Игра по крупному - Фридрих Незнанский 11 стр.

"У нас, скажи ему, совпадают в каком-то на­правлении интересы, - сказал Костюха. - Ему бы хотелось, чтобы Баку вообще не было, чтобы без всякой там конкуренции, я правильно пони­маю?"

"Ваш брат немного преувеличивает, - сказал ибн Фатали, выслушав перевод. - Совпадение в том, что мы не хотели бы менять наших импор­теров - страны Запада".

"Ну а я о чем? - хмыкнул Русый. - Пусть нефть пойдет через Россию, я правильно понял? А не напрямую через Иран или Турцию. Тогда мы ее сделаем подороже. Понимаете? Нефтепро­вод длиннее, уж мы там накрутим цену. И ника­кой конкуренции... "

"Здесь, как я понимаю, ваш интерес уже со­впадает с интересом государственным? - спро­сил ибн Фатали. - А не только с моим?"

"И только так! - воскликнул Костюха. - Мы ж патриоты, правильно? Вы у себя, мы у себя. И пока все совпадает, вот как ты только что сказал, будем дружить за милую душу. А как распались интересы - жопа об жопу, и кто дальше отско­чит! Так и переведи ему".

"Еще не так поймет..." - засомневался Леха.

"Поймет, поймет... Пока мы ему нужны, все поймет как надо! И забудет, что он с турками одной веры".

"Ваш брат своеобразно понимает сущность мировой политики, - засмеялся ибн Фатали. - Но в целом - верно. Если бакинская нефть, про­пущенная через российский нефтепровод, станет хотя бы на два-три процента дороже, это укрепит наши позиции".

"Вот именно, - сказал Костюха, выслушав перевод. - Можем еще больше приподнять, скажи ему. Дадим армянам танки, подбросим боеприпасы, купим для них добровольцев... А как в Карабахе все возобновится, сразу бакинские акции полетят вниз".

"Тут нужно чувство меры, - остановил его ибн Фатали. - Когда я говорю о двух процентах, я говорю об оптимальной для нас цене. Но если бакинские власти поведут не ту политику, либо Турция или Иран уговорят их на свой вариант... "

"Какая Турция, какой Иран! - воскликнул Костюха, что-то жуя. - Да объясни ты ему! Те же братья чеченцы рванут пару раз нефтепровод где надо! А потянут через Сухуми, возобновим по­ставки оружия абхазам! Долго ли умеючи? Тут другая проблема, объясни ему. Что делать с этим наследником здешнего престола? Чеченцы у него пасутся, из рук его кормятся, может, как-то их использовать, чтобы закрыть проблему?"

"Боюсь, этот разговор здесь неуместен", - от­ветил ибн Фатали, понизив голос.

"Понял! - заявил Костюха. - Все понял. Потом, значит, после. Потанцевать, значит, снова захотелось? Ух и баба! Сам бы с ней про­шелся туда-сюда. Но нельзя, дипломатический этикет. Значит, скажи ему... Пусть идет потанцу­ет, а мы подождем его здесь. А после вместе уедем. К нам поедем или к нему, разницы ника­кой. И там продолжим".

Солонин остановил запись.

- Прокрутить? Дальше опять его разговоры с Деларой. Будет уламывать, хотя Аллах не разре­шает. Все-таки мусульманская женщина, хотя и без паранджи. И муж где-то рядом...

- Послушаем, послушаем, - сказал я. - Хоть и нехорошо. Но исключительно чтобы рас­слабиться. Светские сплетни вокруг красивой женщины, тем более достоверные, неплохо от­влекают... А тут есть над чем задуматься, тебе не кажется? Этот наш мафиози представляет, и до­вольно успешно, Министерство иностранных дел России заодно с экономическими ведомствами.

- Черт знает что творится в России в наше отсутствие, - согласился со мной Солонин. - Так и хочется эту наглую рожу поставить на место. Они уже вершат мировую политику!

- А что делать? Они могут сказать больше, чем самый искусный дипломат. Какой с них спрос, какая ответственность? Но ты мне зубы не заговаривай, включай, послушаем... Или у тебя перед этой женщиной возникли какие-то мо­ральные обязательства?

- Только те, что мне внушили в детстве, - сухо ответил Солонин. - Что подслушивать не­хорошо.

