий путь!"
- Так и есть! - засмеялся Марат. - Всех нас ждет великий путь, если мы не сдадимся и не выпустим меч из рук.
Сулейман горько улыбнулся, вздохнул и сказал:
- Не знаю, как насчет меча, Марат, но мяч я, кажется, уже потерял.
Марат взял из рук Сулеймана письмо, вынул из кармана зажигалку, высек язычок пламени и поднес его к письму. Бумага занялась сразу. Марат держал письмо до тех пор, пока огонь не поднялся до самых пальцев, затем бросил его на пол и растоптал.
- Ну что теперь? - спросил он Сулеймана.
Тот пожал плечами и ответил:
- Контракт будет аннулирован. Я поеду в Россию. Вот, собственно, и все.
Глава третья
ЗНАКОМСТВО
1
Дверь Грязнову открыл высокий, худой старик с лицом, испещренным морщинами, и впалыми, красноватыми глазами, смотревшими на мир с каким-то затаенным испугом.
"Видать, здорово старика жизнь потрепала", - решил Грязнов и приветливо кивнул.
- Здравствуйте, Сулейман Фархатович. Я Грязнов. Старик прищурился.
- Да-да… Это с вами я разговаривал по телефону, верно?
- Абсолютно.
- Проходите.
Табеев-старший потеснился, впуская гостя в квартиру.
- Если хотите, можете не разуваться, - сказал он. Грязнов взглянул на тканый ковер, устилающий пол,
и сказал:
- Да нет, я, пожалуй, все-таки разуюсь.
Оставшись в носках, Грязнов прошел в комнату. В комнате, на диване перед телевизором, сидела женщина. Поздоровавшись с Грязновым, она поднялась с дивана и ушла в соседнюю комнату.
- Моя жена, - объяснил Табеев-старший.
- Мама Сулеймана? - спросил Грязнов.
Табеев покачал головой:
- Нет. Это вторая жена. Мама Сулеймана умерла пять лет назад. - Он сделал грустное лицо и что-то тихо прошептал на незнакомом языке.
"Что-то типа - царствие ей небесное", - понял Грязнов.
Они сели за небольшим круглым столиком. Хозяин взял чайник и вопросительно посмотрел на Грязнова. Тот отрицательно покачал головой. Хозяин вздохнул и с явным сожалением поставил чайник на место.
- Хорошая квартира, - одобрительно сказал Грязнов, окинув взглядом комнату. - Я слышал, что вы купили ее недавно?
- Недавно. Пришлось продать квартиру в Казани. Плюс сын кое-что подкинул.
- А почему уехали?
Старик нахмурил лохматые брови, отчего его грустное, морщинистое лицо стало похоже на лицо старого волшебника, который проиграл схватку со злом.
- Сулейман, когда приехал из Германии, был совсем плохой, - негромко сказал старик. - Он сильно переживал из-за того, что его уволили из команды. Операция на голени прошла с осложнением. После второй операции ему запретили заниматься футболом. - Старик задумчиво пожевал запавшими губами. - Раньше он спиртного и в рот не брал, а тут… Стал постоянно пропадать в кабаках с этими бандитами…
- С какими бандитами? - насторожился Грязнов.
- Да со своими друзьями. Были у него друзья по школе. Сначала-то работали на заводе, как нормальные люди, а потом сладкой жизни захотелось - надели спортивные костюмы и стали бизнесменами. - Старик тяжело вздохнул. - Только знаю я их бизнес. Обложили данью торговцев на рынке - вот и весь бизнес.
- А Сулейман? Он тоже занимался с ними "бизнесом"?
- Какой там, - махнул рукой Табеев-старший. - Деньги у него еще с Германии остались. Успел, слава аллаху, заработать. А вот собутыльников он с собой из Германии не привез, поэтому пил с этими.
Табеев вздохнул, на этот раз тяжелее прежнего, и о чем-то глубоко задумался. Грязнов посидел с полминуты, глядя на старика, затем деликатно покашлял в кулак.
- Сулейман Фархатович, вы сказали, что ваш сын связался с рэкетирами. Так что случилось потом?
