- Что ж, я тогда сегодня приеду. Только попозже чуть-чуть. Хорошо?
"Только попозже чуть-чуть" означало "немедленно еду", и поэтому Меркулов, вздохнув несколько укоризненно, сказал лишь одно слово - слегка обижаясь как будто:
- Хорошо.
- Так быстро я тебя не ждал, - сказал Меркулов Турецкому, открывая дверь и подавая руку. - Думал, успею одну семейную обязанность выполнить - в магазин выйти. Ты подожди меня - вон чаю с девочками выпей, а я туда-сюда в один момент. Не обижайся только! Я правда ведь не ждал тебя так скоро, ты ж сам сказал, что приедешь попозже. Так ведь?
- Да так вышло, Костя. Хотел убраться дома, а посмотрел, сколько там убирать, - решил махнуть рукой!
- Вот это правильно. Ты раздевайся, проходи, а я тут мигом.
- Я лучше с тобой!
- Как желаешь… Не хочешь, стало быть, пить чай с женой начальника-то бывшего? Что ж, одобряю… Ну, пойдем!
Они сели в машину Турецкого и поехали в сторону местного "Универсама". Развернувшись возле магазина, долго искали место для стоянки - хвоста за ними вроде не было.
Войдя в торговый зал, оба, и прокурор, и следователь по особо важным делам, почувствовали: им крупно повезло.
В мясном отделе давали сразу сосиски, фарш в брикетной расфасовке и пельмени. В молочном - выкинули дешевые яйца, разливную сметану и майонез в стеклянных банках! А в рыбном мойвы было море! И обещали вот-вот минтая выложить - его, мол, днем еще, после обеда разгрузили.
Люди, предчувствующие скорое и неизбежное наступление первого, приходящего к нам с Запада Рождества Христова и вслед за этим идущего уже навстречу - с Востока на Запад - Нового года номер один, давились за любой дорожающей на глазах жратвой…
Из двадцати касс в торговом зале функционировали, как обычно, только две. Очереди выстроились к ним колоссальные, поэтому Меркулов с Турецким могли говорить без опаски - никто, даже сам Господь Бог не мог бы сориентироваться в этой людской каше, подслушать их здесь…
- Рассказывай, - сказал Меркулов. - Подробно. Все. И только по порядку, понял?
За час с небольшим Турецкий рассказал Меркулову все, ничего не скрывая.
Он даже не утаил перед другом факт взятия им миллионной взятки у Сергея Афанасьевича Навроде, хотя именно к взяткам Меркулов был особенно неравнодушен и именно ими любил заниматься больше всего: поймать на взятке дело весьма не простое.
Однако в данном случае Меркулов на это сообщение отреагировал довольно вяло:
- Осталось хоть что-нибудь? От миллиона-то?
- Конечно! Почти половина осталась.
- Да, - вздохнул Меркулов как-то даже грустно. - Не умеем мы, честные люди, красиво жить. Моим "клиентам" одного "лимона" на вечер может не хватить. Они умеют деньги тратить, а ты - не ах. Ну ладно, раз у тебя еще остались деньги, пробьешь два торта вафельных - моим женщинам.
- А что же вафельных, давай лучше я "Прагу" пробью или "Журавушку"?
- Нет-нет! Сказал ведь - вафельных. Не знаю почему, но они любят именно эти.
До кассы им оставалось стоять уже не так долго.
- Насколько я понял тебя, - начал Меркулов как бы в раздумье, - ты хотел бы послушать мое мнение по этому делу, не так ли?
- Конечно.
- Тогда по порядку. Я начну с общего, как мы с тобой оба привыкли, и уж потом перейду к частностям. Первое: дело ты это прекратил?
- Да, прекратил. Точнее, Сергей вынес постановление от моего имени.
- Слава Богу. Теперь второе главное: об этом деле ты забудь. И лучше - навсегда.
- Да как же так?
- Ты слушай, что я тебе говорю, - забудь об этом деле. О папке со следственным производством то есть. Об официальном деле, о расследовании по факту смерти. А "дело" в смысле "суть", не о работе говорю, о долге, жизни, - тут только все и начинается, по-моему. Все впереди еще, насколько я понял. И третий момент: ты очень, огорчил меня, Саша, своим рассказом, отношением… Не скрою - очень огорчил.
