- Все могло быть иначе, - заметил третий эксперт. - И политик он был, как мне думается, одаренный. Но он не сумел заручиться ни поддержкой Москвы, что опять же, как вы понимаете, претило его убеждениям, ни тем более содействием заинтересованных сил за рубежом. Он отлично видел, понимал, писал об этом и говорил, что там, на Западе, слишком многие только и мечтали бы до конца разрушить основной сектор нашей региональной экономики.
- То есть оборонную отрасль, - сказал Рыжков.
- Понимаете, да? - кивнул завбюро. - Тот, кто получил бы под свою избирательную кампанию необходимые деньги на Западе, тем самым в дальнейшем был бы связан по рукам и ногам и был бы принужден окончательно скрутить шею этой самой "оборонке". А Русаков этого не хотел. Потому что это сделало бы безработным весь город.
- Да, - заметил Турецкий. - Послушать наш разговор, какими мы все политиками заделались.
Все невесело усмехнулись. Ему нравились эти люди. Он вообще с глубоким почтением относился к этой трудовой провинциальной интеллигенции, сумевшей сохранить в себе нечто стержневое, подлинное, с чем все реже и реже доводилось встречаться у себя в Москве.
- Так что когда говорят, знаете эти клише, в некрологах и на похоронах, "мы понесли тяжелую утрату", так вот действительно понесли... Утрату невосполнимую, - сказал заведующий областным бюро судмедэкспертизы. - Он был в каком-то смысле символом надежды. А теперь... теперь все будет уже совсем иначе. И добром все это, поверьте мне, как врачу, уже не кончится. Врач отслеживает динамику состояния, развитие болезни, тенденции, скрытые защитные возможности организма. И если верен диагноз, при должном опыте легко может предугадать, каков будет финал. То же самое и с социальным организмом.
- Рад был познакомиться с вами, - сказал Турецкий. - От души рад. Жаль только, повод... - он замолчал, потому что не нашел слов.
Они вошли обратно в здание морга и двигались по коридору, когда в проеме одной из дверей им открылась на миг часть еще одного схожего помещения, где лежали рядом на столах еще два тела, прикрытых белым.
Турецкий мог бы пройти мимо, но, сам не ведая почему, приостановился и заглянул туда:
- А это что?
- Да это вряд ли вам будет интересно, - сказал один из экспертов. - Обычная наша городская рутина. Так сказать, хроника текущих событий. Два трупа без документов. Оба не опознаны. Оба кавказцы. Оба - огнестрел. Честное слово, Александр Борисович, такое у нас чуть не каждый день...
- А когда они доставлены? - поинтересовался Данилов.
- Да тоже вчера, ближе к полудню.
- А ну погодите, - сказал Турецкий. - Дайте- ка глянуть на них.
- Они только что доставлены из холодильной камеры, - объяснил один из судмедэкспертов. - Где-то через час-полтора мы займемся ими. Хотите посмотреть? Сделайте милость.
Нельзя сказать, чтобы Турецкий рвался любоваться еще и этими покойниками. И все же он подошел и сам осторожно снял с лиц белую ткань. Да, кавказцы. Оба довольно молодые, лет двадцати пяти, массивные, скорее всего, из бывших спортсменов, метатели или борцы, - как правило, основной состав уголовного миманса, шестерки, "черные бычки".
- По характерным признакам, - говорил один из медэкспертов, - оба мусульманского вероисповедания, хотя этнический тип и того и другого заставляет предположить их принадлежность к одной из народностей Северного Кавказа...
- То есть скорее чеченцы, нежели азербайджанцы?
- Совершенно верно. Возможно, ингуши, возможно, осетины из мусульман. Но все же, скорее всего, чеченцы... Их довольно много у нас. В основном мигранты. Диаспора - около пяти тысяч человек, а это немало для такого города.