- Однако мы этим занимаемся уже битых полтора часа, - сказал я. - Одно из двух: или ты знаешь содержание их разговора, но желаешь, чтобы не узнал я, или...

- Первое, - прервал меня Солонин.

- Разговор шел о тебе? - спросил я. - Он ревновал к тебе?

- Вот что значит следователь по особо важ­ным делам, - вздохнул Витя. - Черт с вами, слушайте... Тут, кстати говоря, произнесены не­безынтересные предложения, о которых я соби­рался рассказать своими словами.

- Давай так, - сказал я. - Тот разговор ибн Фатали с Деларой по делу или не по делу? Скажи сам. Без обиняков. Нужно или не нужно мне его слушать?

Он промолчал. Просто включил кнопку вос­произведения и снова расслабился.

"...Я заметил, дорогая Делара, вы очень заин­тересовались этим молодым бизнесменом из Англии... Или он из Америки?"

- Стоп! - сказал я Вите. - Останови.

Он молча уставился на меня.

- А не станет ли он копать под тебя? - спро­сил я. - Из законного чувства ревности? Станет узнавать, кто ты и что ты. И нет ли на тебя компромата. Что ему стоит позвонить в штаб- квартиру концерна "Галф"? И потом вывести тебя на чистую воду?

- Я об этом как-то не подумал, - признался он. - Если горячему южному человеку кровь ударила в голову, он, пожалуй, забудет про все, включая свой гарем... Настучит ее мужу, что я не тот, за кого себя выдаю.

- Это еще куда ни шло, - сказал я. - Это семечки, как ты понимаешь. Давай включай дальше... Не дай Бог, спросит: а вы уверены, что он себя выдает за того, кем вам представился?

Витя встревожился.

- Действительно, эти ревнивцы обладают обостренным зрением и нюхом...

И снова включил запись. Послышались странные шорохи, заглушающие голоса.

- Поправляет гвоздику в петлице, - объяс­нил Витя.

"...Уделяете непомерно много внимания, вам не кажется?" - говорил Деларе этот старый пень.

"О чем вы?" - спросила она.

"Я наблюдал за вами издали. И мне показа­лось, что он влюблен в вас... Но я не собираюсь докладывать об этом вашему мужу".

"Зато собираетесь меня шантажировать свои­ми наблюдениями?" - спросила она.

"Вовсе нет, я ведь тоже влюбился в вас. Но не смею ревновать... Но этот молодой американец... Все-таки он иноверец, мадам".

"На территории нашей республики пока не действуют законы шариата, - холодно сказала Делара. - И надеюсь, будут действовать не скоро. Я могу не бояться, что меня забросают камнями".

"Ах, мадам, об этом ли нам говорить? О том ли я на самом деле думаю, танцуя с такой жен­щиной, как вы?"

"Вот именно, нам лучше переменить тему раз­говора. А то скоро закончится музыка, а следую­щий танец я обещала другому".

"Этому иноверцу?" - робко спросил он.

"Именно ему. А где-нибудь в ваших Эмиратах разве вы смогли бы называть меня так, как може­те называть здесь, - мадам? Разве вы могли бы видеть мое лицо, прижиматься к моей груди, как вы это сейчас делаете?"

"Вы правы... Я должен просить у вас проще­ния. Но только одна встреча, мадам. Всего одна встреча! Вы не представляете, как я буду вам признателен!"

"Возьмете меня в свой гарем? - усмехнулась она. - Умыкнете среди ночи, завернув в ковер?"

"Я не так глуп, мадам, хотя и схожу сейчас с ума..."

"Или подпишете соглашение с нашим прави­тельством, хотя до последнего момента упорство­вали? Ради меня?"

"Вы смеетесь надо мной, мадам! Я не могу вам обещать то, что мне не принадлежит".

"Тогда оставим этот разговор, - сказала она. - Здесь становится душно, вам не кажется?"

"О нет, при вас я, забываю обо всем и не чувствую ничего, кроме вашей близости. Хотя кондиционер здесь явно не справляется".

"Бросьте... Я далеко не молода, вы прекрасно это знаете. Но если я вас о чем-то попрошу... Вы можете для меня это сделать?"

Солонин посмотрел на меня и выключил за­пись.

