3
Машина мчалась по центру города.
- Сережа, - сказал Турецкий стажеру, останавливаясь. - Я здесь на троллейбус - и домой. С собакой погуляю, посплю часа четыре. Машину оставляю на тебя. Садишься и гонишь. Маршрут таков: Алексей Николаевич Грамов - отец покойной, умерший якобы три месяца назад. Все документы, констатирующие его смерть, - раз. Обстоятельства смерти, реальные, - два. Свидетели, очевидцы - три. Если имеются таковые. Понял? Графологическая экспертиза посмертной записки Ольги Алексеевны Грамовой тоже на тебе. Ты там поторопи. Золотые горы пообещай. Это можно. Вскрытие - тоже поторопи. Если это дело простое, то скинуть его прочь побыстрее. А если оно вдруг сложное, то время решает все, как ты знаешь.
- Я знаю другое - кадры решают все.
- И кадры тоже, конечно. В пятнадцать ноль-ноль я вернусь. И чтобы готово. А если что-то, звони и поднимай.
- Хорошо, - кивнул Сергей. - Давайте я вас до дома-то подвезу сначала. Это ж пять минут!
- Вот моего первого шофера убили потому, что не хватило нам пяти секунд, - бросил Турецкий на прощанье.
Едва Турецкий успел переступить порог своей квартиры, как тут же крупный пес, колли, радостно бросился ему на грудь, пытаясь лизнуть в лицо.
- Ну, Рагдай, Рагдай… - Турецкий погрузил пальцы в густую песью шерсть. - Тоже, гляжу, не спал. Пойдем погуляем. Потом поедим и поспим.
И в это время зазвонил телефон.
- Да. Слушаю. Миша? Не может быть! Эх, ч-черт! Ну ладно, жизнь прекрасна и удивительна. Та-а-ак. Пока ты едешь за мной, пса-то выгулять я успею. Заберешь нас в парке, напротив моего дома.
Турецкий положил трубку и потрепал пса по холке:
- Что, псина? Пошли гулять.
Голос Турецкого был невесел, и поэтому пес, знавший, что прогулка большая радость для них обоих, вопросительно посмотрел на хозяина.
- Повесился наш свидетель, - пояснил ситуацию псу Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам.
- Как же ты его упустил? - Они с Мишей сидели на заднем сиденье "уазика" Сокольнического РУВД, на территории которого жил Травин.
- Я проводил его до самого подъезда. И теплые слова сказал, ну, все что нужно, на прощанье. Мол, ты мужайся, все такое… В Москве ты не один такой, а много вас таких, я сам лежал с дырой за ухом, жена белугой выла, все прекрасно, ты терпи, мужик, - пройдет, затрется все - почти без швов, переживешь! Сейчас терпи пока. Терпи! И он пошел.
В подъезд. Не идти же мне за ним в квартиру? Но на сердце неспокойно, это точно. Отошел я метров сто, оглядываюсь. Ха! А он, смотрю, выходит из подъезда. Вот это да, смекаю! Как убивался-то в машине. А как свободен - сразу двинул! Куда? Понятно же - к дружкам. К сообщникам. Я за ним. Он дом прошел, другой прошел и раз - на стройку. Нет, не на стройку - старый дом ломают. Ага. Ну, значит, я туда же. На первом этаже тихо так. Я замер. Тишина. Минут пятнадцать я стоял. Куда он деться мог? Вот, думаю, с хвоста меня стряхнул, поди. А может, тоже затаился. Может, он заметил, что я за ним намылился, кто ж это знает? Но ведь и ждать так можно тоже до посинения. Я двинулся дальше- тихонько так, чтоб не шуметь. Этаж я первый обошел. Нет его. А на втором… Сразу я его нашел. Смотрю - висит. А тут и работяги возвращаются с обеда. Дальше просто. Уговорил ребят из Сокольнического управления вот этот "УАЗ" прислать за вами.
Машина остановилась возле разрушенного старого дома.
- Сюда, на второй этаж. Нет, нет, сюда, направо. Вот, пожалуйста!
- Он.
- А вот и записка: "Никого не виню. Ухожу в мир иной".
- Правильно, - Турецкий взял записку, повертел в руках. - А что? Указал, куда пошел, конкретизировал. Сами ж мы не догадались бы. На чем повесился-то? - Турецкий сразу заметил деревянную ручку на конце провода, висящего под потолком, и вторую деревянную ручку у трупа на груди.