- Да-да, - Турецкий задернул белым оба лица. - Скажите, у вас есть милицейская сводка насильственных преступлений по городу и области за то воскресенье? И еще: зафиксированы ли лица схожей внешности в сводке по пропавшим и разыскиваемым? Если есть, давайте ее сюда. Мне нужны точные сведения по обоим этим трупам: где обнаружены, время наступления смерти, орудие убийства, в общем, все, что положено.
- Да зачем это вам? - удивился один из экспертов. - Это же действительно повседневность, рядовое явление...
- Надо проверить все факты. Все связано в этом мире, - ответил Турецкий и взглянул на часы. - Значит, так, сейчас мы едем в областную прокуратуру, а часа через два-три я либо позвоню, либо заскочу к вам. Как думаете, будут ли готовы к этому времени акты вскрытия?
- Только в самом первом приближении, то есть в черновиках.
- Ну, хорошо. А теперь давайте все-таки посмотрим милицейскую сводку.
Через десять минут Турецкий уже держал в руках информацию облуправления внутренних дел за предыдущий день.
- Улица Юности, это где? - спросил он.
- Это в центре, - ответил высокий судмедэксперт, - что называется, в сердце города. Кстати, выходит как раз на главную площадь. Смерть наступила между десятью и двенадцатью часами утра.
- Занятно, - вскинул голову Турецкий. - О чем-то говорить, конечно, рано, и все же почему бы не рискнуть, не перекинуть мостик... В общем, жду, с нетерпением жду, что вам удастся установить, пусть и в первом приближении.
Наконец он вышел из этого мрачного приземистого строения с доверху замазанными белыми большими оконными стеклами. Хотелось наглотаться свежего воздуха, но тягостный запах, казалось, навеки впитался во все поры, в каждую ворсинку одежды и преследовал его. И чтоб как-то отогнать и заглушить этот запах, чтобы вырваться из поля смерти, он сунул в рот еще одну сигарету и закурил. Данилов и Рыжков ушли вперед, и он смотрел им вслед.
"Непременно надо будет как можно скорее связаться со следователем, выезжавшим на место убийства этих кавказцев, - думал Турецкий, - выяснить все детали этого происшествия... "
Машина стояла неподалеку, и, немного постояв, он направился к ней. По асфальтовой дорожке навстречу ему быстро шла высокая молодая женщина с непокрытой головой, на лице которой без труда можно было прочесть целую бурю чувств - и надежду, и волнение, и страх, и готовность ко всему, и ожидание чуда. Он знал это выражение лиц, повидал на своем веку... И, поймав ее ищущий, вопросительный взгляд, сказал негромко:
- Это - вон там.
"Хороша, - подумал он про себя, - несмотря ни на что, на бессонную ночь, на смертельную тревогу, на эту особенную синеву под глазами на неправдоподобно бледном, словно выбеленном лице, какие бывают всегда там, где рядом смерть, - в реанимациях больниц, у тех, кто ждет последнего часа своих близких, на похоронах".
Конечно, по роду службы он должен был осведомиться, кто она и кого ищет. Но ее серые глаза, переполненные безмерной холодной мукой, не допустили никаких расспросов. Сейчас это было бы
кощунством: порой случались мгновения, когда задачи профессии должны были отступить.
"Ну вот и все, - с каким-то сожалением подумал он, - встретились и разлетелись, скорее всего, навсегда... "
Как там, у Визбора?
Незнакомец, незнакомка,
Здравствуй и прощай!
Можно только фарами мигнуть...
35
Еще до поездки в морг они отправились на совещание, куда Турецкий ехал, полный самых разнообразных раздумий. И действительно, покумекать да поломать голову было над чем. Выезжая вот так, на места, он, как правило, быстро находил деловой контакт с товарищами по профессии, с этими чаще всего настоящими душевными мужиками, без знаний и помощи которых его собственные успехи в подобных командировках надо было делить, как говорится, на шестнадцать. Но тут, в этом деле, в степногорском инциденте, о котором уже со вчерашнего дня шумела вся страна, должного взаимодействия с коллегами-провинциалами из областной прокуратуры пока не получалось. И сдавалось ему, не получится и в дальнейшем.
