Он взял длинное удилище, стоявшее в углу сеней, и, плотно прижавшись спиной к противоположной стене, продвинулся в направлении двери. Пистолет с глушителем держал наготове, а левой рукой начал наискось тыкать тупым концом удилища возле замочной скважины, хотя дверь была закрыта только на щеколду, обильно смазанную керосином, чтобы не скрипела - не лязгала.
- Сейчас, сейчас, - нетерпеливей и громче повторял он, делая вид, что в темноте неловко вставляет в скважину ключ.
И вот тут не выдержал, поторопился "исполнитель" Коня - раздался характерный щелчок, треск, и пуля насквозь прошила дверь как раз возле замочной скважины.
С ходу последовал ответный выстрел из сеней, на крыльце громко вскрикнул и покатился по ступенькам человек, а затем послышался яростный мат - нападавшие уже не сдерживали себя.
- Сука! - вопил один, тот, в которого попал Игнат.
А другой бил в дверь ногой и, стреляя - тоже через глушитель, отчего слышался только треск прошиваемого пулями дерева, повторял без передышки:
- Ну, падла, ты сам подписал себе…
Игнат вторично выстрелил наугад, но не попал, а только разозлил нападавшего. Тот заорал громче.
Под этот крик, на который наверняка сейчас сбегутся охранники, надо было немедленно уходить. Игнат это уже понял - дорога не минута, а каждая секунда. Он метнулся в комнату, подхватил свой рюкзак, в котором были сложены все необходимые ему вещи, и, перебежав в кухню, под шум на крыльце распахнул единственную створку небольшого окна. Пролезть через него можно было с трудом - он давно прикидывал такой вариант, если случится непредвиденное и надо будет тихо уходить огородами. Да теперь-то какая тишина? Весь поселок, поди, разбудили, сволочи!
В открытое окно полетел рюкзак, а затем Игнат, подставив табуретку, забрался на нее и ласточкой сиганул вперед головой в более светлый квадрат, словно в воду, чтобы приземлиться на руки и не поломаться при этом. Но прыжок получился коротким и слишком мягким. Он рухнул не на землю, а на чьи-то подставленные руки, которые немедленно жестко скрутили его - да с такой силой, что у него даже дыхание перехватило.
Игнат попробовал извернуться, дернуться, но почувствовал себя словно в железных тисках, которые мертвой хваткой держали его ноги. Он еще услышал крик на улице, с другой стороны дома, и был он громким, словно колокол судьбы:
- Всем прекратить сопротивление! Отдаю приказ стрелять на поражение!
И тут же абрис стены дома осветился ярким лучом прожектора.
- Успокоился, Русиев? - почти заботливо спросил неизвестно чей голос, и Игнат… заплакал - молча и зло: скрутили, словно козла перед закланием! Не повернуться, не продохнуть… - Поднимайте его, - приказал тот же спокойный голос. - Поехали, Сибиряк, тебя давно Ждут, с покаянием.
Кто-то, невидимый в темноте, засмеялся, кто-то, жестко ухватив его за шиворот, приподнял, другие руки подхватили за предплечья и ноги, и Игнат поплыл, спеленатый, как младенец, навстречу своей, недалекой уже судьбе…
4
Весь следующий день просидел он в одиночной камере знаменитых петербургских Крестов, а напротив него вальяжно расположился генерал, которого он видел, когда из Москвы прибыла группа следователей. Вот и этот был там, они еще с Федором Шиловым вроде как корешуют - так говорил хозяин. А теперь вот он тут. Сидит, вопросы задает, на которые Игнат, если б и хотел, все равно не стал бы отвечать. Ответить - это с ходу подписать себе "вышку", и она была бы наверняка, если б не отменили "стенку", заменив ее безразмерными сроками.
И, главное, все вопросы, задаваемые почти безразличным и сухим тоном, били в одну точку:
"Кто заказал депутатов?"
"Где спрятаны трупы убитых?"
"Кто заказал Трегубова?"
