- Уехали и… пропали. Сам Киреев, как мне уже доложил Мишин помощник, дома отсутствует, вроде он даже чуть ли не в Москву вылетел, а вот товарищи, которые к нему отправились, пропали. Никто из них дома не ночевал, и на службе они тоже сегодня не появились. Это те, о ком я успел узнать, - поправился Михаил Матвеевич. - По городу идут разговоры о ночной стрельбе, которую, кстати, я своими ушами слышал. На этот счет есть немало свидетелей. И никакие это, товарищ подполковник, не петарды были, а самые натуральные автоматные очереди. Все, вместе взятое, вынуждает меня задать вам необходимые вопросы…
- Я жду, задавайте! - довольно грубо перебил его начальник.
- Я хочу знать, станете ли вы проверять рапорт того наряда милиции, который выехал для проверки информации, поступившей к вам от товарища Кваснюка? Почему я спрашиваю об этом? Потому что в рапорте есть противоречия. И я смею предположить, что никакой тщательной проверки вообще не проводилось.
- С чего вы взяли? - нетерпеливо спросил подполковник, хмурясь. - И вообще, какое вам до этого дело? Вы собираетесь проводить собственное расследование? И кто вам дал такое право?
- Не боги, товарищ подполковник, горшки обжигают. А потом в городе есть немало толковых специалистов. Только деньги плати, они тебе черта лысого достанут.
- Ну, если вы собираетесь лысых чертей искать, - с сарказмом заметил начальник, - можете этим заниматься сколько вам угодно. Однако есть установленный законом порядок. У вас вопросы? Сомнения по поводу тех мероприятий, которые проводил милицейский наряд? Пишите заявление на мое имя, мы рассмотрим в том порядке, в каком рассматриваются все без исключения жалобы и заявления населения, а потом решим, какие следует принять меры. Обстоятельства покажут, что нужно. Проводить расследование или ограничиться опросом свидетелей. У вас все?
- Заявления должны поступить от каждого лица отдельно?
- И много у вас лиц?
- Да вот, думаю, не меньше семи - по числу пропавших людей.
- Сумасшедший дом… - неизвестно кому сказал подполковник.
В этот момент зазвонил его телефон. Он снял трубку, кивком показав Москаленко, что тот может быть свободен. Но Михаил Матвеевич, оскорбленный таким невниманием к себе, даже приподняться не успел, как вскочил сам начальник.
- Кто?! - заорал он в трубку. - Как? Где?! - и почему-то выпученными глазами посмотрел на посетителя. - Немедленно выезжаю!
Он швырнул трубку и, хрипло выдохнув, сказал старику:
- Ну вот, докаркались… Убийство! На глазах у десятков людей!
- Как? - вырвалось у Москаленко.
- А как у нас убивают?! - взорвался подполковник. - Из пистолета! Из автомата! Из пушки! Из танка, мать их! Освободите кабинет!
- Так надо писать на ваше имя, Степан Лаврентьевич? - спокойным тоном спросил старик. - Или лучше сразу в прокуратуру?
- Да делайте вы что хотите! - закричал подполковник и выскочил наконец из-за стола.
Москаленко вышел, спустился на первый этаж, подождал, пока начальник выбежит из здания, и обратился к дежурному Мамонову:
- Вот видишь, сынок, не обманывало меня предчувствие. Я разговаривал с твоим начальником, как раз в кабинете его сидел, когда ему позвонили и сказали, что убили, как я понял, кого-то очень важного. Вот подполковник и умчался.
Старлей даже рот открыл от такого известия.
- Разрешил он мне своими глазами взглянуть на тот рапорт, сынок, который написали Замошкин с Кругловым. Ты уж покажи его мне, сделай милость.
