Не успела осесть земля на могиле, как на Анастасию Сергеевну обрушился шквал самых заманчивых предложений. Единственная наследница, она владела, по существу, теперь всем комбинатом. И столько противоречивых и антагонистических интересов столкнулось над нею, никогда не имевшей даже понятия о том, что такое конкурентная борьба и как выглядит пресловутый "оскал капитализма", что ей, тогда еще незамужней девушке, стало страшно за себя.
Ну, насчет замужества - не проблема. Ей потребовался серьезный и сильный спутник в жизни. И такой быстро нашелся. Но его интересовали, как она поняла, опять же только деньги. В результате брак скоро распался, к счастью, без последствий.
Но потом Настю начали осаждать юристы - каждый со своим заманчивым предложением немедленно, причем абсолютно бескорыстно, начать вести ее дела. По совету старого друга отца, недавно погибшего от руки убийцы, Анатолия Юрьевича Трегубова Настя взяла себе юриста - того, кого порекомендовал дядя Толя. Но теперь и его нет. Нет, юрист-то есть, и именно он начал уговаривать ее избавиться от принадлежащих ей акций. По его словам, такой шаг воистину гарантировал ей всю дальнейшую жизнь безбедное и беспечное существование.
Сперва он свел ее с Юрием Петровичем Киреевым - Настя еще с отцовских времен знала этого удачливого директора "Кубаньцемента", с которым постоянно имел дела Сергей Николаевич. Тот предложил за ее пакет акций баснословную сумму. А она, не давая своего согласия, обещала подумать, как и советовал юрист…
Тут Настя вопросительно уставилась на Володю, но тот отрицательно замотал головой, показав движением ладони, что сумма в огласке не нуждается. Настя улыбнулась и продолжила.
Но неожиданно ее юрист сменил тактику. Однажды он представил ей второго претендента на ее ценные бумаги. Им оказался родной дядя Юрия Петровича - Семен Васильевич, который долгое время жил не здесь, в городе, хотя имел роскошную квартиру в центре, а в Москве, где исполнял должность постоянного представителя администрации края при Правительстве Российской Федерации. Говорили, что вообще-то он постпред при самом президенте, но Настя видела его официальные документы. Суть же, однако, была в другом. Этот Семен Васильевич являлся гендиректором "Кубаньэнерго" и владел корпорацией "Планета", которая также имела общие интересы с химическим комбинатом. Тут, в городе, все переплетено настолько, что даже непонятно порой, кто от кого зависит в большей степени, а кого можно считать самостоятельным и независимым. Но последних практически и не сыскать…
Короче говоря, поскольку Настя не дала Юрию Петровичу окончательного и твердого ответа, то она вполне могла воспользоваться предложением его дяди. Тем более что он сразу предложил сумму, в полтора раза превышающую ту, о которой говорил его племянник. Ну какие могли остаться сомнения?
Причем перевод денег на любой указанный ею счет или на несколько, как Насте будет угодно, осуществит известный в городе банк "Марс", который является филиалом знаменитого на всю страну московского Коммерческого банка.
Вместе с юристом и Семеном Васильевичем Настя посетила "Марс". В банке с ней доверительно побеседовал обаятельный управляющий, который подтвердил условия Договора о продаже и покупке акций, добавив, в свою очередь, что в их приобретении крайне заинтересован известнейший российский бизнесмен, который и инициировал эту многомиллионную сделку. После некоторого Колебания, но, взяв с Насти слово, что та не станет афишировать имя покупателя, достаточно сослаться на Семена Васильевича Киреева, банкир назвал ей имя Николая Викторовича Асташкина. Конечно, она слышала о нем!
Ну что ж, значит, так тому и быть. После смерти отца Настя и слышать ничего не хотела о химкомбинате, который, собственно, и погубил его. Камшалов умер в пятьдесят шесть лет. Разве это возраст для мужчины? Вот то-то и оно..-.