- А потом он напился и пошел с ними "на дело". А там милицейская облава. Подонки эти убежали, а Сулеймана моего сцапали. Так ведь всегда бывает, да? Виноватые убегают, а невиновных сажают в клетку. Как зверя. - Табеев хрипло вздохнул. - Ладно. Пришел я к нему, значит. "Как же так, - говорю, - Сулейман?" А он мне: "Ничего, отец. Раз я здесь, значит, Аллаху так угодно". Рассердился я. Говорю: "Чушь ты несешь, Сулейман. Разве может быть угодно Аллаху, чтобы ты сидел в клетке? Люди должны ходить под небом и дышать чистым воздухом". А он мне: "Значит, надо было, чтобы я сел в клетку за разбой и вымогательство. Не ровен час - посадили бы за убийство. Вот и получается, что Аллах меня сюда от самого себя спрятал". "Э, - говорю, - какой глупый ты, Сулейман, хоть и мой сын. Разве может человек убежать сам от себя?" А он вздохнул и говорит: "Не знаю. Но попытаться стоит".
Старик протер пальцем воспаленные глаза и снова впал в задумчивость.
- Ясно. Значит, впаяли вашему сыну разбой и вымогательство, - вновь напомнил о себе Грязнов. - И что было потом? Почему он не в тюрьме?
- Потому что не все деньги пропил, - коротко ответил Табеев-старший. - Об остальном догадывайтесь сами.
- Ясно, - вновь сказал Грязнов. - Но почему вы уехали из Казани?
- Это было условие, - ответил старик. - Сулеймана выпускают из тюрьмы, а мы уезжаем из родного города. Сулеймана выпустили, и мы уехали. Вот и все.
- Сулейман Фархатович, честно говоря, меня больше интересует жизнь вашего сына в Германии. Я знаю, что он связался с нехорошими людьми, с террористами. Это так?
- Так, - ответил Табеев-старший и поморщился. - Грязные собаки они, а не люди. Пудрят людям мозги, заставляют их брать в руки оружие. А зачем оружие? Куда оружие? Что мы, на войне? - Старик покачал головой и ответил сам себе: - Нет, не на войне. Надо мирно жить, славить Аллаха и растить детей. Если в дом твой вошли с оружием, тогда да, тогда мужчина должен воевать. А раз не вошли- кому нужна война?
- Полностью с вами согласен, - кивнул Грязнов. - Но, будучи в Германии, Сулейман так не думал, правда? Когда же он успел переменить свои взгляды?
- А он и не переменил, - просто ответил Табеев-старший. - Я их ему переменил. Долго я с ним разговаривал, не один день. Про предков наших рассказывал, которые хлеб выращивали и скот пасли. Про то, как отец мой, дед его, на большой войне погиб, чтобы мы чистым воздухом дышали. Про детей, которых надо растить, но сперва родить. Он же в этой Германии не в себе был. От тоски и к плохим людям пошел, чтобы одиночества своего не чувствовать. - Старик горько усмехнулся. - Опять же молодой был, глупый. Думал, так и надо жить.
- И что, удалось вам его переубедить или нет?
- Как - не удалось? Удалось! Сейчас он бывших своих друзей, собак этих, на дух не переносит. Они ему письма из Германии присылали. А в письмах писали: скучаем, мол, по тебе, Сулейман. Ты, писали, отныне с нами, а наше дело правое.
В глазах Грязнова блеснуло любопытство.
- И что Сулейман?
Старик улыбнулся, обнажив длинные, желтые зубы, и покачал головой:
- Ни разу им не ответил. "Не хочу, - говорит, - отец, я к этим шакалам возвращаться. Пускай они без меня воду мутят, а я просто жить хочу и воздухом чистым дышать, как ты меня учил". Вот и живет теперь, - заключил Табеев-старший и на этот раз не только улыбнулся, но и одобрительно покачал головой.
- Сулейман Фархатович, не могли бы вы рассказать мне о друзьях вашего сына подробнее? Я имею в виду друзей, которые остались в Германии, а не в Казани.
- Да что о них рассказывать… Знаю только, что встречались они. Рассказывали Сулейману про ваххабизм и звали его к себе - веру нашу переделывать.
- А чем они занимались помимо встреч?
Табеев покачал головой:
- Этого я не знаю. Сулейман говорит, дела плохие задумывали. В магазине хотели беспорядок учинить.
- В каком магазине?
- В большом. А больше ничего не знаю.
- Значит, в большом… - задумчиво повторил Грязнов и, почесав пальцем подбородок, предположил: - Вероятно, в каком-нибудь немецком супермаркете. Сулейман Фархатович, а что значит "беспорядок"?
- Не знаю, уважаемый. Я так думаю, что бомбу хотели взорвать или еще что-нибудь. Я Сулеймана про это спрашивал, так он не говорил. А сейчас и подавно не скажет. Противно, говорит, вспоминать про все это. А я лишний раз и не напоминаю.
