- Ну а ты что думаешь? - За эти дни они успели перейти на "ты". - Клюнули наши немецкие пташки или нет?
- Думаю, что да, - сказал Солонин. - Так или иначе, но с сегодняшнего дня, Сулейман, твоя жизнь превращается в приключенческий роман. Ты больше не будешь выходить с нами на связь сам.
- Почему?
- Потому что, прежде чем войти с тобой в контакт, они наверняка установят наблюдение. Никаких звонков нам по обычному телефону. Сотовый у тебя есть?
- Да, - Сулейман хлопнул себя по карману. - Вот он.
- По нему нам тоже не звони.
Виктор открыл портфель, вынул из него маленький серебристый мобильник и протянул Сулейману.
- Держи с нами связь только по этому телефону. На нем установлена специальная защита против радиоперехвата. Но звони, лишь когда абсолютно уверен, что ты один и никто тебя не видит. Если вдруг к тебе на улице, например, обратится незнакомый человек - не выказывай удивления, веди себя естественно. Да, и еще… Раз уж мы начали этот разговор. Запомни пару важных правил. Никогда и ни с кем не откровенничай. Если кто-то попробует вступить с тобой в доверительную беседу - больше слушай, чем говори. О себе сообщай скупо и неохотно - выдавай информацию по крохам. Особенно это касается твоих религиозных воззрений. Слишком ретивые "слуги Аллаха" вызывают подозрение.
Сулейман усмехнулся, но промолчал.
- Молодец, - одобрил Виктор. - Вот так себя и веди. Но слишком много тоже не молчи. Высказывайся хотя бы изредка, парой-тройкой реплик. Молчаливых людей не любят: раз человек молчит, значит, себе на уме. А это тоже подозрительно.
- Ладно, Виктор, я все понял.
Солонин пристально посмотрел на Сулеймана.
- Ты разговариваешь во сне? - спросил он вдруг.
Сулейман подумал и пожал плечами:
- Не знаю. Наверное, бывает иногда.
- Укладываясь в постель, выброси из головы все проблемы. Вспомни что-нибудь хорошее и приятное. Маму, море, детство. Вспомни и прокручивай воспоминание в голове вплоть до мельчайших деталей пейзажа и голосов близких людей. С тем и уснешь. Тогда тебе и ночная спонтанная болтовня не будет страшна.
- Хорошо, я попробую.
- И не думай о своих новых товарищах по оружию как о противниках, - продолжил поучать Солонин. - Это сразу заметно. Они твои новые друзья. Даже больше - братья! Понял?
- Да, - снова кивнул Сулейман.
- Молодец. - Солонин посмотрел на наручные часы. - Через десять минут придет психолог.
- Я же сказал - мне не нужен психолог. Я вполне…
Солонин приложил палец к губам и тихонько покачал головой. Сулейман замолчал, не окончив фразу.
- Тебе лично, может быть, и не нужен, - сказал Солонин. - Но от тебя зависит успех операции, в которой задействовано много людей. Считай, что твоя беседа с психологом нужна им. Идет?
- Идет, - неохотно согласился Сулейман.
- Кстати, что это за цепочка у тебя на шее?
- Просто серебряная цепочка.
- А ну-ка покажи.
Сулейман, недоумевая, снял с шеи цепочку и протянул ее Виктору.
- Ого! - улыбнулся тот. - Да она у тебя еще и с кулоном.
- Это так… память об одном знакомстве, - смутившись, сказал Сулейман.
- Ясно. Ты вот что… Оставь-ка эту штуковину у меня на пару дней.
- Зачем?
- Хочу вмонтировать в кулон радиомаячок. Так мы всегда будем знать, где ты находишься. Ты не против?
- Да ради бога.
- Вот и хорошо. - Солонин спрятал кулон в карман. - И запомни: поведение агента внутри лагеря - опасная и смертельная авантюра. Поэтому, как бы тебя ни встретили и как бы с тобой ни общались, будь предельно осторожен. Старайся взвешивать каждое свое слово. И помни - это не игра, все происходит всерьез. Понял?
- Понял. - Сулейман улыбнулся.
- Чего смеешься? - нахмурился Виктор.
- Да вспомнил высказывание одного японского писателя. Он сказал: "Жизнь похожа на коробок спичек. Относиться к ней серьезно - смешно, несерьезно - опасно".