- Наверное, я что-то пропустил, - сказал он. - Вы ни о чем таком ее не просили?

- Упаси Боже... Да и когда? Это ты постоян­но терся возле нее, за исключением тех случаев, когда она танцевала с этим козлом... Я думал, что пошляки бывают лишь у нас, в Европе. Думал, что суровый шариат не оставляет пошлости ни­каких шансов. А про кондиционер она права... Французы вполне могли привезти свой из Фран­ции, чем пользоваться этой рухлядью, из-за ко­торой не все можно расслышать.

- Наверное, высокие пошлины, - ответил Солонин. - Итак, продолжим. Значит, она о чем-то его просит. Интересно, о чем?

И снова включил запись.

"-...Все, что в моих силах, мадам!" - просто­нал ибн Фатали.

"Но не сейчас, - сказала она. - Я сама по­звоню, когда соберусь с духом, если не возражае­те... Вы ведь у нас еще какое-то время пробуде­те?"

Солонин снова выключил запись.

- Похоже, она ждет наших инструкций, вам не кажется?

Мне тоже показалось, что она увлечена идеей нам помочь. Особенно после того, как я стал расспрашивать ее про тот день, когда она должна была встретиться с похищенным сыном Прези­дента... Не она же, в конце концов, его выдала! Моя интуиция подсказывала, что госпоже Амировой вполне можно доверять. Правда, пока она взяла инициативу в свои руки. Ну и что? Ведь она поняла, что их разговор мы будем прослушивать. То есть этот вопрос адресован не только ему, но и нам... Хочет отомстить за возлюбленного?

Не похоже, чтобы она уж очень переживала за него. Хотя тревогу за любимого могла пересилить радость, что он вырвался из неволи.

- Посмотрим, - сказал я. - Во всяком слу­чае, она прекрасно знала и не забывала, что мы услышим весь разговор.

Солонин снова включил воспроизведение.

"...Полагаю, что пробуду у вас еще около ме­сяца, пока не заключу соглашение, которое раз­рабатывается с большим трудом... Но только не это! Не просите меня, чтобы я ради вас шел на бесчисленные уступки. Вы первая же перестанете меня уважать за это".

"А что у вас общего с этими русскими?" - спросила она.

"О, чисто деловые контакты. Они занимаются транспортировкой нефти. Хотя на вид люди малоприятные, но вполне профессионально об­суждают проблемы... "

- Останови на минутку! - сказал я. - Одна вещь не идет у меня из головы. Дело в том, что эти малоприятные, но профессиональные братья Русые говорили с почтением о каком-то Гоше, которому делать там нечего и он создает что-то вроде кризисных ситуаций. И только он может решить вопрос о финансировании некой акции, за которую просят два "лимона". Надо понимать "зеленых"... Что смотришь? На твоем магнитофо­не этого нет, но, стоя недалеко от братьев, я об этом слышал... Поэтому, если ты услышишь про этого Гошу, дай мне знать.

Солонин посмотрел на меня так, будто увидел впервые.

- Вот что значит целиком полагаться на хва­леную технику, - сказал он. - А вы, значит, старым дедовским способом просто стали ря­дышком, приложили руку к уху и все узнали? И вам после этого не набили баки?

- Фу, как ты стал выражаться, - поморщил­ся я. - Они меня в какой-то момент заподозри­ли, но я в это время привстал на цыпочки - вот так... - Я изобразил, как это сделал. - Помахал кое-кому ручкой, радостно улыбнулся и побежал здороваться, расталкивая дам и временно пове­ренных...

Витя недоверчиво смотрел на меня. Я рассме­ялся.

- Все так и было. Не думай, что тебе, учени­ку, удалось во всем переплюнуть своего учителя.

Витя верил и не верил, во всяком случае, вид у него был озадаченный.

- Будем слушать дальше, - сказал я. - И опусти брови, а то они у тебя взлетели выше крыши.

Он дернул плечом и нажал на кнопку.

"...Итак, мистер Джамиль, я с вами не расста­юсь, - сказала Делара. - А вы мне сейчас пода­рите свою визитную карточку. Да?"

Ее скверный английский сейчас придавал очарование ее словам. Что значит хорошая актри­са - даже собственные недостатки становятся обаятельными.

