- А что за человек был Грамов? Как личность?
- Вы правильно сказали: он был личность. Открытый, честный, добродушный. Я лично в отпуске был, когда случилось это. Но прилетел на похороны. Его же как хоронили. За гробом шли - наверно, тысяча, не меньше.
- А что-нибудь странное в его характере наблюдалось?
- Пожалуй. Очень он людей любил. Такая странная черта. Ну до смешного: самому не надо, а людям дай! И так во всем: путевки там, машины, квартиры вот распределяли восемь лет назад. У самого две девки.
- У него две дочери? Нет-нет, я удивился, что вы помните, у кого сколько детей.
- А как не помнить! Сколько он о них рассказывал! Вот уж отец был! Ужасно их любил. И звать их помню: Оля и Марина.
- Но Олю все же он любил побольше, нет?
- Да. Оленька любимая была. А вы откуда знаете? - удивился директор.
- Да просто так, слетело с языка. Спасибо вам. Пойду.
5
На похоронах Ольги Алексеевны Грамовой и ее сына Коленьки было немного народа.
У самого выхода с кладбища Турецкий догнал молодую красивую женщину с девочкой лет шести.
Чем дальше, тем все больше и больше дело не нравилось Турецкому. Ему не нравилось прежде всего то, что элементарные, на первый взгляд, события - самоубийства - вытягивались в странную цепь. И личность Грамова туда же. Его обыденным никак не назовешь. Что он погиб, сомнений нет. Но почему тогда Травин утверждал, что Грамов якобы являлся к ним с того света? А может, Травин сам - того?.. Вот что нужно проверить! Насколько Травин был психически здоров. На учете он, понятное дело, скорей всего не состоял, однако сослуживцы, вполне возможно, замечали что-то. Вот это надо поручить Сергею.
Но это чуть попозже. Сюда, на кладбище, Турецкий приехал один на собственном "жигуле" - в порядке частной инициативы, так сказать. Он знал, что сначала надо дело прояснить для самого себя, а уж затем строчить отчет о проделанной работе.
- Марина Алексеевна? - Турецкий тронул женщину за локоть.
- Да.
- Я следователь, ведущий дело о гибели вашей сестры и племянника. Когда я мог бы побеседовать с вами?
- Когда угодно. Сегодня, сейчас.
- Здесь?
- Можно поехать ко мне. В угрозыск, признаться, мне ехать не хочется с дочерью. Вы что-то не поняли?
- Признаться, да. Наш разговор не прост и времени, боюсь, порядочно займет.
Она кивнула, соглашаясь.
- И вы предлагаете провести его на поминках?
- Какие поминки, Бог с вами! - удивилась Марина. - У нас не заведено.
- Простите, что не заведено - поминки?
- Ну да, вообще обряды. Жить надо проще. Обряды усложняют жизнь.
Они вышли за ворота кладбища.
Марина коротко простилась с остальными родственниками, пришедшими проводить покойных в последний путь.
Турецкий открыл дверцу своей машины, Рагдай радостно завилял хвостом при виде хозяина.
- Моя собака вам не помешает?
- О, Бога ради!
- А как ее зовут? - впервые открыла рот девочка по имени Настя.
- Ее? Это он. Рагдай.
- Вот такую, мам, купи мне! Глупую!
- Рагдай не глупый, что ты! - Турецкий заметно обиделся.
- Добрую! - сияя поправилась Настя, забираясь на заднее сиденье и обнимая Рагдая. - Добрую, я хотела сказать!
Машина тронулась.
- Вы есть хотите?
- Да, - коротко призналась Марина.
- Мы не завтракали, - сообщила Настя.
- Махнем-ка мы к "Бармалею", - решил Турецкий.
- Куда? - удивилась Марина.
- Так называется один хороший новый ресторан. Пообедаем, а заодно и поговорим. Не нарушая хода жизни - в вашем стиле, - он перехватил ее вспыхнувший взгляд и улыбнулся.
Небольшой уютный ресторан был почти пуст.