- Акутагава Рюноске, - кивнул Солонин. - Читал в юности. Не знаю, как насчет первой, но со второй частью высказывания я полностью согласен. Можешь взять ее на вооружение в качестве девиза.
В дверь кабинета постучали.
- А вот и психолог, - сказал Солонин. - Готовься к исповеди, мой мальчик.
Сулейман поднял руку в пионерском салюте:
- Всегда готов!
5
Через несколько дней Сулеймана ожидал сюрприз. Придя домой, он увидел сидящего в кресле голубоглазого, светловолосого парня лет двадцати пяти - тридцати. У него была короткая стрижка, квадратный, как у героя комикса, подбородок и мощная, загорелая шея.
Парень даже не поднялся навстречу Сулейману. Лишь кивнул и указал рукой на кресло, будто это он, а не Сулейман, был здесь хозяином. Судя по длинным ногам и мощному, поджарому торсу, незнакомец был высок ростом и к тому же широкоплеч. Рубашка с короткими рукавами оставляла открытыми мускулистые руки с огромными кистями рук. "Такими руками только подковы гнуть, - подумал Сулейман. - Или головы цыплятам отрывать".
- Иван сказал, что вы старые друзья, - как бы оправдываясь, сказал Табеев-старший (от него не ускользнул удивленный взгляд сына). - Вам, наверно, есть о чем поговорить и без меня. А я пока схожу в магазин.
Он повернулся и, сгорбившись, вышел из комнаты.
Незнакомец между тем внимательно разглядывал Сулеймана. Наконец улыбнулся (улыбка у него была такой же холодноватой, как и глаза) и сказал:
- Здравствуйте, Сулейман. Меня зовут Иван. Фамилия Лобов.
Не вставая с кресла, блондин протянул Табееву-младшему широкую ладонь.
- Что-то я не помню, чтобы я знал человека с таким именем, - сухо сказал Сулейман.
Блондин склонил голову набок и слегка прищурился.
- Марат просил меня передать вам привет, - сказал он. И уточнил: - Марат Исхаков.
- А, вот оно что. - Сулейман пожал руку незнакомца. - Рад с вами познакомиться. Марат намекал мне, что у него здесь есть друзья, но… Но я не думал, что вы русский.
- Русский, - кивнул Иван. - До самого мозга костей, и еще глубже. Вас это смущает?
- Нет. Просто не ожидал. - Сулейман сел в кресло и закинул ногу на ногу. Посмотрел на блондина и вежливо осведомился: - Вы мусульманин?
Лобов подумал и кивнул:
- Да, пожалуй.
- Что значит - пожалуй? - удивился Сулейман.
- Скажем так, я еще до конца не определился со своей верой. Однако это нисколько не мешает мне наказывать врагов веры.
Сулейман нахмурился. Он терпеть не мог самоуверенных качков, уповающих лишь на свои мускулы и на пуленепробиваемую челюсть, а именно таким ему и представлялся гость.
- Что-то я не понял, - сказал Сулейман. - Врагов какой именно веры?
- Истинной! - ответил Иван Лобов и лучезарно улыбнулся. - Знаете ведь, как оно бывает в жизни: если своей веры нет, примеряешь на себя чужую. Как шкуру. И если она приходится тебе в пору, начинаешь чувствовать себя в ней уютно. Вот так и со мной. Я не знаю, правы ли вы насчет рая, гурий и прочих метафизических штуковин, но в том, что мир наводнили ублюдки и что с этими ублюдками нужно покончить, я уверен. Меня раздражает все то, что раздражает и вас. А значит - мне с вами по пути. Я понятно излагаю?
- Более чем, - кивнул Сулейман и холодно улыбнулся. "А блондинчик не так уж и прост", - пронеслось у него в голове. - Что вы ненавидите - это я понял. А что вы любите?
- Жизнь, - просто ответил Иван Лобов. - Женщин, деньги, вкусную еду, красивые машины - в общем, все то, что любит любой другой смертный. Я, конечно, не имею в виду ваших духовных учителей. Хотя подозреваю, что и они нечужды мирских развлечений.