"Кто заказал его жену?"…
Можно было подумать, что исполнитель им давно известен, а теперь нужен только заказчик. Ответить на любой из этих вопросов - означашо "открыть рот", а уж открыв, его не удалось бы потом закрыть ни при каких условиях - это отлично понимал Игнат. Вот они на протяжении целого дня в буквальном смысле изводили друг друга - один скучными и однообразными вопросами, а другой - упорным молчанием.
Генерал, видно, ждал чего-то. Поэтому не уходил, не давал Игнату даже краткой передышки - сосредоточиться на том, что произошло ночью, рассудить, как такое вообще могло случиться, - чтобы найти хотя бы малый, но приемлемый для себя выход из того черного тупика, в котором оказался.
Главный вопрос, который его мучил сейчас больше всего, - это кто его сдал?
Хозяин, которому он сам зачем-то сообщил о месте своего пребывания? Недаром именно от него передали привет эти суки, явившиеся по его душу…
Или Шустрый? Он, видно, так Игнату и не поверил, а, наоборот, испугался за свою шкурную жизнь, встретив человека, которого сам же в свое время и продал? Ведь и его тоже упомянули убийцы, точнее, какую-то его маляву. А им, оказалось, и надо-то было, чтобы он, лопухнувшись, просто приблизился к двери, после чего его можно было "мочить" без всякой пощады…
Так, значит, Шустрый их нанял?
Но тогда каким образом рядом с домом оказались менты, да в таком количестве, что скрыться от них вообще не было никакой возможности? Или опять же это Шустрый сдал, который устроил ему здесь ловушку?
А зачем посылать еще и киллеров? Менты бы и сами справились, ну потеряли бы двоих-троих, не без этого - Игнат дорого продал бы им себя… Нет, что-то не сходится…
Трудная это работа - думать, анализировать, особенно когда напротив тебя сидит генерал и скучным голосом, как заведенный, задает одни и те же вопросы. Измором, что ли, берет?
Кто еще мог знать, где он? Да никто! Двое всего и знали, значит, грешить придется на одного из них. Или на обоих?
А как тогда хозяин на Шустрого вышел? Они ж отродясь знакомы не были…
Сплошная путаница, дикий кроссворд, в котором совершенно невозможно разобраться.
Понял наконец Игнат, чего ждал генерал - телефонного звонка. Ишь, как сразу обрадовался!
- Несите ко мне, - сказал так, будто ему где-то там богатый подарок приготовили.
Можно было бы попробовать, конечно, приделать генерала, сила-то в руках еще осталась, да ее никто из него и не выбивал - даже наручники сняли. Но генерал наверняка был при оружии, и их разделял стол, привинченный к полу. Нет, не стоило, пожалуй, сейчас зря рисковать - здоровый генерал, как кабан, такого с ходу не заломаешь. Зато конвоиры смогут тогда хорошо потрудиться над ним, и уж оков больше не снимут как пить дать…
В камеру вошел рослый конвоир, взглянул на Игната с подозрением и положил перед генералом папку. Тот, кивнув, отпустил его и раскрыл папку. Читал недолго, быстро переворачивая исписанные авторучкой страницы, - видел Игнат и понимал, что это, скорее всего, протоколы допросов его неудавшихся убийц. Интересно, кто же все-таки?..
Закончив чтение, генерал удовлетворенно хмыкнул и, посмотрев изучающе на Игната, сказал с иронической усмешечкой:
- Закурить хочешь? Или не куришь?
Игнат отрицательно покачал головой.
- И правильно! - странно развеселился генерал. - Слышал небось, как одного такого же чудика вроде тебя вели на виселицу и кто-то предложил ему в последний раз затянуться. А он отказался, сказав, что боится заболеть раком легких! - Довольный генерал рассмеялся. - Ну, как хочешь, твои проблемы
А теперь вернемся к моим. Так повторить вопросы или ты сам их уже запомнил до конца дней своих?
Игнат промолчал, лишь индифферентно пожал плечами - не знаю, мол. Не интересуюсь этим вопросом. Генерал Грязнов понял смысл немого ответа.
- Тогда скажи другое: наверняка тебе интересно узнать, хотя это твое знание в конечном счете ничего в судьбе твоей не изменит, кто тебя заказал, да?