Скорее всего, это было только предчувствие, но предчувствие сильное, едва ли не гнетущее, что их троица, по сути дела, брошена тут на произвол судьбы, в море невидимых подспудных проблем, отношений и интересов, в которые вряд ли кто-то вознамерится посвящать столичных чужаков. Тут за всем стояла и таилась совсем другая система отношений, позиций и оппозиций, намного более зыбкая и скользкая, чем какие-нибудь чисто уголовные расклады.
И когда он мысленно представил объем работ, встреч, контактов, допросов, вполне вероятных очных ставок, то впервые за многие годы почувствовал явственный страх неуверенности в своих силах, в своих чисто физических возможностях. Нет-нет, втроем тут не справиться! Осилить втроем такое сложное дело было чистой воды утопией. Да- да, именно так. А значит, от всего этого дела, от их "разведки боем", вот уж воистину ограниченным контингентом, вовсю несло авантюрой. И возникало омерзительное ощущение, что кто-то их вполне сознательно надул и подставил, и родилась эта коварная задумка, может быть, как раз в Москве, чтоб утопить и вымазать его в здешних нечистотах, выставить идиотом, продемонстрировать несостоятельность, а может, и профнепригодность, и, вопреки его намерению, заставить покинуть Генпрокуратуру по личному почину. Все это очень, очень смахивало на правду. Если бы не мысль о Меркулове, который такого, понятное дело, никогда бы не допустил.
И никому-то на самом деле, скорее всего, не нужна была эта правда, никто ни в каких откровениях не нуждался. Просто кто-то лихо разыграл свою комбинацию, как говорят кидалы-шулеры - раскатал масть, их присутствие тут просто проформа, а они болваны болванами в чужой игре.
Вот так он и думал, катя к.месту своего обитания, голодный, злой, с отвратным сладковатым запахом в ноздрях, с соглядатаем за рулем этой "Волги". Что ж! Политика, политика... Когда-то в юные годы в театре-студии МГУ у них выступал Андрей Миронов, читал знаменитый монолог Фигаро о политике. И он сам после, то мизинчиком, то пятерней зачерпнув этой прелести, казалось, месяцами, сколько ни тер, все не мог отмыть руки - так разило этой самой политикой, просто в нос шибало - куда там в морге!
Теперь же здесь, впервые в его трудовой биографии, предстояло не лапки запачкать, а нырнуть в эту фекальную бочку политики, зажмурив глаза, с головой. И все-таки надо было, надо было попытаться найти здесь людей не запуганных, не запроданных и продавшихся, не "схваченных" той или иной здешней командой, а готовых, как ни скучно звучит, просто исполнять свой обычный служебный долг. Только это, и не более. Делать дело и не отклоняться. А это значило, что людей таких предстояло активно искать, включать и задействовать в свой план, которого еще не было, не могло быть, потому что слишком мало они знали о расстановке здешних политических сил.
Совещание, на которое он ехал утром и на котором провел больше трех часов, подтвердило самые худшие его предчувствия и ожидания. У некоторых здешних товарищей, видимо, имелась четкая установка их руководства, как можно больше и дольше говорить ни о чем и что есть силы блокировать расследование.
Через три с лишним часа, позвонив из своей гостиницы в морг, Турецкий получил весьма и весьма интересные сведения, которые заставили его даже присвистнуть. Оба кавказца, застреленные в одном дворе и обнаруженные только через час, так как оба трупа лежали у бетонной стены за грудой мусора и старых разбитых ящиков, были убиты, видимо, одновременно из трех разных пистолетов. Все пули, общим количеством десять штук, выпущены из патронов импульсного действия. Они уже переданы дежурным следователем для экспертизы баллистикам с целью определения оружия, из которого были произведены выстрелы. Кроме того, при тщательном осмотре в одежде убитых найдены странные предметы: самодельный стилет с заточенной и надпиленной у рукоятки пикой, типичное холодное оружие колющего действия, а также точно такая же рукоятка, но уже с отломанной пикой, очень похожей на ту, что извлечена из тела Русакова. Оба предмета также отправлены на криминалистическую экспертизу.