А дальнейшее произошло фактически помимо ее участия. Настя была в первый раз в Париже и там открыла себе счет в "Лионском кредите". Оказалось, что его филиал имеется и в Москве, что было очень кстати. На ее счет в этом международном банке, а также и в самом "Марсе", были переведены крупные суммы за проданные акции. У кого они сейчас, ее не интересовало.
Сделка законна, и теперь она получила возможность превратить огромное и безвкусное помещение в хорошо обставленную, устраивающую ее квартиру. Все дальнейшее покажет время.
Последнюю фразу Настя произнесла со значением, пытливо поглядывая при этом на Володю. Так она назвала его, поднявшись из постели, и только так собиралась называть в дальнейшем.
"Поремский, - строго предупредил себя Владимир, - срочно делай выводы!"
Все ему было понятно. Неясным оставалось, к сожалению, главное: стрельба-то все-таки из-за чего началась? В том, что Настя сказала правду, он почему-то не сомневался. Но это обстоятельство только усиливало его подозрение, что вряд ли причиной кровавой разборки могло стать противостояние дяди и племянника Киреевых. Что-то здесь не сходилось! Ведь они же рядом стояли на похоронах Анатолия Трегубова.
Нет, тут всё сложнее, но Настя наверняка об этом даже не догадывается.
И тут он подумал о том, что ему пора сматываться. Ведь они же со Светой собирались сегодня встретиться. Не хватало только натолкнуться на свою вчерашнюю подружку у подъезда. А интересно, о чем они будут рассказывать друг другу? Вот бы послушать!
"Есть же у тебя совесть, Поремский? - снова строго обратил он свое внимание на несуществующую абстракцию. - А если есть, то что ты сидишь? Чего ждешь? Беги, пока они тебя не изловили и не устроили публичных разборок! В этом южном городе женщины слишком эмоциональны…"
Турецкий смеялся, слушая рассказ Поремского. И, может, впервые его словно укололо странное чувство, похожее на ностальгию по себе любимому - такому же, как Володька, молодому, отчаянному и нахальному. Но также, как почти полтора десятка лет назад, бесшабашность поступков тут же подверглась сухой логике анализа - все ли было сделано в пределах необходимости и нет ли здесь некоего самообмана, продиктованного эмоциями момента?
Он прослушал запись разговора с Анастасией Сергеевной, отметил для себя отдельные эпизоды ее повествования, ухмыльнулся по поводу некоторых, слишком уж явных ее интонаций, чем немедленно вверг Поремского, внимательно наблюдавшего за реакцией шефа, в краску.
Когда кассета закончилась, Александр Борисович снисходительно похлопал Владимира по плечу и заметил, что запись качественная, фактура имеется и ее следует еще раз внимательно прослушать и проработать. А потом с улыбкой добавил:
- Что ж это ты, брат, совсем загнал дамочку?
- Да с чего вы взяли? - окончательно смутился Поремский.
- А ты послушай, как она дышит. Ни фразы не произнесла без придыхания. Или это у нее такая манера разговора?
- Не знаю, я не заметил…
- Ладно, будем считать, что она всегда так разговаривает. Значит, говоришь, это не твоя, а ее была инициатива?
- Ну-у… я был, во всяком случае, не против. А с чем связан ваш вопрос?
- Исключительно с моментом истины. Хочу понять, она была искренна с тобой или, пользуясь подходящей эмоциональной ситуацией, ловко вкручивала нужную им версию? Ты-то сам что думаешь?
- А зачем ей врать? И вообще, она рассказывала об отце и об акциях как о давно прошедшей и фактически забытой части жизни, возвращаться к которой она не собирается. И вспомнила об этом только потому, что я спросил… Да и то - расслабилась от души, сняла напряжение…
- Ну, это уж тебе судить, - хмыкнул Турецкий. - О чем еще договорились? Вне протокола, - показал он на диктофон. - Кстати, было бы неплохо оформить это дело официально, на всякий случай.
