Жена славно потрудилась над "лапкой"... Чревоугодник Турецкий в восхищении закатывал глаза, качал головой и, причмокивая губами, украдкой строил дочери жуткие рожи, Нинка хохотала и падала головой на стол, и, ловя минуту этой домашней идиллии, Ирина не делала ей замечаний, не грозила пальцем и не шептала дочке на ухо: "Перестань же! Уймись! Смотри, как папа устал!.."
5
Ужин подходил к концу, когда разомлевший и чуть осоловевший Турецкий, кинув взгляд на часы, барственно кивнул в сторону маленького кухонного телевизора.
- Ну-ка, что там за вести у нас в этом черном ящике?
Ирина потянулась за пультом, нажала маленькую зеленую кнопку, и по экрану, навстречу им, помчалась из синевы не то гоголевская Русь-тройка, не то удалая тачанка из девятнадцатого года с каким-нибудь лихим матросиком за пулеметом... По экрану замелькали знакомые лица из редеющей президентской рати, и Турецкий сделал громкость поменьше: давно оскомину набили все эти прилизанные откормленные физиономии!..
Вот, чуть сутулясь, с папочкой под мышкой, прошмыгнул из "мерседеса" в подъезд Березовский... За ним - насупленный, озабоченный Рыбкин... С нагловатой ухмылкой, играя блестящими глазами, мелькнул Немцов... Важно закинув свою "золотую голову", что-то иронично ронял в поднесенные к его устам разноцветные микрофоны самоуверенный Чубайс... Куда-то тяжелой поступью командора, в черном плаще, величественно прошествовал красноярский генерал-губернатор Лебедь...
Потом на экране замелькали возбужденные кавказские лица: чеченцы, осетины, абхазы... Пошли зарубежные новости и на зеленой лужайке кому-то, прищурясь на солнце, помахивая рукой, улыбался Клинтон, потом...
Вдруг на экране появился знакомый зал заседаний Мосгорсуда. Сначала - во весь экран - мрачное, как туча, бледное лицо, седовласого председательствующего - судьи Корчагина, который стоя зачитывал что-то с дрожащего белого листа. А перед судейским столом - стоящие люди в зале и за прутьями решетки... напряженно ждущие, повернутые в сторону судей такие знакомые лица подсудимых... и вдруг... о, черт! что такое?!- их одинаково облегченные, внезапно широко расплывшиеся самодовольные улыбки... И сразу зал загудел, послышались выкрики, аплодисменты... Все задвигались, люди из первых рядов, толкаясь, повалили куда-то...
Там явно произошло что-то из ряда вон выходящее и, кажется, неожиданное даже для тех, кто сидел на черной скамье.
Сердце Турецкого рванулось, испуганно скакнуло в груди, быстро-быстро заколотилось, словно пересчитывая ребра, и - замерло.
- Ну, б-блин косой!.. - заорал он и выхватил из рук жены дистанционный пульт, лихорадочно ища, ошибаясь и не находя впопыхах кнопочку увеличения громкости звука. Но вот поймал наконец, прибавил...
Но судьи Корчагина уже не было на экране, камера выхватывала возмущенные, радостные, смятенные лица, а чуть ироничный мужской голос за кадром привычно-невозмутимо гнал в эфир дикторский текст:
- Как нам только что сообщили, события в зале заседаний Московского городского суда этим вечером приняли драматичный и, прямо скажем, неожиданный оборот... Итак, судебный процесс по делу об убийстве Виктора Грозмани завершен... Вы видели кадры, переданные нашей съемочной группой около часа назад из зала суда в тот момент, когда зачитывался приговор... Основные подсудимые, в том числе главный обвиняемый, Никита Горланов, вопреки, казалось бы, доказанным неоспоримым фактам...
Турецкий стоял, вытаращив глаза, весь подавшись к экрану, словно не понимая того, что только что услышал из динамиков телевизора.
- ...оправданы и освобождены из-под стражи в зале суда за недоказанностью обвинения... И здесь можно только руками развести... Еще накануне ничто не предвещало столь стремительного и внезапного исхода этого захватывающего процесса...