Дежурный механически взял книгу записей, пролистал ее и протянул старику. И Михаил Матвеевич, достав из кармана листок бумаги и авторучку, старательно переписал сообщение Кваснюка о ночной стрельбе, зафиксированное дежурным Шкодиным в 23 часа 35 минут, а затем и вложенный между страницами рапорт старшего милицейского наряда лейтенанта Замошкина, подписанный им самим, водителем сержантом Кругловым и троими охранниками на вилле Киреева - Ореховым, Старостенко и Лютиковым.
Но тут дежурному позвонил подполковник Весел-ко и приказал оперативной группе ОВД немедленно выезжать на место преступления, к универсаму "Кубань". И старлею Мамонову стало совсем не до Москаленко.
5
Анатолий Юрьевич Трегубое был разъярен, как говорится, до полной невозможности. Он не вышел, а словно вырвался из кабинета губернатора Шестерева, где заседала эта проклятая троица - сам губернатор, его зятек, больше напоминавший бандитского пахана-отморозка, и начальник краевого Управления внутренних дел Федька Шилов. Последнего он сам же и рекомендовал на этот пост в министерстве, когда Шестерев, претендовавший на губернаторское кресло, позвал его, Трегубова, тогдашнего начальника ГУВД, баллотироваться в паре с ним на пост вице-губернатора. Говорил еще, что поддержка Москвы обеспечена. А здесь, в крае, им помогут его собственный зять-бизнесмен и Шилов, если того назначит Москва. Помогли, еще как!
Зато оказалось, что губернатор, будто в оплату услуг, ничего сам лично не мог предпринять в крае без консультаций и указаний этой спевшейся парочки. И своему вице-губернатору не позволял ничего "не согласованного". Такое положение давно уже осточертело Анатолию Юрьевичу, но он все почему-то не решался сделать решительного шага.
И вот последняя капля переполнила чашу его терпения.
Хорошо зная, что до губернатора дозвониться невозможно, местные жители предпочитали со всеми своими жалобами обращаться к нему, Трегубову, помня, что на посту начальника Главного управления краевой милиции тот вел себя вполне прилично и спуску бандитам, прилипавшим к разнообразному и богатому хозяйству края, не давал.
Оказалось, что о вчерашней ночной перестрелке, которая якобы происходила если не в самих владениях губернатора, то поблизости от его шикарной виллы, построенной на берегу водохранилища, уже знали многие. Как пронеслись слухи и о том, что Правобережная милиция смотрит на это дело сквозь пальцы и расследования проводить не собирается. Ну, так это или нет, еще предстояло выяснить. Подполковник Веселко, с которым Трегубов утром уже беседовал, что-то вякал по поводу того, что все у него под контролем, хотя явно не владел ситуацией. В прокуратуру пока тоже никто не обращался, все ждали, что скажет милиция. А она отмалчивалась, будто вокруг решительно ничего не происходило.
Дозвонившиеся товарищи с химического комбината сообщили, что народ на предприятии очень взволнован. Все ждали объяснений, куда пропали выбранные ими делегаты для переговоров с Киреевым-младшим, ловко и упорно скупающим акции этой акционерной компании. Они все исчезли, причем вместе с депутатом Москаленко, который также владел небольшим пакетом акций этого крупнейшего в крае предприятия и выступал против наглых притязаний губернаторского зятька.
Кстати, и вилла, где должны были состояться переговоры, по сути, принадлежала не губернатору вовсе, а его зятю, хотя мало кто в городе об этом знал. Точнее, в первую очередь дочери губернатора, а уж потом - ее мужу.
Желая получить немедленный ответ на свои вопросы, представители комбината угрожали провести собственное независимое расследование и потребовать строжайшего наказания официальных лиц, скрывающих от народа правду.
Заявление было серьезным, оно могло вызвать не только в самом крае, но и далеко за его пределами опасную волну, которая сразу накроет и губернатора, и его компанию, куда невольно входил - так уж получалось - и Анатолий Юрьевич.
Вот с этим известием он и явился к Георгию Владимировичу, где застал всю троицу в сборе.