Турецкий, Марина и Настя уже закончили обед и приступили к десерту. Рагдай, как водится, ждал их в уютном ресторанном дворике.
- Мама, можно я собачке отнесу чего-нибудь покушать? - спросила Настя, доев пирожное.
- Можно, - разрешила Марина. - Только что ты ей отнесешь?
- Ну что-нибудь! - Настя обвела взглядом соседние столы, ломившиеся от снеди.
- На, отнеси ему мое пирожное, - предложил Турецкий. - Ему хоть сладкого нельзя, но он об этом знать не знает.
Обрадованная Настя схватила пирожное Турецкого и, завернув его в салфетку, стремительно исчезла.
- Ну вот, - сказала Марина, - как в русской сказке: накормили, напоили, теперь расспрашивайте. Что вас интересует?
- Неприятный вопрос: вы хоронили сестру и племянника, плотно закутанных в саваны. Это нечто религиозное?
- Отчасти - да, - кивнула Марина и пояснила: - В России спокон веку хоронить принято в саване, по христианскому обычаю. Последнее время, правда, пошел иной стиль - в пиджаке-галстуке.
Турецкий случайно заметил в зеркале мужчину в темных очках, одиноко сидящего в дальнем углу и пристально, как показалось Турецкому, наблюдающего за ними.
- А вашего отца хоронили как?
- Да точно так же - в саване. "Химбиофизика" на похороны тогда большие деньги выделила, так что саван, считайте, нам даром достался.
- Простите еще раз, совсем уж страшный вопрос - ведь ваш отец сгорел, почему вы его не кремировали, во-первых, и что вы, простите еще раз, заворачивали в саван, во-вторых?
- Ну, не кремировали почему - понятно. У нас в семье всегда все по старинке, как от веку пошло. А что там в саван завернули - тоже просто: все, что осталось, то и завернули. - Марина невесело усмехнулась. - Мать, помню, в тот день…
- От чего она, кстати, умерла, ваша мама? По документам - сердечная недостаточность. Но что-то я теперь сомневаюсь в этом.
- Правильно делаете. Она не смогла перенести разлуки с отцом и отравилась. Через три недели после него ушла. Следом. А у нас, вы знаете, в стране всегда велась активная борьба с самоубийствами, в силу чего в документах ей записали сердечную недостаточность. Оно и правильно отчасти: при отравлении дихлорэтаном. Вы тоже ведь, поди, напишете, что Оля с Колей умерли от старости, не так ли?
Турецкий видел в зеркале, что одинокий мужчина за его спиной, в дальнем углу, не сводил с их столика глаз, скрытых за темными очками.
- А как хоронили вашу мать? - спросил Турецкий, пропуская язвительное замечание Марины мимо ушей. - Наверно, тоже в саване?
- Конечно, - кивнула Марина. - Он чем-то не нравится вам?
- Наоборот. Очень нравится. Такая зацепка!
- Зацепка?
- Конечно. Сейчас объясню. К вашей сестре перед смертью являлся частенько покойный отец ваш. Как будто бы с того света.
Услышав это, Марина вздрогнула и даже отшатнулась слегка от Турецкого. Смертельная бледность покрыла ее лицо.
- Марина, что с вами?!
- Да ничего. Сегодня день такой - богатый впечатлениями. Держишься так - порою излишне приподнято даже, - чтоб не упасть. Вы извините. Продолжайте, я слушаю.
- Он убеждал ее покончить с собой и ребенка убить перед этим. Так вот. Когда упорно убеждают, психоз, гипноз… Тут можно убедить, поверьте.
- Я, как психолог, знаю это лучше вас.
- Так вот ведь саван: замотайся и говори от имени отца. Эффектно. Давит на психику. Безопасно.
- Понимаю.
- Ваша сестра, ее сын и Травин Юрий Афанасьевич знали чего-то немаловажное, что знать небезопасно. И их довольно чисто стерли. В общем-то случайно я к Травину успел быстрее их. А так расчет был точен - он повесился.
- Логично.