- Любопытно, очень любопытно... - бормотал Турецкий, торопливо занося эти сведения в свой рабочий блокнот и снова возвращаясь мыслью к утреннему совещанию.
Да, оно оказалось мероприятием чисто формальным, а следовательно, и бесполезным. Много риторики, много гаданий то на кофейной гуще, то по внутренностям жертвенных животных, однако же вывод Александр Борисович сделал однозначный: за исключением его старого знакомого прокурора области Германа Золотова, мужика дельного и безусловно честного, никто больше помогать им не рвется. А на вопрос, заданный им самому себе, в чем тут загвоздка, ответил так: поскольку здесь, как и на всей обширной территории, некогда шестой, а ныне, как говорят, седьмой части света, для большинства законников на первом месте отнюдь не закон, а совершенно иные факторы и соображения, нетрудно догадаться, что и тут, в Степногорске, ребята либо еще не сумели точно сориентироваться и определиться, а потому не рискуют высовываться и попасть впросак, либо, напротив, все они четко ангажированы, "подверстаны" и не хотят выводить на авансцену те силы и фигуры, с которыми связали свои судьбы, карьеры и будущность.
Что ж, тут не было ничего оригинального. И в каком-то смысле всех их, людей зависимых, можно было даже понять и пожалеть, однако все это означало, что их положение заметно осложняется, что действовать придется с большой оглядкой, по преимуществу своими силами.
36
Миша Данилов, невысокий, худенький, с небольшой темной бородкой, в которой уже посверкивала не по возрасту ранняя седина, записав в дежурной части областной милиции адреса больниц, куда были развезены потерпевшие, отправился на автобусе в Зареченскую больницу, где имелось самое большое и лучше всех оснащенное травматологическое отделение, где и пребывали теперь раненые в тот страшный день.
В юные годы Михаил Антонович Данилов думать не думал выходить на тропу войны с преступным миром, а мечтал быть актером. Однако попытки "затыриться" и в школы-студии, и в ГИТИС оказались безуспешными - то ли внешностью не вышел, то ли дикцией. И забросила его нелегкая на юридический, благо, в те годы туда еще не было чудовищных конкурсов и о престиже профессии и не помышляли. А он поступил, увлекся и понял, что это и было его призванием.
Что же до актерских способностей, в которых сам он лично никогда не сомневался, то и эти дары небес не остались втуне, и он пускал их в дело где только мог и ни разу не пожалел об этом. Вот и в больнице, работая во всю широту артистического диапазона - то вкрадчивый, то обворожительно любезный, то угрюмый и грубоватый, - он, как слаломист-горнолыжник, обходил одно препятствие за другим, пока в конце концов не добрался- таки до отделения, где лежали избитые и помятые в толпе. Уже одно то, что доступ к ним был частью запрещен, а частью ограничен, и то, что для них выделили несколько специальных дальних палат, свидетельствовало о том, что тут позаботились городские власти, стремящиеся предельно локализовать зону опасной информации. Но для него и в самом этом стремлении имелась кое-какая многозначительная информация.
Первым, с кем завел беседу Данилов, оказался щуплый паренек, студент Политехнической академии, отличник-третьекурсник по фамилии Иванцов. У него были множественные ушибы рук, плеч, спины, но главное - головы, что повлекло весьма чувствительное сотрясение мозга. Однако, хотя речь его была еще несколько замедлена, голова и память уже вполне прояснились, он уже мог давать показания, чем и не замедлил воспользоваться Данилов.
Парень оказался ужасно приятным, и Данилов начал опрос:
- Послушайте, Иванцов... Сережа... Вы у меня первый свидетель, первый очевидец. Объясните мне, чем была вызвана вторая демонстрация? Вы же, кажется, уже митинговали накануне? Или мало показалось?