- Александр Борисович, нехорошо получится, я обещал ей, что запись нигде фигурировать не будет. Да вы и сами слышали… в разговоре.
- Меня не эмоции в данном случае интересуют, а чистая фактура. Тот материал, который касается юристов, семейства Киреевых, дяди Толи, понимаешь? А насчет акций ты прав, если все было проделано по закону, нам незачем вообще поднимать эту тему. Но вот по закону ли - без четкого ответа на этот вопрос мы обойтись не можем, и в любом случае пришлось бы им заняться. Поэтому выбери нужное, оформи, как положено, а она пусть подпишет. Это и ей пойдет на пользу - мол, сама Генеральная прокуратура не имеет претензий. На будущее. Если, говоришь, она - умная женщина, значит, поймет. Ты мне пока запись оставь, я ее еще разок внимательно прослушаю… А что ты думаешь по поводу того юриста?
- Вы имеете в виду адвоката, оформлявшего сделку?
- Ну а кого же еще? Чей он, откуда взялся? Почему именно его посоветовал ей Трегубов? Вопросов к нему у нас наберется немало.
- По ходу, вы слышали, я не уточнил его фамилии, но такая возможность всегда есть. Сделаю.
- Не только сделай, но и возьми его в оборот. Либо мне отдай, я с ним побеседую. И документы по поводу той сделки изучи максимально внимательно, они должны у нее быть. Чем объяснить этот твой интерес - тебя учить не надо. Да, и последнее. Номер той "шестерки", что ты запомнил, не вымышленный, есть хозяин. Это пенсионер с Садовой, у которого, видимо, еще вечером увели машину, но пропажу он обнаружил только утром, о чем и заявил в милицию. Машина была найдена в районе Портовой улицы целой и невредимой. Типичный бандитский почерк, хорошо хоть, что не сожгли за ненадобностью, оказывается, еще совесть встречается у местных отморозков. Или ты их сильно перепугал.
- Ну да, испугались они, как же! А как нашли?
- Спасибо Владилену Егоровичу, это его ребятки постарались. А ты будь внимательнее. Зачем охрану отослал?
- Ну, торчали б они полдня под окнами, разве хорошо? А так я и за себя спокоен, и они не отсвечивали. У Рюрика как дела?
- Елагин - молодец, - ответил Турецкий, - он жестко ведет свою линию…
2
С раннего утра Рюрик вместе с сотрудниками угрозыска и двумя понятыми явился в "Белый лебедь", на виллу, где вместе с супругой проживал господин Киреев-младший.
Со стороны новой охраны, взамен той, что уже парилась в местном СИЗО, возражений не возникло. Вероятно, слухи о суровом и бескомпромиссном следователе из Москвы, который наводил на вилле шмон, достигли ушей всех сотрудников вневедомственной охраны, и спорить с москвичами никто не захотел. Просто старший наряда посмотрел документы, пожал плечами и приказал поднять шлагбаум. Он даже, как заметил Елагин, не побежал в свою будку к телефону- докладывать хозяину. Спросил только, причем без видимого интереса:
- Вы ж, говорят, вчера были? Чего еще-то надо?
- А это мы посмотрим, - ответил Рюрик и показал рукой водителю "рафика", чтобы тот ехал прямо к гаражу. И добавил уже охраннику: - А вы господину Кирееву все же сообщите о нашем прибытии. Пусть придет в гараж, ему будет интересно.
- А если его нет дома, что станете делать? - усмехнулся охранник.
- Да куда он денется? Он же под подпиской. Сбежит - себе хуже сделает.
И Рюрик пошел к дому. А охранник, снова пожав плечами, достал из кармана трубку мобильного телефона.