- О чем ты? Опять о взятке?
- Нет, не о взятке. Взятку ты взял правильно. И даже, я бы сказал, весьма уместно, а вот насчет всего другого. Это просто никуда, уж ты поверь мне!
- Я верю, но не понимаю.
- Да что ж тут понимать? Ты очень плохо действовал. Но думал. Сплошные упущения. И дыра на дыре.
Как ни тяжело было на душе у Турецкого, он все же обиделся не на шутку.
- Ты, может быть, докажешь, что говоришь?
- Да. Разумеется. Попробую. Однако! Будем исходить из нашей с тобой профессии, и только, договорились?
- Но, видишь ли…
- Нет, я пока не вижу! С вопросами, касающимися философии, - пожалуйста, к философам, с вопросами религии - к святым отцам, к теологам. Потустороннее оставим экстрасенсам, гадалкам, шарлатанам и просто вздорным бабам. Я, Саша, сыщик. И если говорить со мной, то лишь как С детективом, криминалистом. Как с Пуаро, а не как с Мерлином, не как с покойным графом Калиостро. Условились?
- Идет! - Турецкий приуныл, ожидая обычную, как в юные годы, взбучку, которая теперь, в тридцать с лишним, казалась весьма унизительной экзекуцией.
- Итак. Оставим сразу все, что кажется пока устойчивым в этой истории, то, что на самом деле произошло, имело место. Потрогаем пока лишь сомнительные места, "качающиеся зубы". Итак, поехали. Все началось с того, что Ольга Алексеевна Грамова и ее сын Николай погибли. В этом нет сомнений?
- Нет.
- Конечно, нет. Однако через неделю выяснилось, что Николай задушен был…
- Подушкой, - подсказал Турецкий.
- Подушкой, да не только! Его ведь призрак задушил? Я верно тебя понял? Покойный Алексей Николаевич Грамов, ведь так? Умерший задушил! А ты проходишь мимо!
- Но я же сам видел! Я видел призрак Грамова!
- Я тоже много что видел, поверь мне, Саша! Но призраки детей не душат - это ж факт!
- Что знаем мы о призраках, Костя?!
- Да ничего не знаем, точно! Зато я знаю многое о людях. Кто Колю задушил? Реально - кто?! Напоминаю: я, Саша, следователь, а не директор спиритического салона. И еще - в истории этой смерти есть одна весьма заметная и странная деталь. Я промолчу о ней, надеюсь, ты сам обратишь на нее внимание.
Турецкий сделал попытку сказать что-то, но Меркулов остановил его жестом:
- Нет-нет, ты не проси. Деталь ты эту знаешь, ты сам мне и поведал только что о ней, но ты прошел и не заметил. Через недельку я пришлю тебе отгадку, если не дойдешь сам: тут время терпит. Дальше едем. Твоя приемная дочурка, Настенька, ты говорил, ее внезапно дифтерит скосил, причем довольно редкой формы. Так? Ты разговаривал с врачом, ты лично с ним беседовал, ведь так?
- Да. Он подтвердил мне. Он был уверен, более того, он был взбешен, что смертельную болезнь мы запустили. Он был готов убить Марину и меня.
- Прекрасно. Что ж потом выходит? Ошиблись вроде бы с диагнозом? И "просто напугали", как ты сказал. Что, врач некомпетентен? Пьян? На самом деле пьян был?
- Нет, это - нет!
- Ну хорошо. Осталось только два варианта: некомпетентен - раз и злонамерен - два. В обоих случаях такой врач - преступник. Ты согласен?
- Согласен.
- Ты поднял, ты проверил документы этого врача? Диплом, квалификация, характеристика, весь список послужной.
- Да я ведь только что тогда из Киева вернулся. И сразу, как только мы домой попали, Настенька с балкона попыталась улететь.
- О Киеве и Настеньке потом. А сейчас лишь о тебе - историю болезни ты поднимал в больнице?
- Нет, не успел!
- Похвально, - хмыкнул Меркулов. - Теперь о Киеве. Как ты сказал мне, ты в Москву вернулся только утром на другой день.
- Да, я всю ночь просидел в аэропорту, в Борисполе.
- А почему ты сразу, вечером не улетел? Ведь вечером из Киева в Москву идет четыре или даже пять рейсов.