Старик внимательно посмотрел на Грязнова и сощурился:
- А зачем вам это? Ведь мой Сулейман ни в чем таком не замешан. Да и мулла мне сказал, что вы против моего сына ничего не имеете. Зачем же тогда интересуетесь?
- Да дело у меня к нему одно есть, - ответил Грязнов.
- Дело? Какое дело?
- Государственной важности. Хочу, чтобы сын ваш помог нам террористов поймать. Он ведь с ними не ругался, а значит, остается для них своим. Они ему доверяют, а это нам на руку.
- Ага. - Старик задумался. - Значит, хотите на моего Сулеймана большую рыбу поймать. Вроде как на живца. Дело ловкое, да только про живца во время рыбалки никто не думает. Только о рыбе.
- Не волнуйтесь, Сулейман Фархатович, о вашем сыне мы думать будем. Это я вам лично обещаю. И потом… - Грязнов пожал плечами. - Возможно, его помощь нам и не потребуется. Сперва мне нужно посмотреть на него, прикинуть, годится ли он для такой работы или нет.
Старик молчал. Лишь сверлил Грязнова своими черными глазами, в которых явно читались недовольство и настороженность.
- Не знаю, не знаю… - сказал он наконец. - Не затем я сына растил, чтобы ради вашего "дела" на смерть его отправлять. Будь оно хоть трижды государственным.
- Никто не говорит о смерти, - мягко возразил старику Грязнов. - Вот вы только что говорили, что человек должен жить в мире, дышать чистым воздухом и растить детей. А если в твой дом пришли враги, то нужно бороться. Так вот, враги уже пришли. Они взрывают дома, убивают ваших братьев и сестер. На их совести тысячи ни в чем не повинных людей. И если этих подонков не остановить - жертв будет еще больше. Все, что мы хотим, это не допустить новой крови. А для этого нужно поймать мерзавцев и посадить в клетку, как диких зверей. И если вы мне не поможете - ваша совесть не будет чиста.
- Но я не убиваю людей, - возразил Табеев-старший.
- Но их убивают с вашего молчаливого согласия, - сказал Грязнов. - А разве это не одно и то же?
Табеев-старший задумчиво покивал:
- Да-да… Я все понимаю, Вячеслав…
- Иванович.
- Вячеслав Иванович, - кивнул старик. - Но поймите и вы меня. Вы ведь из московской милиции?
- Да.
- Ну вот. Я смотрю телевизор и вижу, как работает наша московская милиция. Оборотни, взяточники, да и просто негодяи. - Заметив, как изменилось лицо Грязнова при слове "негодяи", Табеев остановил его жестом. - Погодите возмущаться, вот я вам сейчас расскажу один случай. Как-то раз… года, наверное, полтора назад… вышел я из метро поздно вечером. А рядом с метро стояли подростки, совсем еще мальчишки, лет по четырнадцать-пятнадцать. Увидели меня и закричали: "Смотрите, черномазый!" Я повернулся и пошел к автобусной остановке, но не тут-то было. Они меня догнали - благо ноги молодые, здоровые. Сбили с меня шапку, схватили за ворот пальто и повалили в снег. И стали пинать. А неподалеку стояли два милиционера… Вы думаете, они бросились мне на помощь? Нет, уважаемый. Они просто отвернулись и сделали вид, что ничего не происходит. Мальчишки подняли меня со снега и бросили на прилавок ларька, где торговали цветами. И только тут продавщицы подняли вой. Но не потому, что пожалели меня, а потому что пожалели цветы, на которые я упал. Мальчишки засмеялись и убежали. И знаете, что было потом?
- Что?
- Не успел я вытереть кровь с лица, как милиционеры подошли ко мне. Подошли и потребовали паспорт. На беду, паспорта у меня с собой не было - забыл дома. Тогда один из них сказал: "Ну что, черномазый, получил по мозгам? Не хрена было по Москве шастать. Езжай в свой Чучмекистан, пока тебе совсем башку не оторвали".
- И что, вас забрали в отделение за то, что у вас с собой не было паспорта?
- Почему - забрали? Не забрали. Один достал мой бумажник, вынул из него все, что было, и говорит: "А это штраф. В следующий раз попадешься - почки отобьем, понял?" Вот и вся история, Вячеслав Иванович. А вы говорите - милиция. Бросите моего Сулеймана в пасть шайтану, получите то, что вам надо, а мальчика моего доставать не будете. Зачем он вам будет нужен? "Черномазым" больше, "черномазым" меньше.