Игнат показал движением бровей, что и это ему, в общем, безразлично.
- Ладно, не буду томить, мы ж тоже люди, понимаем… Ну вот, - хлопнул он тяжелой ладонью по папке, - допросили тут твоих "крестников". Они назвали имя того, кто их послал. Взяли и его. Он поначалу вроде тебя отмалчивался, но когда объяснили - понимаешь? - во что ему обойдется его упорное молчание, тут он с ходу оценил все многочисленные выгоды вежливого разговора со следователем. Сказать? Или тебе уже все равно?
- Скажи, - это было первое слово, которое Игнат произнес за целый день.
- Ну, тогда смотри, какую я тебе сейчас интересную картинку нарисую. Только у нас так: ты - мне, и тогда я, стало быть, тебе, и никак иначе. Впрочем, сейчас ты сам все поймешь… Про Коня чего-нибудь слышал? Местный питерский авторитет.
- Нет.
- Наверное, и он про тебя - тоже. Во всяком случае, до вчерашнего дня. Пока ему не позвонил Глухой… Знаешь, надеюсь, такого?
Игнат помолчал и кивнул:
- Знаю.
- А хозяин твой его тоже знает?
- Не знаю, его дела.
- Я думаю, известен он ему, и достаточно хорошо. Потому что Глухой звонил позавчера Коню и передал ему твой адрес. Точнее, адрес дачи Шустрого, у которого ты тайно остановился, чтобы переждать непогоду на улице. А вот откуда, сам подумай, Глухой мог знать адрес этой дачи? Ты ему разве говорил? А он, мало того, что передал сюда твое цветное фото по факсу, так еще и гонорар перевел в Питер. Вчера поступили на валютный расчетный счет Коня - проверено - двадцать тысяч долларов. Не очень дорого, как видишь, они тебя оценили. Хотя киллеры, одному из которых ты ухитрился жопу насквозь прострелить - это ж надо! - утверждают, что им Конь обещал только по штуке на рыло. Не густо, верно?
Игнат неожиданно для себя кивнул.
- Вот видишь! Но если Глухой ничего про твое путешествие в Питер не знает, то откуда у него оказались твое фото и адрес дачи? Подумай, время у тебя теперь есть. Кому ты говорил об этом?
- Хозяину, - мрачно ответил Игнат, словно решившись на тяжкое для себя признание.
- То-то и оно, - вздохнул с пониманием Гряз-нов. - А теперь я тебе объясню, почему он так с тобой поступил, хочешь знать?
- Хочу, - не отрывая взгляда от пола, ответил Игнат.
- Все открывается просто, Игнат… как тебя по батюшке?
Нарочно спросил Грязнов, мог ведь посмотреть в деле, но не стал, пусть говорит арестованный, надо, чтоб слова из него сами лились.
- Харисович.
- Вот я и говорю, Игнат Харисович, набрали мы на тебя столько неопровержимых улик, что деваться тебе от них некуда. Все арестованные охранники сдали тебя с потрохами. И ты теперь среди них вроде паровоза. Ну, скажу тебе, это понять я еще могу. На хрена им брать кровь на себя, когда уже есть готовый преступник, сорвавшийся в бега, верно? Во всяком случае, логично, так я думаю… Поэтому на тебе теперь столько трупов, что ни один суд присяжных не поверит в твое раскаяние. Разве что следствие как-то поможет. Но с ним, тебе известно, сотрудничать надо, только тогда… Такие вот дела. Иначе пожизненное. Короче говоря, когда твоему хозяину добрые люди доложили о том, какой на тебе груз висит, он, полагаю, без размышлений принял единственно правильное для себя решение. А состояло оно в том, чтобы заставить тебя замолчать окончательно и тем самым списать на тебя все грехи, включая собственные. Подумай, в этих моих размышлениях тоже есть истина. Времени у тебя немного есть, а я пойду. Будем тебя этапировать в родные края. Может, даже уже сегодня вечером. А захочешь чего рассказать, я неподалеку. Думай, а то у вас там, в "крытке", тебе вряд ли дадут поразмышлять, так и до суда не доживешь, а я тебя, Игнат Харисович, специально охранять не буду. Потому что не хочу, не нравишься ты мне, понял? Торопись…
Грязнов, нарочито кряхтя, поднялся с табуретки и ушел из камеры, после чего на двери громко лязгнул замок.