- Я опоздал на все вечерние. Я помню, последний улетал в двадцать два тридцать, на котором еще успеешь в Москву до закрытия метро, а я приехал на аэровокзал примерно в двадцать два сорок пять. Прекрасно помню, - именно из-за того, что рейс последний, ну, вечерний, улетел.
- А сколько же ты добирался до аэропорта от этого самого Манихинского лесничества, в которое тебя забросила твоя "нечистая сила"?
- Часа-то полтора я добирался.
- Угу, - кивнул Меркулов. - А во сколько ты окончил свой разговор с покойным А. Н. Грамовым на Истряковском кладбище? Примерно?
- Да я и точно скажу. Мы Настеньку доставили в больницу не позже полдесятого утра. Около двенадцати я говорил с врачом. Не больше двадцати минут. Потом на кладбище поехал, ну пусть еще час-полтора. Выходит, кончил говорить я с покойным А. Н. Грамовым не позже трех.
- Пятнадцати ноль-ноль. А в Киеве ты очнулся, выходит, в девять вечера, ну так, примерно?
- Не понимаю, к чему ты клонишь?
- Да клоню к тому, что шесть часов ты был черт знает где. А может быть, и семь. Ну где ты был? Да-да, я знаю - призраки, чтоб доказать тебе свое могущество великое и чтоб скрепить ваш договор угрозой, демонстрацией могучих сил нечистых. - Меркулов дружелюбно обнял Турецкого за плечи: - Да я бы сам, Саша, взялся тебя в Киев укатать за шесть часов! Но есть в этом всем фрагменте действительно весьма чудесная деталь.
- Какая же?
- Да пес твой, Рагдай. Ну сам подумай, разве ж он вернулся бы в больницу? Сам? Ты поставь себя, мой милый, на его собачье место. Вот ты, Сашок, собака. Тебе хозяин дал приказ: ждать его у кладбищенских ворот. Ты что бы делал?
- Ждал.
- И-я бы ждал! И сутки б ждал, и двое! Совсем уж если я плохой пес, домой бы двинул: вдруг хозяин дома? Но - в больницу?! Да так поспешно? Ты спрашивал свою Марину, во сколько туда прибежала собака? Днем? Вечером? Когда - ну примерно?
- Нет, я не спрашивал.
- Хвалю. И больше мне сказать нечего. Теперь еще чуток потерпи - уже немного человек до кассы осталось. Навроде твой, откуда он узнал про ваш разговор на свадьбе?
- "Жучки", понятно!
- Что тебе "понятно"? "Жучки" ты обнаружил пять часов тому назад и только на квартире у Марины? Так? А надо бы пораньше похлопотать на сей предмет. Уж я не говорю, зачем ты нужен Сержу, это-то ладно пока…
- Да это-то самая главная загвоздка и есть! - Турецкий едва ли не подпрыгнул.
- Возможно. С твоей точки зрения. Но не с моей. На-вроде твой дал тебе понять, что ты его интересуешь, раз денег дал тебе, ну и так далее. Он сам тебе, ты погоди, и объяснит, зачем ты ему нужен. Он сам "проявится", усвоил?
- Так если это предугадать, так можно было бы и подготовиться?
- Чтоб "подготовиться", как ты сказал, разумнее вникать в детали, о которых я тебе выше говорил. Их много ведь, деталей! Вдумайся! Они ведь могут цепь образовать, замкнуться. И ты тогда поймешь их ход ума! Причем задолго до официального, так сказать, "проявления"!
- "Их" ход ума, ты ведь сказал "их"? Кто это? Кто они?
- Ну, а я почем же знаю, братец мой? Ты сам подумай, напрягись. Я только общее могу сказать тебе, пока мы достоимся здесь до кассы. А дальше сам, сам. Ты мальчик уже большой. Да и на мне самом висит немало своего. Во всем, брат, этом деле есть общий знаменатель, точка, центр притяжения.
- Конечно, призраки!
- О Боже! Мы ж с тобой договорились. Вспомни Ньютона: "Излишних гипотез не измышляю". Мужик был голова! В отличие от нас с тобой.
- Убийства? Цепь убийств!
- Нет! Я вижу пока только одно убийство: мальчика кто-то задушил подушкой.