На экране возникло знакомое лицо молодого комментатора и в углу над ним титры "Прямое включение":
- Да, уважаемые телезрители, никто не мог предвидеть такой развязки. Тотчас после оглашения этого в высшей степени странного приговора мы решили обратиться за разъяснениями к присутствовавшим на суде известным юристам... Но, к сожалению, все они, словно сговорившись, наотрез отказались выступить перед камерой... Однако в частном порядке высказывается единое мнение квалифицированных юристов - окончательная точка в этом деле, видимо, еще не поставлена...
Появилась заставка, и как ни в чем не бывало на экран выдали следующий сюжет. Жизнь поехала дальше своим чередом.
Почти полминуты Турецкий и Ирина просидели в каком-то шоке. Александр Борисович, по-прежнему не мигая, смотрел в одну точку, Ирина боялась проронить хоть слово, а Нинка испуганно переводила глаза с папы на маму, готовясь вот-вот зареветь от того непонятного и страшного, что обрушилось вдруг.
- А!.. К черту! К дьяволу! - вдруг трахнул кулаком по столу и заревел Турецкий. - Все, ребятки! Кранты!
Лицо его стало красным, в висках застучало, и где-то по краю сознания пронеслась не то пугающая, не то утешительная мысль, что вот так и шарахают еще молодых мужиков, его сверстников, ранние инсульты, вот так и рвутся сердца от инфарктов.
- Саша...
- Все-е... не могу больше! - заметался он по кухне. - Довольно! Пусть все катится, пусть проваливается в тартарары! - Он расхохотался, и лицо его стало страшным. - Поставлена точка, не поставлена... Пусть другие как хотят, а я свою точку - ставлю!
- Сашка, миленький... ради бога, прошу тебя...
- Не боись, жена, не пропаде-ем, проживе-ем... Ты же знаешь, - он резко повернул к ней искаженное гневом, перекошенное лицо, - ты помнишь, какая адская была работа - и наша, и оперов - собрать все, объединить... выявить... найти и выловить всю эту падаль... Из Франции, из Греции выдернули, в Германии достали... С Интерполом брали... Сколько раз буквально по лезвию бритвы ходили! Какие скалы свернули, чтобы уличить эту мразь! На что только нам с Меркуловым идти не пришлось, чтобы расследовать дело, привлечь их к уголовной ответственности и довести дело до суда! И все - в яму!
- И... что теперь будет?
- А то ты не понимаешь?! - наклонив голову, оскалился он. - А ничего не будет! Разлетятся пташки по белу свету - и фью... ищи-свищи! Вот и все! Да и как иначе? Они же в авторитете! Утерли нос властям, показали, кто тут теперь в дому хозяин. Не мы, а они заправляют и крутят кем хотят и как хотят, понимаешь! Их час!
Он опустошенно опустился на стул, тут же снова порывисто вскочил и выключил телевизор:
- У... Исчадие цивилизации!
Решительно достал из кухонного буфета початую бутылку армянского коньяка, плеснул полстакана, поднес ко рту, опрокинул... Но словно не ощутил знакомого вкуса и в безвыходной ярости по инерции с остервенением воткнул в розетку вилку отключенного телефонного провода.
И в ту же секунду аппарат взорвался пронзительным звонком. Александр Борисович сорвал красную трубку:
- Слушаю!
6
- Он слушает! - на том конце провода изменившимся от бешенства голосом заорал Грязное. - Слушает он, видите ли! Ты куда провалился? Мы уже обзвонились с Меркуловым! Так и царство небесное прослушаешь! Ты хоть знаешь, что стряслось?
- Имею счастье! - чувствуя, что распаляется все больше, неудержимо и добром это все не кончится, рявкнул Турецкий. - По телику лицезрел. Сейчас наших красавчиков в "Вестях" показали. Скалились на весь экран, во все сорок четыре зуба!
- Значит, знаешь... - упавшим безнадежным голосом сказал Грязнов. - Вот такие, брат Турецкий, пироги.
- Корчагин, он что, сбрендил ни с того ни с сего? И к нему, значит, золотой ключик нашелся? Не устоял наш неподкупный?! Видно, не поскупились ребята, хорошо дали!
