- Мне сказал об этом офицер Интерпола. Еще в Париже.
- Бона как! А чего он вам еще сказал?
- Вы меня допрашиваете, что ли? - усмехнулся Турецкий.
- Да ты не серчай, генерал, - вдруг сбился на панибратство Сидоренко. - Давай выпьем лучше. Помянем Егора, дружка моего…
Полковник вытащил из тумбы стола бутылку коньяку, рюмки.
- Закуски не приготовил, но могу ребят попросить, они принесут.
- Не надо. Я после первой не закусываю, - как бы пошутил Турецкий.
Сидоренко налил по рюмке.
- Ну, Егор, пусть земля тебе будет пухом, - глядя на фотографию, произнес Виктор.
Турецкий молча кивнул, то есть присоединился к сказанному.
После первой как-то незаметно пролетела и вторая. Мужчины закурили.
- Так объясни мне, что там за наркотик? - перешел на "ты" и Турецкий. - Мужики из Интерпола…
- Да пошли они в жопу, мужики эти. Из их Интерпола сраного, - зарычал вдруг Виктор. - Девчонку использовали как живца. Мнеедь тоже кое-какие сведения передали: они знали, что наркоту ей ее сутенер бывший сунул, могли взять его тогда же. А им, видишь ли, хотелось всю цепочку проследить. Вот они мне звонят: дескать, едет ваш гонщик, везет наркоту. Так вы его пропустите, посмотрим, кому он ее везет. А то, что девчонку без всякой защиты оставили, это как?
- Но она же взяла наркотики?
- А что она могла бандитам противопоставить? Пигалица двадцатилетняя. И Егору ни слова не сказала, боялась за него. Я ведь его спросил: "А если бы ты знал, что в пакете, повез бы?"
- И что он ответил?
- Конечно, не повез бы. А стал бы ее обидчиков искать, чтобы разобраться… И шлепнули бы обоих. И было бы два трупа, а не один.
- Так ее убили? - понял наконец Александр.
- Конечно! Только Егор отъехал, бандюки ее в упор из автомата, как мишень в тире… Вот тебе и полиция. Вот и западные ценности: ничего нет дороже человеческой жизни! Знали же, что отморозки ее в покое не оставят. И никакой защиты!
- Получается, что Калашников все же привез сюда наркотики?
Полковник налил еще по одной.
- Ничего такого не получается! - с жаром произнес он. - Кто сказал, что она именно наркоту переправила? Ее же там не шмонали. Может, она ампулы подменила. Это раз. Второе: оттуда досюда путь неблизкий. Может, Егор на пароме ампулы эти за борт покидал, а? И заменил другими.
- Так что экспертиза-то показала? Вы ее проводили?
- А как же! Лекарство там было. Антибиотик.
Турецкий внимательно смотрел на полковника. Тот выдержал его взгляд, заговорил:
- Егор парень чистый был и светлый. И верный, как честное пионерское слово. Он свою девчонку любил больше жизни.
- Проститутку?
- Много ты понимаешь! Ну попала она в руки мерзавцев по наивности. Так удрала же от них, выбралась. А как она к Егору относилась, знаешь? Он мне рассказывал. Мыс ним всю ночь здесь сидели, вот как сейчас с тобой. Когда с ним беда приключилась, она за ним как за младенцем ходила… Он же даже в сортир не мог… Если бы не она, он бы и не поднялся. И нечего ее память поганить!
- Да я разве… А где ампулы-то? - все пытался выяснить Турецкий, хотя догадка уже пронзила слегка затуманенный алкоголем мозг.
- Эх, понимаешь, генерал… Беда здесь у нас приключилась, - глядя на Турецкого исключительно правдивыми глазами, пел Сидоренко. - Ампулы, понимаешь ли, в сейфе хранились как вещдок. А тут вчера буквально взяли мы чувака одного. Взрывчатку провозил. Мы взрывпакеты туда же - в сейф. Тоже ведь вещдок. А тут, как назло, батарея потекла Отопительная. Вызвали сварщика, он варить начал. А прапорщик сейф не отодвинул. Там нагрев произошел, ну и рвануло пакет. И сейф - в хлам, и ампулы тоже.
- Поня-ятно, - оценил сказанное Турецкий. - Ты, случаем, в Чечне не служил?
- Ну было, а что?
- Да так. Про взрывпакет - хорошая история.
- Ты вот что пойми: он сам себе приговор вынес! Кто же его судить может выше, чем он себя осудил?
- Ты считаешь, что это не несчастный случай? Что он покончил собой? Он тебе говорил что-нибудь на этот счет?
- Во посыпал вопросами, сыщик… Ничего он мне не говорил, й сам видел, как он помертвел весь, когда правду узнал. Ну и зачем его память марать? В глазах людей Егор погиб как герой. Зачем их разочаровывать? Зачем отнимать мечту о сильном человеке, не таком, как все, о человеке - образе для подражания. Каким может стать и другой, и третий - если очень захочет, если будет в этой жизни стремиться к мечте, а не ждать, когда на пенсию свалить… А вообще, я готов понести наказание за безответственность, - брякнул Сидоренко. - Что там у вас предусмотрено за утрату вещдока?
- То есть ты готов карьерой своей пожертвовать?
- Знаешь, если бы не Егор, не было бы у меня никакой карьеры. Меня самого бы не было. Он мне когда-то жизнь спас. И не только жизнь, а и честь. Пусть на том уровне, на мальчишечьем, это не важно. Тогда-то мы честью еще поболе дорожили, чем теперь. Пришла моя очередь его честь сберечь. Смешно?
- Нет, - искренне ответил Турецкий.