- Забавное вступление… - Сулейман еще раз, с еще большим интересом вгляделся в лицо гостя. Однако лицо его оставалось абсолютно непроницаемым. Голубые, холодные глаза, резиновая улыбка, скупая мимика - все это напоминало не живое лицо, а мраморную голову какого-нибудь греческого бога. - А Марат знает о ваших взглядах?
- Разумеется. Как и все прочие. Видите ли, Сулейман… ваши друзья прибегают к моим услугам тогда, когда им это очень нужно. В остальное время я живу сам по себе, а они - сами по себе. Это очень удобная форма общения. Когда-нибудь вы в этом убедитесь сами.
- Вы что, наемник?
Лобов кивнул:
- Угу. А вы разве нет?
- Что вы имеете в виду?
- А то, что все люди наемники. Только работают на разных хозяев и за разную плату. Вам, например, обещана райская жизнь на том свете. Я предпочитаю иметь дело с более осязаемыми материями. Вот и вся разница.
Глаза Сулеймана яростно сверкнули. Однако он взял себя в руки и проговорил - медленно, четко:
- Знаете что, Лобов, не будь вы другом" Марата, я бы с удовольствием вышвырнул вас за дверь. Такие, как вы, хуже любых кяфиров.
Лобов усмехнулся и удовлетворенно кивнул:
- Именно это я и хотел от вас услышать. Ваши друзья просили меня присмотреться к вам. Видите ли, Сулейман, у меня есть дар - я вижу людей насквозь. Обычно мы проверяем новых людей самым тщательным образом, но вы с первого взгляда произвели на меня приятное впечатление. Горящие глаза, нервные губы, порывистость движений… У вас лицо настоящего фанатика, Сулейман! И при этом - хорошая выдержка и железная сила воли. Редкое сочетание. Уверен, что если бы мне пришлось с вами драться, вы бы - несмотря на всю вашу ярость - не бросились на меня как бешеная мартышка, а действовали холодно и расчетливо. Надеюсь, я не обидел вас своими замечаниями?
Сулейман пожал плечами:
- А какая разница? Я ведь не вышвырнул вас за дверь, значит, мы можем продолжить разговор.
- Это очень любезно с вашей стороны. Тогда так: мы с вами сейчас встанем, обуемся и отправимся в одно место. Там нас встретит один человек… Он понравится вам гораздо больше, чем я, поскольку у вас с ним одинаковые взгляды на жизнь. Но имейте в виду, Сулейман, если по вашей вине с головы этого человека упадет хоть один волос - вы пожалеете, что родились на свет.
- Убьете вы меня, что ли?
Блондин кивнул:
- Не сомневайтесь. Но перед смертью вы здорово помучаетесь.
Он легко и пружинисто, как кошка, поднялся с дивана, посмотрел на Сулеймана и улыбнулся:
- Ну чего сидите? Айда!
6
В квартале от дома Сулеймана, в тихом дворике, возле высокого бордюра стоял новенький "БМВ" темно-зеленого цвета. Подойдя к машине, Иван Лобов остановился и быстро огляделся.
- Отлично, - тихо сказал он себе под нос. Затем открыл заднюю дверцу (стекла машины были тонированы) и кивком головы указал на нее Сулейману.
Сулейман заглянул в салон. На заднем сиденье автомобиля сидел пожилой, худощавый мужчина в белом костюме, с черными прямыми волосами, доходящими до самых плеч, и черной полоской усиков над верхней, по-детски припухлой губой. Лицо у мужчины было желтое, как у китайца, а глаза - словно маленькие черные бусинки. Мужчина взглянул на Сулеймана и сказал:
- Здравствуйте, Сулейман. Давно вас жду. Забирайтесь в машину.
Сулейман послушно забрался на заднее сиденье "БМВ".
- Я Алмаз Рафикович, - представился желтолицый. - Друг Марата. Надеюсь, что, познакомившись поближе, мы с вами тоже подружимся.
Лобов хотел было сесть в кресло водителя, но Алмаз Рафикович сделал ему знак рукой, и он вылез из салона и захлопнул за собой дверцу.
- Ивану можно доверять, - сказал Алмаз Рафикович, - но он не наш, поэтому я предпочитаю не вести важных разговоров в его присутствии. Итак… - Желтое лицо Алмаза Рафиковича осветилось белозубой улыбкой. - Марат сказал мне, что вы ищите друзей в Москве. Это правда?