Потом пошли шорохи и неразличимые голо­са. Джамиль ибн Фатали возвращался к своим русским друзьям. Вот он к ним приблизился. Это можно было понять по хрусту и чавканью - бра­тья опять что-то жевали.

"Хорошая баба, - сказал по-русски Костю- ха. - Я бы ей вломил".

"А я бы ей отдался, - засмеялся Леха. - За пару сотен".

"Не старовата будет для тебя?"

"Вы что-то хотите обсудить?" - вежливо спросил мистер Джамиль ибн Фатали.

Похоже, его мучила одышка.

"Скажи ему, пусть сначала отдышится, - ска­зал Костюха брату. - А то совсем запыхался".

"Мы можем продолжить наш разговор", - сказал Леха.

"Но мы, кажется, собирались вместе уехать и продолжить наш разговор в другом месте?" - на­помнил ибн Фатали.

"Если собирались, - хмыкнул Костюха, - значит, едем".

Снова пошли шумы и словесная невнятица.

- Они оделись, - сказал Витя, - наш рес­пондент, назовем его так, надел шубу на фрак, и гвоздика слегка прижалась. Мех не мешает, но настройка могла сбиться...

- Надо ждать, когда они куда-нибудь при­едут? - спросил я.

- Если поедут к ибн Фатали, он может дома переодеться.

Оставалось ждать, когда снова можно будет различать голоса. Ждать и уповать на то, что мощности передатчика хватит одолеть расстоя­ние, которое нас будет разделять.

- Давайте сделаем так, - предложил Соло­нин. - Вы слушайте, тут нужна ваша компетен­ция, а я, пожалуй, пока темно и холодно, съезжу в особняк на площади Ахундова, где остановился наш друг из Эмиратов. Как бы он не поставил гвоздику в воду, вот что не дает мне покоя. И не понял таким образом, что ему подсунули. Если все о'кей, я просто сменю батарейки, и пусть он себе млеет, глядя на цветок любви. Как вы думаете?

- Второй час ночи, - сказал я.

- Вот-вот, - кивнул Витя. - Самое оно.

- Но у него же охрана.

- Догадываюсь. Так отпускаете меня?

Я помедлил с ответом. Дело опасное. Соло­нин, конечно, бывал и не в таких переделках. Но все же...

Я с сомнением покачал головой. Потом пожал плечами. Потом развел руками. Словно исполнил ритуальный танец под названием - да делай, что хочешь, все равно вся ответственность лежит на мне.

Витя засмеялся. Потом легко выпрыгнул из кресла и стал собираться.

- Я мигом, - сказал он, шурша своим трени­ровочным костюмом, на который сверху надел куртку. - Машина у подъезда?

- Минутку, - остановил его я. - Я хочу, чтобы тебя подстраховал Новруз.

- Пусть спит, - отказался Солонин. - Справлюсь сам.

- Поаккуратней, пожалуйста, - сказал я ему, а сам стал набирать телефонный номер.

Трубку подняли после первого гудка, будто среди ночи ждали моего звонка, жалобный жен­ский голос прокричал что-то непонятное через плач детей. Потом трубку так же неожиданно бросили...

13

- Ну, вспомнил, где мог видеть мою трубу? - Гоша тяжело оторвал голову от стола и мутными глазами посмотрел на Олега Томилина.

- Какую трубу? - похолодел Томилин, огля­дывая собравшихся.

- Подзорную, - подсказал Коноплев, кото­рому весьма подходила роль "шестерки".

- Нет... - Гоша повертел указательным паль­цем перед носом Томилина. - Ту, через которую ты у меня вылетишь...

- Кончай, Гоша, - скривился Костя Ру­сый. - Время, время... Проблема неотложная. А ты опять про какую-то трубу. Далась она тебе.

- Это ему она далась, - обиженно сказал Гоша. - Пристал ко мне: откуда у тебя эта труба да откуда? Где-то он ее видел. А я говорю: нигде ты ее, Олежка, видеть не мог! Потому что она в единственном экземпляре. Адмирал Нельсон через нее единственным глазом смотрел. При Трафальгаре... Его убили, и она ко мне попала самым непредсказуемым путем. Верно я гово­рю? - спросил он окружающих. - Вот ты, Костюха, или ты, Леха... Или ты, Коноплев... Изви­ни, по имени не называю, поскольку моему ко­решу ты - тезка. И как бы вас не перепутать. Так что ты там говорил про "лимоны"? - обернулся он к Русому-старшему. Тебе мало их, что ли? Вон их сколько на вазе! С коньяком самое то!