Разговор у них до прихода вице-губернатора был определенно очень серьезным. Сам Георгий Владимирович сидел красный как вареный рак. А у обоих его оппонентов глаза были злыми просто до неприличия.
Анатолий Юрьевич понял, что появился не ко времени, но и от губернаторских прихлебателей ничего скрывать не собирался. Напротив, им совсем не помешало бы услышать, что о них говорят окружающие.
И он, не тая ничего, выложил всю информацию губернатору, после чего потребовал принятия немедленных мер со стороны как милиции, так и краевой прокуратуры. Народ, добавил он, уже написал заявление в Генеральную прокуратуру, указывая на правовой беспредел, процветающий в крае с легкой руки… Он не стал называть поименно тех, кого имели в виду работники комбината, так как присутствующие в кабинете и сами это прекрасно знали.
Глаза Киреева-младшего прямо-таки горели звериной ненавистью. "Нечего, - думал Трегубов, - то ли еще будет!" А генерал-майор Шилов, наоборот, казался вялым и скучным. Он, кивая, слушал страстную речь Трегубова, но было видно, что все сказанное ему просто до лампочки. Ничего он не станет предпринимать, не будет проводить никаких расследований и, вообще, постарается спустить дело на тормозах. Вот это и взбесило Трегубова. Не открытая ненависть Киреева, а холодное равнодушие главного краевого мента, которого Анатолий Юрьевич на свою же голову и "проводил" в министерстве.
Не видя реакции и со стороны Шестерева, который лишь выжидательно посматривал на Шилова с Киреевым, вице-губернатор заявил, что слагает с себя служебные полномочия, но прямо сегодня поставит в Законодательном собрании вопрос об импичменте действующему губернатору. С этими словами покинул кабинет.
Он чувствовал, точнее, хотел верить, будто губернатор поймет, что его предупреждение - не пустой звук. Поэтому, зная, что в Законодательном собрании скоро должен закончиться перерыв, решил отправиться именно туда, чтобы во всеуслышание объявить депутатам о своем решении. Уж ему-то на фоне слухов, расползающихся по городу с немыслимой быстротой, слово предоставят без всяких предварительных условий!
Водитель спросил, куда ехать. Сидевший в "Волге" на заднем сиденье Трегубов с вопросительным недоумением посмотрел на него, потом понял, что, задумавшись, забыл сказать шоферу о своих дальнейших планах.
- Погоди, - сказал Анатолий Юрьевич, сосредоточившись, - у них сегодня заседание проводит, кажется, Густов, заместитель председателя. Я позвоню ему и предупрежу, чтобы мое появление и в самом деле не стало неожиданностью.
Со служебного телефона он соединился с Законодательным собранием. Но секретарша, узнав, кто звонит, сообщила, что Сергей Иванович еще не вернулся с обеда. Спросила, что ему передать.
Трегубов в свою очередь спросил у нее номер мобильного телефона Густова, и секретарша продиктовала.
Анатолий Юрьевич говорил с заместителем председателя кратко. Он сообщил о своем решении выступить в Законодательном собрании с информацией по поводу будоражащих город слухов. Просил в порядке исключения предоставить ему десять минут для сообщения и столько же для ответов на возможные вопросы. Густов не возражал, его и самого мучила неизвестность. Условились на пять часов вечера, когда должно было состояться последнее заседание, на которое обычно депутаты являлись в полном составе.
- Так, - сказал Анатолий Юрьевич, - ну, времени у нас с тобой, Валентин, еще навалом. Давай-ка подъедем к универсаму, я присмотрю себе галстук, а то выступать перед депутатами с распахнутым воротом не прилично, верно?
- Вы правы, - согласился водитель и тронул машину.
Они проехали по центральному проспекту и остановились прямо у входа в новый универмаг, играющий по фасаду многоцветными огнями.
- Подожди меня здесь, - сказал Трегубов и легко выпрыгнул из машины. - Ровно пять минут!
