- Нет, все не так, - сказал он. - В то время любовные страсти носили кровосмесительный характер. После смерти жены некий хан пожелал взять себе в жены собственную дочь, напоминавшую ему безвозвратно утерянную супругу. Но дочка, влюбленная в своего секьюрити, заперлась в этой башне, ожидая, что отец откажется от своих намерений. Но поскольку этого не произошло, ей пришлось броситься вниз головой с ее вершины.
- Хотите сказать, что влюбленный папаша не мог до нее добраться? - спросил Солонин.
- Это крепость-башня, - улыбнулся господин Амиров. - Тоже настоящее чудо древней архитектуры. - Чтобы взять ее приступом, следовало ее разрушить. А это повлекло бы к гибели ее обитателей.
- В наше время, благодарение Богу, такое невозможно, - сказал Витя, и муж прекрасной Де- лары с сомнением посмотрел на него.
Похоже, ему, как и его жене, показалось, что мы не те, за кого себя выдаем.
И еще он внимательно посмотрел на гвоздику в ее руках. Но ничего не сказал. А только отошел, вежливо качнув головой.
- Вам следует быть осторожнее, - сказала она, глядя ему вслед. - Говорите вы по-английски безупречно, но ход ваших мыслей российский. Такие вещи он, а благодаря ему и я, улавливаем сразу. Он слишком долго работал в свое время в советском посольстве в Лондоне.
- Благодарю за науку. - Витя поцеловал ей руку. И в это время раздались звуки музыки. Оркестр, все больше струнные, расположенный где-то в глубине зала, заиграл вальс.
Солонин придержал меня за локоть, когда я сделал поползновение пригласить Делару.
Как всегда, он все видел и на все адекватно реагировал.
К Деларе через весь зал спешил тот самый Джамиль ибн Фатали, про существование которого мы с Витей на несколько минут забыли, поддавшись чарам этой замечательной женщины.
Делара вздохнула. Она-то предпочла бы вальсировать в объятиях красавца Солонина.
Этот ибн Фатали просто таял на глазах, глядя на прекрасную женщину.
- Благодарю вас, - сказала она ему. - Вы первый, кто осмелился меня пригласить, поскольку все иные не решаются из-за моего грозного супруга. За это я вам дарю вот этот цветок!
Джамиль выслушал сию тираду, приоткрыв рот, веря всему, что она ему говорит, и протянул руку за гвоздикой.
- Нет, - она отвела руку с цветком за спину. - Позвольте я сама вам его приколю.
Теперь эта пара была в центре внимания. А осиротевшие братья Русые снова занялись выпивкой. По-моему, от здешних вин они только трезвели. Что отражалось на их мрачных лицах. Они, по моим наблюдениям, почти не разговаривали, должно быть, ждали, когда любитель прекрасного пола вернется к ним после окончания вальса.
Солонин между тем склонил голову к плечу, слушая, о чем там беседуют Делара и ее кавалер в вихре вальса.
- Дай послушать, - сказал я.
- Да ничего особенного, я только хотел проверить, - ответил Витя и, приобняв меня, приблизил мое ухо к своему плечу.
Конечно, слышимость была неважная. Если от высоких частот еще можно было отгородиться, то от прочих звуков, совпадавших по частотам с голосами, освободиться было почти невозможно.
- Вы замечательно танцуете, - сказала своему кавалеру Делара.
- Вы самая красивая женщина в мусульманском мире! - расслышал я голос Джамиля. Он сказал это по-английски, потом перешел на фарси.
- Это уже по твоей части, - сказал я Вите, отстраняясь от него
Он стал слушать, изредка сообщая мне, о чем у них там разговор.
- Этот козел рассказывает ей, какой у него замечательный гарем. Уверяет, что она стала бы там жемчужиной... Она сказала ему, сколько ей на самом деле лет. Он отказывается ей верить... В общем, ничего серьезного, если не считать, что ресурс батареек тает.
- На сколько они рассчитаны? - спросил я.
- Еще на несколько часов... - Вид у Вити был озабоченный, видимо, он размышлял над тем, как бы изловчиться и сменить источники питания в гвоздике, когда это понадобится. Ведь ибн Фатали предстоят еще долгие разговоры с братьями Русыми после приема.