- А как бы вам показалось, - усмехнулся паренек с перевязанной головой и со множеством ссадин на лице, частью замазанных йодом и зеленкой, частью - под пластырными наклейками, - если бы вы спокойно, организованно вышли на демонстрацию, а на вас кинулись бы менты и начали бы лупить почем зря - и ребят, и девчонок? Мы же с законными требованиями вышли!
- Подождите, - сказал Данилов и сделал большие глаза, как бы узнавая все это впервые и не веря собственным ушам, - подождите, Сережа... Давайте-ка по порядку. Вы о каком дне говорите?
- О субботе, конечно! Мы готовились, мы хотели, чтобы все прошло без всяких там... У нас же самоуправление студенческое. Я как раз член комитета самоуправления у нас в техноложке. Сделали транспаранты, сделали плакаты, получили разрешение и от городской управы, и от муниципалитета. То есть никто и думать не думал, что эти набросятся дубасить!
- Вы хотите сказать, - уточнил Михаил, - что первыми нарушили условия проведения разрешенного митинга представители правоохранительных органов?
- Ага, - мрачно кивнул парень, - правоохранители, блин! Нас и было-то с гулькин нос. Чуть больше тысячи, наверное. Ну, может, полторы, я же не считал.
- Хорошо, а дальше?
- А чего дальше? Вылетели архаровцы, отметелили ребят, порвали плакаты, затоптали транспаранты... Ну, мы и разбежались кто куда, по общагам.
- Может быть, у вас лозунги были слишком воинственными? - предположил Данилов.
- Это с какой стороны посмотреть. Если с нашей точки зрения, так, по-моему, ничего особенного. А вы как считаете? "Отдайте нашу стипендию!", "Образование молодежи - это будущее страны" - это как, вызывающе?
- По-моему, нет, - сказал Данилов. - А еще?
- Ну вот, - смущенно улыбнулся раненый, - я даже один сочинил, сам писал...
- Ну-ка, ну-ка, - Данилов приблизил диктофон к его запекшимся губам.
- "Бандюгам "мерседес", а нам - учебный процесс!"
- Хиловатые стихи, - сказал Данилов. - Однако жизненные... Ну а потом что?
- Здесь, в городе, есть человек, вы еще узнаете о нем, а может, и встретитесь. Он создал общество "Гражданское действие", такой Русаков Владимир. Он доцент университета. Вот вы с ним поговорите, он каждое слово подтвердит... Конечно, после этой мочиловки с ментами народ кинулся по общагам, начали обсуждать, решили в газеты обратиться, в Москву писать. Русаков, говорят, всю субботу по общагам мотался, старался утихомирить, чтоб не подставился кто-нибудь невзначай. Он вообще умница. Я говорю, вы с ним встретьтесь...
- Вы продолжайте, Сережа, продолжайте...
- Он и к нам приезжал со своими ребятами из движения. А только уехал - ОМОН подвалил. Как в фильме ужасов. Ломились в комнаты, вышибали двери и опять дубинками... девчонок за волосы хватали, ребят сапогами во все места... Представляете?
- С трудом, но представляю, - сказал Данилов. - Чего они хотели?
- Мы и сами не поняли. Только орудовали хуже чем фашисты. Мат, ор... "Всем на пол, лицом вниз!" Чуть кто шевельнулся - каблуком под ребра.
- Может быть, наркотики искали? Получили сигнал, ну и... раздухарились?
- Какие наркотики? - махнул перевязанной рукой Иванцов. - Об этом и слова не было. Видеозаписи им были нужны. То есть понимаете, свидетельства против них, как они там на площади, перед университетом, погуляли. Скорее это они накуренные были. Или обколотые.
- Ну а еще, еще?.. Детали какие-нибудь?..
- Какие детали, когда носом в пол лежишь и руки на затылке! Хотя, если припомнить, какого-то человека искали.