Юрий Петрович находился дома, осложнения с москвичами ему были совершенно не нужны, да к тому же о каждом шаге приезжей бригады ему постоянно докладывал сам генерал Шилов. Вот только об этой новой акции сыщиков Киреев не знал, и это ему показалось странным. Тем более что Федор уверял, будто у Грязнова от него нет никаких тайн. И что же получается, он о предстоящем обыске на вилле не слышал? Или узнал, но решил промолчать? Неужели и Шилов за собственную задницу испугался? Что-то они вдруг все перепугались? Вчера, совсем поздно уже, позвонил тесть драгоценный - мать его! - и для чего, спрашивается? Чтобы вежливо и просительно убедить его, Киреева, не делать резких движений, не предпринимать против москвичей акций, которые могли бы нечаянно навредить всему руководству края! Вот и корми их после этого, дармоедов трусливых!
За исключением лишь одной акции, когда у него просто нервы не выдержали и он сорвался, почуяв в недавнем еще партнере лютого врага, а с врагами разговор может быть только один, - словом, кабы не Москаленко с его угрозами, ничего серьезного, никакой вины Юрий Петрович за собой и не нашел бы. Ну а поскольку всего раз сорвался, вот и потянулась цепочка - одно за другим. А тут еще охрана - мерзавцы, лентяи, ничего поручить нельзя! Столько улик оставили, это ж уму непостижимо!
Очень он теперь сожалел, что все так громко получилось. Надо было по-тихому утопить концы в воду, самому проявить беспокойство, а не отмалчиваться, пока другие скандалили. Но жалел Юрий Петрович лишь о неудачном способе устранения соперников, а вовсе не о результате - тут-то все как раз получилось правильно. Просто надо было действовать грамотнее: те, мол, начали первыми стрелять, эти отстреливаться, стволы тем подбросить, вот пусть бы менты разбирались, кто прав, а кто виноват. А Киреев тут ни при чем! Ну, вставили бы, на худой конец, фитиль тому же Медведеву за отсутствие работы с кадрами, даже уволили бы, так разве ж его свои оставили бы без дружеской помощи? Да собственное частное охранное предприятие организовал бы! Нет, как пошло с самого начала через пень-колоду, так и закончилось сплошными неприятностями…
И еще одна навязчивая, назойливая мысль без конца сверлила мозг: а ведь подставил его родной дядька! Да еще как подставил! Однако утешала мысль, что тут все же другое дело. Бизнес - штука суровая, безжалостная. Хочешь наварить приличные дивиденды, плюй на любые родственные отношения, убирай с дороги всякое препятствие. Вот дядя Сема и плюнул, обойдя племянника на повороте, только копыта перед глазами сверкнули. Единственное, что, пожалуй, оправдывало дядьку в этой гонке, - оба они, в сущности, не так уж и для себя старались, а за свое Юрий Петрович ему бы первому глотку перегрыз. Вот поэтому, наверняка догадываясь об истинной причине смерти Толи Трегубова, дядька сам подошел на кладбище, посмотрел сочувствующе в глаза, старый волчара, Шестереву пожал руку, потом ему, Юрию, да так и остался рядом с ними до самого конца, демонстрируя публике семейное единство. Понял Юрий Петрович и для чего он так сделал - не хотел, чтобы кому-нибудь из посторонней публики могла в голову мысль прийти, будто громкие преступления в городе явились следствием внутрисемейных киреевских разборок. Вероятно, большинство присутствующих там, на кладбище, тоже именно так все и понял.
Так эти-то чего снова явились? Неужели проверить, не сбежал ли он?