- Да для нас для всех это просто плевок в рожу! - тоже не сдерживая эмоций, выкрикнул Грязнов. - Ну, я понимаю там - отправить дело на доследование... Но вот так, прилюдно и откровенно, никого не стыдясь, взять оправдать и выпустить эту сволоту на свободу ввиду "недостаточности улик" и за "недоказанностью обвинения"...
- Да какая на хрен "недостаточность"? - взвыл Турецкий. -Доказательств - выше крыши на каждого! Значит - "быкам" по рогам, по червонцу да по пятерке, их "обшак" подкормит, а там и амнистия какая-нибудь подоспеет...
- Ну да. Или досрочное... в связи с внезапным ухудшением их драгоценнейшего здоровья... А основных, с Горлановым во главе, - на Сейшелы, душевные раны зализывать, - поддакнул Грязнов. - Конечно, они там не дураки, уж расстарались, чтоб привести процесс к такому финалу... Свидетели, Саша! Свидетели! Вот наша ахиллесова пята и боль наша! Свидетелей нейтрализовали! Убрали, купили, такого страху нагнали, что...
- Да чего там говорить! - перебил Турецкий. - Умыли нас по-черному! А Корчагин, святоша наш, - заурядный гад, я это ему при случае в глаза скажу!
- Брось, Саша, - пытаясь угасить гнев, угрюмо откликнулся Грязнов. - И на Корчагина не "наезжай", не имеем мы права. Будто мы не знаем, что он за мужик. Вспомни хотя бы прежние дела и... укороти язык. На него небось такая махина "наехала", в такой угол загнали, о каком мы с тобой, может быть, и догадываться не смеем. Корчагину, слава богу, шестьдесят семь лет. И судейский стаж тридцать с гаком...
В это время на кухню вошла Ирина с черной трубкой телефона-"мобильника" в руке, протянула мужу, сказала одними губами:
- Меркулов...
- Подожди, Слава, - сказал Турецкий, - ко мне тут Костя по сотовому пробился. - И он прижал трубку "мобильника" ко второму уху, не выпуская красной трубки обычного телефона.
- Слушаю, Костя!
- Чую по голосу, ты уже в курсе дела...
- Да уж, порадовал денек, - тряхнул головой Турецкий.
- Ударчик, конечно, зубодробительный, - злобно сказал Меркулов. - И что за всем за этим стоит, понятно. Концы наружу, нитки торчат. Разумеется, как заместитель Генерального прокурора страны, я немедленно внесу протест в Верховный Суд, потребую вернуть дело на повторное рассмотрение в другом составе судей и потребую снова взять под стражу всех основных преступников.
- Замечательно! - отозвался Турецкий. - Мы - в восхищении! Ликуем и падаем. Лично я сказками про белого бычка сыт по горло. Нет уж, Костя. Ты мне, конечно, друг, но истина дороже...
- Попрошу выразиться яснее, - уже не прежним, дружеским, но начальственным голосом потребовал Меркулов. - О, какой, собственно, истине речь?
- Как сказал наш вождь и учитель товарищ Ленин, истина конкретна, - усмехнулся Турецкий. - Между прочим, тоже даровитый был юрист. И пожалуйста, не надо, Константин Дмитриевич, давить регалиями. Потому что утром в понедельник, еще до того, как ты отправишь в Верховный Суд свой протест, ты получишь прямо в руки мое заявление об уходе. Не первое, но теперь уже последнее, это точно.
- Значит... тебя тоже согнули, Турецкий? - помолчав, печально заключил в черной трубке Меркулов, а в красной у другого уха раздался тяжелый вздох начальника МУРа Грязнова, который мог слышать только Турецкого, но конечно же без труда понимал смысл каждого слова их разговора с заместителем генерального прокурора.
- Слышишь... Саша... Может... повременим? - неуверенно проговорил Грязнов. - Что ж сплеча-то рубить...
- Знаете что, вы, оба! - не в силах удерживать в узде разгулявшиеся нервы, закричал Турецкий в обе трубки. - Если вам нравится, чтобы вся эта шантрапа гоготала над вами в своих саунах - воля ваша! А вот я не боюсь смотреть правде в глаза. И как следователь исхожу из тех фактов, которыми располагаю. А факты мне говорят - они сделали нас! Одолели по всей линии нашей обороны. Потому что если смогли скрутить и подмять самого Корчагина, значит, амба, мужики! Туши фонарь и нечего трепыхаться! Можно, конечно, расслабиться и получить удовольствие, но я тут пас!