- Придумаешь что-нибудь, - сказал я Вите. - Не зря же я с тобой столько мучился, пока научил кое-чему.
Витя, кажется, обиделся, но ничего не сказал.
10
Грязнов пришел в следственный корпус Бутырки вместе с адвокатом Сабуровым.
- Что вы можете сказать о моем будущем клиенте? - спросил Сабуров, когда они вошли в кабинет, где обычно адвокаты встречаются с клиентами.
- Единственный сын у матери, - сказал Грязное. - Сидит шесть месяцев. Этого мало?
- Сказал бы кто другой, Вячеслав Иванович... - усмехнулся адвокат, поправляя очки на носу. - Уж вы-то профессионал. Для вас такой человек всегда начинается с номера статьи...
- Панкратов Николай, - сказал Грязнов, - обвиняется ни много ни мало - в умышленном убийстве...
Но тут в дверях появился надзиратель и шепотом произнес: - ЧП.
Грязнов отправился вместе с ним в корпус, где содержался заключенный Панкратов. Они подошли к камере номер триста четырнадцать. Загремели ключи. Грязнов приник к глазку. Несколько фигур в камере бросились в разные стороны. Кто-то сдавленно крикнул: атас!
Дверь распахнулась. В тяжелый воздух коридора хлынули новые смрадные запахи немытых тел и чего-то прокисшего.
- Панкратов! - крикнул надзиратель. - Панкратов здесь?
Камера молчала. Грязнов всмотрелся при тусклом свете лампочки в лица ребят. Большинство из них были лица так называемой кавказской национальности.
- Панкратов! - снова выкрикнул надзиратель. - Спишь, что ли?
Грязнов вошел в камеру, прошел мимо двухъярусных коек и остановился. Дальше была стена тел осужденных. Они, казалось, и при желании не могли его пропустить, поскольку не было возможности раздвинуться.
Грязнов знал о перенаселенности тюрем, но чтобы до такой степени...
- Коля! - позвал он. - Коля Панкратов, ты здесь?
- Да здесь он! - раздался чей-то робкий голос. - Вон лежит.
- Ну-ка пропустите! - приказал Грязнов. - Кому говорю?
И пошел на них, глядя исподлобья.
Стоявшие развернулись боком, угрожающе хмурясь.
Коля Панкратов лежал на цементном полу, раскинув руки. Его голова была неестественно вывернута.
Грязнов склонился над ним, и тут же вокруг него сомкнулись обитатели камеры.
Им нельзя показывать, что я вынужден считаться с их численным превосходством, подумал Грязнов, ощупывая пульс у лежащего без сознания паренька. Коля Панкратов был избит так жестоко, что новые синяки и ссадины легли на старые.
Грязнов присел возле него на корточки, приподнял его голову.
- А ну не застите мне свет! - сказал он, взглянув на оставшегося в дверях, побелевшего от страха надзирателя. Проку от него было мало. В случае чего полагаться можно лишь на себя. Эти, ухмыляющиеся, только и ждут, когда ты проявишь слабость. Дрогнешь голосом или в нерешительности помедлишь.
Два-три лица славянской национальности - не в счет. Они здесь - сявки, их ждет то же самое, что и этого Панкратова, едва закроются двери камеры.
Преступники не имеют национальности, вспомнил он слова новоявленных либералов.
Сюда бы их. В эту камеру. Запереть на полчасика, а потом открыть. И спросить потом: так имеет или не имеет?
Грязнов остановил взгляд на самом молодом заключенном в новеньком тренировочном костюме "Пума". Он с вызовом смотрел на появившегося начальника. Явно ждал, как и его братья по крови, вопроса: кто? И уже знал, что ответить. У него здесь, как он считает, все схвачено и куплено. В том числе и надзиратель, переминающийся с ноги на ногу в дверях. Купим и тебя, казалось, говорили его глаза - наглые, без зрачков, как глаза инопланетянина.
- Статья? - спросил его Грязнов. - За что сидишь?
- Не знаю, - ухмыльнулся тот. - Вот брат купит прокурора, тот скажет.