До самого вечера молчал Русиев. Охранявший его сотрудник милиции сказал, что он безостановочно метался по камере, словно дикий зверь в клетке. Но когда за ним пришли двое конвоиров, чтобы пристегнуть его к себе наручниками и выводить в автозак, дожидавшийся во дворе, он спросил:
- Куда меня?
- В самолет, - ухмыльнулся конвоир, хотя мог бы и не отвечать на вопросы, но Грязнов предварительно проинструктировал их обоих. - На вечерний рейс, с большой охраной полетишь, как "крутой".
Игнат словно успокоился. Спросил только: полетит ли генерал? И добавил, что хочет с ним поговорить.
- А уж это он сам решит, надо ему с тобой базар затевать, или пошел бы ты, - грубо ответил второй охранник.
В аэропорту Игната сразу провели в отдельную комнату без окон, где места тюремных конвоиров заняли двое сотрудников уголовного розыска, которым предстояло сопроводить преступника до места назначения. Вскоре там же появился и Грязнов, сказав, что через пять минут они Могут идти на посадку. Потом посмотрел на Игната и добавил:
- В целях обеспечения вашей же безопасности, прошу никаких резких движений не совершать.
- Я поговорить хотел… - опустив голову, пробурчал Игнат.
- Знаю, мне доложили. Вот сядем в самолет, тогда и поговорим.
Грязнов был верен своему слову. Когда Русиева на аэропортовской "Волге" доставили прямо к трапу, посадка еще не началась. Сыщики вместе преступником поднялись на борт, прошли в самый хвост самолета и устроились в последнем ряду. Один опер сел к иллюминатору, рядом посадили Русиева, а на место второго опера, который отстегнул наручник на левой руке Игната, уселся Грязнов. Сам же оперативник сидел впереди, создавая как бы "мертвое пространство" вокруг группы.
- Говоришь, есть о чем потолковать? - спросил Грязнов, застегивая на животе Игната пряжки ремня безопасности и пристегиваясь сам. - Если по делу - давай, а так - у меня нет интереса.
- Хочу явку с повинной, - неожиданно произнес Игнат.
- Ты хорошо подумал? - после паузы спросил Грязнов.
- Подумал. Могу под протокол все рассказать или на диктофон запишите. Если руку отстегнете, сам "явку" напишу, мне терять нечего.
Прикинув, Грязнов велел оперативнику поменяться с арестованным местами и пристегнуть к себе его левую руку, оставив свободной правую, чтобы тот мог писать. Спросил только, как бы в шутку:
- А ты писать-то умеешь?
Ух, какой уничижительный взгляд кинул на генерала Игнат. Но промолчал. Принял от Грязнова несколько листов бумаги, ручку, а охранник помог ему опустить столик, чтоб писать было удобнее.
Вячеслав Иванович немного успокоился - зажатый в углу, Игнат никуда не денется. Но все равно приходилось в течение всего полета быть настороже. И не дремать, хотя в сон, честно говоря, клонило.
Когда Игнат заканчивал очередную страницу, Грязнов забирал ее и тут же прочитывал.
Писал он, конечно, безграмотно, делая большое количество орфографических ошибок, да и о синтаксисе не имел понятия. Корявые фразы поначалу раздражали. Но потом Грязнов втянулся, перестал обращать внимание на мелочи. И вот какая стала вырисовываться картина.
Игнат, рассказывая вначале свою нелегкую биографию, не забыл упомянуть про тяжелое детство, безотцовщину и, разумеется, отрицательное влияние улицы.
Первая судимость появилась у него еще во время учебы в школе - попался на обычной карманной краже. Но когда потерпевший попытался задержать его, ударом кулака Игнат сбил того с ног, да так, что человек попал на больничную койку. Дали Русиеву всего полтора года, которые он полностью отсидел в колонии для малолетних преступников.