- Теперь. Вы знаете, подозреваете, кому и почему могло понадобиться избавиться от них? Подумайте, вспомните. Любой намек, любая оговорка, случайно брошенное слово? Все это может избавить нас от кропотливого тяжелого труда.
В это время к столику подбежала Настя.
- Мама, у меня уже кончилось пирожное. Рагдай его проглотил целиком.
- Я же говорил, он любит сладкое, - улыбнулся Турецкий и кивнул официанту.
- Слушаю вас.
- Пирожное, пожалуйста, - Турецкий посмотрел на девочку, стоящую почти за его спиной. - Четыре штуки. - Взгляд его проходил правее лица ребенка и фокусировался там, в дальнем углу. Одинокий мужчина в темных очках все так же неотступно смотрел в их сторону.
Официант учтиво поклонился и отошел.
- А ваш Рагдай смешно так прыгает козлом! А можно мне на нем верхом поездить?
- Тише! Тише!
- Еще там, мама, детская площадка, во дворике! Горка, кружилка там, потом волшебные ножницы. Только там нужно монетки такие платить.
- Ты можешь говорить, а не кричать? С тобою просто невозможно ходить в приличные места.
- Ну почему, Марина? - заступился Турецкий за Настю. - Здесь ресторан, не мавзолей, в конце концов.
Официант принес, улыбаясь, четыре пирожных на большой бумажной салфетке.
- Еще нам принесите денег, пожалуйста.
- Жетонов? - официант немедленно извлек из бокового кармана фирменную упаковку с игровыми жетонами.
Схватив жетоны и пирожные, Настя мгновенно исчезла.
Официант собрался тоже отойти, но Турецкий поманил его.
- Кто там сидит, у меня за спиной? - спросил Турецкий вполголоса.
Марина, услышав вопрос Турецкого, удивленно посмотрела на него, а затем, вместе с официантом, пристально взглянула на подозрительного посетителя.
- Клиент, - вполголоса ответил официант. - Известный человек, - добавил он уважительно.
- Следит за нами, - спокойно констатировал Турецкий. - Нет?
- Нет-нет! - улыбнулся официант. - Он не следит. Следить не может. Он - слепой.
Турецкий посмотрел опять в дальний угол и понял: да, слепой.
Официант улыбнулся, сдержанно, понимающе, и исчез.
- Пойдемте в бар, Марина, - Турецкий говорил очень тихо. - Наверно, он слепой, но не глухой. И мне его соседство неприятно.
6
Они сидели за отдельной стойкой бара, рассчитанной только на двоих.
- Я помогу, конечно, вам: вы симпатичны мне, - улыбнулась Марина Турецкому. - Но это вам обойдется недешево, куда дороже ресторана. Возможно, это будет стоить вам жизни.
- Дороговато, что и говорить. Но я согласен.
- Я, видно, не ошиблась в вас, - Марина помолчала, скорее всего, собираясь с мыслями. - Ваша версия, которой вы поделились со мной, безупречна. Если, конечно, исходить из фактов, известных вам. Но вам известно далеко не все. - Марина явно осеклась, колеблясь, не решаясь продолжать.
- Что мне известно далеко не все, я первый раз узнал еще в детском саду. У вас есть новые факты?
- Есть.
- Я слушаю.
- Пожалуйста, - Марина наконец решилась. - Вот вам новые факты. Отец мой, Грамов Алексей Николаевич, являлся не только к Оле. Но и ко мне.
- Он приходил один?
- Один, один.
- Когда в последний раз он приходил?
- Позавчера.
- Все с тем же? Уговаривал…
- Да. Убеждал покончить жизнь самоубийством. И Настеньку убить.
- Но вижу, все ж не убедил?
- Да уж, как видите. Пока.
- И много раз он вам являлся? За все время, прошедшее с его кончины?
- Наверно, более десятка раз, - Марина помолчала. - Я ничего не знаю: политика, мафия, деньги, - ничего. У меня есть только работа и дочь. И. это все. Кому нужна моя смерть, смерть Настеньки?