Гоша куражился, валял дурака, как всегда.

- Не придуривайся! - зло сказал ему Русый- старший. - Не настолько ты пьян. Прекрасно знаешь, о чем речь. И о ком... Сидим здесь - время только зря теряем. Ответить им надо, по­нимаешь? Да - да, нет - нет!

Они сидели в Гошином доме впятером при зашторенных окнах и слабом свете ночников. Стол, как всегда, был заставлен яствами.

Томилин чувствовал, как холодная испарина покрывает его лоб. Он-то зачем сюда вызван?

Чтобы напомнить ему про эту злосчастную под­зорную трубу?

Где-то он трубу эту все-таки видел. Но после того спора и думать о ней забыл. А вот Гоша не забыл. Братья Русые смотрят зло, не понимают, что здесь делают он и Коноплев. Ну Коноплев - ясно. Смотрит в рот хозяину. Уж не для него ли расчищалась лестница к креслу гендиректора "Сургутнефтегаза"?

Об этом не хотелось думать. А думать надо. Строптивые "генералы" один за другим сходят в гроб, строптивые - по отношению к государст­венной компании "Транснефть", в которой но­минальным правителем является хозяин этого дома...

Когда-то Гоша обитал в полуподвальной ком­муналке на окраине Красноярска. Не отсюда ли произросло его стремление построить для себя этот огромный холодный дом, чтобы компенси­ровать свое детство в тесноте и в обиде?

Сам формальный директор "Транснефти" - далеко, в заоблачной выси кабинетов "Белого дома" и кремлевских покоев. Часто звонит Гоше, указывает, предлагает. Гоша вежливо слушает, соглашается, но все делает по-своему.

Он - фактический хозяин огромного концер­на, будучи всего лишь управляющим одного из отделений в Сибири. Но торчит безвылазно здесь, в Москве. От высоких должностей отказы­вается, от реальной власти - никогда. Ему нет необходимости носиться по высоким кабинетам. Там есть кому его представлять. У Гоши для этого не та анкета. Могут не понравиться властям пре­держащим его отсидки по разным статьям.

Придет время и такая анкета, быть может, послужит катапультой к вершинам власти. Толь­ко такие, как он, проверенные в жизни, с цепкой хваткой, с глубоким зековским пониманием че­ловечьей сути, с умением взять быка за рога вы­ведут Россию из прорыва. Гоша в этом убежден. Но это потом. Сейчас надо разобраться с тем, что есть. С тем, что будет, что должно быть. Вот тот же Баку. Отвалились от России и думают, что они теперь сами по себе. Придется поправить зарвав­шихся товарищей. И направить их нефтяные и долларовые потоки в нужном для Гоши, значит и для России, направлении.

Гоша умеет схватить проблему, увидеть ее в целостности и нераздельности в отличие от тех, кто может разглядеть лишь небольшой фрагмент. Этого у него не отнимешь. Но бедная Россия, неужели ей не обойтись без таких, как Гоша?

Томилин поерзал на своем стуле. Какое не­счастье, что когда-то я учился с ним в одном классе. Вот не повезло, хотя поначалу казалось иначе.

Теперь Гоше нужны такие, как Коноплев. Своих корешей Ивлева и Бригаднова он за строп­тивость замочил. Не сам, конечно, по его прика­зу. Какая разница? А теперь его, Томилина, воз­можно, ждет то же самое... Не за трубу эту тре­клятую, нет. Труба - предлог. Просто не знает, к чему придраться. Гоша совершит то, что задумал. В "Метрополе", где остановился он, Томилин, это не пройдет. Всякий раз, прежде чем открыть дверцу "вольво", шофер заглядывает с помощью зеркала под днище, потом проверяет мотор. Люди смотрят и смеются. Пусть смеются. Бере­женого Бог бережет.

А может, поговорить с Гошей по-хорошему?

И не здесь, не в Москве, где все дышит продаж­ностью и предательством, а там, в родной Сиби­ри, где-нибудь у костра, после рыбалки, которую Гоша так обожает...