- Неправильные вещи вы говорите, старый человек. Подонки есть везде, и среди ментов они тоже есть. Менты ведь не инопланетяне и не ангелы небесные, они люди. Но не нужно судить по двоим подонкам обо всей милиции. Ведь вы же не судите обо всех людях по Гитлеру или Чикатило? Короче, так. С Сулейманом я свяжусь в любом случае. Слишком много человеческих жизней поставлено на карту. Судя по всему, он вас очень уважает, и ваше слово может быть для него решающим. Будет обидно, если вы скажете ему. "нет". Но я все равно постараюсь его переубедить. Потому что это не только моя работа, но и мой долг. Долг гражданина и человека:
Грязнов встал с дивана.
- А за разговор спасибо. Адрес Сулеймана мы уже знаем. Завтра я вылетаю в Набережные Челны.
Старик проводил Грязнова до прихожей. А когда тот обулся и взялся за дверную ручку, чтобы покинуть квартиру, неожиданно сказал:
- Подождите, Вячеслав Иванович. Если… если Сулейман спросит, я скажу ему "да".
- Что ж, спасибо, - сказал Грязнов и крепко пожал старику руку.
2
Владимир Поремский разглядывал стоящего перед ним человека с удивлением и подозрением. Тот был одет в ярко-оранжевую футболку и белоснежные шорты, а на шее у него болталась цепочка из деревянных звеньев вроде той, что носил когда-то Джим Моррисон.
- Вы Виктор Солонин? - недоверчиво спросил Поремский.
Человек в белых шортах кивнул и улыбнулся:
- А что, Не похож? Турецкий не так меня описывал?
- Да нет. Просто старший опер МВД - ив шортах… - Поремский пожал плечами. - Вид у вас уж больно курортный.
Солонин засмеялся:
- Что делать, жара. Давайте-ка присядем.
Они сели на скамейку. Старший опер МВД по особо важным делам Солонин закинул ногу на ногу и поболтал белой кроссовкой.
- Я уже в курсе дела, - сказал он. - И задание получил. Завтра выезжаю в Чечню наводить справки по поводу вашей Фатимы Сатуевой.
- Главное - не Сатуева, - сказал Поремский. - Главное - узнать побольше о лагере, где готовят смертников. Мы не можем рисковать, сведения должны быть точными.
Солонин кивнул:
- Разумеется. Вы уже встречались с этим мальчишкой? Как бишь его…
- Сулейман Табеев, - сказал Поремский.
- Именно.
- Нет. Грязнов вылетел в Набережные Челны. Сегодня вечером они должны встретиться. Не знаю, правда, удастся ли ему убедить парня сотрудничать.
- Будем надеяться, что да. У Вячеслава Ивановича богатый опыт, он умеет разговаривать с такими субъектами. Тем более что парень-то, судя по досье, неконченый. Просто заблудился в жизни. С кем не бывает. - Солонин посмотрел на Поремского и прищурился: - А вам, я вижу, в новинку такие дела?
- Если честно, то да, - признался Поремский. - Раньше я читал о террористах только в газетах. Ну и еще в оперативных сводках.
Солонин понимающе покачал головой.
- Ничего, - сказал он с утешающей улыбкой. - Всегда бывает первый раз. Можете мне поверить, Владимир Дмитриевич, будет и второй и третий… Эту болезнь так просто не вылечишь
- Не слишком-то" оптимистичный прогноз.
- Зато правдивый.
Поремский расстегнул портфель и достал из него папку:
- Я принес вам материалы дела Сатуевой и двух других смертниц. - Он протянул папку Солонину. - Взрывы были совершены в правлениях и офисах крупнейших предприятий. В первом случае посредником между заказчиком взрыва и полевым командиром Султаном Бариевым выступала фирма "Заря". В этой папке все материалы. Показания арестованных, расшифровки их телефонных разговоров и так далее.
Солонин раскрыл папку, перевернул несколько страниц и пробежал взглядом по печатному тексту.
- Грязнов рассказал мне обо всем, но, конечно, эти материалы принесут мне неоценимую помощь, - без тени юмора сказал Солонин. - Я завезу вам папку завтра, перед отлетом.
- Хорошо, - кивнул Поремский.
Солонин спрятал папку в спортивную сумку, висевшую у него на плече, повернулся к Поремскому и с улыбкой протянул руку:
- Мне пора. Приятно было с вами познакомиться, Владимир Дмитриевич. Будете звонить Турецкому - передавайте привет.
- Обязательно, - заверил опера Поремский. И уточнил: - Вы с ним друзья?
- Больше чем друзья. В каком-то смысле Александр Борисович мой учитель. Ну-с, мне пора. Удачи!
Солонин встал со скамейки, подмигнул Поремскому, повернулся и пошел в сторону метро.