- Правда, - кивнул Сулейман. - Вот только никак не могу найти.
- Теперь это в прошлом, друг мой. - Желтолицый вздохнул. - Помню, лет пять назад я так же, как вы, мыкался по России в поисках единомышленников. - Он поднял палец. - Заметьте, Сулейман, не братьев по вере, а именно единомышленников. Вот скажите, зачем вам понадобились друзья?
- Потому что я не знаю, что мне делать.
Алмаз Рафикович нахмурился и понимающе кивнул:
- Я вас понимаю, - сказал он. - Правда, моя ситуация была несколько иной. Я знал, что мне делать. Но для одного это была слишком тяжелая, даже непосильная работа. Вот скажите мне, чего вы хотите?
- В каком смысле?
- В прямом. О чем вы думаете по вечерам? Что не дает вам спать спокойно? Из-за чего вы переживаете больше всего?
- Из-за того, что вокруг меня творится черт знает что, а я никак не могу на это повлиять, ответил Сулейман.
Лицо Алмаза Рафиковича просияло.
- Замечательно! - сказал он. - У меня были точно такие же чувства. Но скажите мне, Сулейман… - Алмаз Рафикович приподнял тонкие черные брови, - что вы подразумеваете под словом "повлиять"? Нравоучительные беседы? А может быть, проповедь?
Сулейман сурово покачал головой;
- Проповедь здесь уже не поможет. Тем более нравоучительные беседы. Зло должно быть наказано. С дьяволом нужно бороться его же методами: если он врывается в наши дома, нужно ворваться в его дом, если он сжигает наши дома, нужно сжечь его дом…
- А если он убивает наших матерей и детей? - тихо спросил Алмаз Рафикович.
- Значит… - Глаза Сулеймана яростно сверкнули. - Значит, нужно прийти и убить его!
В это мгновение Сулейман говорил абсолютно искренне, и это не укрылось от проницательного взгляда его собеседника.
Лицо Алмаза Рафиковича стало серьезным и сосредоточенным.
- Мне понравилось, как вы это говорите, Сулейман. Вы говорите прямо, поэтому и я буду говорить с вами прямо. Вам. надоела роль пассивного наблюдателя. Вы хотите действовать. Вы хотите бороться за свою веру, бороться с теми, кто сжигает наши дома и насилует наших сестер. Я могу вам в этом помочь. Но прежде чем я скажу вам как, вы должны хорошенько подумать: готовы ли вы отдать за свою веру жизнь? Готовы ли идти до конца по пути, который изберете?
Лицо Сулеймана слегка побледнело. Он сдвинул брови и задумался.
- Я не тороплю вас с ответом, - спокойно и мягко сказал Алмаз Рафикович. - Я оставлю свой телефон, Сулейман. Если решитесь - позвоните. Но, пожалуйста, не торопитесь с ответом. Ваше решение не должно быть результатом горячности или нервного срыва. Ваши действия должны быть абсолютно осознанными и… выстраданными. Именно так поступают мои братья по оружию.
Слова "братья по оружию" он произнес четким и строгим голосом. Затем повернулся и внимательно посмотрел на Сулеймана. Сулейман кивнул, потом немного подумал и сказал - так же твердо и четко, как Алмаз Рафикович:
- Я готов бороться с неверными. Любыми способами.
- Отлично, - одобрил Алмаз Рафикович. - Я знал, что вы так скажете. И все же подумайте пару дней. - Он достал из кармана визитную карточку и протянул Сулейману: - Возьмите. Жду вашего звонка послезавтра. А теперь до свидания.
Сулейман пожал Алмазу Рафиковичу руку и выбрался из машины.
- Ну что скажешь, Иван? - обратился к белобрысому Алмаз Рафикович, когда они остались в машине одни.
Лобов взглянул в зеркальце заднего вида и сказал:
- По-моему, годится. Парень - настоящий фанатик. Когда я сказал ему, что я наемник, он готов был на части меня разорвать.
Алмаз Рафикович засмеялся:
- Да, я думаю, может! Сулейман - хороший боец. Марат рассказывал про его приключения в Дюссельдорфе. Как-то раз он надавал по шее двоим здоровенным неграм, которые пристали в кафе к Диле. Однако с тобой ему, конечно, не совладать.
