- За то, что я племянник своего дяди, - вздохнул Самед, но, спохватившись, быстро натянул на свое округлое личико сладкую улыбочку, которую наверняка считал дипломатической. - Вернее сказать, меня хотели похитить. Как похитили сына Президента, моего троюродного брата. - Тут он сделал небольшую паузу и сообщил его возраст: - Ему уже за сорок.
- Это политика или криминал? - спросил Костя. - Я хотел сказать: за него просят выкуп или хотят оказать давление?
- Где сейчас кончается политика, где начинается криминал, вы можете сказать? - Самед поднял глаза к потолку. - У вас в России еще можно это разделить, у нас, - он снова вздохнул, - уже никак... Сначала похищают, потом думают, что из этого можно извлечь.
В целом он вел себя как на дипломатическом рауте. В этом отношении посол из него мог получиться. Глядя на него, мне стало неловко за свой затрапезный свитер. Ведь говорила жена: костюм надень, все-таки в посольство едешь. Вон Костя всегда при галстуке, а ты как босяк...
Но галстуки меня всегда душат, лишают свободы. А я полагаю себя в какой-то степени творческой натурой, ставлю на воображение и интуицию и не люблю себя сковывать. Особенно в чем-либо отказывать. Вот захочется, к примеру, ночью поесть - встаю, сажусь на табурет напротив раскрытой дверцы холодильника и наворачиваю. И плевать хотел на все диеты Ирины Генриховны. Лишний километр лучше потом пробегу...
- Как это выглядело, - спросил я, - ваше похищение?
- Как в кино, - улыбнулся он, показав не совсем здоровые зубы.
Наверняка не затащишь в зубоврачебный кабинет этого маменькиного сынка.
- Знаете, нам только-только стали показывать по телевидению эти голливудские боевики с киднеппингом, то есть с похищением детей... - Он пытливо посмотрел на нас, как бы выясняя нашу реакцию на его познания в криминальных терминах. - Словом, вот только вчера вечером посмотрел этот фильм... забыл его название... и потом утром все увидел по-новому, будто записал его по видео, представляете? Будто испьггал дежа вю...
Он снова внимательно посмотрел на нас. Мол, понимаем ли? А меня уже начинал раздражать этот начитанный ребенок.
- Состояние, как если бы вы уже нечто подобное видели, либо испытывали? - сказал я нетерпеливо. - Вы нас извините, но мы не хотели бы отнимать у вас, столь занятого человека, много времени. Итак, эти бандиты посмотрели фильм, а наутро решили воспользоваться изложенной в нем методикой похищения детей богатеньких родителей. Я правильно вас понял?
Он растерянно посмотрел на меня. Никуда он особенно не спешил. Всего и делов-то - перебирать до обеда четки в одну сторону, а после обеда - в другую. Ну еще поговорить с русскими сыскарями насчет того, как у них там похищают средь бела дня. А вечером уткнуться в видак. Хорошая работа.
- Ну да... - Он посмотрел теперь в сторону Кости, как бы желая заручиться его поддержкой. Мол, только хотел рассказать со всей обстоятельностью... А меня перебили самым хамским образом. А я так не привык.
И Костя посмотрел на меня осуждающе.
- Итак, как это происходило? - спросил я уже помягче.
- Нас обогнали две машины, стали разворачиваться, чтобы перекрыть дорогу. Но одну занесло, она ударилась о столб и сразу заглохла. Из нее выскочили двое в черных масках с автоматами, но один зацепился маской за дверцу, и она у него соскочила. А вторая машина не смогла перекрыть нам дорогу, поскольку стала юзить и едва не перевернулась.
- И тоже заглохла? - спросил я.
- Ну да, а откуда вы знаете?
- Нетрудно догадаться, - усмехнулся я. - Ведь с тех пор прошло лет пять, не так ли? Тогда вы ходили в школу. Похитители, стало быть, на заре независимости еще гоняли на отечественных "Жигулях".
- Это были "Москвичи"! - сказал он с некоторым вызовом.
- Еще лучше, - кивнул я. - А эти колымаги для подобных гонок непригодны. Вас-то везли на "Волге"?