- Ну, значит, длиннющая цепь смертей.
- Нет. Длиннющей цепи смертей тоже не заметил.
- Как?
- А вот так. Давай-ка исходить лишь из того, что точно выяснено: нами, лично! Ольга Алексеевна Грамова вскрыла себе вены - раз! Травин твой, ее сожитель. Повесился? Повесился! Два. Да вот и все: одно убийство, два самоубийства.
- А гибель всех остальных?
- Кого? Марины с Настей? Я лично трупов их не видел. Ты тоже. Нет-нет, не думай, я вовсе не утешаю тебя. Я только сыщик сейчас, больше никто.
- Я собственными глазами видел, как они взорвались вместе со складом!
- Верю, верю! Ты видел, конечно. Но ты и призрака видел, и с мертвым беседовал. Так? Ты в Киев сам не знаешь как слетал, а тут, напротив, ничего не видел. И водки ты не пил, застрелил собаку для начала, ну а потом и сам себя. Ты сам же мне вот только что все это рассказал. Но я смотрю, а ты живой. И более того, ты даже при деньгах. Так почему ж ты так уверен, а? Где доказательства, что девочки твои взорвались вместе со складом? Их нет. И нет для меня надежных и проверенных фактов смерти Грамова… Да, самого! Алексея Николаевича, одна тысяча сорокового года рождения. Да, да, да!
- Нет, это точно! Я это проверял.
- Ну хорошо. Но ты ж не будешь возражать, что именно он эпицентр этой истории?! Вокруг кого все крутится? Вокруг него, Алексея Николаевича Грамова! Неужели ты не чувствуешь, что именно с ним, с его памятью или с его наследием, зримо и незримо связано все происходящее! Весь коловорот вокруг него, точнее, не вокруг него, а вокруг его фамилии, фамилии в немецком значении этого слова - вокруг семьи, хочу сказать. Не так ли?
- Так.
- Второе. Вас "пасли". "Пасли" надежно, дорого, жестоко. Ты нашел "жучки"? Нашел. Так, значит, вас держали на прицеле, ни с чем, пожалуй, не считаясь, тут все средства, техника, люди, деньги миллионные… Подкидывать тебе прямо в люкс мистические рефераты да еще регулярно их менять, чтоб коридорная не просекла. И все ради чего? Произвести впечатление, видимо. Такая работа- и исключительно ради создания настроения, антуража! Нет-нет! За этим стоит нечто очень серьезное! Я убедил тебя?
- Да, убедил. Пожалуй. Однако, если вернуться к мистической версии, осознав все, что ты сказал, картина общая получится попроще.
- Да, как же! Сейчас-то и возвращаться! Сказал тоже! Где она, мистика-то? Ну, в данный момент? К тебе являлись эти, ну как их…
- "Форзи".
- Да. Именно. Казалось бы, теперь-то твой черед, не так ли? Твоя Марина там, по ту сторону границы между жизнью и смертью, должна была, на мой-то взгляд, вернуться за тобой. Ну не сама, допустим, так послать папаню. И что? Они являлись? Нет. А почему? Да потому что операция, которую они раскрутили у тебя на глазах, успешно завершилась. И все закончено. Конец. Ушли под воду твои "форзи". Все. Большой привет. И ты им на хрен вот теперь не нужен. Казалось бы. Однако есть изъян - они не Дали тебе застрелиться. Приберегли тебя. Законсервировали. Отравили тебя крепко этой загробной идеологией и - в чуланчик! Про запас. И это более похоже на дело А если так, то жди - еще проявится и это! Но ты уж будь во всеоружии, когда настанет час общаться снова с… "мертвецами".
- Но я же видел сам, своими глазами, дух. Он летел. И это было наяву и в трезвой памяти.
- Внушение, гипноз, галлюциогены, может быть.
- Да нет, не может быть. Г ипнозу я не поддаюсь.
- А что ты знаешь о гипнозе?
- Почти что ничего. Но у меня был знакомый гипнотизер - сосед по старой коммуналке.
- Гипнотизер-сосед - это не гипноз. Так же как сосед-банкир - это еще не деньги. Нет, нет, ты погоди, дослушай… Мы уже подходим к кассе. Скажи-ка мне - тогда, когда Настенька попыталась прыгнуть с балкона, ведь ты поймал ее случайно?