- Не знаю. Этого я не знаю. Кому-то, выходит, нужна. Она, я повторю, нужна тому, кто считает, что ваша сестра поделилась какой-то своей ценной информацией с вами.
- Кто? Ольга? Доцент кафедры физической географии в университете? Какая у нее может быть информация? Волга впадает в Каспийское море? Она открыла новый остров в море удовольствий? Ну хорошо. А Настенька при чем тогда? Настеньку-то я ведь тоже убить должна! Ее-то из-за чего? Мне Ольга, пусть, доверила секрет ужасный, как добывать наркотики из мыла, соли, спичек. А я возьми и расскажи про все ребенку шести лет? Еще один носитель тайны. Так?
- Подумайте, повспоминайте, Марина. Разгадка быть должна. Чудес-то не бывает. Неужели вам самой не интересно, из-за чего вас хотят убить? Ведь вы женщина - должны быть любопытны.
- Да я уже давно гадаю. Все жилы измотала.
- И что ж вы нагадали? К какому выводу пришли?
- Да к очень неожиданному выводу я пришла. Вам это, видимо, покажется нелепым, но тем не менее вот так: на основании этих многих встреч с отцом, точнее, с призраком - отца, я убедилась - это мой отец. Точнее, его призрак. Нет сомнений.
- Чистая работа. А как он, кстати, выглядел?
- Да точно так же, как в гробу. Закутан в саван.
- А, значит, вы лица-то не видали!
- Лица я не видала.
- Вот я и говорю - закутайся в саван и начинай вещать. От имени кого угодно. Хоть от Горбачева. А хоть от Брежнева.
- Во-первых, призрак был не человек, а лишь останки, замотанные в саван - вот таких размеров, - ну как большая кукла.
- Механика. Вот вас и провели.
- Механика? Да что вы! Не-е-ет! Меня, родную дочь. Нет. Ольгу и меня тут обмануть, поверьте, невозможно. Есть много вещей, которые знаем только мы. Не то что там какие-нибудь тайны, а бытовуха, мелочь. Ну, например, как я сломала в детстве табуретку и что сказала мама, провожая Ольгу в школу, в первый класс. Таких деталей - пруд пруди. В каждой семье. Кто это может знать?
- Самовнушение. Они к вам подсылали экстрасенса. Вы сами же подсказывали верные ответы. Тут может быть что-то вроде гипноза!
- Нет-нет! Не может быть! Он мне давал ответы на вопросы, такие, на которые ответить правильно мог только он. Вот, например, когда родился мой дедушка, как он на бабушке женился. Это я узнала всего дней десять как - и от него, от призрака.
- Да это ваша собственная же фантазия.
- Да? Хорошо. А вот свидетельство о рождении Настеньки, которое хранилось где-то у него. На полках, в кабинете. Он сразу мне сказал где. И точно. Еще, к примеру, он сообщил, что у него была заначка, нет, не от матери, а так, на черный день. Семьсот пятьдесят долларов. И снова точно. Так и есть. Семьсот пятьдесят. Что, это тоже я сама себе внушила?
- Может быть, и так. Вы это сами знали, но не знали.
Тут как бы поле. Информационное. Люди предсказывают будущее. Или пропавших ищут. По фотографиям. Ведь в человеке много чего заложено, о чем он сам не знает.
- Вы в это верите: биополя там, аура, карма, снежный человек, сглаз, порча, инопланетяне? Допустим даже так. Все это есть, пускай. Но приходить ко мне, являться. Ради чего? Вы верите? Ведь это ж чушь!
- Вот в чушь-то я как раз довольно сильно верю!
- А в то, что мертвые приходят к нам; чтоб утащить к себе?
- Решительно не верю!
- А это вот напрасно. Мировая литература, фольклор, сокровищница глобального человеческого опыта, все это море книг набито выходцами с того света! Что-то это значит?
- Что-то - да. Для вашей профессии. Не для моей.
- Нет-нет, для вашей тоже. Мертвым порой бывают открыты фрагменты нашего земного будущего: кусками, отпечатками. "Будущее отбрасывает тени", - у Кемпбелла, не читали?