Со следователем, как понял Юрий Петрович, договориться невозможно - молодой, пупок рвет, чтобы благодарность начальства заслужить. Но странно, что ему помогали местные, из конторы Федора Шилова, которые тоже смотрят злыми волчатами. И эти забыли, кто их кормит, из чьих рук они премии свои получают…
Получается, что его окружают продажные шкуры. Что в ментовке, что у Глухого с его отморозками. Звонил сегодня Федор, рассказал, как оправдывался перед ним Глухой, которому такое погоняло дали свои же за то, что тот глух к любым просьбам и жалобам. Дал он задание двоим своим "быкам" найти и сделать больно одному шустрому важняку, не милиции же этим заниматься! А те и сами жидко обгадились, и всю московскую бригаду насторожили. Им теперь генерал охрану выделил. Шилов оправдывается, что это не так уж плохо, можно без проблем следить за действиями приезжих, да только от этих наблюдений пока никакой видимой пользы. Вот же, явились, и никто об этом не знал…
Новых неприятностей Киреев не ждал, вчера ищейки каждую щель обнюхали и ничего не нашли. А может, есть то, о чем он и сам не знает? Может, все-таки об Игнате что-то пронюхали, хотя тот божился, что все сделал чисто? Ну а всякие разговоры, что кто-то что-то видел, пустяки. Это - не доказательства, а обычная болтовня. Несерьезно.
Киреев именно поэтому сам отпустил Русиева, чтоб он не маячил здесь. А вот если бы Игнат где-то прокололся, засветился, тогда на этот случай всегда имелся в запасе тот же Глухой со своими уголовниками. Игнату знать об этом не следовало. Пока он был нужен, Киреев держал его под рукой. Но если бы появилась необходимость, он ни на секунду не задумался бы дать команду Глухому заставить Игната замолчать навсегда.
Но чего менты снова хотят? Они ж на любую провокацию способны!
Решив смотреть в оба, Юрий Петрович огрызнулся на супругу, которой до всего было дело, ведь она со своим языком могла наплести таких глупостей, что потом век не развяжешься, и отправился в гараж на новый обыск.
- Для удобства при проведении следственных мероприятий, господин Киреев, - неприятным тоном, будто они были незнакомы, начал следователь, - я, с вашего согласия, включаю диктофон, запись которого будет расшифрована и передана вам на подпись.
- Валяйте. - Ему было все равно.
- Чья эта машина? - спросил следователь, показывая на запыленную "девятку", особняком стоящую в гараже.
- Моя разъездная машина.
- Кто ею пользуется?
- Любой, кому требуется выехать в город. По делу, а не на гулянку, разумеется.
- Кто и когда ею пользовался в последний раз?
- Не знаю, может, вчера, может, позавчера. Или неделю назад. Я не слежу, кто и куда на ней перемещается. Лично для меня это не имеет ни малейшего значения.
- А для кого имеет?
- Для того, вероятно, для кого имеет, - насмешливо заметил Киреев. - Не понимаю, вам от меня-то что надо? Я на этой машине вообще не езжу. Возможно, жена кого-нибудь в город, в магазин, посылала.
- Что ж, давайте пригласим вашу супругу, Юлию Георгиевну?
А вот этого совсем не желал Киреев. И он поторопился снять напряжение момента.
- Это что, очень важно, куда ездила машина?
- Неважно, если вы беретесь утверждать, что данное транспортное средство в течение… - Елагин задумчиво посмотрел в потолок, - не покидало гаража в течение двух последних суток.
Киреев взглянул на двоих своих водителей, сидящих в стороне на лавочке, те отрицательно закачали головами.
- Не покидало, - сказал он твердо. - Вот и мои водители подтверждают. Уж вчера-то точно это транспортное средство с места не двигалось.
- Меня волнует скорее позавчера, - уточнил Елагин.
- А позавчера разве что-то случилось?
- А позавчера, - с той же издевательской интонацией ответил Елагин, - в городе, господин Киреев, произошло убийство вдовы Трегубова, если слышали.
- Ах, вот вы о чем? Мне и в голову не могло прийти, что вы хотите связать эту машину с ограблением бедной женщины.
- С убийством и имитацией ограбления, - поправил Рюрик, пристально глядя в глаза Кирееву.
- Значит, у вас имеются доказательства? - хмыкнул Киреев.