Остальные заржали. Грязнов поднялся, держа Панкратова на руках.
- За что вы его? - спросил он, глядя на того, кто вступил с ним в разговор.
- А чего вы меня спрашиваете? - удивился тот. - Я что, кому на хвост наступил? Я спал, понятно? Проснулся, когда он с верхней койки свалился.
- И все тоже спали? - спросил Грязнов.
Он стоял в их окружении с Николаем на руках. Понимал, паренька нужно немедленно нести в санчасть. Но для этого надо было еще отсюда выбраться. Могут ведь вытолкнуть надзирателя, погасить свет и устроить темную, похлеще той, что устроили Панкратову. И потом скажут на следствии: спали, ничего не видели, ничего не слышали. Гражданин полковник хотел поднять упавшего Панкратова и сам упал.
- Вы понимаете, что вас всех ждет, если вам пришьют групповуху? - спросил Грязнов, в упор глядя на все того же малого в дорогом спортивном костюме.
- А что я сделал? - опять ухмыльнулся тот. - И вообще, буду отвечать только в присутствии своего прокурора.
Все заржали. Даже надзиратель в дверях ухмыльнулся. Ему явно надоело ждать. Или товарищ полковник хочет установить здесь, в отдельно взятой камере Бутырки, свои законы? Раньше надо было чесаться...
- Будет тебе прокурор, - негромко, глядя на него в упор, пообещал Грязнов и двинулся прямо на него, по-прежнему держа избитого паренька на руках. - И за изнасилование будет, и за избиение...
- Не-а, - мотнул головой "спортсмен", тем не менее уступая дорогу. - Ничего не будет. Меня брат скоро обменяет. На двух пленных. Он их в Чечне купил. Специально у себя держит. Что со мной будет, то и с ними.
И нагло посмотрел на Грязнова. Он был уверен в себе. У него были какие-то свои правила игры.
- Там посмотрим... - кивнул Грязнов, выходя вслед за надзирателем из камеры. Его трясло. Никогда он не подвергался подобному унижению со стороны преступников.
- В санчасть! - сказал он надзирателю, передавая ему Панкратова. А что он мог еще сказать этому толстомордому полусонному малому, явно потворствующему заключенным?
Начальника тюрьмы на месте не было.
- Еще не пришел? - спросил он у секретарши-
- Пока нет. Обещал после обеда... - пролепетала она, глядя на сердитого милицейского полковника.
- Тогда вызовите заместителя, - распорядился Грязнов. - И свяжитесь с канцелярией, мне нужно дело Николая Панкратова.
Появился Туреев, заместитель начальника тюрьмы.
- Это вы, Вячеслав Иванович? Чем вы недовольны? Опять что-то нашли?
- У вас и искать не надо, все на виду, только начальства не видно, - сказал Грязнов. - Почему это вы от меня прячетесь?
- Тогда прошу ко мне в кабинет, - пригласил Туреев, - а то здесь, в приемной, я уже как бы и не начальство.
Грязнов вошел вслед за ним в кабинет и, не желая того, звучно хлопнул дверью.
Хозяин кабинета поморщился.
- Да что вы так хлопаете, Вячеслав Иванович? Скоро двери придется менять от ваших хлопаний. А у нас на это денег нет. Нам бы заключенных, дай Бог, вовремя накормить... Надзирателям зарплату выдать, пока последние не разбежались.
- Да что ты из меня слезу давишь? - махнул рукой Грязнов, садясь в кресло. - Вот ты тут сидишь, а что у вас в камерах творится, не знаешь.
- Знаю я, все знаю... - вздохнул Туреев и поднял глаза к потолку. - А что мы можем? Ну что? Преступность растет. Ловили бы вы поменьше, мы бы дыхание перевели... Но это я так, в шутку. Что конкретно взволновало тебя на этот раз, дорогой Вячеслав Иванович?
Они давно знали друг друга, но дружеское "ты" так и не закрепилось. Разговаривали, как ляжет - то "ты", то "вы".
- Что у вас творится в триста четырнадцатой камере, вы знаете? - спросил Грязнов.
- А что творится?.. - Близоруко щурясь, Ту- реев полистал лежащие перед ним бумаги. - В рапортах ничего не отмечено. Все там нормально, со стороны заключенных жалоб Нет.