- А откуда вы знаете? - повторил он свой вопрос.
- Ну не на "Запорожце" же, - ответил я. -
Но вашего троюродного братца похищали уже на "БМВ", не так ли?
- "Вольво", белая, и две "девятки" цвета мокрого асфальта, - поправил он, довольный тем, что я ошибся.
- "Девятки" да еще мокрого асфальта - вполне бандитские машины, - согласился я. - И наверняка ни одна из них в столб не врезалась?
- Верно, - сказал он. - И не заглохла.
- И никакого кино до этого по телевизору уже не показывали, - продолжал я. - Все уже по уши загрузились информацией про то, как это делается... Я-то думал, все ваши бандиты здесь, в Москве, а оказывается, кое-что вы оставили себе.
Он обиделся. Надул губы. Что было равнозначно ноте протеста.
- Продолжайте, Самед Асланович, - вежливо сказал доселе молчавший Костя.
Если бы мы сидели с ним за столом, он обязательно пнул бы меня ногой: зачем обижаешь маленького, пусть даже временно поверенного?
- Поймите меня правильно, - сказал я. - Хочу одно понять - по зубам ли мне это? Правильно ли будет с моей стороны ввязываться во внутренние дела суверенного государства?
- Дружественного государства! - Самед поднял указательный пальчик.
- Члена СНГ, - добавил Костя.
- Ну пусть дружественного, пусть СНГ... - согласился я. - Если я за это берусь, я должен знать свой статус, понимаете? Кто я? Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации или еще кто? Каковы рамки моих обязанностей и прав? Пользуюсь ли я неприкосновенностью, должен ли взаимодействовать с вашими органами - и если да, то в каких рамках? И нужен ли я там вообще? Разве у вас своих следователей нет? Есть.
Он слушал меня, кивая и порываясь что-то сказать.
- Вопросов будет много, - сказал Костя. - И боюсь, все именно сегодня мы с вами не разрешим. Все можно оговорить без спешки. Правильно?
Самед согласно кивнул.
- Вам нечего бояться, - сказал он мне. - Это дело под контролем нашего Президента. Не то чтобы он не доверяет нашим правоохранительным органам... - Он пожевал пухлыми губами, выбирая выражение, - просто надо понимать специфику того, что у нас происходит... Трудно найти людей нейтральных, преданных только закону. Наше общество слишком еще политизировано. А тут еще неудачная война в Карабахе... А вы, если верить имеющейся у нас информации, сегодня нейтральны и объективны, Александр Борисович. Я имею в виду ваш новый статус и положение. "
Он пытливо посмотрел на меня, я - на Костю. Тот отвел глаза. Ему бы поскорее продать меня дружественному государству.
Что уж тут говорить, раз Президенты между собой договорились. Но откуда этот мальчуган все-таки знает про мой теперешний статус безродного космополита, как недавно выразился Слава Грязнов?
Впрочем, пусть об этом болит голова у Реддвея или у генсека ООН. Я предупреждал. Рано или поздно это должно было произойти.
- Мы вам хорошо заплатим, - продолжал Самед. - У вас будет дипломатическая неприкосновенность.
Мол, что вам еще надо? Будто не понимают, что их бандюгам, как, впрочем, и нашим, плевать на эту неприкосновенность. И еще я собираюсь втянуть в эту историю Витю Солонина! Пусть и его раскроют, так, что ли? Раз он со мной.
- Что-нибудь не так? - спросил Самед, склонив голову к плечу.
- Пока все так, - ответил я. - И не так.
- Наполеон в таких случаях предлагал ввязаться в сражение, а там, мол, посмотрим! - улыбнулся Самед.
Опять демонстрирует эрудицию. Наверняка входил в команду КВН своего института, посылал вопросы на конкурсы всезнаек-бездельников, коих расплодилось видимо-невидимо.
- Наполеону было полегче! - сказал я. - Он ввязывался, а под пули шли другие. Словом, я хотел бы посмотреть материалы дела. И тогда поговорим обо всем остальном.
И поднялся из кресла. Самед бросил жалобный взгляд на Костю Меркулова.