Через пять минут Анатолий Юрьевич вышел из универмага, поглаживая рукой яркий, полосатый, символизирующий цвета российского флага, новенький галстук. Посмотрел на часы.
Он стал спускаться по ступенькам к своей машине, но его окликнули из другого автомобиля, припаркованного позади "Волги":
- Анатолий Юрьевич! - Из-за опущенного стекла серой "девятки" ему призывно махал рукой водитель.
Трегубов пригляделся и узнал… телохранителя губернаторской дочки Юлии. Она часто вместе с этим коротко стриженным парнем, которого, кажется, зовут Игнатом, появлялась в приемной отца.
"Чего ему-то надо? - с недоумением подумал Анатолий Юрьевич, не помышлявший ни о какой опасности. Однако ноги, словно сами, понесли его в сторону "девятки". А водитель, склонившийся над рулем, даже не повернулся.
- Какие проблемы? - строго спросил Трегубов у Игната, который непонятно почему широко улыбался ему.
- Это не у меня проблемы, - негромко сказал Игнат, - а у тебя, Толя!
Трегубов изумился от невиданной фамильярности. Брови его поползли вверх, а рот растерянно открылся.
С этим выражением на лице он и рухнул на тротуар, не услышав ни выстрела, сделанного почти в упор, в середину его лба, из пистолета с навинченным на ствол глушителем, ни вскрика испуганной женщины, отпрянувшей*в сторону от падающего тела, ни рева форсированного двигателя "девятки", рванувшей с места…
Глава вторая
НЕПРИЯТНОЕ ЗАДАНИЕ
1
- Александр Борисович, зайдите, пожалуйста, ко мне, - сказал Меркулов и положил телефонную трубку.
Что случилось? Турецкий кинул свою трубку на аппарат и задумался. Вопрос, который он себе задал, был серьезным и наверняка имел не самые приятные последствия. Подчеркнуто вежливое обращение Константина Дмитриевича могло означать одно: зам генерального прокурора по следствию приготовил ему какое-то "тухлое" дело, которое чести, что называется, не принесет, но у жизни отнимет многие ее драгоценные часы, не говоря о днях, а возможно, и месяцах. Что это значит? Это значит то, что старший помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий должен сейчас, в ближайшие минуты, найти способ отвертеться от очередного "ласкового" предложения Кости. Сослаться на безумную загруженность, на головную боль… да на что угодно. И вид при этом иметь неприступный и вместе с тем брюзгливый, что всегда действует на собеседника отрицательно. Немногие желают после этого продолжить уговоры.
"А может, у него там сидит кто-нибудь из начальства? - пришла в голову совсем простая и потому неожиданная мысль. - И Костя просто не хочет демонстрировать наших дружеских отношений?" Это, вообще-то, меняло дело.
Турецкий поднялся и, нарочито кряхтя, на всякий случай приготовил себя к демонстрации при посторонних своего неуступчивого, упрямого, неприятного - словом, тяжелого характера.
Клавдия Сергеевна, много лет проработавшая секретаршей у Константина Дмитриевича, расплылась в благожелательной улыбке, увидев мрачно озабоченного Турецкого. Он не хотел реагировать, чтобы ненароком не расслабиться и не сдать своих позиций. А то, что Клавдия просто обожает "Сашеньку", об этом давным-давно знала вся прокуратура. Хотя и предметом для плоских шуток тоже не становилась - Турецкий умел быть очень жестким, когда дело касалось чужого вмешательства в человеческие чувства.
- Привет, - морщась, кивнул он. - Что там у них?
- Зам генерального по Южному Федеральному округу, - с готовностью доложила секретарша. - Какие-то темные дела у них творятся, Сашенька, - почти шепотом произнесла она. - Он велел мне Рюрика с Володенькой предупредить, чтоб тоже были готовы явиться к нему, когда этот, - она кивнула на дверь, - уйдет.
