И через пять минут они уже сидели втроем в серой "Волге" - Турецкий и Коренев сзади, Данилов - за рулем. И прерванный разговор продолжился.
- Так почему вы, Григорий Васильевич, такого серьезного товарища недолюбливаете? - спросил Турецкий.
- Очень может быть тут одно вытекает из другого, - подумав немного, ответил начальник угрозыска. - Не люблю, потому что не верю, и не верю, потому что не люблю. Вроде работник как работник, даже, можно сказать, неплохой, с большим опытом и смелый как будто бы... Поощрения имеет, награды... Он вообще-то, знаете ли, человек нашего бывшего - начальника областного УВД генерала Мащенко, которого сразу сняли. Ну а с этим мы много лет были на ножах.
- В общем, ни в чем подозрительном Михеев не замечен? Никаких странностей, смутных историй...
- Ах, Александр Борисович! Да у кого из нас их не было! Работа такая - нет-нет да и где-нибудь вляпаешься.
- Это точно, - сказал Турецкий, - глупо отрицать. Но и вляпаться ведь можно по-разному. Ну, может быть, не с ним, а с кем-нибудь из его, скажем так, первых помощников?
- Ну, если так смотреть, вообще-то был случай... В общероссийскую сводку пошел, между прочим, с красной линией, по первому номеру. Только Михеев тут вроде бы совсем ни при чем.
- А ну-ка, изложите, - попросил Турецкий. - И поподробнее.
- Какие подробности? Хотя случай, конечно, серьезный. Это было примерно года четыре назад. Из Степногорска в Шувалов - это, считайте, третий город в области - с вещевого склада УВД для оснащения и экипировки только что сформированного отряда тамошнего РУОПа было направлено спецобмундирование индивидуального пошива для бойцов. Восемь комплектов, если не ошибаюсь. Полная форма - от сапог до шлема с маской, а также бронежилеты - одним словом, полная экипировка.
- И эмблемы были, не помните? - спросил Турецкий.
- Эмблемы обычные, ОМОНа.
- Ну и что?
- В общем, не доехала машина до Шувалова. "Уазик" такой армейский. Пропала на полпути со всей амуницией. Только через месяц в реке нашли.
- А люди? - спросил Турецкий.
- Отправили троих - водителя и двоих сопровождающих. Одного месяца через три нашли убитым, насилу опознали. Водителя и второго сопровождающего так и не обнаружили. Искали, конечно, до упаду, но без следов. Чистый "висяк".
- Веселенькая история, - прокомментировал Турецкий. - Ну а Михеев тут при чем?
- Да я же сказал - фактически ни при чем. Разве только то, что он знал, какой идет груз, маршрут и время выезда. Но отвечал за доставку его заместитель. Он и понес наказание по всей строгости.
- Ясно. Оружия там не было?
- Оружия - нет. Оружие в другой раз, еще раньше пропало. Еще года за два до того. И... А ну, подождите, подождите! - вдруг упавшим голосом проговорил Коренев и замолчал.
- Что-нибудь вспомнили?
- Да ведь... что подумал-то! Как-то только сейчас в голове сошлось! Ведь и к тому случаю, с оружием я имею в виду, вроде бы тоже, хоть и бочком- бочком, а выходит, опять же Михеев какое-то касательство имеет. Тогда еще никаких РУОПов и в помине не было. А Михеев тогда работал по линии связи областного управления и штаба войск спецназа МВД. Был выезд на операцию по сигналу из области. Выслали группу: восемь бойцов. Автоматы, пистолеты. Ехали в крытом грузовике, в "ГАЗе- шестьдесят шестом" с тентом. Дело было осенью, вечером. Уж не знаю как, напоролись в темноте на трактор, видно, тракторист-пьяница посреди бетонки бросил. Водитель разбился, правда, выжил все- таки. Ну и тем в кузове досталось хорошо. Вдруг откуда ни возьмись орава на мотоциклах, ну, эти, рокеры. Только, как потом спецназовцы говорили, староваты для рокеров показались. Подлетели, вроде начали помощь оказывать - там же, говорю, парней крепко помяло, все раненые, в крови, кто без сознания, кто с переломом. Все в шоке. В общем, взяли те рокеры пять автоматов и пистолетов тоже, кажется, пять или шесть...