- Сядь! - негромко сказал Костя. - Разговор не окончен. Что ты как красна девица? Просьба Президента, что тут непонятно?
Я сел. Хотя кто такой для меня нынче Костя Меркулов, чтобы мне приказывать? Друг - да. Но уже не мой непосредственный начальник. Хотя и мой непосредственный сегодня утром дал добро. Словом, обложили меня начальники со всех сторон. Как волка красными флажками. Мол, можете отказаться, но не рекомендуем. Еще утром, дома, я был почти согласен. Но здесь понял, что меня запихивают в банку с пауками, которые непременно захотят меня использовать друг против друга. И мне стало не по себе. У них там подковерная борьба, а я, значит, должен во всем разобраться. Было бы у них нефти поменьше, никто бы у нас не проявил к этой истории интереса. Но тут идет дележ пирога, да какого - миллиардов на сто, не меньше.
А мне надо браться за дело, которого я даже в глаза не видел.
- Там есть хоть свидетели? - спросил я. - Или они тоже чьи-то люди?
Самед прикрыл глаза и покачал головой, что означало: свидетелей нет.
Ладно, дело знакомое, обойдемся без свидетелей.
- А хоть какие-то вещдоки, отпечатки пальцев, хоть что-то там есть?
Он пожал плечами.
- Поймите меня правильно, Александр Борисович, - сказал он. - Я могу показать вам дело лишь после того, как вы дадите согласие. А не до того. Мне следовало сказать вам об этом сразу, но, по-моему, это было уже оговорено с господином Меркуловым... - Он посмотрел на Костю, тот согласно кивнул. - Вы вправе взять с собой сотрудников каких пожелаете, у них будет тот же статус, что и у вас.
Я почему-то тут же подумал о Ларе Колесниковой. Вот бы снять с ней на пару номер люкс в каком-нибудь "Интуристе". В том, что в Баку наверняка имеется гостиница "Интурист", я не сомневался.
Но тут же отбросил эту мысль. Я же собирался втянуть в эту историю Витю Солонина. А Лара, поди, забыла про меня за время моего долгого отсутствия. Я бы на ее месте забыл. Не тот я рыцарь на белом коне, по которому сохнут до гробовой доски.
- Мы обсуждали с вами, Самед Асланович, и другой вопрос, - сказал Костя. - Я говорю о легенде для господина Турецкого. Исключено, что он поедет к вам под своим именем.
Лицо хозяина кабинета сразу стало кислым. Явный лодырь, подумал я неприязненно, наверное, сразу представил себе, как заскрипит от неудовольствия проржавевшая чиновничья машина, которую надо постоянно подмазывать. Охота им заниматься моим новым паспортом, моей легендой... Но Костя прав. Только под чужим именем. Питер усек это сразу. Для профессионалов здесь нет вопросов. Только под чужим именем. Именно так. Я просто не с того начал.
- Собираетесь ли вы менять внешность? - спросил Самед.
- Еще чего! - воскликнул я.
- Подумаем... - сказал Костя, погасив мое возмущение. - Мы обсудим в своем кругу, как именно это сделать.
- Думаю, этот вопрос будет решен положительно, - важно сказал Самед. - Хотя непонятно, чего вы так этого боитесь.
- Есть чего опасаться, - сказал я. - Речь идет не о моей шкуре. Речь идет о тех, кого я сейчас представляю. И не будем больше это обсуждать... Итак, я хотел бы посмотреть это дело.
- Можно ли вас понимать так, что вы согласны? - спросил Самед, облегченно вздохнув.
- Да, - сказал за меня Костя Меркулов.
- Но хотя бы своими словами немного об этом деле, - попросил я, испытывая вместе с хозяином кабинета какое-то облегчение. Кости- но "да" как бы освободило меня от сомнений.
- Произошло это на площади Ахундова, почти в центре, возле памятника поэту. Три машины, как я уже сказал, обогнали машину моего троюродного брата, Алекпера. Притормозили, взяли в клещи.
- Ну да, две "девятки" цвета мокрого асфальта, - вспомнил я. - Вы уже говорили. И "вольво" белого цвета. На какой же машине следовал ваш родственник?