Они помолчали. Александр вздохнул:
- Одно плохо: кому-то эта наркота предназначалась. И будет этот кто-то и дальше поганым своим делом заниматься.
- А мне Егор телефон передал, куда звонить должен был. Можно другого гонца по телефончику направить, - живо откликнулся полковник.
- Так ампул-то нет. С чем направлять?
- Ну… Для такого дела… Может, одна-две и не взорвались, надо поглядеть.
Мужчины посмотрели друг на друга и расхохотались.
Впервые за прошедшие недели Турецкий почувствовал облегчение, которое испытываешь, когда принимаешь правильное решение.
Днем позже Александр сидел в рабочем кабинете на Большой Дмитровке. Он готовил отчет по материалам дела Егора Калашникова, когда секретарша Наташа сообщила через внутреннюю связь, что Александра Борисовича хочет видеть некая Екатерина Ростова.
- Кто это? - не понял Александр.
- Она по делу Калашникова.
- А, ну как же! А где она?
- Внизу, звонит с проходной.
- Понял. Распорядись, пусть пропустят.
Турецкий неожиданно для себя разволновался как школьник.
Девушка вошла, худенькая, большеглазая, в синем комбинезончике, обтягивающем немаленький животик.
Александр засуетился вокруг нее, не зная, как усадить, чем угостить.
- Чаю, кофе?
- Не, мне нельзя, - замотала Толовой Катя. - Я что пришла… - Она покраснела, но справилась с волнением и быстро заговорила: - Тетя Поля сказала, что вы расследуете причины смерти Егора.
- Нуда.
- Не расследуйте, не надо, - жалобно произнесла она, и глазищи вмиг наполнились слезами.
- А что такое, Катюша? Да вы не волнуйтесь… Может, воды?
- Не нужно. Я от него письмо получила, уже после смерти. Вот прочтите.
Девушка протянула листок.
"Пишу тебе, Катюха, поскольку виноват перед тобою. Не ценил любовь твою, а ты, чистая душа, ничего и не требовала. Береги сына, а я буду стеречь и беречь вас оттуда… Обещаю там любить тебя больше, раз уж это так плохо получалось у меня здесь, на земле. Пусть парень помнит, что он - сын чемпиона. И я верю, что он сам станет чемпионом в каком-нибудь своем деле. Пусть все помнят меня улыбающимся. А несчастный случай может произойти с каждым. Держись, Катюха! Ты сильная, я знаю. Прощай!"
"Ну вот и поставлена последняя точка", - подумал Турецкий и вернул листок.
- Спасибо, что доверили мне это. Но расследование и так закончено, Катюша.
- Да? Вы больше не будете копать? Пусть все будет, как он хотел.
- Да вы не волнуйтесь…
- Я еще спросить хотела, раз уж пришла. Егор в письме заявление оставил, что признает себя отцом моего ребенка. Как вы думаете, оно имеет юридическую силу? Мне-то все равно, а родители… И мои, и Егора…
- Конечно, имеет! - убежденно ответил Александр. - Будут проблемы - звоните. И вообще ты береги себя, Катюша. Ты как-никак Калашникова-младшего под сердцем носишь! Как назовешь-то?
- Егором! - звонко выпалила Катя, и слезы все же брызнули из ее глаз.
…Турецкий сидел в кабинете Меркулова, отчитываясь по материалам дела. В той мере, в какой это было возможно, чтобы не ставить начальника в неудобное положение.
Меркулов слушал, постукивая карандашиком по столу.
- Значит, несчастный случай?
- Да, Костя. Именно так. На трассе все бывает. Жалко парня, - искренне добавил он. - Но знаешь, медэксперт говорил мне, что в момент гибели лицо у Егора было счастливым. Что он погиб с улыбкой на губах. Может, это и есть счастье - уйти в момент наивысшего успеха?
Телефонный звонок не дал Косте ответить.
- Меркулов, слушаю. Здравствуйте, Аркадий Яковлевич. Что нового? Это в каком смысле? По делу Калашникова? Закрываем дело. Ну как же, все проверили. На таможне был следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий. Нет, ваши сведения ошибочны. Никаких наркотиков… А Турецкий здесь, рядом.
Меркулов протянул трубку, негромко попросил:
- Саш, ты… того, не кипятись.
Турецкий кивнул: мол, постараюсь.
- Александр Борисович? - услышал он слегка гнусавый голос олигарха.
- Да, Турецкий. Слушаю.
- Если я правильно понял, следствие закончено?
- Совершенно верно.
- И Егор, так сказать, чист перед законом?
- Абсолютно, - не дрогнул ни единым мускулом Турецкий.
- Вы, конечно, все проверили?
- Разумеется, - холодно откликнулся Александр Борисович.
- Что ж, очень рад, что мои опасения не подтвердились. Что память Егора не запятнана ничем противозаконным, - фальшивым голосом распинался олигарх. - Так каково же ваше заключение? Я ведь волнуюсь! Все же это мой пилот.
- Калашников - пилот российской команды, - перебил Турецкий.
- Нуда, разумеется, я неверно выразился… - гнусавил олигарх. - Но все же вы не ответили: как погиб Калашников?
- Он погиб… победителем! Таким и останется в памяти людей! - ответил Турецкий.
Что-то ему не понравилось в этих словах. Будто не он произнес их, а кто-то другой. И как бы не к месту и не тому человеку адресованы. И вообще…
Пауза затянулась. Меркулов показывал жестом: закругляйся, Саша.
"Нет, - осадил себя Турецкий, - все я сказал так, как надо, и сказал правильно. Может быть, излишне пафосно, но по существу верно".
И, не вникая уже в слова, доносившиеся из телефонной трубки, резко опустил ее на аппарат.