- А то на стройке проводов-то мало! - беспечно ответил какой-то молодой сержант в новенькой форме.
- Я спрашиваю вас: на чем он повесился? - строго повторил вопрос Турецкий.
- На детских прыгалках, - с удивлением обнаружил молодой сержант.
Круглый пластмассовый пенал с трупом ушел по направляющим в желтый "рафик". Водитель завел мотор и направил было машину к воротам, но неожиданно остановился: в ворота влетел "жигуль" Турецкого. Сережа, следователь-стажер, лихо развернулся, объезжая "рафик", и замер прямо перед Турецким.
- Александр Борисович, - Сережа выскочил из машины, на ходу доставая бумаги. - Я все успел. Вот документы, которые вы просили. Предсмертная записка подлинная. Время написания соответствует. Вскрытие показало полное отсутствие наркотиков, медикаментов, алкоголя в крови. А также допингов и антидепрессантов природного происхождения. Так, дальше. Алексей Николаевич Грамов. Трагически погиб три месяца назад, точнее- на производстве. НПО "Химбиофизика" Третьего управления Минздрава. И живы очевидцы. Один из них, к примеру, Ерохин Вячеслав Анатольевич, 1939 года рождения, русский, беспартийный, это ладно. Домашний адрес… Работает все там же - в НПО "Химбиофизика" в лаборатории корреляций отделения медицинской статистики.
- Спасибо. А где это НПО? Территориально?
- Да рядом здесь. На Преображенке. Около дурдома Ганнушкина. Минут пятнадцать на машине, меньше даже.
Турецкий подумал.
- Так. Мы с тобой, Сережа, в НПО. А ты, - Турецкий повернулся к водителю Мише. - А ты давай дуй к теще. Телевизор покупать.
- Да я… - заволновался Миша. - Телевизор подождет…
- Телевизор подождет, а теща - нет, - Турецкий смотрел в сторону ворот, как "рафик" с трупом Травина медленно выруливает со стройки, скользя по грязи. - Договорились ведь: проводишь Травина - свободен. Так?
- Да так-то так, да ведь…
- Ну, Травина ты проводил?
- Да проводил! - Миша раздосадованно махнул рукой.
- Вот и свободен! Все. Сделал дело, гуляй смело!
- Зачем вы так, Александр Борисович, - голос Миши звучал укоризненно.
- Ну-ну, не огорчайся, - Турецкий успокаивающе обнял Мишу за плечи. - Он так и так бы повесился, судя по всему, понимаешь? А мы должны думать в первую очередь о живых, ясно? Ну вот и все тогда.
Лаборатория корреляций отделения медицинской статистики НПО "Химбиофизика" находилась в подвале старого здания какого-то архитектурного комплекса екатерининских времен. Сразу было видно, что при проклятом царизме в этом доме располагалось совсем другое заведение - возможно, больница для бедняков, ночлежка или что-то в этом роде. Подвал за время диктатуры гегемона претерпел десятка два ремонтов, но все они были, скорее, косметическими, так как теперь вся эта косметика проглядывала слоями, в тех местах, где сырость точила стены, превращая внутреннюю электропроводку во внешнюю.
Свидетель трагической гибели Грамова, Вячеслав Анатольевич Ерохин, охотно согласился рассказать "в который раз уже!" обо всех обстоятельствах того ужасного происшествия, имевшего место "двадцать девятого июня сего года, ровно через неделю, как Гитлер напал". Запомнилось, видно, накрепко.
- Я тут вот стоял, - объяснял Вячеслав Анатольевич. - А Леша Грамов тут, у штуцера. Прокладка сгнила, как потом оказалось, напруга тут избыточная - единички не будет, но площадь, видишь, зато - два квадратика. Резьбу сняло, повело направляющий, скусило шпильку заподлицо: комиссия потом установила…
- А если без техники? Просто?
- Просто? Просто - брызнула отсюда струя - вот в палец толщиной.
- Струя чего?