- Ну замечательно! - воскликнул Турецкий. - И что, с концами?
- Напрочь, Александр Борисович! Уж вы сами понимаете, как шерстили. "Калашниковы" - не камуфляж, тут расследование с комиссией. Под суд пошли за потерю бдительности. А Михеев снова в стороне оказался.
- А что за пистолеты были, не помните? - спросил Турецкий.
- Помню, - вдруг севшим голосом после долгой паузы проговорил Коренев. - Ну конечно помню! И меня, меня свиную башку, под трибунал надо бы! Как же я сразу-то... Закрутился, видно, совсем забыл! Значит, слушайте, сейчас уже точно вспомнил: было три "стечкина" и четыре "макара"!
- Эге! Да неужто это наши "стечкины" наконец- то всплыли? - почти не веря тому, что слышит, проговорил Турецкий. - Только на наших ведь номера спилены... Вот что, Григорий Васильевич, поскольку "стечкины" у нас с вещдоками у Золотова в прокуратуре, немедленно, слышите - оба пистолета, взятые у Иссы Арсланова, - немедленно в криминалистическую лабораторию! На рентгено-металлографическую экспертизу. Может быть, удастся по следам остаточной деформации установить номера, хотя бы несколько цифр, и сверить с номерами пропавших в том происшествии.
- А как с Михеевым быть? - спросил Коренев.
- Свяжитесь с Грязновым и Золотовым. Согласуйте и принимайте решение. Пока - только наблюдать. Взять в оперативную разработку! Строго секретно! Поднять личное дело, контакты, связи. Быть может, там и прикрыли кое-что. Ну, спасибо вам. Спасибо так спасибо!
Они подвезли Коренева обратно к управлению угрозыска, здешней "Петровке", и Данилов не спеша повел машину по зеленым улицам. Они отъехали уже довольно далеко в направлении реки в сторону Южного моста, когда раздался сигнал вызова на телефонном аппарате. Данилов снял трубку
и протянул ее Турецкому назад, за переднее сиденье. Это снова был Коренев.
- Хотите верьте, хотите нет, - сказал он - но тот товарищ, о котором мы сейчас с вами толковали, опять засветился.
- Ну и что он, светоч наш? - спросил Турецкий.
- Мы же, как вы понимаете, недалеко друг от друга сидим, даже на одном этаже. Так вот, пока мы с вами катались, он к моим ребятам заходил. То да се, ну, как обычно... И в частности, как бы мимоходом полюбопытствовал, на какой такой машине этот важный гусь из Москвы раскатывает. А я, между прочим, своих-то предупредил, поскольку вопрос такой как бы сам собой предполагался. Вся штука была только в одном, кто задаст. Вот оно и совпало.
- Ну и что? - удивился Турецкий.
- Сначала мои пошутили, мол, поскольку заказов оборонных нету, на одном заводе для него подводную лодку на колесах склепали. Вот в ней и раскатывает.
- Ну а серьезно?
- У меня парни ушлые. Сказали, как и было условлено, мол, пуще глаза бережем, каждые два дня тачку меняем, без охраны - ни шагу. После тех случаев мужичок малость дрейфит, непременно требует, чтобы стекла темные, и садится только сзади. Вот вчера, мол, на серой "Волге" возили, а сегодня вечером по телику выступать, так черную подадут. И капризный, между прочим. Как приехал, "вольво" или "мерседес" требовал, в "двадцатьчетверку" и не сяду, мол, уж по крайней мере, "тридцать первую" подавайте! Заколебал всех.
- Ну и как он отреагировал?
- А никак, говорят. Покрутился-покрутился, посмеялись и за работу - бандюков ловить.
- Ну ладно, - сказал Турецкий. - Только тут еще один момент: коли они и правда имеют виды на сегодняшний вечер, как вы думаете, когда им сподручнее это все провернуть - при въезде на телецентр или при выезде?