- Да, случайно. В последнюю секунду, миг!
- А в перестрелке у дендрария тебя, ее, вас всех, могли убить - реально?
- Конечно! Запросто.
- Так ты считаешь, не инсценировка?
- Какая ж тут инсценировка? Бог с тобой!
- Ну, а тогда им, значит, было наплевать на то, погибнете вы или уцелеете. Другое волновало их!
- Но что другое-то?
- Ну, например, эксперимент, представь. Какой-то психотрон. Внушатель, я не знаю что. Хотели испытать на людях. У нас же все в стране испытывают на Людях, на ничего не. подозревающих людях.
Из магазина они вышли, нагруженные выше крыши.
Турецкий не утерпел и все же купил не только два вафельных торта, но и "Прагу" и "Птичье молоко".
Поразительно, но "девочки" Меркулова съели за вечер все торты, кроме вафельных.
"Видно, и Костя может маху дать запросто", - подумал Турецкий.
Турецкий верил Меркулову безоговорочно, во всем! И то, что он высказал гипотезу, что Марина и Настенька живы, хоть это и не укладывалось в голове Турецкого, однако внушало серьезные надежды.
Он хорошо знал Меркулова и понял, что тот не просто так решил, что Марина и Настя живы.
Турецкий видел, что Меркулов был практически уверен в этом.
3
На следующий день Меркулов улетел с военного подмосковного аэродрома Астафьево. Улетел спецрейсом; посадку объявили довольно бесхитростно:
- Всем улетающим бортом А-3218 на "точку" просьба пройти на посадку к седьмому выходу третьей линии.
Турецкий проводил Меркулова до седьмого выхода третьей линии, где улетающих ждал приданный майор для сопровождения по летному полю непосредственно до борта А-3218…
Через двадцать минут военно-транспортный самолет, снабженный, кстати сказать, сдвоенной авиационной пушкой, торчащей из стеклянной полусферы под килем, взлетел в серое небо и взял курс в восточном направлении.
Проводив Меркулова, Турецкий первым делом поехал на службу - необходимо было продлить отпуск.
Начальство в лице Егора Степановича вполне понимало его ситуацию и, хотя на работе и был, как обычно, "страшный зарез", без звука подписало его заявление. Однако срок все же вызвал некоторое сомнение:
- Сорок пять суток - не многовато ли? Нет-нет, если нужно, так что ж? Я о другом: работать надо, работать, тогда и пройдет все! Ты на работе-то, как окунешься, быстрей отойдешь.
- "Отойдешь"? - усмехнулся Турецкий невесело. - Отойти, как показывает практика, и в отпуске не ах как сложно.
- Да, это верно. Мне здесь, с югов-то, прислали цидулю про ваши художества. Шесть человек убил. И просят благодарность объявить. Не знаю уж, за что. Мое-то мнение: убил двоих, троих - ну для острастки, - чтоб жизнь им медом не казалась, вот и будет. А остальных - под суд и в клетку.
- Не получилось так, Егор Степанович.
- Да это я понял. Ну ладно. Отпуск подписал тебе. - Егор Степанович вдруг что-то вспомнил: - А пистолет по-прежнему с тобой?
- Всегда Со мной…
- Та-а-ак. - Егор Степанович задумался. - А отпуск ты на что берешь, конкретно?
- Привести в порядок себя, дела. Квартира от жены осталась. С наследниками разобраться надо.
- Ну хорошо. - Егор Степанович решился наконец. - Ты право на ношение имеешь. Не совершал, к служебному расследованию не привлекался. С наследниками разобраться надо. Все понятно. Я своим людям не враг. Носи пока свое табельное оружие. - Егор Степанович махнул рукой. - А если помощь - вдруг, - ты не стесняйся.
- Спасибо.
- Да мне чего спасибо! Меркулов мне звонил с утра, перед отлетом, просил во всем тебе способствовать. Я думал, дело. А ты, вишь, в отпуск. Странно. - Егор Степанович провел рукою по лицу и заключил: - Иди, Турецкий. Не задерживаю.
- Вот что, Сережа. - Турецкий подсел к Сергею. - Стажировка твоя будет, увы, по полному классу. Мало того, что я в отпуск только сейчас на сорок пять суток отпросился…