- Значит, нет? - дернулся Грязнов, снова закипая. - Вот я только что там был, и там парня чуть не убили! Избили и, судя по всему, изнасиловали. Панкратова Николая. Я сам отправил его на руках надзирателя в вашу медсанчасть. Ты хоть знаешь, что вообще там творится?
- Я знаю, что все камеры перенаселены, - ответил, повышая голос, Туреев. - Я знаю, что чем больше нам присылают заключенных, ожидающих окончания следствия и начала суда, тем меньше у нас остается надзирателей, которые просто бегут отсюда, и тем больше нас донимают адвокаты. Они жалуются на нарушения условий содержания заключенных. И вас, Вячеслав Иванович, в роли такого самозваного адвоката, при всем моем уважении, мне странно видеть.
И швырнул в сердцах карандаш на стол.
- Гена, - негромко, сдерживая себя, сказал Грязнов. - Ты мне еще и про другое скажи. Про то, что следователи тянут резину, а суды не успевают рассматривать дела. Бог с ними. Это все известно. А вот почему в камере, которую я назвал, содержатся сплошь кавказцы, которые творят там расправу - это ты мне объясни. Их что, нельзя было равномерно распределить по разным камерам?
- Удивляешь ты меня, Вячеслав Иванович, - вздохнул Туреев. - Ты что, газет не читаешь? Попробуй скажи такое нашим журналистам! Они вас по своей газетной полосе так размажут... Твои кавказцы - не кавказцы, а россияне.
- Там, похоже, азербайджанцы, - сказал Грязнов. - Они терроризируют остальных.
- Лиц славянской национальности? - насмешливо спросил Туреев. - Так, что ли? Если я начну рассортировывать всех по этническому признаку, завтра же наши либеральные издания поднимут такой вой... Хотя никакой, казалось бы, дискриминации мы не допустим. Но им подозрительно! С чего вдруг мы разделяем таким образом заключенных... - Он потер лысеющую голову. - Ладно. Давай конкретно. Что, кто, как и почему. Я запишу ваши замечания и пожелания. И в ближайшее время, что сможем - исправим! А кто он вам, Вячеслав Иванович, этот Панкратов? Я это говорю не потому, что мы не проведем внутреннего расследования, которое, скажем прямо, неизвестно чем закончится, но все же, учитывая...
- Да не надо ничего учитывать! - взорвался Грязнов. - Кто он мне - не столь важно! Вот тебе он - никто. Это важно... Пойми, Гена, вы здесь разводите безнаказанность, от которой преступность плодится в геометрической прогрессии. Вот видел я там одного, в тренировочном костюме...
- Рустам Мансуров, - подсказал Туреев. - Наглый малый, так? Выступал больше других, грозился братом... Слыхали. За него тут уже ходатайствовали, защищали, политический смысл во все вкладывали. А что делать, если его брат важная шишка в нефтяном бизнесе? Если этот брат выкупил в Чечне русских пленных и шантажирует, что убьет их, если будут обижать младшего братишку? И все говорят: не связывайтесь с этим Рустамом. Последствия будут и все такое - неадекватное...
Оба помолчали.
- Ну не убьет же он пленных? - спросил Грязнов.
- Надеюсь. Все мы надеемся. - Туреев что- то записал на листке, взяв его из стопки, лежавшей рядом с телефоном. - Вот что я готов сделать, Вячеслав Иванович. И только ради вас. Я переведу под разными предлогами всех русских из этой камеры. Пусть потом орут, что я что-то нарушаю. Хотя какое тут нарушение?
- Как - какое? - усмехнулся Грязнов. - Напишут, что создал гетто для лиц кавказской национальности в отдельно взятой камере.
- Вот-вот, теперь и вы поняли... - сказал Ту- реев, снял телефонную трубку и набрал номер. - Хуже того, заговорят О геноциде... Марина? К вам там поступил этот парнишка...
- Николай Панкратов, - подсказал Грязнов.
- Панкратов. Да. Он пришел в сознание? - Туреев прикрыл рукой микрофон и сказал Грязнову: - Состояние тяжелое. Вы поможете нам с биологами - группа крови, спермы, то, се?..