- В сущности, все равно, - сказал Коренев. - Туда машины приезжают и уезжают. Много похожих машин. Но "Волг" с тонированными стеклами пока что раз-два и обчелся. А если вдобавок она выедет за ворота минут через десять - пятнадцать, как наш общий знакомый закончит свое выступление, то узнать и выделить ее будет куда проще. Согласны?
- Ну что ж, логично.
- Да, и вот еще что. Операцию проводим в тесном взаимодействии с вашим другом. Я сейчас ему все передам. Они, конечно, приедут заблаговременно, на тот случай, если и те решат для верности пожаловать заранее.
- Только прошу вас, - сказал Турецкий, - чтобы с людьми в машине все было в порядке.
- Постараемся предусмотреть все. Все, что сможем.
81
А уже через десять минут на журнальном столике перед Турецким зашуршала оперативная, рация, и он услышал далекий возбужденный голос Грязнова:
- Амбал, Амбал! Я Пехота!
- Понял, Пехота! Я - Амбал, на связи, - откликнулся Турецкий.
- Пожаловали, голубчики! На трех самокатах.
- Ну и как? - спросил Турецкий.
В ответ последовало:
- Ждут-с!
У всех подъездных дорожек, ведущих к большой стоянке для парковки машин у здания телецентра, а также у всех служебных выходов и у ворот здания в разных машинах сидели люди Коренева и Грязнова и брали под пристальное наблюдение все подъезжавшие транспортные средства. Не оставались без внимания и пешие люди, входившие в большой вестибюль и топтавшиеся у вертушек проходных.
Грязнов, сидевший в одной из машин и поддерживающий связь с Турецким и Кореневым, - матерый опер возобладал в нем над начальником, хотелось размяться, пусть и в плевенькой операции, - одним из первых заметил одинокого мотоциклиста на мощном "харлее", который сделал несколько кругов вокруг здания телецентра буквально минут через пять после того, как вышел в эфир сюжет с Турецким.
Он запросил другие посты, и те подтвердили, что и у других выходов остановились и чего-то ждут еще трое мотоциклистов. А у главных ворот, ведущих на территорию, прогуливается малый в подозрительно широкой куртке, а его поджидает неподалеку черный "БМВ".
- Пехота, Пехота, я - Амбал. Ну, что там? - спросил Турецкий друга.
- Поздравляю тебя, Амбал, - отозвался Грязнов. - Их уже четверо. Стоят у выходов, давят глаз.
- Занятно, - сказал Турецкий, как всегда в такие моменты, он был сух и немногословен.
Время тянулось... Вот Турецкий на экране закончил последнюю фразу, улыбнулся прощально. Его закрыла пестрая заставка, предшествующая рекламной паузе.
Турецкий в своем убежище, Грязнов и Коренев в своих машинах, глядя на часы, мысленно отсчитывали убегающие секунды. Вот Турецкий покинул студию, вот прошел по коридору, вот немного постоял и поговорил с работниками вечерней смены телеканала, ответил на чьи-то вопросы, вот выкурил сигарету на лестнице, а вот уже спустился на лифте, миновал просторный вестибюль, вышел на улицу на территории телецентра, вот распахнул дверцу и сел в машину.
- Всем внимание! Поехали! - сказал Грязнов, и его услышали в разных точках вокруг здания телецентра сразу несколько человек.
Прошло секунд двадцать напряженного ожидания. И вдали из-за угла массивного серого параллелепипеда здания показался силуэт медленно приближающейся черной машины с затемненными стеклами. И в тот же момент трое мотоциклистов на задах огромного здания, следившие за людьми, выходившими из служебного входа, почти одновременно врубили газ своих мощных скоростных машин и с громким треском моторов, оставив позади облака сизого дыма, сорвались с мест и помчались в разные стороны, вероятно, чтобы успеть к моменту, когда "Волга" с Турецким окажется у ворот.
- Внимание всем! - быстро выговорил в эфир Грязнов. - Трое на самокатах подтягиваются к воротам! Возможно, у них задуман какой-то финт. Возможно, хотят взять с ходу, на скорости.