- Прежде всего - это родственник нашего Президента. - Впервые за всю беседу в глазах моего собеседника появилась жесткость. Он даже свои пухлые губы каким-то образом вытянул в ниточку.
- Мне это, чтоб вы знали, абсолютно все равно, - сказал я. - Если я берусь за дело, то сразу отметаю в сторону, кто кому дядя или свояк. Придет время - поинтересуюсь. Итак, повторяю вопрос: на какой машине следовал к месту события ваш родственник? Ваш. Когда буду обсуждать это с вашим Президентом, спрошу у него то же самое.
- Он был в шестисотом "мерседесе", - ответил Самед Асланович. Мол, еще спрашивает! В какой другой машине мог находиться столь важный человек?
- Бронированный? С охраной? А испугался каких-то "Жигулей" цвета мокрых куриц?
Костя громко хмыкнул и покачал головой.
- Я вас предупреждал, - ответил он на жалобный взгляд хозяина кабинета. - У Александра Борисовича необычная форма разговора. Придется к ней привыкать. И лучше отвечать как есть, если желаете помочь делу. Если вам, Самед Асланович, подобная форма разговора кажется неуместной, тогда лучше сразу прервемся до получения документов...
Самед задумался. Он очень хотел стать чрезвычайным и полномочным послом именно здесь, в Москве. Это было видно по его глазам.
В Париже он бы чувствовал себя неуютно. В Париже не перед кем красоваться, не перед кем надуваться от важности, что Президент - троюродный дядя. В Москве на это пока клюют. И тот факт, что он провел здесь свое детство, конечно, имеет значение.
- "Мерседес" был бронированный, - сказал он. - Но водитель не хотел лишних жертв. Сбежались зеваки, собралась толпа...
- Ну да, думали, что снимается кино, - кивнул я. - Толпу часто одолевает просто любопытство, пока не прольется первая кровь.
- А разве нельзя было прибавить газу? "Девятка" от "мерседеса" отлетела бы, как биллиардный шар от кия, - сказал Костя.
Вопрос был праздный. Ни водитель, ни троюродный братец никакой решающей роли в том столкновении не играли. Дело было в другом. В "черном золоте", мать его так!
У меня давно была мечта посмотреть в глаза нашим академикам-атомщикам. Ну где ваша управляемая термоядерная реакция, которую вы все время обещаете? Благодаря которой нефть перестанет смешиваться с кровью. Откройте ее наконец!
А то ведь Аллах распорядился так, что наделил этим нефтяным богатством своих правоверных, которые и не знали бы, что с ней делать, если бы неверные не изобрели свои двигатели внутреннего сгорания и прочие ракеты. И вот сталкиваемся лбами... Неверные им - ракеты и самолеты, "мерседесы" и "кадиллаки", а они им - свою нефть...
Замечательно все продумал Аллах. Наш Иегова, или Саваоф, спохватился поздно. Сунул, что осталось - нефть в труднодоступных местах: в тундре, в ледяных морях... И вот неверные идут на поклон к иноверцам. А те пользуются этим обстоятельством, надрываются, пересчитывая пачки долларов. И посмеиваются над белыми спесивцами, полагающими, будто этот мир создан для них.
3
Виктор Солонин спал в своем кресле возле иллюминатора, когда его кто-то грубо толкнул в плечо.
Он мгновенно проснулся, схватился за ствол автомата и туг же резко убрал руку. Сказал себе: спокойно. А то еще, чего доброго, этот черноусый красавец нажмет на гашетку. С него станется. Вон как покраснели белки глаз...
- Мани... Слушай, мани, валюту давай, да? - сказал ему нападавший и приставил ствол к его виску.
Похоже на захват самолета, подумал Солонин и увидел краем глаза, как несколько чернобородых мужиков потрошат бумажники пассажиров.
Это бывает. Сначала велят командиру лайнера лететь куда им хочется, а между делом собирают дань с богатеньких пассажиров.
- Ты бы убрал ствол, - сказал Виктор, делая вид, что хочет залезть во внутренний карман пиджака.