- Грешен, не читал. Но будущим интересуюсь активно.
- Сегодня под утро они приходили ко мне втроем - отец, Оля и Коленька.
- Опять уговаривали? - Турецкий провел пальцем по горлу.
- Конечно. Но среди прочего Оля сообщила мне, что сегодня после ее похорон я пойду в ресторан со своим будущим мужем. Я не поверила ей. Теперь частично верю: я в ресторане. Как это вам?
- Ну, в общем-то никак. Вы сами ведь придумали - вот только что?
- С целью оттолкнуть вас, если только, - она перехватила его вспыхнувший взгляд и кивнула: - Конечно. Конечно, я тут же спросила ее: "Оленька, замуж? Когда?!"
- Ну и когда же?
- Через неделю после похорон. А вы женаты?
- Нет, - соврал я, не знаю почему.
- Пока все сходится.
Турецкий задумался.
- Как вы считаете, Марина, они еще придут к вам?
- Ольга - едва ли, а отец придет наверняка.
- Имеет смысл меня с ним познакомить?
- Пожалуй. Да это и принято так: знакомить родителей с женихом.
- Вы допускаете возможность своего самоубийства? - спросил Турецкий, пропуская ее шутку мимо ушей.
- Не допускаю. Но и не исключаю.
- И дочь зарежете?
- Ну нет! Скорее усыплю. Снотворным.
- Ужасно. Да как вы, мать, можете так спокойно говорить?!
- А как вы, мужчина, джентльмен, можете спрашивать подобное у женщины, у матери? Что вы так уставились на меня? Вы спросили - я ответила. "Зарежете?" - "Нет, усыплю". Что, съели?
- Однако пока, до моего знакомства с вашим отцом, вы, надеюсь, воздержитесь резать и усыплять?
- Да без сомненья! У меня же свадьба через неделю, Александр Борисович! Вы совсем забыли. А я-то помню!
Турецкий улыбнулся.
- Действительно. Ваш отец к вам является где попало или приходит только домой?
- Да. Домой. Ночью возникает в квартире.
- Внезапно?
- Внезапно, да. - Она запнулась. - Но я очень часто предчувствую. Вот вечер, например, и что-то вдруг внутри: сегодня! А ночью - мгновенно - как будто и не спала. И неспокойствие перед этим ужасное. И точно - дверь! Медленно-медленно…
- Входная дверь?
- Нет. Дверь комнаты, в которой мы с Настенькой спим.
- А как он попадает в прихожую?
- Вы это у него спросите. Сама-то я в прихожей не спала ни разу.
- Ловлю вас на слове. Марина, что бы вы сказали, если я подежурю у вас несколько ночей?
- Ночуйте на здоровье.
- С собакой можно?
- Места много.
- Спасибо. Есть еще нюанс. Тех, кто хочет вас убрать, не должно насторожить мое появление в вашей квартире. Нам нужно сейчас разработать правдоподобную легенду: кто я, что, почему и зачем.
- По-моему, это несложно.
- Несложно? Как вы объясните? Ну вот соседке, например?
- Любовник. Вас устроит?
- Да. Любовник нас вполне устроит, - усмехнулся Турецкий.
Они вышли из ресторана. Смеркалось.
- Когда вас ждать? - спросила Марина.
- Завтра, - он открыл дверцу машины. - Сутки не спал - отоспаться надо. Перед смертью-то. Рагдай! Вот свинья, первый залез. Извините, мэм, мисс, он плохо учился в собачьей школе.
Лихо развернувшись, Турецкий остановил машину прямо у подъезда Марины.
- До встречи! До двери проводить?
- Да нет, дойдем и сами.
- Я все же провожу.
Ничего необыкновенного не было ни в подъезде, ни у дверей квартиры - ни следов несанкционированных посещений, ни признаков скрытого наблюдения. Неясно почему, Турецкому вдруг пришла мысль, что ничего хорошего в этом нет. Он явно ждал зацепки - новой, откровенной. Зацепки не было.
Турецкий вышел из подъезда, сел в машину и поехал на работу.