- Да кислоты. Мы кислотой ее зовем. Она не кислота, конечно. Похуже. Беда не в том была, что кислота. А в том беда, что затеки она в соседний отсек, в наш, где стоял генератор Лешкин, там ведь и щелочь тоже, она хоть ни при чем, однако же в шкафу стояло литров сорок. Всю дрянь ведь складировали. Тут так бы ахнуло - все выгорело бы, напрочь все! Поэтому мы стали зажимать струю. Чтоб к нам ее, подлюгу, не пустить. Она ж как брызнула - и бьет. И по полу течет - прям к нам, собака. Ну, Грамов тут ее рукой. Зажал, откуда брызжет. Я вижу: все - руки, считай, лишился. Ноль секунд. Рука не держит - не удержишь. Он комбинезон давай срывать, заматывать… А бьет ведь, брызжет во все стороны. Тревога-то ревет - по всему корпусу, конечно, - ничего от нее не слышно. Куда бежать, чего хватать - вопрос для остального коллектива - он открытый…
- А вы?
- А я - вот тут. Ну, тоже, с дуру-то, рукой зажал. Как обожгло, как обожгло! И чувствую потом: все, отключился! Во - видишь руки?
Руки действительно вид имели ужасный.
- Меня, как я потом узнал, успели оттащить. А Лешка все держал, не знаю уж, как смог, как вынес. И не успел поэтому, когда все полыхнуло. А это ж как напалм горит, пойми! И от него одни лишь пуговицы остались. И хоронить-то было нечего. В гробу-то его положили по-христиански, забинтовали напрочь… А уж чего там бинтовать-то было… В порошок сгорел. Ведь я в себя когда пришел, тогда еще, после укола, я видел, что от него осталось.
- Осталось что-то?
- Да. Осталось. Вот именно, как ты сказал, "что-то".
- А чем занимался Грамов?
- По правде вам сказать - людей лечил. Вот тут стоял его генератор. Я, например, приду с похмелья - он меня усадит. Контакт наложит прям на лоб - и как ни в чем не бывало. Похмелье он снимал - любое. Ну изучал, конечно, тоже - эти… альфа-ритмы. Во! Мне говорил он, кстати: Славка, ты много пьешь, подлец, но руки золотые! И спектр альфа-ритмов у тебя - ну полный отрубец! Ты, Славка, - экземпляр! И все, ушел наш Лешка Грамов, инженер. Теперь похмелье лечим так же, как и все. А было время. Было! Эх, жисть.
- А где ж теперь этот "похмельный" генератор?
- Где-где? Другим отдали. Увезли. На нем же докторскую залепить - раз плюнуть. Начальство сразу увезло, едва ль не в тот же день. Ты что - не понимаешь? Вон там, в углу, Илюхин, был у нас такой, хранил свои покрышки новые от "Москвича". Пошел в отгул, запил и помер. Так что ты думаешь, покрышки-то? Семье вернули? Милый мой! Слизнули тут же. Еще некролог не висел, а уж их не было. Где живем? Надо ж понимать!
- И вы по-прежнему работаете тут?
- Сказать по правде, не работаю. Живу. Слежу за штуцерами, понимаешь? Чтоб снова не рвануло. Хотел уволиться сначала. Нет, не могу. Покоя, сна лишился. Нет. Слежу. Не понимаешь?
- Понимаю.
- Вот такие дела.
4
- Ошибка, подтасовка исключается. Труп был, конечно, изуродован ужасно, не труп, верней сказать - останки, но это были останки Грамова, несомненно. Я ведь знал его лично, очень хорошо знал, - порядка двух десятков лет работали бок о бок. - Директор НПО "Химбиофизика" печально качнул головой и двинул по столу в сторону Турецкого пачку сигарет, угощая. - Ах, какая трагедия! Три месяца уже прошло, а все свербит в душе: как будто бы вчера…
- Насколько тщательно проводилось расследование? Как вы считаете?
- Расследование? Не то слово! Все НПО трясли два месяца, да что я говорю! Во-первых, гибель человека: уголовное дело заводится автоматически, как вы понимаете. Во-вторых, пожар. Да какой пожар! Три лаборатории выгорели. Материальных ценностей уничтожено было, по самым скромным подсчетам, тысяч на сто долларов, - у нас ведь большей частью оборудование импортное. Это значит, материально-техническая и финансовая комиссии из Управления и из Минздрава трясли нас месяц, как осину… Далее: злостные нарушения техники и противопожарной безопасности. Надзор пожарный вот, в июле, вообще нас закрывал на две недели. Что еще? Гражданская наша замечательная оборона. Есть она? Есть. Но, как вы знаете, она есть везде и нигде не сработала. Спитак помните? А Чернобыль?