В обеих трубках молчали.
- Ну все, выкричался? - наконец угрюмо спросил Меркулов. - А теперь послушай меня. И можешь мои слова транслировать Грязнову, который, как понимаю, висит на втором аппарате. Дело в том, что вы еще не знаете самого страшного. Через час с четвертью после оглашения приговора Корчагину стало плохо в совещательной комнате. Вызвали реанимацию, тяжелейший инфаркт... увезли в Боткинскую. Но... не довезли.
- Да ты... что?!. - прошептал Турецкий.
- То, что слышал, - подтвердил Меркулов. - Корчагина нет.
- Чего там еще стряслось? - забеспокоился Грязнов. - Ты чего замолчал, Саша?
- Беда, Слава... - сразу севшим, утратившим силу голосом, испытывая невыносимый стыд и сожаление из-за всего только что сказанного им, с трудом выговорил Турецкий. - Где-то через час после оглашения приговора Илья Петрович... скончался.
- Да ты что!.. - точно так же, как сам Турецкий, ошеломленно воскликнул Грязное.
- Так что... давайте помолчим... - вздохнул Меркулов.
- Помолчим... - как эхо, отозвался Турецкий.
И они замолчали.
А когда минута молчания кончилась, Турецкий заговорил первым. И сказал:
- Мир праху его... Конечно, я виноват... виноват, мужики... Не стоило мне так о нем... Но... для меня это еще один, последний аргумент. В общем, я действительно ухожу. Не могу больше. А после того что с Корчагиным - тем более не желаю. Считайте меня кем хотите - ваше право. Но я не хочу быть ни клоуном, ни ханжой.
- И что же? - глухо спросил Меркулов.
- Что сказано. В понедельник утром. У тебя в кабинете.
- Ладно, - вздохнул Меркулов. - Пусть так. Все понимаю. Аффект, реактивное состояние. Надеюсь, к понедельнику остынешь.
- Ис-клю-че-но!..
- Тогда хоть приезжайте с Грязновым. Вместе поговорим.
Меркулов, не прощаясь, оборвал связь - пошли частые короткие гудки. Ну и к лучшему. Рвать так рвать. Рубить так рубить.
Турецкий, нахмурившись, отключил сотовый телефон и, передав Грязнову просьбу Меркулова, задал с первой минуты мучивший вопрос:
- Слушай... Слава... Если наш друг Никита теперь на воле, он же... Ускользнет угорь... Вряд ли он будет сидеть и ждать, когда Меркулов снова выпишет ему ордерок. Уж насиделся...
- Не ускачет... - убежденно сказал Грязнов. - Мои его только что за ручку не ведут. Я и сейчас, между прочим, с ними на связи...
- И где он в данный момент?
- Со всей своей камарильей колесит по городу, не иначе ностальгия взыграла, как-никак год почти Москву не видел...
- Ой, смотри, Слава, - с сомнением покачал головой Турецкий. - Упорхнет - не воротим.
- Сказано - не волнуйся. Я к нему таких мальчиков приставил...
- Не хвались, идучи на рать...
На том и распрощались. Турецкий отключил трубку, налил еще полстакана жгучей густо-оранжевой влаги, посмотрел на свет и... добавил граммов пятьдесят.
Как там у старика Шекспира:
Уйти. Заснуть. И видеть сны...
Побледневшая, испуганная Ирина заглянула на кухню. Из-за нее высунулась головка Нинки с прикушенной губой и расширившимися, потемневшими глазами. И вдруг, увидев его лицо, дочь, бедный, поздний его ребенок, бросилась к нему, обхватила, уткнулась головой в колени, и слезы брызнули из ее глаз.
- Папочка, война? Война, да? Не уезжай, папочка, не уезжай!
Турецкий встретил взгляд жены. Так постояли минуту, неотрывно глядя в глаза друг другу.