В школу, естественно, после этого не ходил, работал на подхвате, где придется. Пил, гулял. Подошел срок и загремел в армию, никто и не посмотрел на его прошлое. От традиционных солдатских издевательств спасало то, что он вырос крепким и выносливым. Потом попал в Афган, где почти год провоевал, получил контузию, после которой с тех пор иногда случались припадки, даже сейчас бывали - при сильном волнении. И остался полностью не у дел. Словом, типичная поломанная судьба многих неустроенных в жизни молодых людей.
Надо было жить, но непонятно как и на что. Мать умерла, когда он сел еще в первый раз, жилья тоже не осталось - пока воевал и лечился, "добрые люди" продали старый домишко. Но Игнат не сдавался, пробовал устроиться на работу, а его не брали. Кому он был нужен без жилья, без специальности, без знакомых.
Выход нашелся, когда попал в компанию таких же, как он, парней, имевших все основания ненавидеть скороспелых богачей, ринувшихся в перестройку. Взяли одного бывшего "цеховщика", кавказца, ставшего процветающим русским бизнесменом, и выбили из него в буквальном смысле свой гонорар. Поняли, как это нетрудно, повторили раз, другой, третий и, наконец, попались. Судили уже как организованную преступную группу. Но судья сжалилась над припадочным Игнатом - прочитала про Афган, контузию, жизнь поломанную и сократила срок до пяти лет.
А про третью судимость, когда взяли с Шустрым валютный обменник е теперь, оказывается, всем известно. Действительно стрелял в охранника, хотел просто припугнуть, чтоб не совался, но тот, козел, ринулся отнимать пистолет, ну и нарвался на случайный выстрел. Но ведь не смертельный же.
Получил новый срок. Когда после отсидки вышел на волю, кореша подсказали, что можно приткнуться в охрану, если договориться с начальником и не афишировать своего прошлого.
Короткое время проработал в ЧОПе, в котором директором был доверенный человек Юрия Петровича Киреева. Вел себя прилично - не курил, не пил, с девками был осторожен. Может, этим и приглянулся новому хозяину. Киреев приставил его к своей жене - ездить за ней повсюду и не разрешать совершать глупости. А она, когда выпивала лишнего, начинала орать, посуду бить, оскорблять всех вокруг. Вот тогда ее следовало брать в охапку и спокойно класть в машину.
Все бы хорошо, да только хозяин, видя, как спокоен и послушен телохранитель, стал поручать ему некоторые свои делишки - морду там начистить кому следует, припугнуть при случае одного-другого, ну и так далее. С оружием дел старался не иметь. Да и не любил этого баловства еще с Афгана. Тем более что он мог, если надо, голыми руками свернуть человеку шею.
А с Трегубовым получилось так, что просто другого выхода не нашлось.
Вице-губернатор ворвался в кабинет Шестерева, когда там сидели Киреев с Шиловым, и начал им угрожать. Требовал у Шилова, чтоб тот немедленно арестовал губернаторского зятя и его личного охран-ника-убийцу.
И когда он ушел, так ничего не добившись и пообещав сегодня же выступить в Законодательном собрании и разоблачить преступную шайку во главе с самим губернатором, вот тут, видимо, у всех лопнуло терпение. И Киреев передал своему охраннику личное приказание губернатора - заткнуть рот опасному крикуну. Что Игнат, мальчик? Не понимал разве, чего от него требовали? Да он и сам, оказывается, уже приписан к этой компании. К тому же ослушаться Киреева, не говоря о самом губернаторе, - значит, подписать себе приговор.
Прочитав этот абзац, Грязнов спросил у Игната, получал ли тот гонорар за такую работу. И если да, то в каком размере? Надо обязательно указать.
Игнат подумал и сказал, что напишет в конце.
- А про стрельбу на усадьбе почему ничего не пишешь? - снова спросил Грязнов. - Трегубов - это ведь недавно, тех-то людей убили раньше.
Игнат подумал и согласно кивнул.