- Ну хорошо. Расследование было. На уровне, как вы сказали. А выводы?
- Завотделением, замдиректора по административно-хозяйственной части и еще четырех человек сняли. Замдир пока что под судом и, говорят, получит пару лет условно. Главбух слетел, конечно, как бывает, - заодно. Вообще, нас в августе едва не расформировали. Я лично отбивался. Отбился. Еле-еле.
- Меня интересует только Грамов.
- Что? Что, может быть, он уцелел? По-прежнему вас это мучит? Выкиньте это из головы. Его, объятого огнем, видали все, кто там был. Не менее десятка человек. Ожоги получили многие, Ерохин например.
- Да, знаю. С ним я уже беседовал.
- Вот. Видите. И что? Вы полагаете, что сильно обожженный человек смог убежать, да так, что никто не видел? Без одежды?
- Почему без одежды? С чего вы взяли? Одежда ведь, я думаю, сгорела напрочь. И вы не можете сказать, в одежде он ушел иль без одежды?
- Да нет, могу! Одежда вся сгорела, да не совсем. Часы, браслет, заклепки, авторучка, молния - металл, вам неясно? Потом, опять я повторяю вам, - останки! Предположив, что сильно обожженный человек разделся и ушел никем не замеченный, вы обязаны, кроме того, предположить, что кто-то еще, неясно кто, опять же незамеченный, прошел сквозь строй людей, надел одежду Грамова и в ней сгорел. Не кажется ли вам, что эта версия чуть-чуть того. Нет?
- Да кажется, конечно.
- Не знаю - что вы от меня хотите? Ведь было ж дело! Уголовное дело! Экспертиза! Все документы есть. У вас там, в МУРе, в Прокуратуре, не знаю где, тут вам видней. В архиве дело поднимите, прочитайте. Вопросы будут, я постараюсь осветить.
- Спасибо. Да, вы правы. Однако, если вы позволите, я отниму у вас еще пяток минут. Спрошу лишь то, что в вашей компетенции. Чем занимался Грамов? Над чем работал?
- Тут не ответишь в двух словах. Тут много тонкостей, нюансов.
- Ну, все же. По-простецки. Как в годовом отчете. В три строки.
- Он занимался модификациями сложных полиграфов.
- Полиграф? - удивился Турецкий. - Да это ж то, что называется в народе "детектор лжи". Не так ли?
- Точно так. Вы абсолютно правы.
- Но вы же… - Турецкий не мог подобрать нужное слово. - Вы ж организация Минздрава. Зачем же вам детектор лжи? Не понимаю.
- Да что ж тут понимать-то? - удивился в свою очередь директор. - Прочесть самодиагноз. И шире - организм сканировать. Ведь это ж лучше, проще, чем рентген, чем томография.
- Я ничего не понимаю.
- Да что же проще-то! Допустим, вот приходит к нам больной. И жалуется - живот болит. Осмотр, анализы, ведь так?
- Так.
- Конечно, так. А сам больной, точнее подсознание его, прекрасно знает, что с ним. Рак желудка. Но мозг его не допускает эту мысль в сознание, щадит его. Больной не заинтересован, понимаете, в постановке такого диагноза. Он начинает подсознательно "косить". Вот здесь болит? Да нет, не очень вроде. Ему так кажется. Он искренен. Он сам себя обманывает. И - заодно - врача. Когда болеть-то начало? Да вот - недели три назад. А на самом-то деле уже полгода, как беспокоит. Конечно, всю эту информацию можно вытянуть из больного с помощью гипноза. Но далеко не всякий врач способен гипнотизировать, да это и не очень этично. Я девушку, положим, с глазу на глаз загипнотизирую… хе-хе… - директор столь забавно шевельнул в воздухе пальцами, что Турецкий, не выдержав, рассмеялся. - А вот смеетесь вы напрасно. Такое сплошь да рядом. К сожаленью. Ну-с, далее. А вот у вас детектор лжи. Прибор. Ко лбу четыре датчика, положим, и к рукам. Контакты. Врач побеседовал, задал стандартные вопросы. Компьютер просчитал, что выдал полиграф. И вот готов диагноз. Теперь поняли?
- Как будто.