Так, час от часу не легче, понял Турецкий. Если уж Костя заранее готовит Елагина с Поремским, значит, дело действительно серьезное. Ну и как быть? Продолжать упорствовать? Или постараться хотя бы выторговать себе побольше народу в помощники? Тут тоже серьезный вопрос: с кем работать, если дела в Южном округе - а это, по сути, два огромных края и весь Северный Кавказ - "какие-то темные", по выражению Клавдии.
- Пойду на Голгофу, - разведя руки в стороны, печально сказал он и постучал в дверь Меркулова.
- Да иди, они уже ждут! - громче зашептала секретарша.
И Турецкий с потерянным видом открыл дверь.
У длинного стола для заседаний, по обе его стороны, друг напротив друга, сидели Костя и Иван Гаврилович Щукин, заместитель генерального прокурора, назначенный совсем недавно в Южный Федеральный округ. Он, кстати, тут же привстал и первым протянул вошедшему руку. Александр Борисович вяло пожал ее, кивнул. Потом перевел печальный взгляд на Меркулова. Но Костя был сух и официален.
- Садись, - он показал на стул рядом с собой. - И вообще, сейчас не время.
- Вы о чем, Константин Дмитриевич? - непонимающе спросил Турецкий.
- Уговорами заниматься, - довольно резко ответил Меркулов. - Настроение демонстрировать. Потом, все потом.
- Как прикажете, - скорбно отозвался Турецкий.
- Александр Борисович, сосредоточьтесь, пожалуйста! У нас мало времени!
Это были хотя и не новые для Кости интонации, но непонятно, в связи с чем он так старательно демонстрировал сейчас свою руководящую суровость. И уж перед Турецким этого ему делать тем более не следовало. Или он уже догадался, что начнутся отнекивания, и захотел все сразу расставить по своим местам? Что ж, пора сменить тактику, можно действительно "заболеть".
И Меркулов, видимо поняв, что он немного переборщил, сменил тон.
- Я в двух словах изложу тебе цепь событий, чтобы не заставлять Ивана Гавриловича повторять одно и то же. Он уже докладывал генеральному весьма подробно. И снова повторяться острой нужды нет. Итак… Ты газеты в последнее время просматривал?
- Именно просматривал. А читать совершенно нет времени, - мстительно уколол Турецкий.
- Ну и то хорошо. Значит, тебе в общих чертах известно, что нынче творится на Кубани.
- А что? Опять наводнение? - серьезно спросил Александр, чем едва не вывел Меркулова из себя.
Но Костя помолчал, потом взглянул на Щукина, старательно прячущего улыбку, готовую разлиться по его загорелому лицу, и, тяжко вздохнув, укоризненно покачал головой. Пробормотал нечто похожее на "детский сад". Но хмуриться больше не стал.
- Хуже, Саня. Похоже, что в краевых властных структурах все поголовно погрязли в коррупции…
- Не думаю, что это опаснее наводнения, - заметил Турецкий.
- Не остри, пожалуйста. Исчезли бесследно семеро известных в городе людей во главе с депутатом Законодательного собрания. Есть подозрения, что все они убиты, а тела их вывезены за пределы города. На следующий день после этого события, взволновавшего всех жителей, посреди бела дня в центре города демонстративно расстрелян вице-губернатор, который ранее возглавлял краевое управление милиции. И все подозрения, так или иначе, сходятся на том, что эти дерзкие убийства совершены по указанию зятя губернатора, некоего Киреева, владельца ряда крупнейших предприятий в крае. Олигарха, так сказать, местного розлива, по некоторым данным, связанного с криминальными кругами. По тем же данным, в основе этих кровавых событий лежит очередная переделка собственности.
- А этот, как его… Киреев, уже сидит? - поинтересовался Турецкий.
- Киреев не сидит, - вмешался Щукин. - Вы позволите, Константин Дмитриевич?
- Пожалуйста. - Костя охотно передал ему "бразды правления".