- Нет проблем, - ответил Грязнов, - сейчас позвоню в бюро судмедэкспертизы...
- Пусть подъезжают в медсанчасть, я распоряжусь, чтобы пропустили, - сказал Туреев. - В конце концов, надо ставить на место этих молодчиков.
Какое-то время он молча смотрел на Грязнова, вытирая выступивший на лбу пот. Потом спросил:
- Ну допустим, экспертизу мы сделаем... А дальше?
- Пиши рапорт, возбуждай дело, я свяжусь с Генпрокуратурой, они выделят следователя, - сказал Грязнов, вставая. - Следователь разберется. Я понимаю, о чем ты. О пленных... Посмотрим, что можно сделать. Но так это оставлять нельзя. Там, в камере, еще полтора десятка таких, как Панкратов. А эти, с Кавказа, пока выжидают, чем все кончится для их Рустама. Это нельзя так оставить. Поэтому, Гена, договоримся сразу. Начальству - ни гуту. Понял? Начальство ваше держит нос по ветру. Начальство будет говорить о целесообразности - политической и моральной...
- Вы сами - начальство, Вячеслав Иванович, хотя и не наше, - усмехнулся Туреев. - Ох, чувствую, полечу я с вами кувырком со своего места.
- Невысок твой олимп, - сказал Грязнов, берясь за дверную ручку. - Пойдешь ко мне в МУР?
- Кем? - махнул рукой Туреев. - Оперативником?
- Начальником канцелярии. Будешь скрепки перебирать, - сказал Грязнов. - Извини, конечно, но такая работа тебе была бы больше по характеру...
Из Бутырки он возвращался недовольный собой. Все-таки нельзя вот так - напролом - в чужой монастырь со своим уставом.
Как-то он ездил в Индию по туристической путевке. Гид сразу предупредил: нищим милостыню не подавать.
Он пропустил этот совет мимо ушей и подал самому жалкому мальчонке лет пяти. И туг же на него обрушилась толпа - все в лохмотьях, с культями вместо рук или ног, - откуда только взялись. Они хватали его за руки, за одежду, умоляли, от их зловонного дыхания кружилась голова.
Местная полиция вызволила его, сам бы он не вырвался из этого плена...
Сколько людей в Бутырке, столько же и боли, страданий, разрушенных жизней, не говоря уже о здоровье...
Одно то, что их там держат до суда годами, - проблема из проблем. Потому что многим из этих мучеников светит незначительное наказание...
К себе в кабинет Грязнов вошел мрачнее тучи. Пьггливо посмотрел на подвернувшегося Володю Фрязина.
- Ты еще здесь?
- Аэропорт в Тюмени закрыт на сутки из-за пурги, - ответил тот.
- Черт с ней, с Тюменью... Разберемся здесь. Что известно по замгендиректору Бригаднову?
Володя молча передал ему снимки трупа из морга.
Перерезанное горло, от уха до уха. На лице отпечаток предсмертной муки, голова вжата в плечи.
- Такое ощущение, что он его узнал, тебе не кажется? - спросил Грязнов, усаживаясь за свой стол. - И испугался... Ну-ка покажи мне такие же фотографии его шефа Ивлева.
- А вот я об этом даже не подумал, - покрутил головой Володя, передавая снимки шефу. - А вы сразу решили сравнить...
- Поработай с мое, - сказал Грязнов, разглядывая снимки, - потом будешь начальству дифирамбы петь. - Вот смотри: Ивлев и Бригадное в чем-то стали похожи. Одно и то же выражение лиц.
- Страх смерти, наверное, у всех одинаков.
- Это верно. Но Бригаднов уже знал о случившемся с Ивлевым, а тот не знал, что его ждет. И явно испугался заранее. Тут как бы разный страх, понимаешь? Бригаднов, как только увидел убийцу, сразу вспомнил, что случилось с его предшественником. Его испуг мог быть роковым. Вскрытие было? Не скончался ли он от разрыва сердца раньше, чем от руки убийцы?
- Так оно и было! - с восхищением подтвердил Володя.
- Ты осмотрел место убийства Бригаднова?