- И что забавнее всего, что этот так называемый самодиагноз бывает верным в девяноста случаях из ста. Как вскрытие показывает. Никто не знает лучше самого больного, чем тот болеет, - о как!
- И этим вот и занимался Грамов?
- Занимался, - директор передразнил Турецкого язвительно. - Он этим жил. Он это изобрел. Он это доказал. Проверил. Вылечил десятки, сотни, тысячи людей.
- Так он лечил?
- Нет. Сам он не лечил. Но ведь диагноз точный, вовремя поставленный, - едва ль не половина дела, вы не согласны?
- А вот Ерохин мне сказал, что он лечил.
- Ну да. Ерохина он и лечил. Но только от похмелья. Еще двух-трех таких же. Ерохин - слесарь золотые руки. Но только если эти руки не трясутся. Они вот, наша пьянь, и обозвали грамовский прибор "генератором". Ну, в понедельник, скажем, выйдут на работу: пойдем-ка к Грамову, на генератор, - подзарядимся.
- И правда помогало?
- О да! Однажды сам попробовал. Минута - и здоров. Как будто скинул десять лет, сходил в баню и отоспался. Заряд для творчества давал немыслимый.
- Кто? Детектор лжи?
- Ну не совсем детектор лжи. Я просто объяснял вам основное. Он мог действительно работать и в генераторном режиме.
- То есть?
- Иглоукалывание знаете что такое?
- Примерно представляю. Это определенные точки на теле определенным образом раздражаются и органы тем самым стимулируются.
- Вот-вот. И здесь примерно то же. Мозг, как вы догадываетесь, управляет организмом с помощью электрических сигналов, распространяющихся по аксонам - от мозга и в любую точку тела. Поэтому любая ваша мысль, любой сигнал, идущий по организму, - по сути это лишь электроимпульс. Очень сложный? Да! Но лишь электроимпульс. Поэтому, прочтя, что "думает" ваше подсознание о вашем организме, его можно немножко исправить. Вот вы с похмелья, и вы угнетены, подавлены. А я исправлю вам немного это ощущение, я сделаю все ваши внутренние импульсы чуть-чуть "оптимистичней". Вам сразу станет легче!
- Да. Пожалуй.
- Конечно! Если хочешь быть счастливым - будь им! Не нами выдумано. Все это старо как мир, в сущности.
- И Грамов, сделавший все это, был простым инженером?
- Да нет, конечно! Он был доктором. Доктором химических, биологических и физико-математических наук. Инженером его все та же наша пьянь звала. По аналогии: гиперболоид инженера Гарина, ну а тут генератор инженера Грамова. Похмелотрон его еще называли. А Грамов сам, чего ж? Мы его два раза в членкоры выдвигали, но вы же знаете, что такое все наши академии? Президиум Академии наук? Козел козлович, как дела?..
- А генератор в рабочем состоянии сейчас? Или сгорел?
- Нет, не сгорел. Он чудом уцелел.
- Прекрасно. Я б хотел взглянуть. Возможно это?
- Я думаю, возможно. Но не здесь. Его у нас забрали.
- Забрали? Кто?
- Да ваши же коллеги. Из КГБ.
- А им-то он на что?
- Детектор лжи? Я думаю, им пригодится.
- Но ведь такой прибор использовать как детектор лжи - все равно что гвозди микроскопом забивать.
- Они и забивают гвозди микроскопом. Все так. Они себе это могут позволить.
- А что ж вы им отдали-то такой прибор?
- А как же не отдать? Административно мы подчиняемся Третьему управлению Минздрава. А это - авиация, космонавтика и КГБ. И летчики, конечно, глаз на него положили. Но "контора" посильнее оказалась. Они не только полиграф забрали. Они забрали много чего. После пожара, под шумок. Ребят, сотрудников толковых переманили враз - Иванникова и Чудных. Погоны нацепили им, оклад майорский - в зубы и вперед!
- Откуда вам это известно?
- Ну как же? Приходили тут. Иванников с Чудных. Похвастаться. А мне потом, конечно, доложили. Не без язвительности. Тут, дескать, они по двести двадцать получали, а там - шестьсот. И море льгот. Засранцы, вы меня простите. Ученые… Ядри их корень. А Грамов не такой был. Он всех таких подальше послал. Тот настоящий был, прямой и неподкупный. Упокой Господи его душу мятежную.