Вот "Волга" приблизилась к воротам, мягко приостановилась, водитель опустил стекло и протянул милиционерам, дежурившим в проходной у ворот, пропуск. Одновременно то же самое с другой стороны проделал и человек, сидевший на сиденье справа от водителя. Милиционеры кивнули, и створки ворот плавно разошлись. "Волга" не спеша тронулась с места, и в это время трое мотоциклистов оказались уже поблизости от главного выезда с территории телецентра, оглашая окрестности пальбой моторов.
- А, черт! Звуковая завеса! - сообразил Грязнов.
Здоровенный малый в широкой куртке внезапно одним броском оказался в полутора-двух метрах от левого бока "Волги" со стороны водителя, и в руке его тускло блеснул длинноствольный пистолет с глушителем, который часто-часто запрыгал, изрытая короткие яркие вспышки огня. В стекле и в черной лаковой поверхности задней двери мгновенно появились дыры, но в тот же миг из стоявших поблизости машин и из-за деревьев к стрелявшему кинулось несколько человек в мощных бронежилетах и стальных касках.
И одновременно из поджидавшего черного
"БМВ", почти неслышно в треске мотоциклетных двигателей, по покушавшемуся ударил маленький автомат "узи". Но, видно, случилось то, чего в этом черном "БМВ" не ожидали. Никто не упал, а гиганты в бронежилетах, закрыв собой покушавшегося, стремительно втолкнули его внутрь "Волги", которую он только что обстрелял.
Отчаянно завизжав покрышками, "БМВ" рванулся с места, но его тут же блокировали спереди и сзади два темных микроавтобуса с эмблемами телевидения, из которых также выскочили люди в спецснаряжении и в считанные секунды огнем на поражение подавили автоматчика. Мотоциклисты, вздыбив свои машины, рванули кто куда, но и для них выезд был перекрыт невесть откуда взявшимися и вдруг замершими как вкопанные тяжелыми грузовиками.
Один из мотоциклистов вильнул в сторону, пытаясь вывернуть и проскочить между стоящими на парковке разноцветными машинами, но не справился, с маху грохнулся на асфальт и дико закричал, обожженный огнем и дымом из выхлопной трубы. Второй развернулся на месте и, будто потеряв ориентацию, помчался вперед с высоко задранным над землей передним колесом и на всей скорости врезался в тяжелую раму грузовика. Третий, поняв, что оказался в тупике, в ловушке, резко затормозил и замер, глядя на бегущих к нему людей с короткими автоматами.
- Ну вот и все! - Часто дыша и очень бледный, Грязнов выскочил из припаркованного на стоянке джипа, откуда координировал действия всех групп и машин.
У "БМВ" на земле стонали, рычали и извивались трое здоровяков, уже с наручниками на толстых запястьях. Автоматчик висел головой вниз из окна изрешеченной машины. Были ранены и другие. Двое или трое бойцов в доспехах стояли неподалеку от погибшего мотоциклиста, угрюмо глядя на то, что от него осталось.
Коренев, такой же бледный, как и Грязнов, подошел к нему с черной рацией в руке.
- Шакалы! Все-таки зацепило моего парня в "Волге".
- Крепко? - спросил Грязнов, убирая свою рацию во внутренний карман пиджака.
- Да не очень, всех дел на пару недель, а то и меньше.
- Ну что? - спросил Грязнов. - По-моему, отлично! Всегда бы так! Как там стрелок?
- Спеленали, как куколку! Но здоровый бычина! Еле обратали.
- Не ранен?
- Мои все приняли.
Грязнов инстинктивно взглянул на часы. От момента, когда черная "Волга" пересекла линию ворот, прошло меньше трех минут, но, как всегда, они казались огромными, будто какой-то силой растянутыми во времени.
82
Когда-то кто-то из учителей-наставников юного Саши Турецкого обронил фразу, что, мол, допрос задержанного по горячим следам сродни первой брачной ночи. И тут же добавил: если, конечно, не потерпишь фиаско. И этот каламбур накрепко засел в голове юного студента и всегда всплывал, когда впоследствии он оказывался в этом положении: два человека, сидящие друг против друга, между ними стол, на столе - лист бумаги, а тот, кому по роли в этой пьесе положено отвечать, еще в бешенстве схватки, погони, захвата, в шоке поражения, и именно этим хочет воспользоваться тот, кто ведет допрос.