- Я исполнитель, Алмаз, - просто сказал Лобов. - Драться мне не нравится, я для этого слишком ленив. А вот если нужно выпустить кровь кому-нибудь, тут равного мне не найдешь.
- Да уж, - согласился Алмаз Рафикович. - Но и оцениваешь ты свою работу недешево.
- Она того стоит, - спокойно заметил Лобов.
- Гм… - Алмаз Рафикович задумчиво пощипал себя за узкий подбородок. - Ты установил за ним наблюдение?
- Да, Алмаз, я же тебе говорил. Двое моих людей ведут его с того самого дня, когда он позвонил Марату.
- Да-да, я помню. И что же, все чисто?
- Пока да, - пожал плечами Лобов. - Но наблюдение я не снимаю. Мало ли что.
- Это правильно, - одобрил Алмаз Рафикович. - Как насчет телефонных звонков?
- "Жучок" удалось поставить только сегодня. Раньше возможности не было. Его отец практически постоянно сидит дома, редко куда выходит.
- Ничего, ничего. - Алмаз Рафикович потер длинные, желтые ладони. - Если его кто-то пасет, кроме нас, мы это вскоре узнаем. Если он спелся со спецслужбами - это от нас тоже не ускользнет. Ладно, хватит разговоров. Заводи машину. У нас сегодня еще куча дел.
Глава пятая
ЛАГЕРЬ
1
Хочу пройти свой путь
Сквозь мрак и черный лес.
И в будущность взглянуть,
Как облако, с небес.Пускай стою сейчас
У бездны на краю,
Придет мой звездный час -
Я буду жить в раю.И Он ко мне сойдет,
Мой белый господин,
И за руку возьмет
И скажет: "Я один.И ты одна, Асет,
Была среди людей.
Но нынче - час бесед,
Час счастья и затей…"
Асет отложила ручку, подперла подбородок кулачком и принялась смотреть на облака. И куда они вечно плывут? Почему не стоят на месте? Легко им там, этим облакам, - никаких забот, никакого горя. Захотелось покоя - они расплываются по небу и превращаются в легкие перышки. А если обуял гнев - сгущаются в черные тучи и обрушиваются на землю ливнем и молниями.
Легко им, этим облакам…
Асет вновь зажала в пальцах авторучку. Последняя строфа никак не получалась. Какие такие "затеи" ждали Асет в раю, она не знала. Но другая рифма к фразе "среди людей" никак не находилась.
"Радей", "седей" - перебирала в уме Асет. Наконец она вздохнула и тихо произнесла:
- Ах, всыпать ей плетей… Чтоб никаких затей…
И густо зачеркнула последнюю строфу.
Подошел Султан. Заглянул через плечо Асет в тетрадку, улыбнулся и погладил ее по голове широкой, твердой ладонью. Султан поощрял ее занятия поэзией. Только советовал поменьше писать про любовь, а побольше про Аллаха и рай, который ждет Асет на небесах, после того как она отомстит неверным за все беды, которые обрушились на ее семью.
А бед было немало. Во-первых, после взрыва русской бомбы они остались без дома и имущества. Но это еще полбеды. Самое постыдное было то, что брат Асет - Магомет - предал свою веру и своих родственников. Конечно, его наверняка пытали, но он должен был выдержать. Он должен был плюнуть в лицо русскому и пойти на смерть! Тогда бы он попал в Джанну, в рай. Так рассказывал Асет Султан Бариев, а Султану она привыкла верить во всем.
Будь Магомет посмелее, он бы сейчас возлежал на ложе расшитом, на ковре разостланном, в зеленом одеянии из сундуса и парчи, в тени темно-зеленого сада и пил мед и молоко прямо из ручьев. А так… Одному Аллаху ведомо, где он сейчас. (Думать про ад и шайтана Асет боялась.)
- Ну как у тебя дела? - спросил Султан.
- Хорошо, - тихо ответила Асет.
Султан белозубо улыбнулся. Это был невысокий, кряжистый мужчина лет сорока с короткой, но чрезвычайно густой бородой, смуглым лицом, покрытым маленькими черными точками ("Это следы пороха от взорвавшегося ствола", - знала Асет), и черными, невыразительными глазами.