- Да-да, - пробормотал он наконец. - Война... Ну конечно война...
- Ты не уедешь, па? Скажи, не уедешь?
- Ну конечно не уеду, - усмехнулся Турецкий. - Ну куда я могу от тебя уехать, сама подумай?
- Никогда-никогда?
- Ну конечно, - еще горше усмехнулся он. - Никогда-никогда...
7
Поступившее известие об оправдании и об освобождении из-под стражи в зале суда главного заказчика убийства банкира Грозмани - биржевого воротилы с манерами уголовника Горланова - произвело на начальника МУРа генерал-майора милиции Вячеслава Ивановича Грязнова не меньшее впечатление, чем на его друга Турецкого.
А когда Меркулов сообщил еще и о скоропостижной смерти судьи Корчагина, Грязное ощутил какую-то волчью тоску и, чтобы забыться, постарался с головой уйти в привычную оперативную работу. А работы в этот пятничный вечер, как всегда, хватало. Но "вольноотпущенника" Никиту Горланова Грязнов взял на личный контроль, зная, что упустить этого жука нельзя никак, ни под каким видом.
Разумеется, люди с Петровки были начеку - и на самом процессе, и поблизости от зала суда. И когда окруженный прилипалами и прихлебателями лысый шестидесятилетний Горланов вальяжно выплыл из здания суда и спокойно двинулся к черному бронированному джипу "Джимми" - огромной американской машине с трехсотсильным мотором, сотрудники МУРа, которые отслеживали каждый шаг вдруг обретшего свободу узника, не упустили момента выезда его кортежа с Каланчевки на площадь трех вокзалов и припустились вслед за ним в сторону Красносельской.
На почтительном расстоянии за "Джимми" и несколькими машинами "эскорта", открыто ведя наружное наблюдение, двигались три машины с муровцами, которые постоянно менялись и держали связь с самим Грязновым, ответственным дежурным по ГУВД Москвы и дежурными оперативных управлений внутренних дел, в зону ответственности которых въезжал этот странный автокараван.
Горланов оставался в сфере внимания МУРа, так как, несмотря на оправдательный приговор суда, оперативные службы по-прежнему считали его преступником и вели в отношении него оперативную работу. У Грязнова и его сотрудников, занимавшихся этим делом, не было и тени сомнения в виновности их "подопечного". Горланов, будучи человеком сообразительным, осознавал, что при повторном рассмотрении дела он может быть изобличен в особо опасном преступлении. Грязнов понимал, что в один прекрасный момент Горланов может запросто "исчезнуть". А затевать повторно лыко-мочало с поисками и розысками, снова переворошить всю планету и ставить своих людей под стволы горлановской охраны Грязнову не слишком светило.
До выхода на волю Горланов со товарищи провели в "застенках" временного содержания почти год, и легко было предположить, что они поспешат наверстать упущенное и восполнить утраченное где- нибудь на Канарах или Сейшелах, причем, может статься, и не под своими именами. А там ищи- свищи! Велика планета, и отступать очень даже есть куда, тем более при их платежеспособности.
А кортеж все двигался и двигался, и не сказать, чтобы быстро, с этакой удалью победителей, а очень даже мирно. Будто катили вереницей пять дорогих машин с самой невинной экскурсионной целью.
Блатные при таком раскладе, возможно, закатились бы всей шайкой-лейкой в какой-нибудь фешенебельный загородный ресторан или сняли бы на трое суток самые дорогие "министерские" апартаменты в "Рэдиссон-Славянской" у Киевского или в "Центральной" на Тверской, гуляли и гудели бы там с откровенным презрением "к волкам позорным".
Но в этих машинах теперь восседали весьма респектабельные господа, и конечной точкой их маршрута могла стать и квартира Горланова на Кутузовском, и одна из его дач в самых престижных поселках Подмосковья.
Через сорок минут после отбытия горлановской кавалькады от здания на Каланчевке, уже поговорив с Меркуловым и Турецким, Грязнов в очередной раз связался по рации с ребятами из службы оперативной слежки.
- Едут! - ответили те. - Едут и едут... Ничего не понимаем. Квартиру уже дважды проехали, и резервную проехали, и офис... Похоже, просто катаются...