Но теперь народу в комнате было много, и за столом, помимо Турецкого, сидел следователь Данилов, следователь Рыжков на отдельном стульчике устроился в углу, чуть в стороне, ближе к выходу, пристроились Грязнов и полковник Коренев.
А перед ними на ободранном железном табурете, намертво привинченном к бетонному полу, сидел бледный человек могучего телосложения, коротко постриженный, с правильными и даже благородными чертами лица, украшенного ссадинами и кровоподтеками после недавнего короткого боя у телестудии.
В ответ на все задаваемые вопросы он молчал и смотрел куда-то, то прямо в лоб, то повыше головы Турецкого, холодно-стальными глазами. На руках его, заложенных за спину, были наручники.
- Двадцать минут прошло, - сказал Турецкий, - и ни слова. Тактика не новая, но в вашем случае бесполезная. Еще раз повторяю вам: мы знаем многое, мы знаем гораздо больше, чем вы можете предположить. И если вы полагаете, что к молчанию вас обязывает некий... - Турецкий сделал паузу и на миг впился глазами в глаза допрашиваемого, - если вы считаете, что к молчанию вас обязывает ваш... долг, вы заблуждаетесь.
Нет, он не отреагировал, что называется, ни один мускул не дрогнул при этом слове.
- Ну, хорошо, - вступил в эту странную беседу Миша Данилов. - Если вы молчите, послушайте, что расскажу вам я. Вы уже достаточно давно в нашем поле зрения, а потому напомню вам ваше имя. Вы Нелюбин Павел Петрович, шестидесятого года рождения, уроженец Московской области, капитан запаса, в прошлом - спортсмен-разрядник по многим видам спорта, мастер спорта по дзюдо. Ну что? Продолжать? Или вы сами доскажете остальное?
Нелюбин отвернулся к окну, за которым была уже темная ночь.
- Я вот сижу и думаю, - сказал Турецкий, - что все-таки вынуждает вас молчать - это самое мнимое сознание долга, некая корпоративная честь, идея или просто страх? А ведь вы не трус. В прошлом вы блестящий офицер армейского спецназа. Вы прошли Афганистан, и в той жизни вас вроде бы не в чем было упрекнуть. Потом, после вывода наших войск из Афганистана, вы оказались в здешнем военном округе и продолжили службу. А потом была Чечня, где вы в январе девяносто пятого штурмовали Грозный, а после ранения были уволены в запас. Вы вернетесь сюда, поскольку деваться будет некуда, и окажетесь в тихой заводи, в должности простого ассистента кафедры физвоспитания здешнего университета, наставника и тренера в силовых единоборствах студентов и аспирантов. И надо думать, чувства вас будут распирать сильные... Но что происходит потом? И перед кем вы считаете себя в долгу? Кому вы, собственно говоря, присягнули, кому служите теперь и кому считаете нужным хранить верность?
Нелюбин все так же молчал, глядя в окно.
- Вы странный человек, - проговорил Грязнов. - И ведь мы знаем - человек умный. Отличный организатор и даже... идеолог.
Только теперь, при этом слове, какая-то тень легла на лицо допрашиваемого, и он медленно повернул голову туда, где сидел Вячеслав Иванович, и вгляделся в него с каким-то удивлением, как будто встретил хорошо знакомого или напоминающего кого-то.
- Вот вы молчите, - сказал Турецкий, - хотя отлично поняли, кто приказал немедленно уничтожить вас, как только вы выполните возложенную на вас миссию, то есть угрохаете меня, поскольку я со своими товарищами сумел до многого тут докопаться. Вы ведь и живы сейчас только потому, что наши люди закрыли вас от пуль, что нам удалось провести нашу операцию намного успешнее, чем вашим убийцам - свою.
- Жизнь! - вдруг с холодной высокомерной усмешкой произнес Нелюбин. - Тут, кажется, кто-то говорит о жизни? Да разве вы можете понимать, что такое жизнь? И что вообще вы знаете? Так что кончим на этом! Никаких показаний вы от меня не
услышите. Прикажите увести меня. И хватит устраивать этот детский сад!
Турецкий вызвал конвой, и Нелюбина увели.