Положение было безвыходное. Справа - иллюминатор, за которым далеко внизу плыли облака, слева - испуганно сопящий толстяк, чье брюхо полностью загораживало проход. Тут никакие навыки, приобретенные в школе мистера Реддвея, не помогут.
- Русский, да? - кровожадно ощерился джигит и щелкнул для убедительности затвором.
- Я эмигрант, - сказал Виктор, - если вам это интересно. Мои предки до революции имели в России кое-какую недвижимость. Новые власти обещали разобраться и даже что-то вернуть.
- А почему в Тегеран летишь, а? - не отставал тот.
Наверное, чеченец, подумал Солонин. Не хотят лететь с пересадками, и тут я их понимаю. А как они пронесли на борт оружие, даже думать не хочу. Поскорее хотят домой.
- Эй, Сайд! - крикнул, обернувшись, высокий длиннобородый чеченец, пересчитывавший деньги из чужого бумажника. - Что за разговоры, слушай? Не дает, так пристрели и возьми сам!
Его борода была самой длинной, поэтому, возможно, он был у них старшим, хотя и выглядел моложе других. А по-русски говорит, чтобы их не поняли пассажиры, все как один смуглые брюнеты. Солонин чувствовал себя среди них альбиносом.
- Тут русский летит! - сообщил Сайд начальнику. - Что с ним делать?
Вот в чем проблема, подумал Солонин: раз русский, то вопрос лишь в том, какой казнью его казнить. Мучительной, медленной, или прикончить сразу.
Толстый сосед, обливавшийся потом от страха, с любопытством посмотрел на Солонина. До этого, видно, держал его за англичанина. И вот надо же, какое неприятное соседство... Он даже попытался подняться, чтобы не запачкаться кровью неверного.
- А ничего вы мне не сделаете! - вдруг весело произнес Солонин.
- Это почему - не сделаем? - полюбопытствовал подошедший длиннобородый.
- Пуля от "Калашникова" пробивает шейку рельса, - ответил Солонин. - Прострелив мне голову, она вышибет иллюминатор. Произойдет разгерметизация салона. Со всеми вытекающими последствиями. Загремим за милую душу. И живые и мертвые. И правоверные и гяуры.
Подошли другие бандиты, перестав пересчитывать купюры. Переглянулись. В тренировочных лагерях им ничего такого не рассказывали.
А в объятия райских фурий они явно не спешили. До полного освобождения родины, по крайней мере. И хоть дома их наверняка ждали фурии, давно уже немолодые, окруженные многочисленными чадами, к Аллаху они все-таки не хотели.
- А ну дай ему пройти! - сказал длиннобородый толстяку, и тот, кряхтя, с готовностью поднялся, чтобы пропустить разговорчивого пассажира.
Вот это другой разговор, думал Солонин, вылезая в проход. Чему вас там в лагерях только учат? Хоть бы руки сначала связали или надели наручники. Хоть какой-то шанс. Хоть время бы протянули.
Теснота прохода была Солонину на руку. Бандиты только мешали друг другу, а стволы их автоматов тыкались в их же животы. Но на гашетку никто из них так и не нажал. Он их уложил без особого труда. И потом даже немного потоптался на них в проходе, хотя ему никогда не доставляло удовольствия бить лежачих. Потом собрал их автоматы.
Пассажиры смотрели, помертвев, во все глаза. Это лицо европейской национальности не спеша доставало документы из карманов оглушенных его молниеносными ударами террористов.
Солонин внимательно знакомился с документами. Чеченцы, кто ж еще. Наверняка нам было по пути. И при хорошем их поведении он, Солонин, не возражал бы сесть где-нибудь поближе к месту назначения - Баку.
Он старался запомнить их лица, имена. Наверняка еще придется встретиться, и не раз. В Баку, он это знал, чеченцы как у себя дома. Отдыхают на пляжах Апшерона, в духанах и курят анашу в притонах старого города.
Сайд - ладно, мелкая сошка, а вот этот длиннобородый - Ибрагим Кадуев - другое дело. И повозиться с ним пришлось больше всех...